В начале января 1942 года, мы, как обычно вечером, сидели у керосиновой лампы, мама читала детскую книжку. Вдруг, открывается дверь, без стука заходит девушка в белом полушубке и шапке-ушанке.
– Вороновы, здесь? – спросила она.
Да, мы здесь, – ответила мама.
Девушка повернулась к кому-то и крикнула в темноту:
– Они здесь, я же говорила Вам, что они здесь!
И в туже минуту в дверях появился отец: бородатый, руки перевязаны, а сверху наброшен полушубок. Он остановился, смотрит на нас! Я вскочил: «Папа!». Он схватил меня больными руками, расцеловал. Валька ходить уже не мог, он был очень слаб от голода, ноги были тонкие, как спички, к тому же еще он заболел корью, но услышав, мой крик, он, пошатываясь, сумел встать в своей кроватке, держась за бортик: «Шпина, мама, дайте шпина!» – попросил он пшенной каши. Отец подбежал к Вальке, тоже поднял его другой рукой. Медсестра заволновалась: «Георгий Николаевич, Вам не нужно, Вам нельзя, отпустите детей». Папа повернулся к медсестре и сказал: «Возьми машину, езжай обратно в Пермь, в госпиталь, и привези детям что-нибудь поесть. Давай, бегом!» Потом отец шагнул в центр горницы:
– Так, а в чем дело? Кто хозяин?– еле сдерживая ярость, спросил отец.
– Ну я хозяин! – вальяжно отозвался с печи старик.
– Слазь! Ты работаешь?
– Да какая работа, я уже старый!
– А почему дети голодные у тебя? Почему ничего не даешь? У тебя корова есть?
– Ну есть и корова, и бычок и куры!
– Вот видишь, яйца у тебя есть, молоко есть, а почему не даешь?
Ты что не видишь, что парень умирает? А ты что?
Не дождавшись ответа, отец шагнул к хозяину и со всего маху врезал ему больной рукой. От удара тот спиной вышиб дверь соседней комнаты
и рухнул на пол.
– Убью тебя, тварь – кричал отец.
Жена хозяина и зять кинулись к моему отцу:
– Ну что вы? Успокойтесь!
– Да как я могу успокоиться? Я на фронте, проливаю кровь, а дети мои умирают от голода! Это что? Что это такое? Кто вы такие? Вас всех расстрелять надо!
Хозяйка сразу позвала дочь, они стали собирать на стол! Но отец резко осек: «Не надо! Без вас сейчас детям еду привезут».
Пока ждали еду, отец с мамой долго беседовали. Отец сидел головой мотал, а мама смотрела на него, держа за руку. Папа рассказал, что когда он выбежал из дома в день начала войны, то бросился прямиком к штабу, который находился недалеко от места нашего проживания. Однако штаб был уже развит немецкой артиллерией, с противоположного берега лупили пулеметы, отцу удалось добраться до казармы, которая находилась при штабе отряда и еще не была разбита. Там уже был начальник отряда – подполковник Яков Иосифович Тарутин и некоторые пограничники, которых война застала во время отдыха, после ночных патрулей. Пограничникам раздавали боеприпасы: гранаты, патроны. А Отцу начальник отряда приказал возглавить небольшую группу и прорываться
к 14 пограничной заставе, которая располагалась ближе всего
к железнодорожному мосту на берегу реки Сан и уже вступила в бой с немцами.
По прибытию к месту назначения, группа отца заняла оборону. Некоторые фашисты уже двигались по мосту, а другие в лодках пытались переправиться на наш берег. Пограничники старались подпускать фашистов на близкое расстояние, после чего открывали шквальный огонь из пулеметов, винтовок, забрасывали врага гранатами. Немцы несли большие потери, совсем немногочисленные группы наших бойцов смогли удержать фашистов на противоположном берегу до полудня. В этом неравном бою особенное мужество проявил помощник начальника 14 погранзаставы, лейтенант – Петр Семенович Нечаев. Для захвата моста немцы бросили свыше роты, но метким огнем ручных пулеметов противник неоднократно отбрасывался назад с большими для него потерями. Когда в живых остался лишь один лейтенант Нечаев, он подпустил выскочившую из-под моста группу противника и взорвал оставшиеся две гранаты. Нечаев погиб, уничтожив всю группу врага. Отец все время пытался прорваться ближе к мосту на помощь своему другу, но из-за непрерывного огня со стороны немцев ему этого не удалось. За все время утреннего боя было уничтожено около трехсот солдат и офицеров вермахта.
В полдень поступил приказ от начальника погранотряда, отойти на новый рубеж обороны. Группа отца присоединилась к штабу погранотряда и уже все вместе они отошли от города, где мы и встретились, по дороге на Львов.
Утром следующего дня, 23 июня 1941 года, отец получил приказ от вновь возглавить небольшую группу бойцов и вернуться в Перемышль. На машинах они добрались до города и уже пешком стали пробираться к кладбищу, находившемуся на окраине города. Отец дал указание одному из офицеров, взять группу бойцов и двинуться на разведку в центр города, чтобы разведать обстановку.
Через некоторое время к отцу прибыл связной с докладом, что немцев не обнаружено, однако группа соединилась с другой группой пограничников, которую возглавлял старший лейтенант Поливода Григорий Степанович и которая раньше вошла в город, где ими был принят первый уличный бой, который для фашистов оказался совершенно неожиданным, так как те, с момента, когда пограничники оставили город накануне, занимались исключительно празднованием своей победы, мародерством и пьянством, попутно расстреливая совместно с украинскими предателями еврейское и польское население Перемышля.
Отец со связным и оставшейся группой бойцов отправился в центр, там он увидел убитых немецких солдат, которых смерть застала либо в дверях магазинов, либо в оконных проемах. Фашисты были обвешаны ворованной колбасой, а из карманов торчала водка.
К вечеру нашими пограничниками были заняты дома на берегу реки Сан и развернуты огневые позиции на границе. Ночью немцы открыли огонь из минометов по нашим позициям, и перестрелка продолжалась всю ночь.
На следующее утро вражеские минометы затихли. Группой отца была проведена разведка и выявлены несколько огневых точек фашистов. Незамедлительно было направлено донесение артиллеристам 99 стрелковой дивизии, после чего, артиллерия уничтожила все тяжелые орудия врага. Вот так, на второй день войны, отважными пограничниками совместно с 99 стрелковой дивизией был нанесен решительный контрудар и отбит город у немецко-фашистских захватчиков.
Через несколько дней погранотряд получил приказ прикрывать отход частей 99 стрелковой дивизии из г. Комарно. Отец был назначен командиром роты. Задача состояла в том, чтобы удержать мост через реку Днестр и обеспечить возможность свободного прохода по мосту отступающим частям нашей армии. Немцы для захвата моста пустили около двух батальонов. 30 июня 1941 года рота, возглавляемая отцом, сдерживала натиск противника до 10 часов утра и только по приказу командования, взорвав мост, отошла. Немцы неоднократно пытались окружить роту, но все их попытки не удавались. Группа отца умелым маневром выходила из окружения. Впоследствии, отец был удостоен звания «Почетный гражданин города Комарно»: «За проявленное личное мужество и героизм при обороне г. Комарно 29-30 июня 1941 года».
Пограничники продолжали двигаться на Восток и беспрерывно били фашистов в ожесточенных сражениях. По состоянию на 11 июля 1941 года отряд потерял в этих боях 706 человек личного состава, однако потери немцев составили – 5000 солдат и офицеров.
В дальнейшем, подразделения 92 погранотряда, до 14 июля 1941 года вели тяжелые бои с превосходящими силами врага на дальних подступах к Киеву.
25 июля 1941 года, 92 погранотряд, по приказу командования, впервые был сосредоточен в районе г. Умань в составе всего оставшегося личного состава, до этого действовавших на разных участках фронта.
27 июня 1941 года отряд занял исходное положение для контратаки противника южнее с. Краснополка, но по приказу командования, был выведен из боя и срочно переброшен в район села Паланочка, где преградил путь прорвавшемуся передовому подразделению 48 механизированного корпуса противника на Юго-Восток.
Под натиском превосходящих сил врага 92 погранотряд с боем отошел к железнодорожной линии, а днем, 29 июля 1941 года, сосредоточился в лесу, восточнее села Роги.
Утром, 30 июля 1941 года, над головами пограничников загудел немецкий самолет-корректировщик, который тут же был сбит нашей зенитной установкой. Через некоторое время со стороны села донесся звук моторов – к позициям пограничников выдвинулась колонна вражеских танков, не менее 30-40 единиц. Вслед за танками на крытых автомашинах к полю боя прибыла и мотопехота врага. У пограничников в распоряжении находилось только два противотанковых орудия, из которых в сторону противника был открыт огонь прямой наводкой. Несколько танков прибавили ход, стараясь занять боевую позицию. Из орудий удалось уничтожить 3 немецких, остальные прорвавшиеся были подбиты пограничниками бутылками с зажигательной смесью и гранатами. Благодаря пулеметчикам, пехота немцев несла большие потери и была вынуждена отступить.
Обойдя противотанковые орудия с флангов, немцы ринулись во вторую атаку, стараясь замкнуть пограничников в клещи. Однако силами артиллеристов удалось подбить еще два танка до того, как немцы уничтожили противотанковые орудия. После чего, танкам удалось ворваться вглубь нашей обороны.
У пограничников из оружия в руках были автоматы, гранаты и бутылки с зажигательной смесью. У отца, как у кадрового офицера был лишь пистолет ТТ. При приближении танков к позиции, где держала оборону группа, в которой находился отец, пограничники рассредоточились и бросились занимать новые позиции. Вдруг, отец услышал истошный крик: «Жора, Жора!» – он обернулся – кричал батальонный комиссар, близкий друг отца – Уткин Григорий Васильевич. Немецкий танк из пулемета перебил ему ноги, отец бросился обратно к другу, но в этот момент танк на полном ходу переехал Григория Васильевича, и развернулся вокруг своей оси на теле славного комиссара. В этом месте своего повествования, отец тяжело вздохнул, опустил голову, по лицу потекли слезы.
Танки продолжали давить и зарывать в землю наших бойцов. В этом бою был смертельно ранен начальник отряда – Яков Иосифович Тарутин, но пограничники продолжали стоять насмерть. Наконец, из села Легедзино, были развернуты зенитные орудия. Фашисты заметались. Одна за другой стали вспыхивать вражеские машины. Немцы повернули назад. В этом бою отряд потерял более двухсот человек.
После боев под Рогами, отряд был отведен в тыл и к 18 августа 1941 года сосредоточился в городе Нежин, где был реорганизован в полк. Впервые с начала войны приступил к несению службы заграждения на рубеже Нежин – Монастырище.
5 сентября 1941 года, отец получил приказ возглавить первый батальон полка и занять оборону в городе Нежин, прикрывая отход частей Красной Армии. Однако, обстановка усложнялась, уже через неделю, прорвав оборону частей Красной Армии в районе Бахмач – Конотоп и в районе Кременчуга, подвижные соединения противника замкнули кольцо окружения. Получив, приказ выходить из окружения, пограничники двинулись по направлению к с. Городище, беспрерывно ведя тяжелые бои. Подразделения полка разбились на мелкие группы, каждая из которых искала выход из окружения самостоятельно. Вот и группа отца искала выход самостоятельно. Постоянно приходилось вступать в бой, немцы лупили по ним из минометов, порой головы невозможно было поднять по нескольку часов. Однажды, ночью, группа попала под обстрел, пограничники рассредоточились, у отца осталась только одна обойма патронов от пистолета ТТ. И вдруг, на него бросилась группа немцев, которые выскочили из-за деревьев как черт из табакерки, отец прицельно уложил почти всех из пистолета, а последнему размозжил череп рукояткой своего оружия. У немцев в голенищах сапог были уложены рожки от автомата, отец забрал немецкий автомат и принялся доставать рожки, как неожиданно рядом с ним разорвалась мина. Перед глазами все поплыло, отца зашатало, но он удержался на ногах, схватился за березу, взглянул на свои руки – они превратились в страшное, кровавое месиво. Постояв немного на месте, придя в себя и осознав, что сможет идти, отец стал прислушиваться: где-то недалеко доносились выстрелы и русская речь. Он двинулся на звуки, однако, когда ему удалось выбраться из леса, вокруг воцарилась зловещая тишина. Он огляделся – движения не было, голова кружилась и жутко болела. Он приметил небольшой кустарник и, решив дождаться утра, расположился на земле за ветвями, укрывшись плащом-палаткой. Уснуть, конечно, не получилось, небо было очень ясным и звездным, а вокруг тихо-тихо. Дождавшись восхода солнца, отец двинулся искать своих. По пути ему попалась деревня, оказалось, что немцев в ней не было, а вот русские были, но уже ушли. Местные жители помогли отцу: обмыли его израненные руки, обработали самогонкой, забинтовали, и он продолжил путь, вскоре догнав своих. Его немедленно отправили в медсанбат – помимо осколочных ранений у отца оказалась очень тяжелая контузия. Какое-то время он лечился в госпитале в Харькове, где и выяснил у мужа тети Симы, что мы были эвакуированы в конце августа и что эшелон ушел на Урал.
В октябре 1941 года, над Харьковом с каждым днем усугублялась угроза захвата города противником и отца эвакуировали на лечение в госпиталь в город Пермь. Как только он добрался до Перми – стал искать информацию о нашем местонахождении и в начале января, ему наконец сообщили, что Воронова Надежда Степановна с двумя детьми была определена в частный дом в городе Лысьва.
***
Мы услышали, как подъехала машина. В дверях появилась медсестра с чайником, белым хлебом и банкой сметаны:
– Вот, Георгий Николаевич, все что было! Сметана, конечно не первой свежести, но другой, к сожалению, нет.
Отец отрезал нам по кусочку хлеба, налил по пол стакана сметаны и предупредил маму, что есть нужно помаленьку, иначе можно умереть.
В дом зашел шофер:
– Чай у тебя есть? – спросил у него отец.
– Есть, Георгий Николаевич!
Он принес нам большие пачки чая, оставил мясные консервы.
– Завтра я вам еще привезу еды: будет первое, второе и компот – уходя, сказал отец.
Уже с самого утра нам привезли котлеты с рисом, суп, белый хлеб. Хозяева тоже собрали на стол: накрутили фарш, налепили пельменей, угостили медсестру, передали Георгию Николаевичу. Они совершенно на него не обижались, совесть взяла верх над самолюбием.
Примерно через неделю к нам привезли отца, мама каждое утро и каждый вечер распаривала ему руки в тазике, чтобы выходили осколки, после чего обильно смазывала их какой-то мазью. Вот так весь январь 1942 года отец и выпаривал осколки. Хозяева выделили комнату: поставили кровать отцу с мамой, мне тоже нашли кроватку. Валька быстро шел на поправку, угроза миновала.
Вскоре отцу привезли предписание – прибыть в Сталинабад6, вместе с предписанием были все необходимые документы на него и семью. Поэтому уже на следующий день мы отправились поездом к месту назначения.
В Сталинабаде первое время отец был назначен комендантом города, а затем он возглавил полк подготовки резерва на фронт: учил солдат верховой езде и владению оружием: саблей и карабином. Там на границе все ездили на лошадях, отец отлично владел этим навыком.
В апреле 1942 родился мой младший брат Владимир. Он был недоношенным, семимесячным, очень слабеньким, маленький, как щенок. Мама обкладывала его ватой в кроватке, так как он постоянно замерзал. Выходили малыша.
Примерно в июле 1942 года, отца перевели в управление пограничных войск. Так на границе, в Сталинабаде, мы прожили почти год, а ближе к концу 1942 года, отца направили в поселок Пархар, который находился на Афганской границе – принять Пархаровский погранотряд, куда мы прибыли уже в 1943 году.
Обстановка в Пархаре была очень сложной, с афганской стороны происходило очень много нарушений нашей границы. Отряду в управление был передан самолет Р-5, на котором отец вместе с пилотом ежедневно совершал облет вдоль линии границы по реке Пяндж: проверял так называемые «секреты». Работы проводились на малой высоте. Отец часто брал меня с собой, и в небе над Афганской границей во мне зародилась любовь к полетам, что в дальнейшем и определило мой выбор профессии. Можно сказать, что вся моя жизнь в Пархаре была проведена в небе. Ради того, чтобы пилоты взяли меня с собой, я каждый раз отмывал самолет от налипших кузнечиков, которые усеивали всю взлетно-посадочную полосу, и при заходе самолета на посадку, забрызгивали своими взорвавшимися внутренностями все днище. Кузнечики были жирные, маслянистые, отмывались тяжело, но ради полета я был готов часами до блеска надраивать фюзеляж. Со временем ко мне присоединился еще один мальчишка. Когда пилот подавал знак, чтобы мы бежали в самолет, нашему счастью не было предела, нас не останавливало даже то, что, когда машина забиралась на высоту 2 тысячи метров, в кабине становилось жутко холодно, а мы сидели в майках и трусах – тряслись. Ради полетов мы даже прогуливали уроки.
Отец любил ездить на охоту и обязательно брал меня с собой. Устраивали засаду на кабанов, всегда выбирали себе особей покрупнее. Часть мяса от охоты отец оставлял нам, а остальное сдавал на кухню, для солдат. Иногда с охоты мы привозили оленей, горных козлов, фазанов. Вся застава ждала его с нетерпением: ребята знали, что раз отец поехал охотиться, то обязательно привезет что-нибудь вкусное, он никогда не возвращался с пустыми руками.
Когда в конце 1943 года отец уехал на фронт, мы с мамой и братьям остались жить в Пархаре, где находились до весны 1944 года.
В начале мая 1944 года мы получили письмо от тети Симы, в котором она звала нас приехать к ней в Харьков, мама без раздумий приняла решение ехать, так как у младшего Вовы, когда зацвел хлопок, ужасно опухали глаза, в результате чего стало развиваться косоглазие, которое он, впоследствии, смог исправить только операцией.
До Харькова мы добирались целый месяц и оказались там только в начале июля 1944 года, где прожили до осени, пока за нами не приехал старшина, которого отправил отец.
Он принимал участие в боях по ликвидации Ясско-Кишиневской группировки немцев, после которой Румыния вышла из союзников Германии и перешла на сторону СССР.
Из дневника командира 22-го (Кагульского) погранотряда полковника В. Ашаханова: «27 пограничный отряд получил новое назначение и был направлен на борьбу с бандеровцами и ОУН-нацами в Прикарпатье и разрыв, который оказался, в результате этого, на границе и должны были закрыть 20 и 21 отряд получившие в свое распоряжение по одной свободной комендатуре от нас и от 19-го погранотряда. Командиром сводной комендатуры был назначен начальник маневренной группы майор Воронов. Быстро сформировав комендатуру и выделив необходимый транспорт, походную кухню и продовольствие мы пожелали удачи и хороших боевых дел нашим товарищам, направили ее прямым маршрутом в Кишинев».