Когда он открыл глаза его снова окружала густая тишина. Евгений сидел на узких, неудобных деревянных нарах в тесной клетке для задержанных. В пункте полиции никого не было, ни дежурного, никого. Его снова оставили одного. Помещение с желтыми, грязными стенами освещала одна лампочка. На письменном столе лежали какие-то пожелтевшие листы, старая газета и пепельница доверху полная окурков. Воняло сигаретами и копченой рыбой. Он заметил надпись, нацарапанную на стене: «Здесь был Женя Семенов». Евгений протер глаза и с трудом встал, ноги его не слушались. Он держался за решетку и позвал. Но, никто не ответил. Он дернул дверь, и она с противным скрипом открылась. Евгений хоть и сидел в клетке, но не был заперт. У него уже не хватало сил удивляться этому. «Все равно, я ничего не нарушил. Зачем меня держать здесь?» – подумал он. Молодой человек толкнул дверь и снова попал на вестибюль станции. Опять здесь не было ни души. Абсолютно пустой, огромный зал, освещенный тусклым светом, с двух сторон которого тянулись рельсы и вдалеке виднелась лестница наверх. Евгений прочитал название станции «Бульвар Академии балета». Но, он точно знал, что нигде, ни в Питере, ни в Москве, даже в Новосибирске нет станции метро с таким названием.
Вдали он заметил фигуру уборщицы, которая мыла полы простой шваброй и грязной тряпкой. В метро давно уже никто так не делал. Полы мыли специальной техникой, а эта женщина неопределенного возраста в старой, залатанной форме работника метро мыла полы обычной старой шваброй. Евгений боялся к ней подойти, он уже не был уверен, что все происходящее реальность.
Из тоннеля выехал один единственный вагон, обыкновенный, окрашенный синей краской, как и все вагоны метро. Но, машиниста не было видно. Стекла были закрыты темной пленкой. Вагон остановился рядом с женщиной и открыл двери. Она молча подошла, поставила внутрь ведро с грязной водой, двери закрылись и вагон снова уехал в тоннель в том же направлении, откуда появился. Евгений наблюдал за всем этим спрятавшись за колонной. Он уже решил, что не будет подходить близко к этой странной уборщице. Его сердце бешено колотилось в груди. Уборщица, решила немного передохнуть, вытащила из кармана сигареты и закурила, хотя он знал, что в метро запрещено курить. Несколько минут ничего не происходило. Женщина спокойной курила, а молодой человек наблюдал за ней, не осмеливаясь даже пошевелиться, чтобы его не заметили.
Снова из тоннеля выехал один единственный вагон, остановился напротив уборщицы и открыл двери. Из него высунулась огромная когтистая лапа, которая поставила рядом с женщиной ведро с водой.
– Спасибо, Женька! – Сказала уборщица. Вагон закрыл двери, прогудел что-то веселое, как будто песенку спел и снова укатил в тоннель.
Евгения трясло от увиденного, хотя после того, как за ним гнался поезд, он уже должен был перестать бояться.
– Ну, чего ты там стоишь, Женя? Все уже ушли, только ты остался. – Сказала женщина и даже не поворачивая голову продолжила мыть полы. Евгений продолжал молчать.
–Чего ты? Боишься, что ли? Выходи, не бойся. Я не кусаюсь. – Снова позвала его уборщица.
Евгений нехотя высунулся из-за колонны и медленно стал подходить к ней. Она продолжала, пыхтя мыть полы. Приглядевшись, он увидел, что вместо тряпки она использует его дорогое серое пальто. В испуге он ощупал себя и только сейчас заметил, что одет в синюю грязную куртку сотрудника метро.
– Где я? Как отсюда выйти? – Еле ворочая языком проговорил он.
Она повернулась к нему, нагло ухмыльнулась и с минуту разглядывала. Уборщица выглядела как обычная женщина, еще не старая, но уже не молодая, но в ее внешности было что-то не заметное, отталкивающее. У нее было серое лицо, словно напудренное пылью.
– Не видишь? Станция «Бульвар Академии балета». – Усмехнулась она.
– А выйти как? – Теряя последние остатки надежды спросил Евгений.
– Пойдем, покажу. – Уборщица отложила швабру и не оборачиваясь пошла к лестнице. Молодой человек пошел следом за ней. Снова из тоннеля выкатился одинокий вагон и остановился. У Евгения пробежал холодок по спине, ему казалось, что одинокий синий вагон как будто наблюдает за ним. Он едва сдерживал себя, чтобы не побежать.