ПОЛУДЕННЫЕ ЧАРЫ
Пустыня… песок раскаленный и зной…
Шатер полосатый разбит надо мной…
Сижу я у входа, качая дитя,
Пою я, – и ветер мне вторит, свистя…
И вижу я – кто-то несется ко мне
На черном, как уголь, арабском коне,
Рисуясь на склоне небес голубом,
В чалме драгоценной с алмазным пером.
– Привет тебе, путник! В шатер мой войди,
Останься, коль долог твой путь впереди;
Я фиников лучших для гостя нарву,
И миррой твою умащу я главу.
Я мех твой наполню струею вина…
Властитель уехал, – войди, – я одна…
Привет тебе, гость мой, посланный судьбой,
Да внидут и мир, и отрада с тобой!
– Устал я, – он молвил, – и путь мой далек,
В край солнца и роз я спешу на восток…
Но некогда медлить… я еду… прощай!..
Один поцелуй лишь на счастье мне дай!
Прозрачную ткань отвела я с чела
И с тихим смущеньем к нему подошла…
И вот наклонился ко мне он с коня
И обнял так крепко, так жарко меня.
И кудри его благовонной волной
Закрыли мгновенно весь мир предо мной!..
Лишь очи, как звезды, сверкали во тьме
И страстные думы рождали в уме…
И слышалось будто сквозь облако грез:
«Умчимся, умчимся в край солнца и роз!»
Но острым кинжалом мне в сердце проник
Ребенка нежданно раздавшийся крик.
И руки мои опустились без сил,
И с ропотом он от меня отступил…
Как чары полудня, мелькнув предо мной,
Исчезли и всадник, и конь вороной…
И замерли звуки манящих речей,
Что сладко в душе трепетали моей,-
Их ветер пустыни унес без следа
Далеко… далеко… навек… навсегда…
1896–1898
МЕРТВАЯ РОЗА
Я «мертвая роза», нимфея холодная,
Живу, колыхаясь на зыбких волнах,
Смотрюсь я, как женщина, в зеркало водное,
Как нимфа, скрываюсь в речных камышах.
Разбросив, как волосы, листья зеленые,
Блещу я во мраке жемчужной звездой;
На мне серебрятся лучи отдаленные,
Влюбленного месяца свет молодой.
Но песнь соловьиная, песня победная,
Меня не обвеет небесной тоской.
Я «мертвая роза», бесстрастная, бледная,
И мил мне, и дорог мой гордый покой.
Над венчиком белым, цикады отважные,
Напрасно в ревнивый вступаете бой,-
Для вас лепестки не раскроются влажные,
Останется мертвым цветок роковой.
Летите к фиалкам, где влага росистая
Сверкает призывно алмазами слез.
Я «мертвая роза», я лилия чистая,
Я нежусь в сиянье серебряных грез.
1896–1898
СПЯЩИЙ ЛЕБЕДЬ
Земная жизнь моя – звенящий
Невнятный шорох камыша.
Им убаюкан лебедь спящий,
Моя тревожная душа.
Вдали мелькают торопливо
В исканьях жадных корабли.
Спокойно в заросли залива,
Где дышит грусть, как гнет земли.
Но звук, из трепета рожденный,
Скользнет в шуршанье камыша,-
И дрогнет лебедь пробужденный,
Моя бессмертная душа.
И понесется в мир свободы,
Где вторят волнам вздохи бурь,
Где в переменчивые воды
Глядится вечная лазурь.
1896–1898
МЕЖДУ ЛИЛИЙ
– Возлюбленный мой принадлежит
мне, а я – ему, он пасет между
лилий
Песнь песней, 2, 16
Лилии, лилии чистые,
Звезды саронских полей,
Чаши раскрыли душистые
Горного снега белей.
Небу возносит хваление
Сладостный их фимиам.
Золото – их опыление,
Венчик-сияющий храм.
В ночи весенние, лунные,
К тени масличных дерев
Овцы спешат белорунные,
Слышен свирели напев.
В лунные ночи, бессонные,
После дневного труда,
Друг мой в поля благовонные
К пастбищу гонит стада.
Друг мой что облачко ясное,
Луч, возрожденный из тьмы.
Друг мой что солнце прекрасное
В мраке дождливой зимы.
Взоры его – благосклонные,
Речи-любви торжество.
Блещут подвески червонные
Царской тиары его.
Пурпур – его одеяние,
Посох его – золотой.
Весь он – восторг и сияние,
Весь – аромат пролитой.
– Друг мой! под свежими кущами
Сладок наш будет приют.
Тихо тропами цветущими
Овцы твои побредут,
Лозы сомнут виноградные,
Песни забудут твои,
Вспенят потоки прохладные,
Вод галаадских струи.
Утром жнецами и жницами
Мирный наполнится сад;
Будут следить за лисицами,
Гнать молодых лисенят.
Будут тяжелыми урнами
Светлый мутить водоем…
Друг мой, ночами лазурными
Как нам отрадно вдвоем!
Кроют нас чащи тенистые,
Сумрак масличных аллей.
Друг мой! мы-лилии чистые,
Дети саронских полей.
1896–1898
«Быть грозе! Я вижу это…»
Быть грозе! Я вижу это
В трепетанье тополей,
В тяжком зное полусвета,
В душном сумраке аллей.
В мощи силы раскаленной -
Скрытых облаком – лучей,
В поволоке утомленной
Дорогих твоих очей.
ОЧАРОВАНИЕ
Синевато-черные ресницы,
Бросив тень на бледные черты,
Знойных грез рождают вереницы,
И роятся страстные мечты.
И огонь несбыточной надежды
В этот миг горит в моей груди…
О, оставь опущенными вежды,
Тайну чар нарушить погоди!
Тайнам чар душа отдаться рада,-
Ждать и жаждать чуда – мой удел.
И меня волнует больше взгляда
Эта тень колеблющихся стрел.
1896–1898
«Так низко над зреющей нивой…»
Так низко над зреющей нивой
Проносится вихрь торопливый,
Из тканей заоблачных свит.
Он дышит горячими снами,
Бесплотными веет крылами,
Незримой одеждой шумит.
Колосья покорны и тихи,
И розово-белой гречихи
Склонился подкошенный цвет.
Пред ним расступились дубравы,
За ним зазмеилися травы,
Поклон ему шлют и привет.
И вольный, в полете широком,
Промчавшись над бурным потоком,
Наметил серебряный след -
Для тех, кто слагает молитвы,
Кто ищет восторгов и битвы,
Кто жаждет и гроз, и побед!
1896–1898
«Я не знаю, зачем упрекают меня…»
Я не знаю, зачем упрекают меня,
Что в созданьях моих слишком много огня,
Что стремлюсь я навстречу живому лучу
И наветам унынья внимать не хочу.
Что блещу я царицей в нарядных стихах,
С диадемой на пышных моих волосах,
Что из рифм я себе ожерелье плету,
Что пою я любовь, что пою красоту.
Но бессмертья я смертью своей не куплю,
И для песен я звонкие песни люблю.
И безумью ничтожных мечтаний моих
Не изменит мой жгучий, мой женственный стих.
1896–1898
ТРИОЛЕТ
В моем аккорде три струны,
Но всех больней звучит вторая:
Тоской нездешней стороны.
В моем аккорде три струны!
В них – детства розовые сны,
В них – вздох потерянного рая.
В моем аккорде три струны,
Но всех больней звучит вторая.
1896–1898
«Бывают дни, когда-в пустые разговоры…»
Бывают дни, когда-в пустые разговоры,
В докучный шум, и смех, и громкий стук
колес -
Вторгаются таинственные хоры,
Несущие отраду сладких слез.
Пусть правит миром грех. В тщете своих усилий
Замрут и отзвучат надменные слова,-
И в смрад земли повеет запах лилий,
Нетленное дыханье Божества.
Пусть властвует порок, пусть смерть царит
над нами.
Бывают дни, когда, оковы сокруша,
Встряхнет нежданно мощными крылами,
Восстав от сна, бессмертная душа.
1896–1898
МАРШ
I
Сегодня, лишь забрезжил свет,
Как в чуткой тишине
Далеких лет родной привет
В окно донесся мне.
То марш звучал, то марш играл
Средь чуткой тишины
И грезы яркие вплетал
В предутренние сны.
То он, мой рыцарь, мой жених,
Окончив славный бой,
Ведет ряды дружин своих
Усталых за собой.
Блестит его тяжелый шит
И вьется шелк кудрей…
К нему душа моя летит…
О друг, я жду!.. скорей!
И вот все ближе, все слышней
Мне чудится сквозь сон,
Что вторит топоту коней
Доспехов лязг и звон.
Но мимо. – Есть предел мечтам,
И грез прошел черед.
Смолкает марш – и скоро там,
В немой дали, замрет.
II
Что-то призывное было
В звуках торжественных тех,
Что-то влекло и манило
В мир невозвратных утех.
Пусть разрастаются муки,
Сладкой бывает тоска;
С вечным томленьем разлуки
Мысль о свиданье близка.
Звуки рассеялись, тая,
Стихли в дали голубой…
Только мечта золотая
Шепчет: "Я здесь, я с тобой!
Грани веков между нами
Встали бессильной стеной;
Друг мой, мы связаны снами,
Ты неразлучна со мной".
1896–1898
«Есть что-то грустное и в розовом рассвете…»
Есть что-то грустное и в розовом рассвете,
И в звуках смеха, тонущих вдали.
И кроется печаль в роскошно знойном лете,
В уборе царственном земли.
И в рокот соловья вторгаются рыданья,
Как скорбный стон надорванной
струны.
Есть что-то грустное и в радости свиданья,
И в лучших снах обманчивой весны.
1896–1898
МОИМ СОБРАТЬЯМ
Поэты – носители света,
Основы великого зданья.
Уделом поэта
И было, и будет – страданье.
Для высшей вы созданы доли
И брошены в море лишений.
Но ковы неволи
Расторгнет воспрянувший гений.
Не бойтесь волненья и битвы,
Забудьте о жалкой забаве.
Слагая молитвы,
Служите не призрачной славе.
И, сильные духом, не рвите
Цветов, наклонившихся к безднам.
Алмазные нити
Связуют вас с миром надзвездным.
И вечность за миг не отдайте,
Мишурному счастью не верьте.
Страдайте, страдайте!
Страданья венчает бессмертье.
1896–1898
ВО РЖИ
Во сне и наяву
I
Мы шли во ржи. Полоска золотая
Еще горела в розовой дали.
Смеялись мы, шутили, не смолкая,
Лишь потому – что плакать не могли.
И шли мы об руку, – но тень была меж нами;
И близки были мы, и страшно далеки.
Лазурно-темными глазами
На нас смотрели васильки.
И в этот час, томительно-печальный,
Сказать хотела я: "О милый друг, взгляни:
Тускнеют небеса и меркнет свет прощальный,-
Так в вечности угаснут наши дни.
Короток путь земной; но, друг мой, друг
любимый,
Его мы не пройдем вдвоем, рука с рукой…
К чему ж вся эта ложь любви, поработимой
Безумием и завистью людской!
Ты слышишь ли жужжанье прялки
странной,
Где зыблются предвечные огни?
То Парки заняты работой непрестанной…
Туда, на небеса потухшие, взгляни.
О друг мой, мы – песок, смываемый волнами,
Мы след росы под пламенем луча!"
Сказать хотела я… Но тень была меж нами.
А нива двигалась, вздыхая и шепча,
И вечер догорал бледнеющим закатом,
И сыростью ночной повеяло с реки.
Чуть слышно, тонким ароматом,
Благоухали васильки.
II
И снилось мне в ту ночь: мы снова бродим
в поле,
Колосья-призраки волнуются кругом.
Нам радостно, и нет преград меж нами боле,
И нет тоски во взоре дорогом.
И льется речь твоя, звучат мольбы и пени,
И вот мы на цветах таинственной межи.
Ты голову склонил мне на колени,
И в золоте кудрей, как в гроздьях спелой ржи,
Запутались мои трепещущие руки…
В стране чудес, где нет разлуки,
Мы были вместе: ты и я.
И шорох прялки неустанной
Растаял в вечности туманной,
Затих во тьме небытия…
1896–1898
«Кто – счастья ждет, кто – просит славы…»
Кто – счастья ждет, кто – просит славы,
Кто – ищет почестей и битв,
Кто– жаждет бешеной забавы,
Кто – умиления молитв.
А я – все ложные виденья,
Как вздорный бред угасших дней,
Отдам за негу пробужденья,
О друг мой, на груди твоей!
1896–1898
РЕВНОСТЬ
Где сочная трава была как будто смята,
Нашла я ленты розовой клочок.
И в царстве радостном лучей и аромата
Пронесся вздох, – подавлен, но глубок.
Иглой шиповника задержанный случайно,
Среди бутонов жаждущих расцвесть,
Несчастный лоскуток, разгаданная тайна,
Ты мне принес мучительную весть.
Я сохраню тебя, свидетеля обмана,
На сердце, полном горечи и зла,
Чтоб никогда его не заживала рана,
Чтоб месть моя достойною была!
1896–1898
В ПОЛЕВЫХ ЦВЕТАХ
Мне донесся в час заката
Аромат твоих кудрей;
Ты меня любовью брата
Оживи и отогрей.
Приходи на луг цветистый,
Где бесшумно под ногой
Дрок струится золотистый
Благовонной пеленой.
Где меж крестиков гвоздики
Блекнет, сломленный борьбой,
В цепких листьях повилики
Колокольчик голубой.
Там, над ложем красной кашки,
С гулким звоном вьется шмель,
Желто-белые ромашки
Стелют мягкую постель.
Там зыбучим покрывалом
Травы сонные цветут,
Там печальным, там усталым
Зреет ласковый приют.
Будь мне другом иль влюбленным,
Но безмолвствуй о любви,
Поцелуем исступленным
Светлых снов не отрави.
Дай забыться в грезах чистых
И, проснувшись поутру,
Разбуди в цветах росистых -
Не подругу, а сестру.
1896–1898
«Напрасно спущенные шторы…»
Напрасно спущенные шторы
Не пропускают свет дневной,
Напрасно жгут и нежат взоры,-
Они бессильны надо мной.
С улыбкой бледной, безучастной
Внимаю я твоим мольбам;
Ужели гордость доли властной
Так безрассудно я отдам?
Поверив страсти малодушной,
Пойду ли всюду за тобой
Твоей любовницей послушной,
Твоею преданной рабой?
Но цепи рабства слишком близки.,
О, дай упиться перед ним
Минутной властью одалиски
Над повелителем своим!
1896–1898
«Ревнивых мук растравленную рану…»
Ревнивых мук растравленную рану
Ты хочешь скрыть от взора моего,
Но я терзать тебя не перестану,
И тайное мне сладко торжество.
Как ты смешон с твоим надменным взором,
Когда огонь твою сжигает грудь!
Иль холодно-спокойным разговором
Ты думаешь мне сердце обмануть?
Я жду, мой друг, начни без промедлений,
На мне тоску и боль свою сорви;
За бешенством напрасных оскорблений
Предвижу я экстаз твоей любви.
1896–1898
«Мы, сплетясь с тобою…»
Мы, сплетясь с тобою
Против бурь и битв,
Шли на бой с судьбою
С пламенем молитв.
Но в душе не стало
Прежнего огня.
Друг мой, я устала,
Поддержи меня!
Я искала счастья
В мимолетных снах…
Брось мне свет участья,
Прогони мой страх,-
Сердцу мир даруя
Сказкой о весне.
И, когда умру я,
Помолись о мне.
1896–1898
ЗИМНИЕ ПЕСНИ
1 «Зачем так бледна я, зачем холодна я…»
Зачем так бледна я, зачем холодна я,
Зачем так упорно сомкнуты уста? -
О солнце страдая, но солнца не зная,
Как пленная птичка, томится мечта.
Манит ее счастье и доля иная,
Ей чудятся пальмы далекого края,
Ей снятся: свобода, любовь, красота.
От лунного света, печального света,
Сбежали весенние краски с лица.
И бедное сердце ничем не согрето,
И просит, и молит, и жаждет ответа,
А сумерки длятся – и нет им конца!
Но солнце проглянет, – и вспыхнут ланиты,
И будут уста для лобзаний открыты,
И все, что таилося в сердце моем,
Что крылось под маской, холодной и бледной,
Прорвется, зажжется, как факел победный,
Таким ослепительно ярким огнем.
И жизнь озарится бессмертными снами,
Шатрами раскинутся пальмы над нами,
И слезы восторга в глазах заблестят.
Впервые услышишь ты смех мой счастливый
И встретишь не прежний, немой и пытливый,
Но смелый, но страстный, но радостный взгляд!
2. ВЕТКА ТУБЕРОЗЫ
Зимняя любовь
Не страшны зимы угрозы
Тем, кто любит и любим; -
Ветка белой туберозы
Чащу лип заменит им.
Чужеземному растенью
Незнаком природы гнет,-
Полусветом, полутенью
Тайна дышит и живет.
Пусть неясны очертанья
В тусклом трепете свечей,-
Тем сильней очарованье,
Тем признанья горячей.
Пусть бледнее будут лица
И загадочней черты…
В мягком сумраке теплицы
Скрыто больше красоты,
Чем в сиянье неба чистом,
В блеске первого луча,
В лепетанье серебристом
Монотонного ключа-
Чем в ничтожестве докучном
Тех же ласк и тех же слов,
В повторенье однозвучном
Надоедливых часов.
3. ВЕТЕР
Холод и вьюга. Под хлопьями снега
В сумраке трудно дорогу найти.
Кто-то добраться спешит до ночлега,
Кто-то с безвестного сбился пути.
Крик твой замрет, и никто не услышит…
Лучше – усни, отдохни от забот.
Ветер суровый деревья колышет,
Ветер сугроб над тобой наметет.
Розовый свет. Ароматное тело
Блещет жемчужной своей наготой,
Гибкие члены раскинулись смело,
Спутались кудри, как шлем золотой.
Заткан шелками и розами вышит
Полог у входа в таинственный грот.-
Ветер свободный деревья колышет,
Ветер весенние песни поет.
1896–1898
ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ
Эван, эвоэ! Что смолкли хоры?
Восторгом песен теснится грудь.
Манят призывы, томят укоры,
От грез бесплодных хочу вздохнуть.
К чему терзанья, воспоминанья?
Эван, эвоэ! спешим на пир!
Умолкнут песни, замрут стенанья
Под звон тимпанов, под рокот лир.
Пусть брызжет смело в амфоры наши
Из сжатых гроздий янтарный сок.
Эван, эвоэ! поднимем чаши,
Наш гимн прекрасен, наш мир высок!
Гремите, бубны, звените, струны,
Сплетемте руки, – нас жизнь зовет.
Пока мы в силах, пока мы юны,
Эван, эвоэ! вперед, вперед!
1896–1898
ОНА И ОН
Триолеты
I
Сулит блаженство, но не счастье
Влюбленный взор твоих очей.
В нем нет любви, в нем нет участья,-
Ты дашь блаженство, но не счастье,
Лобзаний жадных сладострастье
Во тьме удушливых ночей.
Сулит блаженство, но не счастье
Ревнивый взор твоих очей.
II
Лови крылатые мгновенья,
Они блеснут и отзвучат.
Не для любви, для вдохновенья
Лови крылатые мгновенья;
Мы ищем бездну для забвенья,
Нам для восторга нужен ад.
Лови крылатые мгновенья,
Они блеснут и отзвучат.
1896–1898
В ЛУННОМ СВЕТЕ
– Улеглись ночные тени
Легким сумраком давно;
Белой веткою сирени
Я стучу в твое окно.
Выходи, моя отрада,
И пойдем бродить со мной
В глубь серебряного сада,
Озаренного луной.
Смолкли звуки песни милой,
И тихонько из окна,
Будто ангел белокрылый,
Наклонилася она.
И казалась в дымке ясной,
Лунным светом залита,
И печальной и прекрасной,
Как виденье иль мечта…
1896–1898
ПРЕД РАССВЕТОМ
Ароматной прохладой весны
Потянуло в окно отпертое;
Все прозрачней становятся сны,
Скоро солнце взойдет золотое.
Ночь еще и темна, и тиха,
Но, – мгновенье, и утро проснется,
И призывный рожок пастуха
По росистым лугам пронесется.
Слышен взмах осторожный крыла
От дремоты очнувшейся птицы…
О, как жизнь хороша и светла,
И отрадно сиянье денницы!
И природы мне чудится зов; -
Поскорее бы в рощу и в поле,
Надышаться дыханьем цветов,
Побродить и помыслить на воле.
Дрожь листвы возвещает рассвет.,
Но роятся и медлят виденья…
И не знаю я – сплю я иль нет,
И томительно жду пробужденья.
Сон мой полон весенних затей
И весеннею негой волнуем…
О мой друг, эти грезы рассей,
Ты меня разбуди поцелуем!
1896–1898
ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРОЗЫ
В душу закралося чувство неясное,
Будто во сне я живу.
Что-то чудесное, что-то прекрасное
Грезится мне наяву.
Близится туча. За нею тревожно я
Взором слежу в вышине.
Сердце пленяет мечта невозможная,
Страшно и радостно мне.
Вижу я, ветра дыхание вешнее
Гнет молодую траву.
Что-то великое, что-то нездешнее
Скоро блеснет наяву.
Воздух темнеет… Но жду беззаботно я
Молнии дальней огня.
Силы небесные, силы бесплотные,
Вы оградите меня!
1896–1898
«Я томилась весь день. Что-то, властвуя мной…»
Я томилась весь день. Что-то, властвуя мной,
Приливало мне к сердцу горячей волной,
И, мечтой золотой неустанно дразня,
И звенело, и пело в груди у меня.
О, приди! – Улетим от страданья и слез
К небесам голубым, в царство лилий и роз,-
Тех цветов, что, мистической тайны полны,
Раскрываясь, впивают сиянье луны.
Выше туч, выше гор недоступных высот,
Будет чувства простор, будет мысли полет,
Там, в заоблачных сферах, в лазури, вдали
От ничтожной земли, от презренной земли.
О, пойми, – не объятий я жажду твоих,-
Жду восторгов нездешних и ласк неземных,
Чтобы взоры, как звезды, остались чисты,
Чтоб несмятыми были под нами цветы.
1896–1898
«Я видела пчелу. Отставшая от роя…»
Я видела пчелу. Отставшая от роя,
Под бременем забот и суеты дневной -
Вилась она, ища прохлады и покоя,
В палящий летний зной.
И алый мак полей, дарующий забвенье,
Ей отдал влагу рос и медом напоил.
Усталая пчела нашла отдохновенье,
Источник новых сил.
Когда же серп луны взошел над спящей нивой
И вечер наступил, и благостен, и тих,
Она вернулась вновь в свой улей хлопотливый.
– Я жажду губ твоих! -
1896–1898
ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Мы остались вдвоем, – и летели мгновенья…
Я ждала, замирая, томясь и любя.
Я искала восторга, искала забвенья,
Я любила тебя, я желала тебя.
И под бременем грез опустились ресницы,
И сомкнулись – в предчувствии сладком – сне.
И сплелись мы с тобою, как вольные птицы,
Чей полет мы ревниво следим в вышине.
И надолго забылась я в странном мечтанье:
Мне казалось, что пальмы над нами шумят,
И звучало невидимых арф трепетанье,
И цветов неизвестных забил аромат.
Как листок, увлеченный теченьем потока,
Иль дыханием бури – песчинка земли,
В этот миг унеслась я далеко, далеко,
Утонула в лазури, в безбрежной дали…
Но сквозь облако сна и туман сладострастья,
О, какой мне сиял бесконечный экстаз
На лице дорогом, побледневшем от счастья,
В глубине затемненных и меркнущих глаз!
1896–1898
НО НЕ ТЕБЕ
В любви, как в ревности, не ведая предела,-
Ты прав, – безжалостной бываю я порой.
Но не с тобой, мой друг! С тобою я б хотела
Быть ласковой и нежною сестрой.
Сестрою ли?… О, яд несбыточных мечтаний,
Ты в кровь мою вошел и отравил ее!
Из мрака и лучей, из странных сочетаний -
Сплелося чувство странное мое.
Не упрекай меня, за счастие мгновенья
Другим, быть может, я-страданья принесу,
Но не тебе, мой друг! – тебе восторг забвенья
И сладких слез небесную росу.
1896–1898
ПЕСНЬ ЛЮБВИ
Где ты, гордость моя, где ты, воля моя?
От лобзаний твоих обессилела я.
Столько тайн и чудес открывается в них,
Столько нового счастья в объятьях твоих!
Я бесстрастна была, безучастна была,
И мой царский венец ты похитил с чела.
Но сжимай, обнимай-горячей и сильней,
И царица рабынею будет твоей.
Ты был кроток и зол, ты был нежно-жесток.
Очарованным сном усыпил и увлек,
Чтоб во сне, как в огне, замирать и гореть,
Умирая, ласкать-и от ласк умереть!
1896–1898
ЛИОНЕЛЬ[4]
Лионель, певец луны,
Любит призрачные сны,
Зыбь болотного огня,
Трепет листьев и – меня.
Кроют мысли торжество
Строфы легкие его,
Нежат слух, и дышит в них
Запах лилий водяных.
Лионель, мой милый брат,
Любит меркнущий закат,
Ловит бледные следы
Пролетающей звезды.
Жадно пьет его душа
Тихий шорох камыша,
Крики чаек, плеск волны,
Вздохи «вольной тишины».
Лионель, любимец мой,
Днем – бесстрастный и немой,
Оживает в мгле ночной
С лунным светом и – со мной,
И, когда я запою,
Он забудет грусть свою,
И прижмет к устам свирель
Мой певец, мой Лионель.
1896–1898