Это был крошечный мужичок, одетый в зеленую клетчатую рубашку, теплую жилетку с опушкой, ватные штаны и лапти.
– А ты кто? – шепотом спросила я.
– Хто-хто, домовой в пальто! Василий я, домовенка Кузи старший брат.
– Пальто на вас нет. Вон, жилетка одна, – немного осмелев, я вышла из-за шкафа. – А домовых не бывает.
– А я тебе хто, тень отца Гамлета, что ли?
– Кого? – не поняла я.
– Темнота ты городская! Это же Шекспир! Вона книжек у тебя сколько, а не знаешь. Грамоте что ли не обучена? Читать-то умеешь?
– Умею. Но мы Шекспира еще в школе не проходили.
– Вона как! А соседа моего рогатого пошто вспоминала? Ищешь чаво?
– Планшет пропал, – утирая скатившуюся слезу, пробубнила я. – Мама с папой звонить должны, а я найти не могу.
Мужичок взобрался на табуретку, долго умащивался, а потом, положив крошечные ладошки на колени, стал болтать ногами:
– Чаво? Паштет? Какой-такой паштет? Из гусиной печёнки что ли?
– Да не паштет – планшет. Такой плоский, как телевизор, только маленький. На диване лежал. Мне велели скайп включить и звонок ждать.
– Ой, бабка моя швабра! Словечки-то у тебя какие! – тряхнул головой домовой. – Давай так, ты больше этого рогатого не зови, мы с ним в контрах. А я тебе помогу пропажу отыскать. Только не за просто так.
– А за как?
– Ты мне доброе дело сделаешь, а я тебе твой паштет помогу найти. Идет?
– Идет, – обрадовалась я. – Какое доброе дело сделать?
– Сказку мне почитай. У тебя на полке их вона сколько. Пруд пруди, я видал.
– Так это ты у меня раскардаш устроил? Из-за тебя меня бабушка ругала?
– Э… неповинен я, яхонтовая моя! Неповинен! – забубнил Василий. – Я сказки очень люблю, а читать не умею. Не положено нам, домовым, грамоту разуметь. Вона как при Царе Бориске школы для домовых закрыли, так и усе. Стали мы, хранители домашние, неграмотными лаптями. Где чаво услыхать доведется – то и наше.
Василий тяжело вздохнул и уставился на свои лапоточки.