В 40 часов пополуночи

Выбежали в город, отдышались, переглянулись и стали безудержно хохотать, выплескивая свой страх, отчаяние и азарт в горячую атмосферу летнего города. Тогда их дружба окрепла, обрела основу из общей опасности и общего спасения.

Нина позвонила подругам, попросила их о встрече, ей просто необходимо было выговориться с кем-то близким и понимающим. Юра был занят скорбным делом, отзвонился коротко, сказал, что будет занят до позднего вечера. Это было объяснимо.

Подруги согласились неохотно, у каждой были планы на выходной день, скорее всего, связанные с мужчинами.

Встретились в середине дня, посвящать Нине весь вечер не хотели. Нина не обижалась, они еще не знали об ее беде, о предстоящей операции. Встретились, девчонки выпили по бокалу вина, Нина воздержалась. Говорили мало, Нина просила, если что поддержать ребят, как-то присмотреть за сыновьями. На мать надежды не было никакой. Юра? Конечно, хозяйственный мужик, но он работает, да и вообще…

Подруги согласились заходить проведать, что – то приготовить, помочь, одним словом по хозяйству. Пожелали поскорее восстановиться, чтобы все было по-прежнему. Нине стало немного легче, все же есть на кого положиться. Иногда они ее злили, даже возмущали своим легкомыслием, особенно Даша, но вот в беде не бросили и слава богу!

И в то же время Нина с какой-то щемящей болью расставалась с прежней жизнью, жалела, очень жалела, что у нее вот не было столько мужских ласк, столько любовных приключений, столько горячих выяснений отношений и последующих страстных и потных примирений! От рассказов подруг Нина умом своим отстранялась, внешне осуждала, покачивая головой, но самых укромных уголках ее сознания клокотала неудержимая сила влечения, с которым она кое-как справлялась в своей размеренной жизни, но направить ее, эту силу на достойного ее так и не сумела.

Что-то теперь ее ждет? Вечером Нина пришла в салон красоты, но не в ближний, куда изредка заходила для того, чтобы волосы поправить, а к праздникам уложить. А в тот, что был подальше, ей незнакомый. Ей предстоял последний пункт подготовки к операции – бритье головы. Волосы у Нины были не то, чтобы роскошные, или особо длинные, нет. Она ими не гордилась, а была просто довольна. Плотные, тяжелые – ими Нина в молодости иногда кокетливо встряхивала, особенно, если видела неподалеку симпатичного парня. Те вздымались короткой волной, пушились, потом ложились в нужном, продуманном беспорядке на щеки и лоб. Нина становилась чуть более загадочной, игривой, не такой неприступной.

Теперь предстояло от них избавиться, причем сразу. Стрижка, вернее, бритье было недолгим. Девушка справилась минут за десять, включая обработку кожи смягчающим лосьоном. Нина спиной чувствовала, что в салоне все притихли, понимая, что к чему. И что потом будет с этой клиенткой, к чему та готовится. Что ж, выхода не было. Нина перестала жмуриться, открыла глаза. Она, конечно, готовилась чему-то плохому, но реальность ее чуть не убила. Вот итог ее жизни, страшная, гладко выбритая голова, осунувшееся лицо с темными и уже не исчезающими кругами под глазами, застывший страдающий взгляд. И этим вот она хотела покорить мужчину, причем, такого как БМВ?

– Дура высшей категории, вот кто ты, – сказала Нина отражению мысленно. Именно так выглядят разные преступники, особенно убийцы.

– А сама ты кто? – услышала она другой свой голос. Ты убийца и есть, все идет как положено. Нина поняла, что пора уходить, иначе ей станет совсем плохо, прямо тут, в салоне.

Встала, расплатилась, вышла на мороз, натянув плотную вязаную шапочку. Раньше Нина невольно сравнивала себя со своей киногероиней, на которую считала себя похожей.

Мама назвала Нину Ниной , как звали девушку из фильма про кавказскую пленницу. Тогда очень многие девчонки хотели быть похожими на студентку, комсомолку, спортсменку… Такой же сильной, свободной, уверенной в себе хотела быть Нина. Но все как-то не получалось. Тем не менее, старалась сохранять форму, каталась на велосипеде, на лыжах, с удовольствием плавала. Но с каждым годом все реже и реже. Почему? Да потому, что это никому не было нужно. Нина хотела, чтобы ее усилия оценил мужчина, но Юрику – дурику было все равно.

Странно, подумала Нина. Такое прозвище она придумала впервые. Да, Юрик – дурик. Не замечал, что рядом изнемогает от глубокой неутоленной страсти крепкая, с сильным телом и соблазнительной фигурой совсем еще не старая женщина. И она тоже хороша! Сколько можно было ждать? Попросить у подруг познакомить с кем-то, встретиться может, разок-другой? Не для отношений, а так, для тела, для здоровья, для собственной самооценки, которая становилась все ниже с каждым прожитым в женском одиночестве годом. Муж был не в счет, тут все по обязаловке, нужен был посторонний, который бы захотел ее саму по себе, а не по привычке и супружескому долгу.

Воскресенье был тяжелым для всех днем. Юра пропадал по скорбным делам, поддерживал как мог родителей Ольги, с Ниной они почти не общались. Ей казалось, что он вообще позабыл, что жена ложится в больницу, ей предстоит очень сложная и опасная операция, что вся их жизнь может после этого измениться. Похороны были назначены на вторник, хотя Юра говорил про понедельник. Задержка вышла с судмедэкспертизой. Следствие было открыто по самому факту насильственной смерти, оказывается, что самоубийство – это тоже насильственная. Нина словно на автомате, собиралась в клинику, упаковывала свою сумочку на колесиках до предела.

Утром в понедельник она с нетерпением дождалась десяти часов утра. Начала названивать по указанному БМВ телефону. Прошло полчаса, все без результата. Пошла на кухню, поставила чайник, присела, подперев подбородок двумя руками. Голова была тяжелей, мутной. Вкус чая был странноватый с горчинкой. Может быть, это вообще последний чай в моей жизни? Отмахнулась от подступающих тошнотворных размышлений, взяла в руки телефон. Дозвонилась. Глуховатый мужской голос коротко указал на необходимость приехать точно до 12-00, иначе с госпитализацией будут проблемы.

Все, пора. Нина еще раз окинула привычным хозяйкиным взглядом прибранную ею после хаотичных утренних мальчишеских сборов квартиру.

Вроде все нормально. Холодильник полон. На неделю приготовлено первое и второе. А дальше… ей не хотелось задумывать так далеко, время уплотнилось до двух-трех решающих дней.

Нина села в такси, закрыла глаза. Ехали долго, она стала волноваться, что не успеет до 12-00, как ей было сказано. Но все обошлось. В приемном отделении все было знакомо, та же неспешность с плановыми поступлениями, те же короткие разговоры медсестер и врачей, тот же запах и цветы на подоконниках.

К двум часам Нина была в плате. БМВ, видимо, постарался, кроме нее стояла еще одна койка, да и та не занятая. Нина разложила вещи. Все так знакомо, как будто у нее самой сейчас начнется обход пациентов и выполнение назначений. Прилегла, задумалась. Мягкая дремота перешла в поверхностный дневной сон. Его нарушил врач. Это был слегка за пятьдесят плотный лысоватый мужчина, немногословный и конкретный. Посмотрел все ее бумаги, переложил в свою папку, те из них, что не забрали в приемном.

– Планируем операцию на среду, завтра готовим вас. Булат Максудовичзвонил сегодня. Видимо, вы ценный кадр, он редко так беспокоится о ком-то.

Сердце Нины забилось. Значит, еще не все потеряно, он о ней помнит, думает. Может быть, даже вспоминает как провожал меня домой. Ее женское начало потеплело, тело расслабилось, уцелевшие остатки гормонов удовольствия и счастья стали смешиваться с ее кровью, настроение улучшилось, она улыбнулась врачу. Нина знала, что эти вещества определяют все наши чувства, где-то слышала, что от них зависит и радость от жизни, удовольствие в сексе и просто возможность преодолевать разные трудности.

До вечера ей сделали две инъекции, поставили капельницу. Все вроде бы правильно. Но я бы сделала лучше – подумала Нина. Ну, да ладно. Не стоит в чужой монастырь со своим уставом залезать. Пусть все идет, как идет. Сил вечера понедельника хватило только на звонок мужа. Все там было печально, готовились к похоронам. Родители Ольги были не в себе, отцу стало плохо, вызывали скорую. Юра рассказывал об этих горестных делах и даже не спросил, а как она? А что будет с ней? Ну, да ладно, все теперь теряет свое значение перед той неизвестностью, что ей предстояла.

Утром во вторник проснулась поздно, выспалась по-настоящему. И голова не болела.

– Дали хорошие импортные препараты, спасибо, – подумала Нина. И тут же осеклась. В палату вошел ее врач и какой-то мужчина, высокий, сухощавый, с безразличным и при этом внимательным взглядом.

– Все, это за мной, – метнулась было Нина на кровати, да вспомнила, что надо сначала оценить происходящее. Ее сознание снова, как и несколько дней назад расщепилось надвое. Обычная Нина застыла в недоумении и страхе, другая Нина, жесткая и решительная приготовилась к обороне. Мужчина сел, доктор вышел, напомнив, что у того не более пятнадцати минут. Мужчина не кивнул и не обернулся.

– Добрый день, меня зовут Игорь Каменев, я частный детектив, из агентства – достал, раскрыл и убрал свое удостоверение. Нина не стала с самого начала цепляться и требовать дать ей внимательнее рассмотреть документы.

– Успеется, – подумала она. Тем более, он не так опасен, как я подумала. Всего лишь детектив, не следователь из прокуратуры.

Каменев сообщил, что он проводит сбор информации по факту гибели Ольги, об этом просили владельцы фирмы, где она работала. Ему необходимо задать несколько вопросов в процессе беседы, именно беседы с Ниной как с частным лицом, это просьба. Он просидел у Нины около получаса с включенным диктофоном, и хотя дважды заглядывала медсестра, давая понять, что ему пора, он не реагировал.

Почти все вопросы были ожидаемы. Расскажи, что делала в пятницу с утра и до позднего вечера. Особенно о том, где была с семи до девяти вечера. Какие были отношения с Ольгой, о чем говорили при последней встрече, зачем накануне звонила ей, когда пришла домой, где была, какие делала покупки.

На все вопросы Нина отвечала с небольшой задержкой, как бы с трудом вспоминая подробности, потирала лоб, виски, вздыхала. Всем этим давала понять, что тяжело больна, плохо себя чувствует и еле дожидается его ухода.

Вообще-то она могла отказаться отвечать на все вопросы, но не хотела вызывать даже малейших подозрений. Неизвестно, как этот детектив, или кто он там, связан со следствием. Если его наняли бывшие начальники Ольги, то они могли и со следователями договориться, чтобы искать со всех сторон. Лучше спокойно отвязаться и все.

Этот Каменев делал вид, что у него времени до вечера, не ускорял разговор, не реагировал на медсестру. Опрос, а это был, как он выразился именно опрос в связи с проводимым расследованием, пошел по второму кругу. Видно, он хотел сопоставить показания Нины, найти в них зацепки для поиска возможного убийцы. А Нина стала погружаться в легкий полусон, вызванный успокаивающими препаратами, которыми ее готовили к завтрашней операции. И в этом полусне, потеряв счет времени и задаваемым вопросам, Нина кстати вспомнила давний разговор с тем памятным пациентом в отдельной, как они говорили «блатной», т.е. платной палате. Тогда год назад к ним поступил пожилой мужчина лет под семьдесят, худощавый, небольшого роста, с умными живыми глазами и привычкой говорить смешные вещи, совсем не улыбаясь.

Нина зашла выполнить вечерние назначения, он, а звали его Александр Кузьмич, предложил присесть, угоститься фруктами, принесенными родными, просто поболтать. И то сказать, Нина устала за день, все дела были переделаны, и ей самой хотелось на четверть часа просто расслабиться, передохнуть. Присела на стул, взяла в руку упругий персик, надкусила, зажмурилась от удовольствия. Сладкий! Сок потек по уголку рта, едва не капнул на халат. Нина спохватилась, Кузьмич, а он так сам себя называл, вовремя подал салфетку. Засмеялись.

– Давно работаешь? Кузьмич сразу обратился на ты. Вообще медсестрам в привычку это обращение на «ты» практически от всех пациентов, особенно от мужчин. Иногда это коробит, особенно, если тот моложе. Но от Кузьмича это было естественно и звучало уверенно и одновременно заботливо.

– У меня старшая дочка тебе почти ровесница, не возражаешь, если буду на «ты»?

«Вот культурный человек, попросил разрешения»– кивнула Нина. -Как себя чувствуете?

– Как ты пришла, сразу стало лучше. Кстати, ты очень даже на своем месте Ниночка, говорил уверенно, не улыбаясь, значит, всерьез. Сразу видно в тебе профессионала.

– А вы кто по профессии? Нина улыбнулась, ей стало совсем спокойно в обществе этого неброского, но очень уверенного в себе человека.

– А я вот юрист, адвокат по уголовным делам. Очень надеюсь, что не пригожусь тебе никогда – вроде пошутил, но не улыбнулся Кузьмич.

– Очень интересно, Нина невольно подвинулась чуть ближе,– наверное, много случаев интересных у вас было в работе?

– Было много, но не хочу настроение тебе портить. Тем более, ты домой поедешь по темному городу.

– А я не трусиха. Вообще почти ничего в жизни не боюсь, Нина говорила правду уверенно.

– Тогда кое-что скажу тебе, милая девушка. Бойся попадать в истории, где ищут виноватого. Муж, дети есть?

– Да, муж, два сына.

– Тем более, милая. Объясню тебе один раз, и ты помни об этом. До адвокатуры я работал следователем, больше двадцати пяти лет, еще в советское время. Много видел, тебе всего не скажу. Вот главное. Есть три вида преступлений против личности, то есть насильственных. Как бы три слоя самой жизни. Первый, низший. Это все, что раскрывается в первые сутки – двое: бытовое насилие, беспредел, грабежи и убийства в близком кругу. Бывает, находят труп жертвы и убийцу рядом, один уснул вечным сном, другой – пьяным.

Есть и свидетели, и куча вещдоков и орудия преступления и лаборатории масса материала. А главное, знакомство убийцы и жертвы.

И, откровенно говоря, высокий профессионализм тут не нужен, раскрытие быстрое, прокурор подписывает все, не глядя, всем все тоже ясно. Приговоры жесткие, заступаться за эти отбросы некому.

Тогда Нина не предполагала, что этот разговор со старым юристом будет касаться и ее. Надо вспомнить, что он там еще говорил про другие преступления, надо вспомнить! Ну, конечно, он еще рассказал про другие случаи, как раз для нее.

Кузьмич продолжал:

– Выше этого слоя располагаются два других. И тут все сложнее. Второй слой – серийные убийства, замешанные на ненормальной психике, на сексе, на тяжелых диагнозах. Если убийца не знаком с жертвой, и не сидел, все плохо. Искать могут годами, слышала, наверное? Десятки изнасилованных, убитых женщин и длится все годами. Часто это не рецидив, данных в картотеке нет, свидетелей тоже. Тут поможет либо случай, либо выжившая жертва, либо следователь «от бога» со своим чутьем и интуицией. Молодняк ментовский в таких делах бесполезен. За последние годы немало опытных сотрудников ушли на работу в коммерческие структуры. Поэтому и с криминалом сейчас, ох, как непросто! Много шальных, не заработанных денег, разбаловался народец-то! У кого икра на масле, а кого-то только кукиш, и тот без масла… Хорошо, что нынешний 99-й год последний в этом десятилетии, может, что-то еще наладится. Ноя, видимо, этого не увижу – Кузьмич непритворно вздохнул.

– Да что вы! У нас в отделении вас поставят на ноги, а вы уже себя поберегите для хороших-то людей!

Кузьмич благодарно улыбнулся.

– А как понять, убийство маньяк совершил, или обычный уголовник? – Нине становилось не по себе, ей вдруг стало казаться, что этот разговор однажды будет иметь и к ней какое-то отношение, но остановиться она уже не могла. Женское любопытство вещь непреодолимая. Если бы Нина больше читала, то вспомнила бы историю о Синей бороде и его женах, не в меру любопытных и потому поплатившихся за это.

Голос Кузьмича вернул ее к реальности.

– Наконец, третий слой. Самый сложный. Продуманные, спланированные преступления против личности. Мотив скрыт, вещдоки « замыты», продумано алиби и так далее. Вот тут и раскрывается талант и упорство следователя, про эти дела в основном и детективы сочиняют. Есть место для логики, психологии, умения разговаривать со свидетелем, вести допрос подозреваемого и масса других профессиональных вещей. Кузьмич минуту помолчал, нахмурился, как будто вспоминая что-то недоброе.

– Муж не пьет?

– Да не особенно, только в компании, как все.

– Хорошо, смотри, чтобы не выпивал вне дома, где-то в незнакомом месте, с незнакомыми людьми, тем более, если в транспорте, за рулем. Иначе, если что случится, он окажется обвиняемым уже заранее, без вариантов.

Нина стала вспоминать уже более тщательно, нет ли каких-то рискованных ситуаций в их пока еще спокойной и уравновешенной жизни. Тогда их не было…

– Конечно, все на самом деле сложнее, это я тебе так, общую картинку нарисовал. Много странного и неожиданного случается и не все можно объяснить. Помолчал. И вдруг строго добавил:

– И никогда не ходи к разным колдунам, гадалкам и прочей нечисти. В лучшем случае потеряешь деньги, это в лучшем случае!

– И не собираюсь, зачем мне это?

– Вот и хорошо. И знаешь, держись в жизни людей зрелых, постарше. Это я не к тому, что сам старик. Просто очень много в молодых сейчас пустого, поверхностного, глупого и жадного. И к профессии своей у молодых сейчас отношение подчас корыстное. А у нас и у вас, те есть у юристов и врачей есть много общего. Это работа с людьми, причем, когда людям плохо, совсем плохо. И только жизненный опыт может помочь, а не обрывки знаний из нынешних институтов с их сплошь продажными дипломами. Вот ваш заведующий, Булат Максудович, видно, человек серьезный и знающий. Это вам тут повезло. Я иногда полеживаю в клиниках, знаю. На табличке, кандидат, доктор наук, а ему, или ей едва за тридцать, речь бедная, интонации безразличные, тезаурус нулевой, а высокомерия немерено. И финансовые запросы на физиономии обозначены.

К примеру, раньше возможности и у нас, и у вас были небольшие, и врач и следователь много думал, сопоставлял, вникал, искал. Врач много щупал, слушал, выискивал, даже принюхивался. Кстати, как и мы иногда. А теперь и у вас и у нас куча исследований, лаборатории находят все что угодно и даже больше. Врачу даже думать не надо, обследования сами на диагноз выводят и даже лечение, говорят, компьютер прописывает. Да, жизнь…

Нина хотела спросить, что такое тезаурус, но не успела, старик прервал ее мысли:

– Ладно, заговорил я тебя, девушка, ступай и живи по-умному.

Нина попрощалась, пошла собираться. Уже потом видела старика-адвоката только мельком, вскоре он выписался.

Теперь, глядя в лицо этого Каменева, она вспомнила тот разговор в палате, собрала мысли воедино, решила про себя: «Нет, дорогой, меня ты не притянешь!» Улик нет, свидетелей нет, орудия нет. Даже мотива нет. Иди-ка ты лесом…

Откинулась на подушку, закрыла глаза, на очередной вопрос отвечать не стала. Тем более, спрашивал уже о чем-то таком раньше. Детектив сидел и не вставал. Прошло минуты две. Зашел врач, встал у двери.

– Пора, уважаемый, больше нельзя, операция предстоит серьезная.

Тот встал, кивнул и молча вышел. « И был таков!» – вспомнила Нина такой оборот речи из детских сказок. Был таков. Что бы это значило?

Как-то помог ей сейчас тот вечерний разговор с пожилым адвокатом. Внушил спокойствие, дал возможность контролировать свои слова и движения, не впадать в панику, а спокойно думать и только потом говорить.

Настроение Нины улучшилось. Она справляется со всем проблемами, только вот операция…Но Булат Максудович постарался, значит, и тут все сложится. Нина попросила у сестры двойную дозу седативного на ночь, та не возражала. Нина приготовилась уснуть. Мысли все еще продолжали ворочаться в ее измученной голове, как там дома, как Юра, как сыновья, что будет с матерью и вообще. Она вспомнила вдруг про свой «запасной» вариант, про молоток у матери на антресолях в ванной. Если дойдет до обыска, это сработает против Мишани и пусть он сам и справляется, старый дуралей. Ей его не было жалко, этого отброса на обочине жизни.

Дома у Нины все было в порядке, никаких зацепок для следствия не было.

Нина погрузилась в сон. Он был странный, беспокойный. Как будто они ехали в своей машине с Юрой, а с заднего сиденья послышался шум, смех и возня. Она обернулась, там сидели Анна и Ольга, обе абсолютно голые, щипались и тискались, кривлялись и поворачивались к ней задом, шлепали друг друга и звали Юрку к себе. Нина опешила от такого зрелища, сердце забилось быстро и тяжело, она проснулась. Вся в поту и с подушкой на груди.

– Вот еще, надо успокоиться. Прямо, паническая атака… БМВ про такое рассказывал и показывал простые приемы как снять это состояние, что-то глазами делать… Надо ими быстро-быстро двигать по горизонтали, что ли… Встала, пошла в санузел, ополоснула лицо. Понемногу пришла в себя. Села на койке. Пульс понемногу замедлялся, но в груди все еще поколачивало. Подошла к окну, прижалась к холодному стеклу горячим лбом. Посмотрела на часы. Три часа ночи. Спать не хотелось. Легла, стала думать о чем-то хорошем. Например, о БМВ. Как он там? Может, пока она будет тут с перевязанной головой, все забудет? И вообще, все стало казаться какой-то киношной сказкой. Какая Европа, какие море, архитектура и тем более оперетта?

Выйдет из клиники, надо будет прийти в себя. Потом на работу. Внешность ее точно не улучшится за это время, кому она будет нужна? Вот бы придумать, где найти деньги на себя, на свое тело? Она слышала, что состоятельные женщины делают пластические операции, увеличивают, или уменьшают что-то в своем теле, выглядят молодыми и привлекательными даже за сорок. Подтянуть тут и там, подчеркнуть талию, поднять грудь, срезать лишнего с бедер, омолодить лицо… Мечты, мечты. Юрка денег на это не даст. И еще объяснит ей, стареющей почти сорокалетней дурехе, что это бред сивой кобылы, которой именно она и является. Денег в семье впритык, детей надо одевать, кормить, учить. И много чего еще скажет в сердцах. И не в первый раз.

К примеру, про кризис прошлого, 98-года, рубль в четыре раза подешевел, многие бизнесы развалились. Хорошо, их автосервис еще держится. Но машина постоянно требует ремонта. И хотя он все делает у себя на работе, запчасти-то надо покупать, как и всем. А они все дорожают. В последнее время он стал вспыльчив, нервозен, что-то на работе не складывается, он ей объяснял, но она не вникала, своих головных болей хватает. Кстати, даже Ольга успела себе импланты вставить, только вот поносила их недолго. А ей, Нине, протезы были не нужны, грудь была еще плотной, не обвисшей, но складочки тут и там ее огорчали…

Из-за этих мыслей расстроилась, даже чуть всплакнула. В ванную не пошла, чтобы себя не видеть, не расстраиваться еще больше. Легла, стала вспоминать прошлые радости, успехи ребят в учебе и спорте, стало полегче. Разбудила медсестра, приехала каталка, она легла на нее в одном халатике. Металл был, конечно, холодным. Как и в их клинике. Почему не придумают подогрев для каталок перед операцией? Одеяло класть нельзя, все больные подмерзают, пока ждут наркоза. Проехали по коридору, поднялись на лифте в оперблок, все последующее стало смазываться, гаснуть и, наконец, погрузилось в кромешную тьму.