О современном состоянии современных сил и средств Японии и Китая

Относительно тактического образования и устройства этих войск я скажу лишь несколько слов, да и то главнейше об образцовых войсках, в Тян-цзине. Эго суть наемные солдаты из местных жителей, которые поступают в ряды по добровольному желанию, соблазняемые довольно хорошим содержанием и общественным положением, доставляемым службою. Когда они достаточно обучены, начальство дает им отпуск, а взамен их принимает новых охотников, которых, при обилии в Китае рабочего сословия, очень много. По этой системе Чун-хоу, имея в своей команде всего три батальона, успел уже тактически образовать около 10,000 пехотинцев и в том числе немало унтер-офицеров и образцовых солдат для других китайских войск. Образование это, в смысле строя, эволюций и ружейной стрельбы, довольио удовлетворительно. Инструкторы и устав у солдат английские, но офицеры – китайцы. Также и одежда китайская, состоящая из рубашки, в роде блузы европейских рабочих, из бумажных штанов и китайских башмаков с толстыми подошвами к которым пришиты короткие холстинные голенища. Шапка-войлочная, китайская. Это очень рационально, потому что туземная одежда всегда стоит дешевле, чем приготовленная из привозных материалов, как, например, в Японии; да и солдат к ней привык с детства; она его не тяготит. В парадных случаях или при холоде надевается знаменитый китайский мундир или кофта, из синего бумажного холста на вате, с красными обшлагами и тесьмой по краям подола с двумя яркими заплатками спереди и сзади, на которых обозначено название части войск. Каждый взвод, из десяти составляющих батальон, имеет значок: это также из туземных традиций. Но затем вооружение и снаряжение войск европейские. Только у солдат еще нет скорострельных ружей, а есть обыкновенные ударные винтовки, разных систем: в Пекине русские, подаренные нашим правительством, в Тяньцзине – английские. Оружие содержится в порядке и после каждой стрельбы – а стрельба бывает очень часто – старательно вычищается. Сабель и тесаков нет, за исключением унтер-офицеров, у которых есть тесаки. Выправка войск недурна, эволюции делаются отчетливо; только в рядах иногда слышатся разговоры. Приветствуют начальников солдаты и офицеры по-европейски (на-караул и под козырек); но за батальонными командирами и высшими чинами осталась еще привилегия делать китайский книксен. Артиллерию составляют шести-орудийные батареи из гладкостенных орудий, положенных на лафеты английского образца. Всадники и прислуга довольно ловки, но лошади и сбруя плохи. Практикуется артиллерия реже, чем пехота, по недостатку снарядов, которые до 1869 года привозились из Англии. Кавалерия успела меньше всех в европейской тактике, как то и естественно, ибо образование этого рода войск всегда идет медленнее прочих. Лошади монгольские, разношерстные, на уздечках и мало привычные к сомкнутому строю; они обыкновенно некованы. Оружие у кавалерии сабля, пика и карабин.

Жалованье пехотного солдата простирается до 11 рублей серебром в месяц; мундир, оружие и амуниция казенные; прочее все свое.

В Шанхае я наблюдал местные, т. е. провинциальные войска, имеющие тоже иностранных инструкторов. Они хуже тяньцзинских войск во всех отношениях, главным образом от небрежности инструкторов и от злоупотреблений местных властей, которые держат под ружьем лишь очень небольшое число людей. При мне раз был такой случай. Ожидали французского адмирала. Губернатор хотел выставить ему почетный караул. Для этого за день кликнули клич на лошадях и перекрестках, чтобы те из рабочих, которые числятся в списках солдат и уже побывали в рядах, собрались назавтра в казармы. Им роздали мундиры, сделали репетицию – и караул был готов: какой – об этом говорить не стоит. Но стрельбе и здесь учат довольно часто. Батальоны расположены в бараках и имеют среди их плац для домашних учений. Они имеют одну любопытную особенность, отличающую их от тиньцзинских по самой организации. Именно, вместо всякого обоза, при каждом из них состоит по 100 носильщиков, которые обязаны таскать все тяжести, как артилерийские, так и интендантские. Это происходит от того, что провинция Цзян-нань не имеет дорог; в ней есть только тропинки, перерезанные множеством канав, через которые единственными мостами служат лежни из двух досок или каменная плита. Также и артиллерия шанхайская, неорганизованная в батареи, а находящаяся при пехоте, есть не полевая, даже не горная, а ручная: орудия и станки разбираются и переносятся на руках и лишь некоторые перевозятся на вьюках.

Числа китайских регулярных войск я не могу определить с точностью; однако мне известны следующие части: в Пекине восемь батальонов и пять батарей (одна конная); в Тяньцзине три батальона и батарея; в Шанхае и его окрестностях, четыре батальона с артилерийскими при них командами и орудиями; в фу-чжеу-фу три батальона и батарея; в Кантоне – тоже; итого 21 батальон, восемь батарей и четыре команды. Есть, по-видимому, европейски-вооруженные войска и во всех генерал-губернаторствах^[3]; но каково их строевое и административное устройство мне неизвестно. Знаю впрочем, что некоторые части этих войск сражались уже с инсургентами в разных местах Китая, особенно в северо-западных провинциях, то с успехом, то неудачно.

О моральных качествах регулярных китайских войск трудно сказать что-нибудь определительное, потому что они еще не были в делах против чужеземцев. Впрочем, из успехов магометан в Шень-си, Гань-су и Юн-нани, вообще говоря, плохо вооруженных, а также из упорства маоцзев в Куй-чжеу видно, что новое оружие и тактика пока мало принесли пользы сынам Срединного Царства, в смысле развития у них воинственности. Оно и понятно. Народ, который веками воспитан так, что для него первая добродетель есть отречение от личной самостоятельности и достоинства в пользу старших летами или чинами, народ, которому не дозволяется иметь оружие в мирное время, потому что гнусное его правительство ежеминутно боится вооруженного бунта притесняемых им подданных, такой народ не может иметь чувства чести, а оно главный моральный двигатель на войне. Впрочем, опыт войны против тайпингов показал, что китайцы могут мужественно сражаться и даже переносить неудачи и лишения; только для этого, по-видимому, необходимо, чтобы они имели европейских вождей. Собственные их начальники, за весьма редкими исключениями, обыкновенно трусы, которые держатся сзади и первые оставляют поле сражения в случае неудачи. Это относится не только к большинству их, но и к избранникам, украшенным собольими хвостами и павлиньими перьями. Никакой теоретической подготовки, т. е. специального военного образования, они не имеют, потому что в целом Китае нет ни одного военно-учебного заведения. От европейских инструкторов они едва узнают уставы и практическое обращение с оружием. ни тактика, ни артиллерия, ни фортификация им неизвестны. Попытки посылать нескольких офицеров и солдат в Европу, именно в Бельгию, имели такие ничтожные размеры, что не могли принести пользы. О собственной стране топографические сведения китайские офицеры должны черпать из старинных иезуитских карт, потому что собственных, на подобие японских, нет. Лучшая современная карта Срединного Царства, изданная в виде атласа хугуанским генерал-губернатором, есть увеличенная копия с, д'Анвиля, с прибавлением кое-каких новых подробностей. Планы отдельных местностей очень несовершенны. Кто поверит, мм. гг., что лучший план Пекина есть тот, который был снят в 1820 годах русскими топографами, а лучшая карта окрестностей столицы – английская, бегло набросанная в 1860 году, во время экспедиции англо-французов?….. Другие вспомогательные сведения, необходимые в наше время военному человеку: военная статистика^[4], военная администрация, военная гигиена – неизвестны китайцам и по имени. Самые основные черты стратегии незнакомы их мудрецам, патентованным в схоластической хань-линской академии и занимающим высшие места в правительственной иерархии: доказательство в выборе мест под арсеналы, адмиралтейства и пороховой завод, которые все могут быть захвачены каждым неприятелем, имеющим 5–6 военных судов в Тихом Океане.

Сказав о китайских сухопутных войсках, упомянем о флоте. Он тоже двух разрядов: старого и нового устройства. Старый флот состоит из многочисленных джонок и даже мелких лодок; новый из винтовых канонирских лодок и даже одного винтового судна в 1,300 тонн, да из нескольких пароходов колесных. Относительно старого флота нужно заметить следующее. Его назначение двоякое: собственно боевое – защита торговли от пиратов, и государственно-хозяйственное – перевозка рису из южных провинций в северные, и особливо в Пекин, где все маньчжуры получают от казны жалованье и вообще содержание рисом. Соответственно этому двоякому назначению, а также общему государственному делению на провинции, флот разделяется на флотилии или эскадры, которые имеют следующий состав:

9-й, Кроме того адмиралу северной речной флотилии, живущему в Тяньцзине, подчинены порты в Желтом Море и морские суда: 24 в Щань-буне и шесть в Ляо-дуне. С этими судами все число морских джонок Китая доходит до 918, экипажи которых состоят не менее как из 99,000 человек, а с матросами речных судов до 108,000, исключительно китайцев зеленого, знамени и лишь очень немногих маньчжуров. Большая числительность южных флотов – чже-цзянского, фу-цзяньского и кантонского – показывает, что тут больше всего надобности в защите берегов и плавающих около них торговых судов. И в самом деле, именно здесь мы видим сильнейшее развитие пиратства, этой язвы Китайского Моря. Заметим, впрочем, что разбой на водах Нёбесной Империи совершается не только в море, а и на реках, текущих внутри страны. От того, например, в Шанхае можно видеть очень мелкие лодки, величиною с невский ялик, вооруженные пушками. Они содержат полицию на реках и каналах, соседних Шанхаю. Устья Кантонской Реки также знамениты речным пиратством, которое там стоит под покровительством с одной стороны местных отцов-отечества – чиновников, а с другой известных гуманистов-англичан. Колония последних, Гон-Кон, есть настоящий центр морского разбоя, где пираты запасаются порохом, оружием и даже артиллерийскими орудиями. Под условием не нападать на английские суда, они спокойны от преследования английских крейсеров.

Необходимость противопоставить пиратам более серьезную морскую силу, чем многочисленный, но ничтожный в боевом смысле флот джонок, а также желание правительства положить хоть некоторые границы контрабанде, заставили китайцев образовать в последнее время флот из судов европейской конструкции, исключительно паровых. Сначала попробовали ограничиться постановлением машин на местные джонки, чтоб избежать больших издержек на постройку европейских пароходов, и несколько таких морских ублюдков есть в Кантоне, Фу-чжеу-фу и даже в Шанхае; но теперь джонки окончательно уступили место обыкновенным европейским судам. Из них таможенные крейсерские пароходы, в числе 15-ти или 16-ти, были куплены большею частью с аукциона в Гон-Коне и, конечно, не принадлежат к боевым судам в собственном смысле. С 1869 года началось сооружение собственно-военного китайского флота. Именно, летом этого года, спущена была с верфи в Фу-чжеу-фу канонирская лодка с тремя орудиями, и в октябре того же года она ходила на практическое плавание в море, до Тянь-цзина, где ей делался смотр. Весь экипаж, от капитана до последнего кочегара, были китайцы. Вслед затем, две подобные лодки спущены в Шанхае, а летом 1870 в тамошнем арсенале изготовлено паровое судно в 1,300 тонн, т. е. способное носить 5–6 орудий значительного калибра. Эти зародыши китайского флота могут разростись в хорошее, дерево, если китайское правительство станет настойчиво преследовать поставленную раз цель – создать вполне достаточные средства для обороны берегов империи, которых общая длина достигает до 6,000 верст. Теперь военных судов есть 4 или 5, да 15–16 крейсерских пароходов: это уже успех. А устройство двух морских арсеналов, в Фу-чжеу-фу и Шанхае, стоившее многих миллионов, дает основание думать, что и далее дело сооружения флота пойдет недурно. Так как-эти два учреждения суть лучшее, что представляют нам военные реформы в Китае, то позвольте сказать о них несколько подробностей.