«А может, она тоже нас обоих любит? – Мелькнуло в голове. – Не дай, Бог! Врагу не пожелаю…».
Гарет, услышав про Лодо, скептически хмыкнул:
– Ну, что объявился – не ожидал, не спорю. Но еще не факт, что он за твое золото что-то стоящее раздобыл. Или что он не замышляет что-то свое против нас.
– Увидим. – Гэбриэл протянул брату записку, которую сунул ему какой-то нищий у сторожки Твидлов. – Чего там?
– «У меня есть все, что вы хотели. – Прочел Гарет, переведя с латыни. – Мостик через Ом у Брыльской дороги». Я знаю, где это. – Сказал, возвращая записку брату. – Выезжаешь из Южных ворот, едешь по дороге, справа увидишь тополя и горбатый мостик. Там поблизости еще бывшая аптекарская лавка. Жил там один аптекарь… Его колдуном считали, вот никто и не хочет в его доме селиться.
– Ты-то как?
– Как видишь. – Гарет усмехнулся. – Даже жаль, что уже почти здоров. Отдыхаю душой и телом от всех наших проблем.
– Я погнал домой. – Гэбриэл поднялся. – Я потом приеду и расскажу все… Я Барр видел и почти схватил. Но это после… Пепла оставил в Голубой, у него кожа на колене содрана. Я на шайре, Кину для меня купил. Ничего такой мерин, потом посмотришь. Назвал Смирным. Ладно, я в замок, ненадолго, потом к Лодо и сюда.
– Я провожу! – Потянулась за ним Мария.
– Я так скучала! – Призналась девушка, остановившись подле фыркающего коня. – Ты все время куда-то едешь, чем-то занят… Я даже не могу тебе похвастаться! Я уже умею читать, и столько уже прочла! Я просила у Гарета «Историю Нордланда и Хлорингов», он обещал подлинник, написанный вашим прадедушкой, но пока что…
– Я привезу. – Он пожал ее руки. – Ты молодец! Но я в этом и не сомневался. Я всегда тобой гордился. Ты же знаешь.
– Знаю. – Мария чуть покраснела. Погладила коня по крутой шее. – Прости, если что-то не так… Но мне кажется, что… что-то происходит. Ты чем-то недоволен. Я что-то делаю не так?
– Что ты! – Гэбриэл аж испугался. – Ты?! Никогда! Ты умница, и все делаешь просто здорово!
– Тогда что-то не так делает Гарет?
– Это я дурак. – Помолчав, признался Гэбриэл. – Не бери в голову, Тополек, я… я разберусь.
– Гэбриэл! – Мария перехватила его руку. – Я много думала об этом в последние дни. Я могу ошибаться, я еще слишком неопытная, но кажется, это связано с тем, что про Гарета говорят другие. Тильда считает, что он очень беспечный и нечестный с девушками, и ты, наверное, думаешь так же… Но это заблуждение. Со мной он совсем не такой! Он вообще не такой! Он внимательный, добрый, и бережет меня совсем, как ты. – Она нежно улыбнулась. – Тоже думает, что я стеклянная, и меня легко разбить. И так бережно со мной обращается! И мне больно думать, что из-за меня между вами что-то не так. Ты его любишь, и он очень любит тебя, и страдает… Он не показывает этого, но я вижу! А сегодня я поняла, что страдаешь и ты. Но я этого не хочу! Это не правильно!
– Мария… – У Гэбриэла на миг перехватило горло. – Мария, сердце мое… все хорошо. Между родными братьями всякое бывает, и ты тут не при чем. Мы вот из-за этого Лодо, помню, вообще поругались так, что я ночью из замка уехал. Помирились же. И теперь помиримся. Не думай об этом. Ты тут вообще не при чем!
– Ты сейчас не очень со мной честен, да? – Мария взглянула ему прямо в глаза. – И я не могу понять, что происходит, мне не хватает опыта. Я не знаю, что мне делать, чтобы вы помирились.
– Тебе ничего не нужно делать. – Повторил Гэбриэл, тоже глядя ей прямо в глаза. – Ты такая, как есть, прекрасная, удивительная девушка, и я очень люблю тебя. Может быть, я слишком сильно боюсь за тебя, но ведь есть на то причины! Один Аякс чего стоит! Гарет не был ТАМ, он понятия не имеет, что на самом деле это такое, для него все происходящее – очередная игра. Даже не смотря на стычку с Аяксом, он по-прежнему не понимает до конца, насколько это страшно и насколько серьезно. Это только мы с тобой можем знать. И да, я сержусь… Но это поправимо, Тополек.
– Он понимает. – Возразила Мария. – Он потому и остался здесь, со мной. Его рана не такая серьезная, чтобы нельзя было уехать, я же понимаю это! Он остался, потому, что охраняет меня. – Глаза ее засияли, причинив Гэбриэлу этим светом новую боль. – И я так ему за это благодарна… Никогда еще за меня не вступался такой рыцарь, как он… И ты… Но ты же можешь понять, да? После всего… после того, что мне говорили обо мне… после того, как я сама начала верить в это… За меня не то, что не заступались – ты же сам знаешь, что со мною делали, и ни одна душа не посочувствовала мне, не пожалела меня, кроме Трисс, бедняжки, и тебя – но и ты вынужден был тайно меня утешать!.. После унижений, и ужаса, и безнадежности… Когда всему миру было плевать на мою жизнь… И вдруг: рыцарь, герцог… готов умереть, чтобы я спаслась. Чтобы мне не причинили вреда и новой боли… Я словно… словно… родилась заново… словно… воскресла! Словно корка грязи и боли, которая наросла на мне ТАМ, разбилась и осыпалась, и я взлетела из нее, совсем другая, совсем! Мне кажется теперь, что я могу все, вообще все, что только захочу, что нет больше запретов и страха.
– Я рад. – Собрав в кулак всю свою волю, улыбнулся ей Гэбриэл. – Я счастлив за тебя, Тополек. Правда, счастлив. – Бережно коснулся костяшками пальцев ее щеки. – Чего-то такого я и хотел для тебя. Ладно… мне пора. – Он глянул на мост, на котором показались первые всадники. – Если я сейчас их не догоню, обижу свое Солнышко. Я скоро опять сюда приеду, не скучай. И береги моего брата, идет?..
Промчавшись по берегу, Гарри Еннер и его друзья задержались на тропе к маяку. Кирнан настаивал, что необходимо выяснить, что происходит, прежде чем соваться в город, где их знает каждая собака. Немного успокоившись и поразмыслив, Гарри начал склоняться к тому, что положение не может быть таким серьезным, как показалось вначале, и стремился в город, но друзья настаивали, что нужно проявить осторожность. «Лучше перестраховаться, – убеждал его Кирнан, – чем вляпаться!». Гарри пришлось согласиться с другом, и они помчались дальше по берегу Сайской бухты, усыпанному огромными валунами и поросшему жестким кустарником. Гарри вырос на этом берегу, знал каждый камень, каждую тропку, и через час привел друзей к пустой рыбацкой хижине с длинным причалом. В сарай завели усталых лошадей, в хижине устроили хнычущую Флер. Девочка устала, хотела пить, но больше всего ей хотелось домой.
В город, после долгих споров, собрался Марк. Он здесь был человек новый, в лицо его знало не так много людей, а в простой одежде, возможно, и вовсе не признают. Тем более, в таком большом и многолюдном городе, как Фьесангервен! Да, Гарри и Кирнан знали город куда лучше, но и их там знали не хуже. И в конце концов, Марк, переодевшись в найденную в хижине одежду, отправился в город, а друзья вышли на причал, поймать рыбы на обед и лишний раз поговорить о том, что произошло и что делать.
Не было Марка больше суток. Так, что его друзья начали нервничать и всерьез собираться на поиски. К тому же, Флер, капризничая, не давала им житья. Когда к вечеру второго дня появился Марк, Гарри и Кирнан набросились на него, как черти на невинную душу.
– Все плохо. – Лаконично ответил тот. Покосился на Флер. – Пошли на причал, расскажу.
– Что с мамой?! – Воскликнула девочка. – Дядя Марк, что с моей мамой? Я хочу к маме! Отвезите меня к маме!
– Флер, сиди здесь! – Прикрикнул на нее Гарри. – Я что сказал?! – И они вышли из хижины на причал.
– Держись, Гарри. – Марк положил руку на плечо друга. – Слышал?..
– Отец? – Спросил Гарри почти спокойно. За это время он успел приготовить себя к этому известию. Надежда все равно жила в его сердце, но в целом он был готов. Марк кивнул.
– И леди Луиза. – Добавил тихо. Гарри покачнулся, больно укусил губу, взгляд устремился мимо Марка, на море, все еще спокойное и тихое. Здесь, на севере, сейчас было время белых ночей, и мир был даже не столько белым, сколько… жемчужным, перламутровым, нежнейших, серых, голубоватых, пастельных оттенков. Их мать любила белые ночи. Говорила, что только они примиряют ее, навеки разлученную с возлюбленной Бретанью, с новой родиной.
– Как? – Спросил хрипло.
– Говорят, что Енох ее убил. А его убил какой-то рыцарь, который с ним приехал.
– Я не верю, что этот пентюх мог убить маму.
– Я тоже. И в городе многие не верят. Сразу после Еноха и этого рыцаря подошли вооруженные люди, около пяти сотен, заняли город и замок. Многих убили. Ищут тебя и Кира.
– Что с сестрой?
– Жива. По крайней мере, так говорят. Я тоже думаю, что жива. – Марк был бледен не меньше Гарри. – Она им нужна, как заложница. И как Еннер.
Гарри отошел к краю причала, сам не свой. Ему хотелось не то закричать, не то заплакать, не то броситься в море и утонуть… Но, как и Фиби, он подумал о младшей сестре. Девчонка перепугается, не стоит.
– Держись, Гарри. – Кирнан еще не знал, что и его отца больше нет в живых. – Если не ты, то кто за них отомстит?
– Верно. – Гарри медленно повернулся к нему, взгляд стал взрослым, тяжелым. – Если не я, то кто?..
В Северной Звезде царил хаос. Люди Гирста шарились в сундуках, шкафах и комодах, то и дело издавая радостные и азартные вопли: Еннеры были очень богаты, и поживиться здесь было, чем. Фиби сидела подле самого Гирста ни жива, ни мертва. На все вопросы о том, где могут быть ее брат и сестра, она отвечала упорным молчанием, и Гирст злился, понимая, что дальше угроз не пойдет, а на угрозы девушка не реагирует. Впрочем, как и на все остальное. Не повредилась ли в уме из-за смерти матери?.. Черт, некрасиво получилось. И какого хрена она сунулась, куда не следует, и когда не следует?! Гирст понимал, что его положение, не смотря на предварительный успех, довольно шаткое. Если Гарри Еннер уцелеет и удерет, он вполне способен собрать тинг и потребовать справедливости. И даже если с Гарри он ухитрится тихо и неприметно покончить, все равно останутся Бергквисты, которых слишком много, Карлфельдты, Хлоринги и даже Эльдебринки, которые сравняют его с землей, если только он не станет в самом ближайшем времени супругом вот этой девушки, естественной наследницы Еннеров. Но девушка должна быть на его стороне… Чего сложно будет добиться после того, что она видела. Запугать? Но Гирст этого не хотел. С того мига, как увидел ее лицо и взглянул в синие глаза, она стала для него желаннее замка и золота.
Есть еще вариант – найти ее сестру. Ради сестры Фиби сделает все, что потребуется, скажет на тинге все, что нужно, и будет, как шелковая… Гирст все еще надеялся, что малявка прячется где-то в замке, и его люди обшаривали каждый угол. Людей Еннеров частью убили, частью бросили в подвал, частью заставили принять нового хозяина. Но никто из них толком не знал, где искать девчонку Флер. Кто-то все-таки сказал, что Гарри с друзьями уехал купаться в море, но посланные прочесать берег вернулись ни с чем.
– Выпей, полегчает. – Гирст поставил перед девушкой бокал с вином, но Фиби не шелохнулась. Для нее все происходящее было кошмаром. Чужие люди, руки которых были в крови ее близких, шарились в их вещах, швыряли на пол предметы, с которыми связано было столько детских счастливых воспоминаний, грабили и уничтожали ее мир, и даже поданное убийцей ее матери вино в бокале ее отца было еще одним ударом прямо в сердце. Фиби затошнило, она прикрыла глаза. Зачем он заставляет ее сидеть подле него? Почему сразу не убьет?! Девушка хотела умереть. Ей казалось, что жить после такого невозможно.
– Слушай, мне жаль, что так вышло. – Гирст коснулся ее, и Фиби с нарастающей тошнотной жутью уставилась на руку, душившую ее мать. – Честно, жаль. Можно было бы переиграть, я иначе бы поступил. Ты сейчас меня не слышишь, не хочешь, ненавидишь меня… Но я не так плох, как тебе кажется. Жизнь – штука жестокая, ты просто еще этого не понимаешь. И мы делаем не то, что хотим, а то, что нужно делать. Иначе – не получится. Я бастард, и папаша мой – та еще паскуда. Он меня использует, но при первой же возможности бросит на съедение любой собаке. Я должен был что-то сделать, чтобы изменить свою судьбу… Ты со временем это поймешь. И меня поймешь. Вот увидишь. – Он поднялся.
– Хватит! – Рявкнул властно. – Кончайте мародерствовать, не на войне! Чтобы к ужину был порядок, чистота и все такое… Эй, ты! – Он ткнул пальцем в заплаканную женщину. – Отведи свою госпожу в покои ее матери. Головой за нее отвечаешь!
Фиби, все так же, не издавая ни звука, напряженная, с каменным лицом, встала и пошла следом за женщиной, не глядя по сторонам.
– Ах, моя леди! – Зашептала служанка, едва они очутились в покоях леди Луизы. – Бедная, бедная моя леди! Не бойтесь, они ничего с вами не сделают, не посмеют!
– А с вами? – Так же шепотом спросила Фиби.
– С нами… – женщина всхлипнула. – Самые молодые и хорошенькие и сейчас… их ублажают. Ох, боже, боже! Кто бы мог подумать, что такое с нами-то произойдет?! Уж казалось бы, какие господа сильные были Еннеры, какой замок неприступный – наша-то Звезда? – Она обернулась. – Одно слово: варвары! Все пораскидали, перерыли… – Она принялась, всхлипывая, подбирать разбросанные вещи. Фиби присела на край постели, с которой утром поднялась ее мама, живая, спокойная, веселая, полная планов, и все было, как всегда… Здесь все еще пахло леди Луизой, ее мылом, ее собственным, еле уловимым, родным запахом, смесью обожаемой ею лаванды и воска. «Это не может быть с нами! – Подумалось девушке. – Это не правда, я не хочу, не хочу!». Взгляд ее упал на гобелен, который столько лет вышивала леди Луиза, брошенный на пол, помятый. Стекла с постели, опустившись на колени, бережно подняла его, расправляя, гладя дрожащими пальцами, и прижала к сердцу, а из груди наконец-то вырвался отчаянный крик:
– Мамочка!!!
Бывшую аптекарскую лавку Гэбриэл нашел быстро: горбатый каменный мостик через Ом, зачем-то построенный в ста метрах от большого моста на Брыльской дороге и в самом деле, не заметить было невозможно. Старые тополя и вязы окружали мостик и дом, давая густую и приятную тень, в которой отдыхали два гнедых мула; крупный серый щенок, выбежавший встретить гостей, увидел и учуял Гора, поспешно спрятал зад под крыльцо и отважно затявкал оттуда, голосом, который в будущем обещал превратиться в солидный собачий бас. На крыльцо вышел кривобокий, горбатый человечек, с таким же перекошенным и очень злым лицом, узнал гербы и поклонился так, что у Гэбриэла зубы заныли: столько вымученного неуважения вложил горбун в этот поклон. На его лице отчетливо читалось: «Прутся и прутся, двор топчут, навоз убирай за ними потом…».
– Госпожи Лауры нет дома. – Сказал он скрипучим, неприятным голосом. – Можете поговорить с его преподобием, вон, на мостике. – Взял метлу и начал демонстративно мести перед крыльцом и без того чистый плитняк. Гэбриэл, взглянув на мостик, увидел в тени человека в сутане, спешился, сказал своим спутникам:
– Я один с ним поговорю. – И пошел туда.
Он не удивился, узнав Лодо в скромном священнике. Улыбнулся с облегчением, протянул руку:
– Ну и сторож у тебя!
– Вы о Руди, или о Горгоне? – Ответил на рукопожатие Лодо.
– А кто из них кто? – Приподнял бровь Гэбриэл.
– Руди лает из-под крыльца на волкособа. – Усмехнулся Лодо. – А Горгон только что почти облаял вас. Идеальный помощник. Злющий и преданный. Тут в отсутствие сеньоры Лауры местные парочки превратили дом в бордель; я решил, что сюда следует поселить хорошего, надежного сторожа.
– Имя у него странное.
– Это не имя. Имени у него нет, и, скорее всего, никогда не было. Я его нашел в Элиоте. У него не было ни имени, ни дома, ни средств к существованию, ничего. Даже милостыню ему, при его характере, собирать было трудно. Мне понравилось упорство, с которым он цепляется за жизнь… – Лодо замолчал, и несколько секунд они молчали оба. Гэбриэл смотрел на струящуюся под мостом быструю воду Ома. Ручей казался неглубоким и чистым, как слеза, Гэбриэл видел дно и юрких рыбок. Но он хорошо уже знал, что это обманчивое впечатление: то, что кажется темным песком на дне, на самом деле – глина и ил, и стоит шагнуть в воду, окажешься почти по бедра в грязи, а вода станет черной. Среди травы, растущей прямо из воды, покрякивая и хлюпая по воде клювами, кормились утки.
– Разговор у нас будет долгий, сеньор. – Сказал, наконец, Лодо. – Здесь нас никто не услышит, разве что лягушки и утки. Прошу простить мне многословие, я должен рассказать вам многое. И начать со своей собственной истории. Это нужно, сеньор. Без этого, боюсь, мне сложно будет объясниться с вами.
– Валяй. – Вздохнул Гэбриэл, присев на парапет.
– Я родился в Генуе. Я бастард; мать прижила меня от богатого юриста. Лицом я в нее; она была очень красивой женщиной и сейчас еще хороша. Поэтому ее взял в жены, не смотря на бастарда, местный сапожник. В этом браке у нее родились две дочери, двойняшки, Мира и Лиза. Ничего необычного, сеньор: сапожник пил, бил мать и нас, так живут многие. Но потом случилось моровое поветрие, а за ним – голод. И отчим продал нас, меня и обеих сестер, туркам. Мать пыталась бороться за нас, но что она могла? Он был могучим мужчиной. Мне было пять лет, сестрам – по три года. Нас сразу же разлучили. Меня продали в Сирию, ассасинам. Но я помнил то, что на прощанье твердила мне мать: люби Бога, будь верным христианином, и помни обо мне. И я помнил. Я притворился, что принял ислам, я был хорошим учеником, но в душе я оставался верен Богу и матери. И мой час пришел. Я убил всех, кто знал меня в лицо, включая нашего шейха, и бежал. Они по сей день меня ищут, но это не важно. Я нашел сестер, и выкупил их, устилая путь трупами. Я нашел мать и убил сапожника. Моя мать не знает, что я жив. Она думает, что деньги, которые она и сестры получают на достойную жизнь, ей дает бывший любовник, который раскаялся и жаждет искупить свой грех.
– Он тоже мертв? – Не удержался Гэбриэл. Лодо только глянул.
– Я хочу, чтобы вы поняли меня, сеньор. Я любил Бога, как велела мне мать. Я верю, что эта любовь ведет меня и помогает в пути. Если бы не эти любовь и вера, я не смог бы выжить в сирийском замке, где нас, мальчишек, превращали в орудия смерти, бездушные и бесстрашные. Я не смог бы бежать, я не стал бы убегать. Но я верил, и эта вера вела меня вперед. Я верю и теперь, верю твердо, и только вера меня ведет, только Бог – мой господин. Я убийца, я страшный грешник, но я верю, что за мной придут иные времена и иная жизнь. За эту лучшую, чистую жизнь, я отдал всего себя. Я работал для инквизиции, сеньор. И к вам на службу я пошел по приказу посла-инквизитора, ваш брат был абсолютно прав.
– И что изменилось? – Помедлив, холодно взглянул на него Гэбриэл.
– Вы знаете, что, сеньор. – Лодо встретил его взгляд без тени смущения. – Я был в Садах Мечты. Я видел, что там происходит, я видел этих несчастных детей. Мой Бог, Бог, которого я люблю всем своим грешным сердцем и которому я отдал свою жизнь, не хочет мучений и смерти этих детей. Ибо если Он этого хочет – то Он не мой Бог. Но я в это не верю. И что бы мастер Дрэд не говорил мне, я знаю, что это – зло, которое требует уничтожения. Нет таких целей, которые оправдали бы такое средство! Невинных, чистых детей там насилуют, уродуют, мучают, убивают, и это нужно остановить. Можете смеяться над моим пафосом, сеньор, но я понял там: весь мой путь, из Сирии в Нордланд, был не зря. Он вел меня на Красную Скалу, чтобы я уничтожил эту язву. Если вы стремитесь к тому же самому, я ваш. Если нет – я буду действовать сам.
– То есть, Дрэду этому ты больше не служишь?
– Я никогда не служил ему. Я служил и служу одному Богу. – Тихо возразил Лодо, волчьи глаза чуть сощурились. – Я верен только Ему. Я был с инквизицией, пока думал, что они служат тому же сеньору. Но уже давно у меня появились сомнения.
– Я не служу Богу. Я никому не служу, у меня больше нет Хозяев. – Сказал Гэбриэл. – Верить я верю, но я не католик, если что. Я православный, вы их схизматиками зовете.
– Мне нет дела до конфессий. – Снова чуть усмехнулся Лодо. – И у католиков, и у православных один Бог. А обряды – это всего лишь формальность. Я с раннего детства был лишен возможности посещать церковь и исполнять обряды. Мой храм – это мое сердце, я молюсь там. Апостол Павел сказал, что если язычники, не зная обряда, поступают по закону, а священники, исполняя обряд, грешат в сердце, то кто из них будет назван праведным?..
– Хм. – Усмехнулся и Гэбриэл. – А неплохо сказал. Надо бы того, послушать, что он там еще говорил. А то отец Северин, или Марк этот, как начнут свои проповеди, так меня рубит на третьей минуте. – Он встал, прошелся. – Да, я собираюсь уничтожить Сады Мечты. Останавливает меня пока что только то, что если мы подойдем к Красной Скале как есть, при всем оружии, Драйвер уничтожит всех, кто там еще остался. И фермы его поганые нужно все отыскать…
– Я отыскал их, сеньор. – Заметил Лодо, и Гэбриэл быстро обернулся к нему:
– Серьезно?! Как?!
– Это моя профессия, сеньор. – Усмешка вновь чуть изогнула губы ассасина. – Это единственное, что я умею делать, и что делаю очень хорошо. Я нашел все фермы, до единой. Всего их восемь, две на плоскогорье Олджернон, четыре в Далвегане, одна на южном побережье и одна – в Междуречье, на озере Зеркальном. Вы уничтожили одну из команд, занятых поиском и покупкой или кражей детей-полукровок, всего их было три. Одна сейчас в Лав, это городок на западном побережье, там поблизости две фермы, самые большие. Другая – в Ашфилде. Была. Необходимо взять эти фермы разом, все одновременно, чтобы у них не было возможности как-то дать знать другим о случившемся – они как-то связываются с ведьмой Барр, с помощью какого-то колдовства, я полагаю. Одновременная атака не даст им времени перепрятать или убить детей. По поводу тех людей, о которых вы велели мне узнать… Я все узнал, сеньор. И узнал еще много интересного, в том числе и о том, что происходит в Междуречье, но все это, я считаю, следует обсудить вместе с его светлостью.
– Да… – Гэбриэл прошелся. Взглянул на Лодо. – Что-то еще?
– да, сеньор. – Лодо улыбнулся ярче. – Возможно, вам знакомы имена: Евгения Тодд и Вирсавия Энсли?
– Слыхал где-то… черт, это же имена девчонок, которые того… невесты, типа, для Хэ!
– Барон послал корабль за ними. За обеими.
– Да его же нужно…
– Не нужно. Они здесь, в этом доме. – Лодо сделал в сторону аптекарской лавки несколько театральный жест. – Обе. Немного напуганы, но живы, здоровы и ждут своей участи.
– Ты что… напал на корабль?!
– Нет. Я мог бы уничтожить всю команду, включая небезызвестного вам Гестена, кастеляна Красной Скалы, но подумал, что это решать вам. Я просто похитил этих девушек. И как Лаура, привез их сюда.
– да ладно! – Обрадовался Гэбриэл, который часто думал об этих девочках и гадал, как лучше сделать, чтобы вытащить тех из них, кто еще жив. И внезапно радость его чуть подувяла. – Обе сразу… Не жениться он их забирал, это точно.
– У него денег нет. – Сказал Гарет, когда они с Лодо приехали к нему. – Он в жопе, ведь если он не заплатит налоги, я имею полное право вызвать его в Хефлинуэлл, а если он не поедет, объявить бунтовщиком и поступить соответственно. Девчонок он решил продать подороже, к бабке не ходи. Почему эти Сады Мечты его больше не кормят…
– Потому, что самые богатые его гости ему больше не платят. – Заметил Лодо. – Признав виновным в побеге графа.
– А ты, смотрю, очень осведомленный тип, а? – Нахмурился Гарет, которому невыносима была мысль, что о прошлом Гэбриэла кто-то еще знает, помимо него.
– это моя профессия.
– Ну-ну. – Гарет поднялся. – Хватит валяться, поехали к евреям.
– Верно. – Чуть опустил подбородок Лодо. – Барон ведет переговоры с еврейскими банкирами, о большом займе.
– А рука что? – Спросил Гэбриэл.
– К черту руку, не отвалится. Покровит немного, не страшно. – С помощью брата Гарет оделся, устроил руку в платке на груди. – Это, как я понимаю, не все?
– Нет… Вам следует знать об истинном положении дел в Междуречье.
– Ты и это знаешь?.. Впрочем, да – это же твоя профессия. – Гарет все еще не доверял Лодо, или просто злился на него – Гэбриэл видел это прекрасно, но молчал. Тем более что ассасин совершенно на это не обижался.
Рассказывал он долго. Братья, Лодо, Марчелло, Кину и Иво почти доехали до Ригстаунских ворот, когда Лодо закончил рассказывать. О гибели Еннера и Ардо еще не знал и он – прошло не более трех дней, – но о том, что на южных дорогах караулят гонцов с неудобными вестями, рассказал.
– Merde! – Выругался Гарет. – Я чувствовал, подозревал, что в молчании дяди Лайнела что-то не так! Он не мог столько молчать! даже если бы и согласился на герцогскую корону, он не стал бы этого скрывать от отца!.. Нужно как можно скорее отправляться туда, Младший.
– Не согласен. – Возразил Лодо. – Туда нужно отправить войско, но возглавит его пускай кто-то другой. Это ловушка именно для вас. Так же, как и присутствие в Хефлинуэлле дона Хуана Фернандо и его жены – они шпионы и наемные убийцы, как и я.
– Это я понял давным-давно, я не дурак. – Отмахнулся Гарет. – Они явились, чтобы спровоцировать кого-то из нас на дуэль из ревности, но пока что им остается только сопли жевать – ни я, ни Младший на Амалию не польстились. Хотя штучка аппетитная, можно и трахнуть… а потом убить Фернандо, я смогу. Я видел его в деле. Он хорош, слов нет. Но я – лучше. Вот только его мавр, телохранитель, или кто он – темная лошадка, понять его не могу. А наши дамы, те вообще кипятком писают от любопытства и досады – он ни одну еще не приглядел.
В банк Райя братья зашли вдвоем. Гэбриэл взял наличными триста дукатов, старательно расписался – писал он еще плохо, пальцы, не научившиеся держать перо в детстве, слушались с трудом, – тиснул личную печать, и молодой племянник старого еврея, Симон, бережно посыпал подпись песком, сдул его, и спрятал расписку в шкатулку для документов. Гарет прошелся по конторе, разглядывая эльфийское панно с цветами, повернулся к почтительно ожидающему Райе. Он уверен был: банкир наверняка понял, что герцог заявился к нему сразу после тяжелого ранения не просто так.
– Я слышал, – небрежно заявил Гарет, – что в Европе сейчас евреям живётся очень не просто. Но, как говорят, вы сами виноваты, а? Многие святые отцы такое рассказывают, что просто волосы дыбом. Евреи оскверняют облатки, пьют кровь христианских младенцев, отравляют колодцы, замешивают мацу на христианской крови. Как-то так, как говорит мой брат. Я уже не впервой слышу, что пора уже, пока ничего подобного нет здесь, взяться за вас всерьёз. Профилактически.
У молодого Райи помрачнело и дёрнулось лицо, но он промолчал. А старший Райя сохранил покорное и вежливое выражение, ожидая, что будет дальше.
– Что скажешь, Райя? – Фамильярно, как в то время любой говорил с евреем, спросил Гарет. – Неужто нет никаких мыслей на этот счёт?
– Всё в руках Бога Авраама и Иакова. – Поклонился Райя. – И вашей светлости.
– Рад, что мы понимаем друг друга. – Усмехнулся Гарет. – Я пока что не видал в Элодисе подобных бесчинств, а зря даже еврей в моей земле не будет обижен. Не благодари! – Гарет прошёлся. – Пока не за что. У меня есть пара вопросов… Ты мудрый, Райя, и хитрый, как все евреи, особенно такие старые и прожжённые, как ты. Мне нужно… ну, скажем, мне нужен ответ на вопрос. Гипотетический.
Райя вновь почтительно поклонился, весь превратившись во внимание.
– Скажи, если бы у тебя был враг, которого ты… не хочешь убить сразу? Если тебе требуется, чтобы этот враг сначала разорился, потерял всё, что у него есть, чтобы все вокруг стали его врагами, чтобы он не знал покоя и сна… Что бы ты сделал с тем, кто подал бы этому врагу руку помощи и ссудил ему большую сумму денег?
– Что сделал бы я? Ваша светлость, вы оказали мне слишком большую честь! Кто такой Райя, чтобы спрашивать обо мне?
– И всё же. – Холодно возразил Гарет. Гэбриэл, который испытывал, благодаря Моисею, самые тёплые чувства к евреям, не понимал брата и маялся, но молчал – Гарет ему был всё же дороже.
– Что сделал бы я, ваша светлость?.. Я посмеялся бы над этим несчастным.
– Вот как?
– А разве это не безумие: ссудить деньги тому, кто лишился всякого дохода и нажил могущественного врага? Разве это не признак сумасшествия?
– Согласен. – Обычно улыбчивый и беспечный, Гарет умел становиться опасным, холодным и тяжёлым. – Я тоже посмеюсь. Но только после того, как разделаюсь с его близкими, со всем, что ему дорого, отниму у него всё, что у него есть, превращу его в нищего и больного калеку. И сделаю я это не сразу. Осуждай меня, если хочешь, но таков уж я есть. Слышал, что говорят о полукровках? Мы жестоки, мстительны, подлы, развратны и нечисты на руку. И я намерен дать волю все этим недостаткам до единого. То же относится и к тем, кто посмеет помешать моей мести или помочь моему врагу.
– Я даже не представляю себе, кто посмеет это сделать. – Райя прижал руку к груди. – Могу вас заверить, что здесь нет никого, кто решится на такое. А позволительно ли будет спросить, где могут проживать подобные… безумцы?
– Да хоть где. – Пожал Гарет плечами. Гэбриэл практически сразу понял, что происходит, но по-прежнему не понимал, почему не сказать сразу. Правда, молчал, подыгрывая брату. – Скажем, на юге. У моря. На некоторых, говорят, морской воздух плохо действует. – Гарет постучал пальцем по виску. – Бьёт в голову.
Райя молча поклонился.
– Рад, что мы поняли друг друга. И могу заверить дом Райя, что, при известном взаимопонимании, наше сотрудничество будет крепнуть и расти… К обоюдной выгоде. А Рим я смогу обуздать, вот увидишь.
– Рим страшный противник. – Вздохнув, покачал головой Райя. – Мой народ знает это слишком хорошо.
– Согласен. – Чуть насмешливо произнёс Гарет. – Только Рим далеко, Райя. Рим очень далеко. А я здесь.
Райя поклонился вновь.
– И вы выполните его приказ, отец? – Спросил Симон, когда Хлоринги ушли – В Элиоте говорят, что Хлоринги доживают последние дни.
– Это мы посмотрим через два месяца. – Возразил Райя. – Торопиться не следует, тем более, в таком вопросе. Если эти мальчики сделают то, что обещают, мы выполним их приказ.
– Значит, два месяца ничего не предпринимаем?
– Да, Симон. Ничего.
– Одного из тех, о ком вы хотели знать, – на обратном пути рассказывал Лодо, – я убил, чтобы проникнуть в Сады Мечты. Это Адонис – граф Кемский.
Гарет присвистнул:
– Ого! Впрочем, я так и думал. Он и по рождению, и по состоянию в разы выше Драйвера, но тоже считал его Хозяином. Вот уж о ком не пожалею! Собаке собачья смерть.
– Поверьте, смерть его легкой не была. – Усмехнулся Лодо.