Мостя

Тимка испуганно уставился на Владимира Александровича.

– А они могут Вас убить?

– Не знаю, Тимка. Это я тебе на всякий случай говорю. Ты должен быть смелым. Все мы должны быть смелыми. По-другому нельзя.

Владимир Александрович открыл свою рукопись на первой странице и начал читать. Тимка слушал, и перед глазами его пролетали эпохи, народы, и полулюди-полубоги, которые открыли свои знания расе избранных, и над всеми ними сверкало великое Чёрное солнце, ослепляя своими дьявольскими лучами умы и сердца поверивших в него людей. И Владимир Александрович читал, не замечая, как воздух за окном стал неподвижным. Часы, которые стояли в углу его кабинета тоже замерли, не издавая больше ни единого звука, и не продвигая вперёд свои стрелки. Перевернув последнюю страницу, Владимир Александрович вроде заметил какую-то тень, мелькнувшую позади Тимки, но рассказ захватил его полностью, и он не мог отвлекаться больше на такие мелочи. И вот произнесена последняя фраза, листы со статьёй упали на стол. И стены сотряс гул, как эхо, пронёсшийся по всем комнатам дома. Перед Владимиром Александровичем появилось прямо из воздуха лицо с жёлтыми глазами, цвета выжженной солнцем пустыни. Глаза долго вглядывались в лицо Владимира Александровича, потом он услышал:

– Ну что ж, слова произнесены, ты готов понести наказание за ослушание?

– Я не боюсь смерти, – смело ответил Владимир Александрович – и не боюсь тебя.

– А кто говорит о смерти? – Губы желтоглазого скривились – Это было бы просто. Ты не Макарий, за тобой не стоит Он, прикрывая крыльями твою душу. Теперь ты будешь всегда один. И никто никогда не поможет тебе. Люди неблагодарны.

Перед глазами Владимира Александровича возникла табличка с Чёрным солнцем, становясь всё больше и больше, заполняя всё пространство комнаты своими стрелами-молниями, вонзая их в самое сердце, не давая вздохнуть и слепя глаза. Мир замкнулся в одну чёрную точку и пропал. А потом закрутился вихрь ярких всплесков света, разрывая темноту и самого Владимира Александровича на тысячи мелких кусков, потом снова их склеивая, чтобы опять разорвать. И была эта чернота длинной, как самый дальний путь к самой далёкой звезде.

Он открыл глаза в тёмной маленькой комнате, кругом был холод, перед глазами плавали разноцветные круги. Круги вскоре пропали, но холод был настоящий. Он лежал, ощущая себя, приходя в себя, дыхание понемногу выровнялось, и он попытался встать. Опустив глаза вниз, на ноги, он вздрогнул. Потом поднёс свои руки к глазам. Потом снова закрыл глаза и долго лежал не шевелясь. Он всё вспомнил, и как читал Тимке свою статью, и как возникло перед ним лицо со злыми жёлтыми глазами, как чёрное солнце разбило его на куски, которые втянуло в открывшиеся ворота с нарисованными на них крыльями. И ту глубокую темноту. Что с ним сделали? И кто он теперь? Зверь? Ног и рук не было. Были мохнатые лапы, покрытые коричневой длинной шерстью. Но была ясная память человека. Ничего не ушло от него. Значит, ничего не потеряно. Он перевернулся на бок и встал, держась своими руками-лапами за какой-то деревянный ящик, рядом с которым он лежал. Он сделал шаг, ноги плохо слушались, но идти было можно. При каждом движении суставы будто трещали, ломались, но это только ему казалось. Он пригляделся к темноте и увидел перед собой узкую лестницу, ведущую вверх. Стены и пол в помещении были земляные. Пахло сыростью и мышами. Он в подвале. По ступеням идти было ещё тяжелее. Он несколько раз отдыхал, прежде чем поднялся на самый верх. Деревянная старая дверь была закрыта. Он хотел сесть возле неё, но провалился сквозь неё и очутился в небольшой крестьянской избе, прямо возле печки. Была ночь, в комнате спали люди. Он слышал их дыхание. Их было трое. Старик, который спал на печке, и двое на кровати, муж с женой. Он подошёл к ним, вглядываясь в их лица. Они были ему не знакомы. Так как он понял, что может проходить сквозь стены, он решил выйти из дома. Он прошёл сквозь дверь, потом сенцы и потом ещё одну дверь, и вот он стоит на крыльце. Спустившись с крыльца, он сделал шаг, чтобы ступить на землю, но ощутил сильный толчок, всё опять потемнело, и он снова оказался на полу в подвале.

Значит, его заперли гораздо крепче, чем просто на замок, его держит какое-то мощное заклинание. Он опять себя успокоил тем, что он жив, у него есть память, а с остальным он разберётся. Он снова поднялся по скрипучей деревянной лестнице и услышал голос из комнаты: «Ты слышал? Там кто-то ходит». Послышался скрип кровати, потом шаги босыми ногами по полу, сквозь щели двери появился свет, дверь распахнулась. Он прижался к стене, понимая, что никуда уже не спрячешься, и он весь, как на ладони. Он зажмурил глаза. Мужчина заглянул, потом спустился на две ступени и крикнул в комнату: «Да тут никого нет! Домовой, наверно». Мужчина закрыл дверь, свет погас, и опять стало тихо. Домовой. Он – домовой. Холодок понимания пробежал по нему, унося последние надежды на возвращение домой. Его не видят люди. Но слышат. Надо быть осторожнее. Он что-то слышал о домовых от своей нянечки. При воспоминании о нянечке у него сжалось внутри. А его семья? Папенька, маменька, братья, сёстры? Что с ними и как ему дать знать о себе. Он сел прямо на ступеньку и так просидел до утра. Он даже не знал, нужен ли ему сон. А пища? Нуждается ли он в пище? Под утро он вылез в комнату, было уже светло, и первое что он увидел, это календарь между двух окон. И год – 1921 . Этого не может быть! Он стоял и смотрел на цифры. Где он был сто двадцать лет? Значит, никого не осталось из тех, кого он любил, и кто его помнил. Да, желтоглазый предупреждал, что он будет один. Значит, они все уже умерли. Слёз у него не было, но без них оказалось ещё больнее. Он снова спустился в подвал и пролежал там почти пять лет. Он думал, что он умрёт. Но ничего не случилось, он не умер. Изредка в подвал спускались люди, что-то поднимали, что-то опускали, ругались, смеялись, разговаривали, молчали. А он всё лежал и лежал. Иногда рядом с ним приходила и ложилась чёрная с белыми пятнами кошечка. Когда она пришла первый раз, он неосознанно потянулся к ней и погладил. Как ни странно, он ощутил под пальцами тёплый и пушистый мех животного. Она замурлыкала, прижалась к нему и уснула. Точно, он вспомнил, как нянька ему говорила, что кошки видят домовых, и играют с ними.

А потом в доме наверху появились дети. Сначала, стуча пятками, бегал один ребёнок, потом через год к нему присоединился ещё один. Они бегали, кричали, плакали, иногда дрались между собой, и тогда строгий голос отца прикрикивал на них и они замолкали. Иногда на них прикрикивала мать, но они всё равно продолжали кричать, не обращая внимания на неё. Он стал выползать из своего подвала и наблюдать за ребятишками. Он успокаивался и забывал обо всём, когда смотрел на них, как они возились на полу, пуская сопли и смешно коверкая слова. Время шло, и вот уже дети детей ползали по полу, а он сидел и смотрел на них, радуясь, что ещё одно поколение пришло в этот мир, и только изредка вздыхал не понятно от чего. За эти годы он многому научился, он многое узнал и о себе и об окружающем его мире. Мир летел вперёд. Появилось электричество, потом в углу начала говорить с утра до вечера маленькая коробка. Радио, как называли говорящую коробку люди. Однажды радио ему так надоело, что он треснул его об пол. Правда, потом очень жалел, потому что старая женщина, которая ждала с войны своих сыновей, каждый день слушала сводки с фронта. Он знал, что из трёх её сыновей, домой вернутся только двое. Радио отремонтировали, и он больше никогда не вредил людям, даже если ему что-то не нравилось. Потом появился телевизор. Вот он-то ему очень нравился. Там пели, плясали, рассказывали всякое, показывали путешествия по разным странам. Правда врали много, и называли это «кино». Жить стало интереснее.

Однажды, сидя у телевизора, его будто что-то толкнуло, и он очутился на полу. Он встал, но почувствовал, как из середины живота, из того места, где у человека пупок, выползла верёвка, только невидимая. Верёвка тянулась куда-то далеко, за пределы его дома, она сжимала его внутренности, выворачивала его, скручивала больно, с ноющим чувством, отзываясь в его конечностях. Через какое-то время она пропала, а он пал обессиленный. Это стало повторяться всё чаще и чаще. Он перестал выходить из подвала. Так продолжалось год. Потом верёвки не стало. Он обрадовался, опять сидел у телевизора, пил парное молоко из кринки, прятал очки у бабки, жизнь вошла в привычное русло. Но прошло несколько месяцев, и стала давить на грудь какая-то внешняя сила, которую он тоже не видел, не знал, откуда она, но он ощущал боль, и она продолжалась иногда неделями.

И когда уже совсем не было сил терпеть, тогда он решил обратиться к человеку за помощью. А что ему было терять?

Глава 3. Жёлтый туман

Мы вышли от Валеры, когда солнце уже было в зените. Рассказ о Мосте меня так впечатлил, что я шла молча, снова и снова вспоминая о зловещей табличке с чёрным солнцем и посланниках с жёлтыми нечеловеческими глазами. Валера пошёл нас проводить, отпустив своего пса Мартына с цепи. Тот не спеша шёл за нами, обнюхивая дорогу и подолгу вглядываясь вдаль, будто кого-то ждал. Виктор Иванович спросил меня:

– Ольга Ивановна, Вы сможете помочь Мосте? Теперь Вы меня понимаете, почему я так переживаю за него?

– Я очень хочу помочь ему. А ещё я хочу с ним поговорить. Я не знаю пока, что нужно сделать и с чего начать. Но теперь я тоже не успокоюсь, пока мы ему не поможем. Мне нужно позвонить одному человеку, его консультации нам очень пригодятся. Он уже не раз помогал разбираться в таких делах.

Виктор Иванович согласно кивнул головой.

– Валера, – обратилась я к Валере, который шёл за нами – предупреждение от Мости насчёт того, что кто-то Вас предаст, оказалось правдой?

– Да, я тогда документы на свой дом к Вите сразу отнёс, а когда Светка уехала, я увидел, что у меня все документы перевёрнуты, искала она там их. Не скажу, что я ей очень уж доверял. Мы с ней три года вместе прожили. Я думал, что может она изменится, успокоится. Видать ошибся. Знакомы-то мы с ней со школы. Она с моим другом, Славкой дружила. Потом она вышла замуж, когда Славка в армию ушёл. За шофёра нашего директора станции. Родила дочку, а потом оставила её своей матери и уехала на Север, за каким-то нефтяником. Потом снова приехала сюда, видать деньжат подкопила, мать с дочкой забрала и в Краснодар увезла, дом там купила. Потом снова сюда приехала, не знаю, что там не жилось, может, насолила кому. Вот и стали мы с ней жить у меня. Прожили три года, пожениться успели. – Он усмехнулся – Дурак я, на что надеялся.

– Ладно тебе! – Виктор Иванович махнул рукой – Не убыло, не прибыло. Тебя все вокруг о ней предупреждали, сейчас сам убедился.

– Виктор Иванович, – прервала я их стенания – а как вы на ту сторону деревни, через речку переправляетесь? Моста ведь у вас тут нет? А магазин, я вижу, на другом берегу.

– Да какой мост! Курица, не замочив перышек, может через нашу речку пройти. Одно название. За моим огородом брод есть. И ещё вон там, возле мостка, тоже брод. И таких бродов здесь полным-полно.

– Она и без брода не шибко глубокая, – сказал Валера – захочешь утонуть, так не утонешь.

Старухи Тикалихи на лавочке не было.

– К Людке пошла, новости понесла. – Сказал Виктор Иванович.

Валера нас проводит до ворот и повернул обратно к себе.

Виктор Иванович натаскал воды сначала в дом, потом в баню, а меня оставил в доме варить суп. Что бы я ни делала, я думала про Мостю, никак не могла ни о чём другом думать. Когда я закончила все дела на кухне, я вышла во двор, села на крылечко и набрала Сакатову.

– Алексей Александрович, здравствуй!

– Здравствуй голубушка Ольга Ивановна, рад снова слышать тебя. А я вчера, буквально, вечером тебя вспоминал. Думаю, надо позвонить, узнать, как дела. А ты вот сама. Что новенького у тебя, чем занимаешься?

– Алексей Александрович, если бы ты знал, в каких расстроенных чувствах я тебе звоню!

– А что случилось? – Встревожено спросил он – Что-нибудь опять случилось с Ириной? Или с Ильёй?

Я успокоила его, что с моими родными всё нормально, и рассказала ему про Мостю. Разговор получился таким длинным, что Мегафон дважды нас разъединял.

– Я читал про Чёрное солнце, – ответил он – но это было связано с нацистами, с третьим рейхом. А тут совсем другая история, гораздо раньше произошла, интересно. Очень интересно. Ты в город когда вернёшься?

– Мы собираемся в воскресенье с Виктором Ивановичем уехать. Мне на работу в понедельник надо.

– Приезжай ко мне в понедельник после работы, переговорим, подумаем, что дальше делать. Вернее, с чего начать. Знаешь, я тоже хочу помочь Мосте, и тоже очень хочу с ним встретиться. Я сейчас займусь тем, что узнаю всё про домовых.

– Мостя не домовой. Вернее не простой домовой, не обычный. – Сказала я – И ещё надо узнать, что стало с той статьёй, которую он хотел отправить в Москву, и наказал Тимке про неё. И судьбу Тимки тоже. Хотя я не уверена, что про Тимку мы что-то узнаем. Ни фамилии его, ни других каких данных у нас нет. И Зурку бы тоже как-то упокоить.

– Да, про статью я тоже попробую узнать. Но ты не права насчёт Мости, он хоть не обычный, но всё-таки домовой. И ты права, Зурку тоже надо упокоить, пора и ей уйти туда, где она должна быть.

Вечером мы прошлись с Виктором Ивановичем до магазина, который находится на Левобережной улице. Речка была и правда не глубокая, я сняла обувь и с удовольствием прошла по мягкому песку, который был её дном. Левобережная улица была длиннее Правобережной и освещалась не одним фонарём, а двумя. Мы прошли по ней, Виктор Иванович подходил к своим левобережным соседям и здоровался со всеми. В магазине мы купили конфет, всё остальное у нас было привезено с собой. Когда мы перешли Каменку обратно, то увидели, что на мосточке, возле брода, сидит приятненькая старушка в белой шляпке. Рядом с ней развалился на травке мой знакомый чёрный кот. Мы к ней подошли. Мария Григорьевна, а это была она, отложила свою книгу и пригласила нас посидеть с ней. Я села рядом с ней, а Виктор Иванович, сославшись на дела, пошёл к дому.

Мария Григорьевна вежливо расспросила меня кто я, чем занимаюсь, о моей семье, о моих планах на жизнь, о моём здоровье. Я и не заметила, как выложила ей всё, даже то, о чём незнакомым людям не принято говорить. Ей бы в сыске служить, цены бы не было. Потом наступила моя очередь спрашивать, и Мария Григорьевна оказалась бесценным свидетелем, так как память её была цепкой, она всё замечала и была в курсе всех событий в деревне. Жила она здесь почти всю свою жизнь. Сразу после окончания педагогического института она приехала молодым специалистом по распределению, да так тут и осталась. И замуж вышла за местного. От неё я узнала некоторые любопытные вещи. Она до сих пор общалась со своими прежними учениками, а дети, как бы ни старались родители от них что-то скрыть, почти всегда в курсе того, что происходит в деревне. А Мария Григорьевна умела вытягивать секреты у всех, с кем общалась. Поэтому, про домового Мостю она знала. И когда Валера ходил топить печку к Виктору Ивановичу, она тоже к нему заглянула. Где лежит ключ от дома, для неё не было секретом. С Мостей она не общалась, но заметила, что над крышей дома, часто бывает небольшое марево, желтоватого цвета. Иногда оно подолгу стоит, а иногда сразу же пропадает, едва успев только появиться.

– Знаете, Оля, мне это напоминает одну сказку старую. А сказки русские, они очень умные, их надо только правильно услышать. В ней говорится про девочку, которая, чтобы помочь своей больной маме, встретила в лесу старушку, и старушка эта согласилась ей помочь. Она дала ей травки заговоренные, но за это попросила, чтобы девочка, когда мама её выздоровеет, пришла к ней, и помогла ей по хозяйству. Девочка согласилась, но когда её мама выздоровела, она решила не идти в лес к старушке. Ну, там много чего ещё было. Самое главное. Девочка однажды возвращалась домой и увидела необычный туман над крышей. А когда зашла, то увидела, что мама её превращается в медведицу. Превратилась мама её в медведицу, и убежала в лес. Вот так. Может этот жёлтый туман воздействует на Мостю, превращая его в какого-то зверя? А может обратно в человека? Он ведь не может покинуть свой дом? А когда превратится окончательно в новое существо, то он уйдёт. Плохо это или хорошо, я не знаю. Это ведь другая сказка.

Я задумалась. Что-то в её рассуждениях было очень рядом с истиной.

– А в других домах никогда не было домовых? – спросила я её.

– Что-то было в доме, где жила Зурка. Дом тот был наполнен колдовством, по самую крышу. Я бы даже сказала, что это не дом был, а полный шабаш.

– А какой дом был Зуркин, покажите мне.

Она встала с мостика, и пошла вдоль берега, махнув мне, приглашая идти за собой.

– Видишь дом под шиферной крышей? – Она мне показала дом на Левобережной улице – Невысокий такой, труба побелена.

Дом стоял с закрытыми ставнями, сплошь заросший вокруг высокими кустами.

– Ни один хозяин, купивший этот дом, не задерживался в нём надолго. Как только умерла Вера Поликарповна, приёмная мать Зурки, в наследство вступила её племянница, Анфиса. Но недолго она была его хозяйкой. Через год она продала его семье, которая приехала сюда из соседней области, из Челябинской. Они прожили в нём недолго, буквально года два, а может и меньше. У них умер отец, и они уехали назад, на свою родину. Дом постоянно переходил из рук в руки, подолгу стоял без хозяев. И сейчас его последний хозяин сюда не приезжает, и продать его тоже не может.

– Так может там Зурка обитает? – Осторожно спросила я.

– Не может, а точно она там. А куда ей ещё деваться? Она самоубийца, а таких на территории кладбища не хоронят. Её скинули, как собаку, в яму, да зарыли.

– Так вроде потом хотели её перехоронить, да не нашли останков.

– Не там копали. Они даже крест не поставили на её могилке, поэтому и место перепутали, не правильно запомнили.

– А Вы знаете, где она похоронена?

– Да. Зурку я не застала, она уже умерла, когда я приехала в деревню. Но Веру Поликарповну я хорошо знала, она только в шестидесятом году умерла. Плакала всё, жалела Зурку. И она никогда не верила, что Зурка могла на смерть наколдовать. Не такая она была, не злобная. Да и молодая была ещё она, глупая. А любовь, кого хочешь, с ума сведёт. Вера Поликарповна знала, где похоронили Зурку. И меня один раз на могилку к ней сводила. Это далековато от кладбища, да и от деревни не близко. Надо перехоронить Зурку на цыганское кладбище, у вас в городе есть такое. Поговорить с их бароном, получить разрешение. Пусть они приедут за Зуркой, и похоронят её по своим правилам.

– Мы сделаем это. – Пообещала я ей – Я на неделе буду в городе, мы узнаем и съездим к цыганам.

– Правильно это будет. Не мы должны судить людей. Ни живых, ни мёртвых. И если в наших силах чем-то помочь, то надо обязательно помочь.

Мы ещё посидели с ней недолго, и я пошла к Виктору Ивановичу. Мне очень понравилась Мария Григорьевна. Очень умная женщина. Повезло тем ученикам, которых она учила. Побольше бы таких учителей. Позвонил Илья и спросил, как у меня дела. Вкратце рассказав ему историю Мости, я сказала, что мы с Сакатовым в понедельник вечером собираем наш совет, и пригласила его поучаствовать. То, что его заинтересовала эта история, сомнений у меня не было.

Виктор Иванович, пока я общалась с Марией Григорьевной, вычистил от травы палисадник перед домом и взялся за кусты смородины, росшие вдоль забора в огороде. Я присоединилась к нему, и мы с ним быстро сметали маленькую копёшку сорняков.

– Ну вот, теперь порядок. – Удовлетворённо сказал он – Давай смородину оберём, то она уже валится на землю. Возьмешь домой, варенье сваришь. Зимой, знаешь, как хорошо чай со смородиной пить!

Мы с ним до вечера собирали смородину, собрали три ведра, даже с горкой. Я ему рассказала про жёлтый туман, и про версию с превращением Мости в другую сущность. Видно было, как расстроился Виктор Иванович и задумался. Пришла Клава, жена Миколы, помогла нам перебрать ягоды, и заодно пригласила нас к себе на ужин. Отказаться не получилось, хоть и у нас стояла кастрюлька с супом, который я сварила днём. Мы опять пошли в гости. Клавдия быстро накрыла стол, выставив бутылочку самодельного вина. На столе был полный ассортимент её заготовок. Хозяйка она была отменная. Кабачки фаршированные, сортов трёх, помидоры в желе, помидоры в соку, огурцы с чесноком, огурцы с хреном, грибочки маринованные, грибочки солёные, салаты из овощей, капустка квашеная, капуста солёная по-грузински, я даже не всё попробовала, хоть мы и просидели до десяти часов вечера. Хозяин вытащил гармошку, и тут я услышала настоящий концерт. Голос у Клавдии был звонкий, певучий. Они с Миколой пели на два голоса, и я готова была их слушать до утра. Песни лились одна за другой, хорошие и задушевные, и Виктор Иванович тоже пытался подпеть. Но, праздник подошёл к концу, пора было уходить. Хозяевам надо было отдохнуть, у них осенью горячие денёчки, работы в огороде были в самом разгаре. Мы поблагодарила хозяев и за ужин и за концерт.

Виктор Иванович приготовил мне спальное место на веранде. Я его спросила:

– Может мне спуститься в погреб, вдруг Мостя мне покажется?

– Если Мостя захочет с кем-то поговорить, он выйдет в дом. Не надо его беспокоить в единственном месте, где ему спокойно. Он должен приглядеться к тебе, не жди, что он сегодня будет с тобой говорить.

Мы с ним пожелали друг другу спокойной ночи, и я легла на мягкую перину с огромными пуховыми подушками, пахнувшими полынью и ещё какой-то душистой травой. Достала книгу, которую взяла с собой в поездку, открыла её, но мои мысли опять меня унесли далеко, в имение Белозёрских, где Владимир Александрович читал свои записи Тимке. А потом перед глазами возник мальчик Макарий, державший на коленях страшную книгу о Чёрном солнце, и слова, как железо врезавшиеся в мою память: «Человек, загляни прежде всего в себя – ты ужаснёшься!» Как же надо ненавидеть людей, чтобы сказать такие суровые слова. Целая нация, поставившая своей целью стать сверхнацией, столько сил положено, и такой печальный исход! Как же они себя чувствовали, когда у них не стало будущего, не стало рождаться детей. Инстинкт продолжения рода в человеке самый сильный. Конечно, они обезумели, забыв все свои высокие мысли о вечном. Я лежала и смотрела в окно. Время шло, за небольшим окошком была полная темнота. Я так и не прочитала ни одной строчки и уснула. Проснулась я от крика петуха, такого громкого, что мне показалось, будто он кукарекал на веранде. Слышно было, что Виктор Иванович с кем-то разговаривает за воротами.

Утро было солнечным, но где-то, у самого горизонта, шли на нас тяжёлые тучи, неся с собой дождь. У ворот стояли Виктор Иванович и Валера.

– Ну как спалось?– Спросил меня Виктор Иванович – Загадала, что на новом месте приснись жених невесте?

– А что Вы мне вчера об этом не напомнили? – Смеясь, ответила я – Конечно, я забыла! Но спалось всё равно хорошо.

– Этот Ипполит всю деревню будит, давно пора его в суп. – Сказал Валера.

– Петуха зовут Ипполит?– Спросила я.

– Ну да, его даже на Левобережной слышно. Ему бы в Милане петь. Там таких голосистых петухов полно. – Валера хитро посмотрел на меня и подмигнул.

– Ладно вам, – махнул рукой Виктор Иванович – если бы не Ипполит, дрыхли бы все до обеда, а дела кто будет делать?

– Виктор Иванович, а Вы как спали? Никто с Вами не вышел поздороваться? – Спросила с надеждой я.

– Нет, никто. – Грустно вздохнул он – Наверное, отдыхает. Я сегодня первым делом вышел посмотреть на крышу. Очень ты меня обеспокоила этим жёлтым туманом. Вот Валере сказал, он теперь тоже будет наблюдать.

–Надо что-то делать, от наблюдения толку нет. – Валера тоже вздохнул – Ваш этот товарищ, профессор, когда приедет?

–Мы завтра с ним встретимся, может он на неделе и приедет сюда. Только сначала литературу изучит, почитает, подумает. Он специалист в этом. И у нас ещё одна знакомая есть, на Алтае живёт. Она тоже может нам помочь. Теперь мы все будет искать решение, вы не волнуйтесь.

–Только бы не опоздать с этим решением – Виктор Иванович снова посмотрел на крышу. Там появился жёлтый туман.

Это даже не туман, а как будто ты смотришь через жёлтое стекло, цвет не яркий, но слегка желтоватый. Можно сразу и не заметить, если не приглядываться. Он не дрожал, не двигался. Он просто был.

– Может он был уже вечером здесь, но мы не могли его в темноте заметить? – Спросила я.

–Утром ещё не было, говорю, что первым делом я пошёл и взглянул на крышу. – Ответил Виктор Иванович – Откуда он?

Я сходила за телефоном, сфотографировала крышу, отправила фотографию Сакатову и, выждав минуту, набрала ему.

Он ответил сразу:

– Доброе утро, Оля. А что это ты мне выслала?

– Алексей Александрович, на крыше жёлтый туман.

В трубке попыхтели, потом он мне ответил:

– Не вижу никакого тумана. Посмотри сама снимок.

Я открыла фотографию, максимально её увеличила. Туман, хоть и не такой, как в действительности, но на снимке виднелся.

– Алексей Александрович, ты приглядись, его там видно, он не яркий, я просто воздух окрашен в желтоватый цвет.

Через некоторое время Сакатов ответил:

– Ну да, что-то определённо есть. Такой странный цвет. А сама крыша какого цвета?

– Серая, шиферная. Мне вчера учительница об этом тумане рассказала вечером, говорит, что частенько видит его над крышей. И ещё она предположила, что Мостя превращается в кого-то. Сказка есть такая, когда там человек превращался в медведя, то над крышей стоял туман.

– Хм, интересная версия. И, надо сказать, небезосновательная. Когда на расстоянии происходит колдовство, то над предметом колдовства, обязательно держится морок, защищая от внешних воздействий, которые могут помешать свершиться трансформации.

– Что нам делать? Мы боимся, что опоздаем с помощью.

– Оля, так ты можешь и сама ослабить это воздействие. Попробуй. У тебя получится. Начни хотя бы. Я отключаюсь. Потом позвонишь и скажешь.

Я зашла в дом. Сейчас, когда я сосредоточилась, я почувствовала, что весь дом окутан, как тонкими капиллярами, жёлтыми нитями, которые спускались в подвал, пульсируя и мерцая. Я подошла к двери в подвал и накрыла рукой плотный пучок желтых ниток. У меня закололо не только в подушечках пальцев, я всем телом почувствовала холодную пульсацию колдовства. Я закрыла глаза и как будто растворилась в этих нитях, распутывая и откидывая их. В ушах был лёгкий гул. Нити в моих руках извивались, стараясь снова соединиться, но я всё быстрее и быстрее раскидывала их, и они таяли от моего тепла. В доме снова стало светло. Они пропали так же неожиданно, как и появились. Заглянул в дверь Виктор Иванович:

– Туман исчез, ты в порядке? Что ты сделала?

– Сама не знаю. Этот туман состоит из тонких ниток, они как волосы, только холодные.

– А ты сможешь поставить защиту от этого тумана?

– Наверное нет. Я никогда не ставила защиту. Но когда я обрывала нити, я почувствовала, что как будто нити шли из подвала, а не в подвал. Но я могу ошибиться.

– Кто это делает?

– Наверное, Тиний, или его помощники, желтоглазые.

Я прислушалась. Тихонько заскрипела лестница в подпол. Мы замерли. Скрипнуло совсем рядом с дверями. Передо мной возникло мохнатое существо, примерно метр ростом и уставилось на меня своими чёрными блестящими глазами. Мы какое-то смотрели друг на друга, изучая, потом он протянул мне руку и сказал:

– Приветствую тебя, колдунья Ольга.

Я опустилась перед ним на колени и сказала:

– Даже так, прямо колдунья? – И протянула ему руку.

Лапка у него была маленькая, но рукопожатие было крепким. Я его спросила:

– А как мне тебя называть?

– Все меня зовут Мостей. Мне нравится.

– Здравствуй, Мостя, очень приятно с тобой познакомиться. Мы хотим тебе помочь. Виктор Иванович мне рассказал твою историю. Ты очень смелый. И хороший.

– Ты мне помогла. Тебе учительница подсказала?

– Да. Ты и про неё знаешь?

– Я про всех знаю. Ты уезжаешь сегодня?

– Да. Но я обязательно вернусь. И буду возвращаться, пока будет нужно. Ты только нас дождись. Борись с этим туманом. Как ты его ощущаешь?

– Давит на грудь. – Он приложил лапу к груди – Вот здесь. Я встать не могу. И будто разматывается внутри что-то. Раньше верёвка внутри меня тоже разматывалась, но было не так больно.

Я достала из кармашка обрывок красного очелья, оберега, который мне повязали на голову, когда мы освобождали мою дочь из плена.

– Возьми его, это оберег. Очень сильный оберег. Не отпускай его от себя.

Мостя осторожно взял из моей руки оберег, прижал его к лицу и посмотрел на меня:

– Пахнет хорошо, но вряд ли он поможет.

– И всё-таки, возьми, он может и не отпугнёт совсем, но он чувствует плохое и будет вместе с тобой сопротивляться ему.

– Сюда приедет твой друг?

– Да, скорее всего. Я с ним завтра встречусь, он ищет ответы на наши вопросы и всё, что нам может пригодиться. И найдёт, он очень упорный. Он много знает, и он всегда готов помочь тому, кто в этом нуждается. И он тоже хочет тебе помочь.

– Сразу столько помощников! Может твой друг узнает, что стало с моей семьёй? Столько событий произошло до того, как я очутился здесь.

– Да, я его попрошу. А ты совсем не помнишь? Сто лет не малый срок. Их не проспишь.

– Помню только, как меня втянуло в чёрные ворота, на которых были два блестящих чёрных крыла. Может я и не спал, но ничего не запомнил. Может, в какой темнице сидел.

– А сейчас ты ведь помнишь всё, что происходит, не забываешь?

– Не забываю. Помню всех, кто жил в этом доме, кто рядом жил, кто приезжал, о ком хозяева говорили.

– А ты помнишь того мальчишку, которому ты прочитал свою статью о Чёрном солнце?

– Да, Тимка, хороший парень был.

– А как его фамилия?

– Федотов. Федотов Тимофей Павлович. Вы его тоже будете искать?

– Мы будем искать всех, кто был рядом с тобой, особенно Тимку. Нам интересна судьба этой статьи, попала ли она в университет.

– Да. Но будьте осторожны. Желтоглазые не заинтересованы, чтобы о них знали. Особенно о бесславной кончине их любимого избранного народа, этих сверхлюдей, которым они покровительствовали. И ещё, там осталась табличка медная, которая меня и отправила сюда, в таком облике. Не она, конечно, сама, но она является мощным орудием колдовства. Надо было её уничтожить, как мне и говорил брат Гурий. Вот уж поистине, наука сама выбирает себе жертвы. Почему я его не послушал!

– Да, очень жаль, но дело сделано, а сокрушаться об уже сделанном, бессмысленно.