Я люблю тебя до слез
Дамина щелкнула пультом и резко отбросила его в сторону. Экран телевизора погас. «Сколько ж можно! Опять этот Серов! То дети внебрачные, то любовницы!» – пробормотала с раздражением, поднимаясь с дивана.
Прошлась по полупустой комнате, огляделась, словно видела ее в первый раз, подошла к тумбочке, на которой стоял музыкальный центр. Провела пальцем по пыльной поверхности. Взяла лежавший рядом диск, вставила и повернула ручку громкости на максимум.
…«Я люблю тебя до слёз
Каждый вздох, как в первый раз!
Вместо лжи красивых фраз это облако из роз»…
… После работы Даша решила зайти в магазин – купить что-нибудь на ужин. Набрав полную корзину продуктов, встала в очередь к кассе. Перед ней стояла модно одетая, невысокая женщина и громко разговаривала по телефону на незнакомом языке. Что-то в ее внешности показалось Даше знакомым.
– Простите, Вы случайно не …? – спросила робко.
Женщина быстро обернулась, не дослушав вопроса, пристально, с некоторым недоверием, посмотрела на Дашу и вдруг воскликнула:
– Дашка! Ты?!!!
– Дамина!
Через полчаса они уже сидели на кухне Дамины и пили чай с чак-чаком.
– Ну, рассказывай, что, как, где пропадала? – спросила хозяйка.
– Да нигде я не пропадала, это ты не звонила. Я все там же, ничего за эти годы в моей жизни не поменялось.
– А я вот с этим переездом намучилась, пока мебель и столовые приборы с Жоркой делила. Половину вещей потеряла, и записную книжку в том числе. Так что позвонить тебе никак не могла. А ехать в наш старый дом не хотелось.
– А дети где? Их-то, надеюсь, не делили?
– Он хотел. Сколько судов было – и не сосчитать! Я все-таки отбила их. Русланчик сейчас с девушкой квартиру снимает, а Элька…, – на глаза Дамины навернулись слезы, – уехала в Турцию, замуж вышла. Но… не нравится он мне. Даже по фотографиям. На свадьбе-то я не была. Не приглашали. Ну, она всегда такая была, самостоятельная слишком. Да и не могла простить мне развода – отца очень любила.
А за что его было любить? Вот скажи мне! – Дамина подошла к окну, приоткрыла створку, дрожащими пальцами вытащила из пачки сигарету. – Ну, за что?! – повторила громче. – Как он орал на меня, как за мной гонялся по квартире с ножом, сколько слез я пролила!
– Даминочка, успокойся, – ласково произнесла Даша и подошла к подруге. – Помню, ты рассказывала, но я же часто у Вас бывала и никогда при мне…
– Вот именно, «при тебе»! – перебила Дамина. – Он при всех всегда был белый и пушистый! Никто и подумать не мог, какой он дома, со мной! Все родители его боготворили – «Георгий Семенович такой хороший педагог!», «Георгий Семенович такой хороший человек!», «Георгий Семенович такой прекрасный музыкант!», – передразнила.
– Мин, ну, успокойся, я помню, что он у тебя на четырех работах пахал, бегал из одной музыкальной школы в другую, настройщиком еще подрабатывал, учеников частных имел. И в доме у вас всегда достаток был – дети одеты-обуты, на столе всегда изобилие. Я твои кулинарные шедевры до сих пор забыть не могу – приходишь к вам, а у тебя чего только нет! Названия тогда еле запомнила: тулма, кабартма, калжа, перемяч, беляш, кыста…
– Кыстыбый, – поправила Дамина, вытирая слезы. – Там еще много чего было, это правда. Татарская кухня очень древняя и богатая. А «перемяч» это и есть беляш, – улыбнулась. – Ладно. Все в прошлом, – вздохнула. – И любовь в прошлом…
За окном стемнело. Женщины перешли в комнату, сели на диван.
– Давай музыку, что ли, послушаем, – предложила Дамина. – Элькину любимую.
«Я люблю тебя до слёз
Каждый вздох, как в первый раз!»…
– раздалось из динамиков.
– Не-на-вижу! – сквозь зубы процедила Дамина.
– Серова? Что так? Зачем тогда слушаешь? – с удивлением взглянув на нее, спросила Даша.
– Это все из-за него! Помнишь, как Элечка маленькая плясала в манеже под его песни? Только под Серова можно было ее успокоить, отвлечь, накормить. Его голос у нас звучал круглые сутки! Она на нем выросла! Ей не нужны были ни колыбельные, ни сказки, ни детские песенки – подавай ей Серова! И эта любовь не прошла: она и в школе его слушала, и в институте! Ходила на все его концерты, моталась за ним по стране, покупала его диски, зарабатывала на поездки и на билеты курьером, в Мак Дональдсе на кассе стояла. У нас вся комната была его фотографиями обклеена – обоев не видно было! – горячилась Дамина.
Даша и сама, приходя в гости к Дамине, каждый раз удивлялась, как годовалая Эля, стоя в манеже, держась за бортик крохотными ручонками, внимательно смотрела на экран телевизора, пританцовывала, приседала в такт и даже пыталась подпевать любимому незнакомому дяде.
– А потом она встретила парня, похожего на этого Серова как две капли воды, – продолжала Дамина. – И даже звали его Александр! И что ты думаешь? – влюбилась! Долго пыталась его тоже приобщить к своему образу жизни. Но тот нормальным оказался – старательно учился, музыку серьезную слушал, на концерты в филармонию ходил. Но, когда она поняла, что его раздражают ее бесконечные разговоры о Серове, его новых записях, его концертах, дала парнишке от ворот поворот. Я ей говорю: «Эля, одумайся! Тебе нужен хороший человек! Он добрый, внимательный, из хорошей семьи, не сбивай его с пути своими фанатскими штучками!». А она мне: «Если у меня не получится выйти замуж за Серова, то никто мне не нужен! Тем более этот». На что она надеялась – ума не приложу! Я сто раз ей говорила – «он женат, он старый для тебя, где ты и где – он?!», а она только огрызалась и тут же, собрав свой рюкзак, уезжала… Помотала мне нервы изрядно…
Песня закончилась. Дамина замолчала и выключила музыкальный центр.
– А в Турцию как она попала? – тихо спросила Даша.
– Заработать решила. Выучила турецкий язык – он же близок татарскому, устроилась гидом, возила русскоязычные группы. Там и познакомилась со своим Озаном. Приехала, рассказала, что встретила там красивого парня, он предложил замуж, с родителями уже познакомил. Я спрашиваю: «Он тоже на Серова похож?», а она – «Нет, не похож, но он поет как Серов». Представляешь?! И имя-то какое – Озан – значит «певец»! Совсем спятила! Но самое ужасное, что со дня свадьбы, как фото прислала, так и не пишет и не звонит.
– Дамина снова заплакала.
Даша взяла Дамину за руку.
– Давно не звонит?
– Давно…
…Около полуночи Даша уехала. Дамина убрала со стола, умылась. Вернувшись в комнату, не стала включать свет. Села на диван.
… «Лепестками белых роз я наше ложе застелю,
Я люблю тебя до слёз, без ума люблю!»..
Где ты сейчас, Элька?..
Клубника с шампанским
Олег лежал на спине, уставившись в потолок и с наслаждением курил.
– Ты мне изменяла когда-нибудь?
Дина замерла и съежилась под одеялом.
– Нет, – ответила тихо. – А… почему вдруг… тебя именно сейчас это интересует?
– А когда меня должно было это интересовать? До того, как мы легли с тобой в кровать? – не меняя позы, абсолютно спокойным тоном произнес Олег.
– Ну-у… не знаю… Например, когда мы жили вместе.
– А что, ты бы тогда призналась? – усмехнулся.
– В чем?
– В измене.
– А ты мне изменял?
– Я – нет.
– А с Ленкой?
Олег затушил сигарету и повернулся к Дине.
– С какой Ленкой?
– Ну, которая у вас официанткой работала. Светленькая такая, толстушка. Я же помню – видела, как она тебя глазами пожирала.
Дина села и пристально посмотрела на Олега.
– Да что ты помнишь! – чуть повысил он голос. – Сколько лет прошло!
– При чем тут «лет»! Я же спрашиваю – изменял с ней?
– Нет. В этом смысле – нет. Так, пару раз на кухне прижал. Хотел ее в тот момент… Даже потом номер в гостинице снял. Но не получилось ничего…
– В гостинице?! В какой еще гостинице?!
– В той, где мы работали, конечно.
– Так там же дорого как! Значит, это ты так заработанные деньги тратил? А с меня отчеты за покупки требовал?!
Дина быстро встала, дрожащими пальцами достала из пачки сигарету.
– Я, значит, на хозяйстве, планирую бюджет, бегаю по магазинам, экономлю, выискивая, где что подешевле, чеки складываю в коробочку, из комиссионок не вылезаю, чтобы после двух сданных тряпок себе обновку купить, а ты, значит, девку в номера?!
Дина стояла рядом с широченной кроватью, закутавшись в одеяло, держа в руке незажженную сигарету.
– Чего кипятишься-то? Не было же ничего.
– Но ты же хотел этого!
– И что? Ты думаешь, у мужика в жизни мало таких моментов бывает? А вот ты на мой вопрос не ответила.
Олег потянулся к стоящей на прикроватной тумбочке бутылке шампанского.
– Налить еще? – спросил как-то чересчур спокойно.
– Холодное?
– За час, думаю, не успело нагреться, – ответил он и наполнил два бокала почти до краев.
– А клубника у нас осталась?
– Да. Сейчас принесу.
Через минуту оба сидели на кровати и не спеша потягивали прохладный пузыристый напиток.
– Значит, говоришь, у мужика в жизни много «таких моментов». Ну, и сколько же их у тебя было? – спросила Дина, откусывая от крупной ягоды и вытирая ладонью сок с подбородка. – Ведь были?
– Конечно! – ничуть не смутившись, ответил Олег и посмотрел на Дину с удивлением.
– Расскажешь? С Оксанкой, небось?
– Не-ет, что ты! – засмеялся. – Там одного моего хотения мало – там вложения большие нужны были. Она ведь без дорогих подарков никого к себе не подпускала – чуть ли не аукцион устраивала, кто больше даст.
– Да ладно, не прибедняйся! Это у тебя-то не было средств на подарки? Не смеши! Каждую ночь купюры утюгом разглаживал! Изо всех карманов кучами доставал.
Дина рывком придвинула тарелку с клубникой ближе к себе.
– Шампанское осталось? – спросила без паузы. – Налей!
Олег покорно выполнил просьбу.
– Да-а, жадность не украшает мужчину, – сделав небольшой глоток, проговорила как бы сама себе.
– При чем тут жадность! – возмутился Олег. – Голос разума! У меня жена все-таки была, – тут же переходя на игривый тон, сказал и легонько ущипнул Дину за щеку.
Она хихикнула и протянула ему самую крупную и красивую ягоду.
– Ну, теперь ты признавайся, – сказал Олег, уворачиваясь от угощения.
– Мне не в чем признаваться, – с гордостью произнесла Дина, пригубив из бокала.
– А я вот уверен, что есть! С Павлом было?
– С ума сошел!
– Тогда – чуть не сошел. Думал, что сойду… Я тебя такой красивой и счастливой, наверное, никогда не видел. Сразу понял, что что-то не то. А ведь ты кокетничала с ним, хихикала, как вот сейчас. А на Вовкиной свадьбе, помнишь, как вы танцевали? Как рок-н-ролл отплясывали! Как смотрели друг на друга! Только дурак не догадался, что он твой любовник.
Олег закурил и протянул Дине пачку и зажигалку.
– Будешь?
Дина выхватила из его руки сигарету, резко вскочила, опрокинув на подушку тарелку с остатками клубники и закричала:
– Да, танцевали! Да, хихикала! Да, кокетничала и была красивой! Но не более того! А все потому, что кому-то тогда было не до меня! Потому что кто-то тискал по углам продажных девок!
– Что ты сейчас-то завелась? – оторопел Олег. – Нет, так нет. Давай хоть сейчас не будем ссориться. Иди ко мне!
Дина глубоко вздохнула, внимательно посмотрела на бывшего мужа, медленно подошла и аккуратно присела на край кровати.
– Давай…
Моя Эдит
Новенький, вызывающе-сверкающий «Гелендваген», лихо развернувшись на Большой Никитской, резко затормозил у «Дома литераторов». Из машины вышла, а, точнее, выпорхнула, небольшого роста худощавая женщина и уверенным шагом направилась к входу. Здесь у нее была назначена встреча с некой Юлией, которая позвонила накануне и, представившись начинающим режиссером и рассказав вкратце о своем новом проекте, очень просила о встрече.
Юля специально приехала на эту «судьбоносную», как она считала, для нее, встречу заранее, чтобы настроиться на разговор, успокоиться. Но за время ожидания ее волнение с каждой минутой лишь нарастало. Она с трудом пыталась представить себе первый момент личного знакомства с известной актрисой, за творчеством которой следила уже не один год, и каждый раз, увидев ее в новой роли, поражалась ее таланту перевоплощения. И вот этот момент наступил.
– Здравствуйте, Таисия! Это я Вам звонила. Я – Юля, – немного заикаясь, произнесла девушка и протянула руку.
Таисия Гордина была одета во все черное – под стать «легенде немецкого автопрома»: длинное, прямое черное платье без рукавов, черные балетки, черные прозрачные перчатки до локтя. Довершала образ маленькая черная шляпка-таблетка с крохотной вуалью, едва закрывающей высокий лоб. Вообще, внешность Таисии была настолько не типичной для востребованной актрисы, что трудно было определиться с оценкой как зрителям, так, возможно, и режиссерам – красавица она или дурнушка. Сейчас у Юли была возможность рассмотреть ее такой, какой она была не на сцене или на экране, а в обычной жизни: фигура девочки-подростка, умело скрытая платьем, длинные руки с острыми локтями, бледная, почти прозрачная кожа, светлые, будто выгоревшие на солнце, волосы, тонкие, высоко посаженные брови, слегка подкорректированные черным карандашом и ярко накрашенные губы. Именно губы – их измененные, благодаря помаде, форма и размер, а главное, их нереально-кроваво-красный цвет – притягивали взгляд и вызывали ассоциации с фильмами о вампирах.
– Привет, – Таисия быстро, словно куда-то очень спешила, скользнув небрежным взглядом по Юле, пожала протянутую ей руку, взялась за ручку тяжелой входной двери и уверенной походкой завсегдатая направилась в помещение широко известного в писательско-артистических кругах ресторана.
В полутемном зале было безлюдно и тихо. Таисия села за столик в углу и жестом пригласила Юлю занять кресло напротив.
– Здравствуй, Олежек, – улыбнулась Таисия подбежавшему официанту. – Мне как всегда – стейк с кровью, салат из рукколы и сок, давай сегодня томатный. А ты? – спросила, неожиданно перейдя на «ты» и оценивающе взглянув на Юлю, видимо просчитывая, что может себе позволить эта молодая женщина, судя по ее одежде, сумке, обуви, косметике и манерам.
– Я только сок… Апельсиновый. Можно из пакета, – Юля хотела тоже заказать свой любимый, томатный, но внутренне содрогнулась, представив, что вдруг от него ее губы станут такими же «вампирскими».
Олежек, кивнув, исчез так же молниеносно, как и появился.
– Ну, излагай, – откинувшись на высокую спинку кресла, почти торжественно произнесла Таисия. – Да, прости, забыла твое имя.
– Юлия.
– И давай сразу договоримся – не называй меня Таисия. Для всех я – Туся. Мне так привычнее.
Гордина достала из крохотной сумочки сигарету, невероятной красоты и длины мундштук и с видимым наслаждением закурила. Юля с удивлением посмотрела на нее и огляделась по сторонам.
– Здесь можно. Мне можно, – не дожидаясь вопроса и делая ударение на слове «мне», загадочно проговорила Таисия. Было такое ощущение, что она уже входила в роль.А ролей у нее было уже очень много! Особенно учитывая то, что ее возраст невозможно было определить – то ли 18, то ли 45. Она играла королев и бомжих, строгих учительниц и отвязных старшеклассниц, проституток и жен-домохозяек, девушек из богемы и сварливых старух, иностранок и деревенских теток, актрис и официанток.
– Да-а, кого я только не играла, – задумчиво, не глядя на Юлю, сказала Таисия, – а вот на роль певицы меня приглашают впервые. Но, должна тебе сказать, что ты не ошиблась с выбором – прямо в точку. Близка она мне. И внешность – даже без грима – почти совпадает. Но петь так, как она – не смогу, признаюсь честно. Хотя в юности я пела, и очень неплохо.
– Петь и не придется, – радостно подхватила Юля. – В спектакле будет звучать фонограмма, ее живой голос. На Вас только текст!
– А что с декорациями?
– Я думаю обойтись минимумом – для создания камерной, интимной обстановки: на заднике будут чередоваться слайды – картинки с видами Парижа, на сцене – легкая полупрозрачная белая вуаль, как кулиса, из-за которой Вы будете выходить, кровать, стол, стул, зеркало и рояль. Ну, и всякие мелочи – цветы, книги, ноты, пластинки…
– И ты хочешь, – перебила девушку Таисия, – чтобы я одна тянула весь спектакль?
В голосе актрисы промелькнули одновременно удивление и радость.
– Да, конечно! В этом-то весь смысл и вся прелесть! – Юля была счастлива, что капризная, даже взбалмошная, по рассказам коллег, Гордина не послала ее сразу подальше, а начала задавать конкретные вопросы. – Вы же знаете, что о ее жизни уже были сняты фильмы, поставлены спектакли. Но там была просто как бы проиллюстрирована ее биография. А у нас.., – Юля замялась, – а здесь я бы хотела сосредоточить внимание на ее чувствах, на ее песнях. Это должен быть музыкальный спектакль в своей основе – ведь каждое ее увлечение, каждый ее роман рождал новые эмоции и новые песни. Она взрослела, старела, но…
– Ну, почему же сразу «старела»? – опять перебила Таисия. – До старости у нее еще много чего было!
– Нет, я не совсем то хотела сказать…
– А что? Что ты считаешь главным в этом спектакле?
От этого вопроса Юля совсем растерялась. Она так живо представляла себе все мизансцены, декорации, весь музыкальный ряд спектакля, всю его драматургию! Она отчетливо слышала внутренним слухом голос актрисы – Таисии Гординой, произносящей страстные монологи героини-певицы, в которых было так много разных эмоций – боли, радости, тревоги, любви, отчаяния, разочарования, трепета, надежды… Она твердо была уверена в том, что передать их все, все их оттенки сможет только она – ее любимая Таисия Гордина!..
– Так что? В чем идея постановки? – строгий голос Таисии прервал Юлины мысли.
– Знаете, Таисия, простите – Туся, я не готова ответить на этот вопрос сейчас…
– Но это же самое главное! На чем делаем акцент? О чем спектакль? О карьере или о любви?
В этот момент официант Олежек принес дымящийся стейк, поставил на столик салат и два бокала с соками.
– Спасибо, дорогой! – Гордина одарила молодого человека обворожительнейшей улыбкой.
– И? – обратилась к Юле. – Что первично? Куда развиваемся? Ты сама-то понимаешь – что ты хочешь сказать этим спектаклем? Зачем он? Для кого?
Юля дрожащей рукой взяла бокал с соком и сделала небольшой глоток, надеясь немного унять волнение.
– Туся, мне надо подумать. Я видела только Вас в этой роли и больше ни о чем не думала.
– А надо бы! – слегка снисходительно произнесла Таисия. – Давай так: ты несколько дней думаешь, потом звонишь, мы встречаемся и проговариваем все до мелочей: что, зачем, почему и как. Я тоже подумаю – представлю, что можно сделать из этой истории. Ты, кстати, текст принесла?
– Да. – Юля достала из сумки папку и нерешительно передала Таисии. – Там мои пометки – в какой момент включается фонограмма, какая песня звучит, как меняется свет на сцене…
– Разберусь, – отрезая кусочек стейка, буркнула Гордина. – Ну, все, до связи.
Юля встала.
– Приятного аппетита, Туся! Спасибо за уделенное время…
Примерно через год Таисия Гордина позвонила Юле и пригласила на спектакль «Моя Эдит», в котором выступала режиссером и исполняла главную и единственную роль.
Я знаю
«Никто никуда с тобой не едет! И если даже у меня что-то изменится в жизни, я к тебе не вернусь. Ты это знаешь. Не пиши и не звони больше».
Смс пришло в середине рабочего дня – в 15. 27. Мало того – во время совещания. А во время совещания звук на телефонах у всех присутствующих – по распоряжению директора – должен быть отключен. И узнать о звонке или входящей смс можно, только заметив мигание дисплея.
«Никто никуда с тобой не едет!» – первая фраза открытой смс-ки застала меня врасплох: а я вроде никуда и не собиралась! Сказать, что я была в шоке – это ничего не сказать! Вторая фраза просто ввела меня в ступор – и «если», и «даже», и тем более «изменится в жизни» – что, и у кого что-то может в жизни измениться? А если говорится «если», то это значит все-таки возможно, что изменится. А если добавляется «даже» – то это как бы под сомнением, то есть по смыслу – «вдруг». И почему «не вернусь»? Что я такого сделала, чтобы со мной можно было так поступить? И почему такая уверенность, что я об этом «знаю»? Не знаю я ничего! Сердце колотится где-то в горле, не позволяя нормально дышать, и уже готово и оттуда выпрыгнуть и поскакать к тому, кто это написал. За что?! Почему я не имею права больше звонить и писать? Ну, хорошо – я почти не пишу. Но звонить-то почему нельзя?!
Тысячи полу-сформулированных мыслей, десятки вариантов, сотни самообвинений… Но все-таки, куда я еду? И куда кого я пригласила? Может быть это в каком-то переносном смысле? – типа, «еду» – это направление моей жизни, или высказанной вслух мечты? Или я куда-то собиралась, но вдруг забыла? ЧТО?!
Совещание проходило мимо моего сознания (хорошо хоть не требовалось моего активного участия). Так, спокойно, говорю себе. «Никто» – это кто? Вообще никто, или это кто-то – так многозначительно – о себе? «Никуда» – это вообще никуда, или в конкретно-обозначенное место, но никогда? Окончательно запутавшись в вопросах, извиняюсь, прошу разрешения ответить на «очень важный звонок» и выхожу из кабинета.
Несколько глубоких вдохов-выдохов и пулей – на свое рабочее место. Так, не волноваться, все равно ТАМ уже все решено, судя по интонации, с которой написано смс. Еще раз перечитываю и пытаюсь себя успокоить. КТО? И почему именно сегодня? Как перед исповедью, вспоминаю, что делала не так: лукавила, откровенно врала, пила до беспамятства? Нет, не припоминаю. Логике не поддается.
А-а, да все просто – мошенники! Ждут, что я в панике позвоню на этот номер, и с моего счета спишут деньги! Не на ту напали! Ха-ха! Смотрим телевизор, читаем газетки! Кое-как утихомирив пульс и сердцебиение, подхожу к городскому телефону (а они-то, лохи, думали…надеялись! – фигушки!!). Набираю номер, с которого пришло смс, готовлюсь к пламенной речи, будучи уверена в том, что услышу говорок с определенными интонациями… Бесконечно-длинные гудки. И – совершенно неожиданно – тихий, жалобный, неуверенный девчачий голосок:
– Алло…
– Девушка, – после паузы говорю, – Вы несколько минут назад отправляли смс кому-нибудь?
– Да, – почти плача отвечает, – отправляла.
– Вы, наверное, ошиблись номером. Вернее, точно ошиблись – его получила я. А я никуда ни с кем не собираюсь ехать!
– Ой, простите! Это точно не Вам, – чувствую, что улыбается сквозь слезы. – Извините.
– Да ладно, бывает. Не плачьте. Все будет хорошо.
– Спасибо Вам, – всхлипнула.
Возвращаюсь на последней минуте совещания. Извиняюсь, пробираюсь на свое место. Сердце еще стучит, но уже не выпрыгивает…
Я никого никуда с собой не зову…
Я буду писать. И звонить.
И если даже у тебя что-то изменится в жизни – ты все равно ко мне вернешься.
Я это знаю!