Часть 9.
Глава 9.1.
В поликлинику Людмила вбежала перед самым обедом. Не снимая пальто, поскреблась в небольшую дверку возле регистратуры, через которую дежурные заходили на пост. На стук выглянула довольная практикантка Анечка, пару дней назад назначенная заведующей на этот пост. Молодой девушке нравилось выдавать и принимать карточки, томно взмахивая ресницами в сторону симпатичных пациентов, или чинно отвечать «Аллоу», придерживая плечом желтую трубку телефонного аппарата.
– Привет, Люда, а ты чего здесь? – поздоровалась Анечка, улыбаясь.
– Ань, дай пожалуйста мою карточку, мне в консультацию надо, – Людмила протиснулась мимо девушки и стянув с плеч пальто, пристроила его на банкетку в угол.
– А, – Анечка покосилась на высокую фигуру, маячившую за стеклянной перегородкой, – Бери, конечно, только я искать не буду, мне некогда. – С этими словами Анечка отошла к окошку регистратуры, на ходу поправив белоснежную форменную наколку на волосах.
Людмила кивнула и прошла к длинным стеллажам, где в алфавитном порядке были разложены медицинские карточки. Для удобства на каждой полке сбоку были ярко написаны буквы, с которых начинались фамилии пациентов. Людмила сразу увидела синюю «К» и прошла к окну в задней части помещения, время от времени вынимая краешек той или иной книжечки, чтобы не пропустить нужное место на полке. Ей карточка стояла последней в ряду. Скорее всего кто-то переложил для удобства – всё-таки она медицинский работник, да и к врачу сейчас ходит довольно часто. Людмила взяла искомое и направилась к кабинету врача, бросив на ходу, что одежду заберет позднее.
У кабинета змеилась очередь. Людмила в очередной раз удивилась, кто только не посещает женского врача. Особенно странно было видеть совсем стареньких бабушек, молча сидевших рядком: в руках папочки с какими-то бумажками и справками, вид чинный, но напряженный. На контрасте с ними молодые девушки разной степени беременности ерзали на местах и переговаривались друг с другом. Но в целом обстановка была довольно мирной. Шаги Людмилы гулко отдавались в залитом лучами выглянувшего солнца коридоре. Она, не останавливаясь прошла к кабинету и уже почти взялась за ручку, когда вдруг услышала резкий окрик:
– Женщина, вы куда?
Сидевшая с краю бабулька вышла из спячки и грозно взирала на Людмилу.
– Сейчас моя очередь.
– Я на минуточку, – слукавила Людмила, снова поворачиваясь к двери, – Только спрошу.
– Мы все «Только спросить», – Возникла откуда-то сбоку женщина в синем плаще и шляпе. За спиной у неё маячила сутулая беременная фигура без возраста. Женщина встала напротив двери, оттеснив Людмилу, и предложила:
– Стойте в очереди как все, а потом спрашивайте сколько влезет.
Фигура согласно покивала и прошелестела что-то одобрительное.
– Но я врач, – предприняла очередную попутку Людмила, – Я – медик!
– Медик – медведик! – схохмил кто-то.
Одновременно с этим очередь пришла в движение. Совершенно спокойно ожидавшие до этого своей очереди, все женщины разом ополчились друг на друга. Старушки махали бумажками, зажатыми в тощие кулачки, доказывая, что без справок в бассейн они непременно умрут от давления или простуды. Беременные угрожали родить прямо в коридоре и спорили между собой, кто и когда должен попасть в заветный кабинет. Апогеем всеобщего безумия стал невесть откуда появившийся дедуля, рвавшийся к врачу за какими-то анализами.
– Дамочки, потише можно? – раздался громкий крик из открывшейся двери кабинета. На пороге стояла медсестра, – Что орем? Доктор всех примет.
Очередь что-то забубнила в ответ, оправдываясь и косясь на возмутительницу спокойствия – Людмилу.
– О! Кузнецова! – узнала её медсестра, – Ты чего стоишь?
Людмила, прилипшая к стене, в ответ тихонько пробубнила что-то вроде того, что пришла к врачу и вот стоит.
– Мм, – хмыкнула медсестра и посторонилась, пропуская выходившую пациентку, после чего махнула Людмиле рукой, приглашая в кабинет:
– Заходи.
Очередь снова возмущенно загудела, но под грозным взглядом медсестры быстро затихла.
В кабинете было очень светло и тихо. Слева от входа располагалась видавшая виды коричневая банкетка, прикрытая светло-бежевой клеёнкой. Справа виднелась дверь в смотровую, там сейчас что-то звенело и шуршало – наверное медсестра разбирает инструменты. Стена, отделяющая смотровую от основного кабинета, была завешана плакатами с информацией о женском здоровье, здесь же была прикреплена шкала для измерения роста. На полу стояли весы и, рядом с ними, цветок в большом напольном горшке. Для красоты, наверное.
Врач – Елена Васильевна, сидела за своим столом, спиной к окну, а лицом к двери. Она что-то быстро отмечала в журнале, сверяя записи с медицинской карточкой, лежавшей рядом на столе. Закончив писать Елена Васильевна подняла на Людмилу глаза.
– Здравствуй, Кузнецова, – произнесла она, – С чем пожаловала?
Людмила сбивчиво поведала о своих недомоганиях и опасениях, с ними связанных. Докторша слушала невнимательно, то и дело косилась на часы, висевшие над дверью в кабинет. Людмила её понимала – на обед отводилось пол часа и ни минуткой больше. Если Елена Васильевна задержится на приеме – останется голодной. Людмила была у неё две недели назад и чувствовала себя отлично, а теперь вот надумала что-то. Смешно.
Елена Васильевна достала из специальной сумочки фонендоскоп и велела Людмиле снять блузку и подойти ближе. Доктор тщательно прослушала живот пациентки, прикладывая к коже Людмилы холодный кружок инструмента и отдавая команды повернуться так или иначе.
– Странно, – наконец произнесла она.
– Что случилось? – не выдержала Людмила.
– Не пойму никак, – озадаченно проговорила врач, – Я не слышу ребенка. Совсем не слышу.
Людмила затряслась словно в лихорадке, комкая в руках блузку.
– Подожди реветь, – остановила её врач, – Иди в смотровую, я сейчас.
Елена Васильевна направилась к маленькой раковине в углу кабинета и принялась тщательно мыть руки, недоумевая, как могло получиться, что у такой молодой и здоровой девушки внезапно появились какие-то проблемы. Ничего ведь не предвещало.
Из смотровой показалась медсестра. Она кивнула доктору и подошла к своему рабочему месту, готовясь, если будет нужно, делать пометки для карточки.
Людмила уже поджидала доктора на кресле, она пыталась разглядеть что-то на лице Елены Васильевны, но та, проводя обычные для таких случаев процедуры казалась совершенно спокойной, пока не спросила внезапно:
– Люда, давно ты говоришь тебя лихорадит?
– Дня три, – ответила девушка, изворачиваясь и снова ловя взгляд доктора, – А что?
Елена Васильевна побелела и на секунду прикрыла глаза. Она сделала шаг к двери, и Людмила увидела, что перчатки доктора вымазаны чем-то белесо-бурым.
– Елена Васильевна! – закричала девушка.
– Людушка, ты не волнуйся, поднимайся тихонечко, надень халат, он в шкафчике – было заметно, что доктор тщательно подбирает слова, – Я пока велю сестре вызвать кого-нибудь из хирургии с каталкой.
– Зачем? – Людмила чувствовала, случилось что-то очень страшное, но продолжала надеяться, что всё обойдется.
– Ребеночек твой умер, Люда, – не стала тянуть врач, – Плохое самочувствие от воспаления внутри. Надо срочно сделать аборт, чтобы минимизировать последствия. Ты же понимаешь, да?
Для Людмилы всё было как в тумане. Она плакала, натягивая хрусткий дежурный халат на липкое от горя тело. Плакала, когда перед глазами мелькали бледные больничные лампочки. Двадцать шесть штук, она пересчитала пока её везли в другое отделение. Когда старенькая ласковая Зинаида Львовна страшными железками выковыривала из её тела то, что ещё недавно было смыслом её жизни, слез уже не было, и боли не было. Только страшная серая пустота разливалась из центра груди, сдавливая горло. Коллеги не пожалели анестезии. Спасибо им.
Глава 9.2.
Смеркалось. Неясные тени казенных кроватей вольготно раскинулись на гладких стенах палаты серыми линиями. Постельное бельё так же казалось серым и неуютным. По окнам барабанили крупные капли дождя. Людмила с интересом наблюдала как ручейки воды, сбегают по стеклу, образуя причудливо изломанные дорожки. Больше ничего не хотелось. Соседки по палате пару раз заикнулись о том, чтобы включить верхний свет, но быстро отстали, натолкнувшись на каменный взгляд новенькой. Так и сидели впотьмах, негромко переговариваясь между собой. Людмила невольно прислушалась к беседе.
– Да не знаю я, – рассуждала женщина в цветастом халате, сидевшая на кровати в противоположном от окна углу, – Может мне и не дадут его забрать-то?
– Чего не дадут-то? Ты же мать, – отвечала ей девчонка напротив.
– Тебе легко говорить, – загнусавила цветастая и поправила хвостик из сальных волос мышиного цвета, завязанный на макушке.
Она поудобнее устроилась на кровати и принялась жаловаться. Оказалось, что цветастая живет в деревне, помогает родителям следить за хозяйством и обрабатывать клочок торфянистой неблагодарной почвы. Живут плохо, работы в деревне нет. Старенький домик то и дело норовит развалиться от ветра, деревянные рамы противно скрипят, пол давно пошел волнами. У неё два старших брата и оба с утра до ночи пьют горькую вместе с родителями. Лет с четырнадцати к семейному делу стали привлекать и младшую. Она не отказывалась. Водка, конечно, на вкус отвратительная, зато поднимает настроение и греет душу.
В гости часто приходили друзья – такие же как родители – веселые пьянчужки. В доме устраивались посиделки с песнями и танцами до упаду. Мать гнала самогон, от которого из глаз текли слезы и дыхание перехватывало. Отличный напиток! У братьев был друг, который тоже нередко захаживал «на рюмочку чаю» и потом до рассвета мурлыкал под гитару песни на один и тот же мотив. С ним то у цветастой и случилась любовь до гроба, результатом которой стало рождение двух ребятишек – погодок. Мальчика и девочки. Нельзя сказать, что им повезло с родителями, но дети всегда были накормлены, одеты по погоде и в целом обвинить родителей-гуляк было не в чем.
Цветастая поплотнее запахнула халат и, накрыв ноги тонким казенным одеялом, продолжила:
Восьмое марта начали отмечать накануне – в пятницу. Гуляли всю ночь. К утру выяснилось, что запасы спиртного в доме иссякли, и было принято решение идти за добавкой к приятелям на другой конец деревни. Дети мирно спали в своих кроватках, присмотреть за ними вызвался один из гостей, до этого мирно дремавший в углу. Такой выбор няньки показался всем отличным, и веселая компания шумно вывалилась из дома и направилась вдоль улицы на поиски огненной воды. Ходили не то чтобы долго, но и не быстро, за разговорами и шутками время летит незаметно. Прежде, чем выбрать напитки, со всего снимали пробу, громко комментируя тот или иной вкус.
Как потом сказал следователь – скорее всего мужчина, следивший за малышами решил покурить. Он рассудил, что делать этого в комнате не стоит и вышел в сарай, примыкавший боковой стеной к дому, там удобно устроился на куче стружек, оставленных для растопки печи… И уснул. Сухие щепки вспыхнули мгновенно, от них занялись дрова, а затем и дом. От горе-курильщика остались одни лохмотья и небольшая кучка костей на том месте, где он лежал. Мальчика тоже не спасли. Девочку вынес из огня случайный прохожий, бросившийся на помощь, но иногда цветастая думала, что лучше бы и дочку оставили вместе с братиком. Девочка сильно пострадала, врачи сказали, что она никогда не сможет видеть и разговаривать. Родительских прав меня лишили. Из больницы девочку забрал какой-то профессор с женой.
– На удочерение, стало быть, – пояснила цветастая, – Сказали, повезут куда-то за границу лечить пробовать. Ну, оно и лучше, – Она взяла с тумбочки стакан с водой и сделала пару шумных глотков.
Девчонка в розовом очумелыми глазами смотрела на соседку. Она прижала к груди край салфетки, которую до этого на ощупь вязала крючком, и время от времени вздыхала:
– Как же это? Что же это?
– Вам повезло, – прошептала Людмила, не поворачивая головы.
– Что? – не расслышала цветастая.
– Вам повезло. – повторила Людмила и пояснила, – У вас ребеночек живой, хоть и в другой семье, другого вот, родите скоро. А я….
И она залилась беззвучными слезами. Подобно каплям дождя, они появлялись из-под зажмуренных ресниц, неровными бороздками стекали по дрожащим щекам, огибая прикушенную губу и терялись где-то за воротом сиротской рубашонки.
– Ты что же, – цветастая бодро переместилась на кровать Людмилы и уселась в ногах, – Не доносила?
Людмила помотала головой из стороны в сторону и заплакала пуще прежнего, отворачиваясь к окну.
– Ну ты это, не убивайся так, – цветастая осторожно погладила девушку по щиколотке через одеяло, – Родишь ещё.
В ответ раздались рыдания, заглушенные подушкой, в которую Людмила теперь утыкалась лицом.
– Ну, полно – полно, – продолжила цветастая участливо, – Такая наша бабья доля: рожать, растить, терять. Поплачь. Всё наладится. Я, когда поняла, что сына потеряла, да и дочку скорее всего не увижу, целыми сутками выла как подстреленная. А теперь ничего.
Дверь широко открылась и на пороге показалась дежурная медсестра с прикрытой марлей кюветой в руках. Она звонко щелкнула выключателем, наполняя палату ярким электрическим светом, и объявила:
– Так красавицы, градусники разбираем.
После чего подошла к Людмила, молча дотронулась до плеча, утешая, и сказала:
– Люд, тебя завтра выписывают, может Олега позвать.
Людмила отрицательно помотала головой.
Глава 9.3.
Она не хотела видеть Олега. Не знала, как сказать ему о постигшем их семью горе. А ещё боялась, что жених воспримет смерть малыша как знак, что им не стоит быть вместе. Конечно, он не думает такими высокими категориями как «судьба» или «знамение». Но под шумок может и свинтить. Мама часто использовала это слово, когда описывала хитрых, скользких людей, которые пакостят по-мелочи, а потом пытаются «свинтить». Олег не хитрый. Он всё больше никакой в последнее время. В глазах появилось выражение тоскливой обреченности. Людмила вспоминала его боевой настрой и шуточки, которые в своё время так ей нравились. Куда всё делось? Нет ни смеха, ни участия, ни страсти.
Они давно не были близки. Людмила вспомнила, как однажды устроила романтический вечер. Застелила постель подаренным богачками бельем. Она никогда раньше такого не видела: гладкое-гладкое, хоть наряд шей, тонкий невесомый узор по краю, круглые блестящие пуговички. Загляденье, а не наволочки с пододеяльником! И сама Людмила в тот вечер была как картинка – нежная и манящая, темные локоны тяжелым покрывалом спускались до талии, в вороте халата то и дело мелькало кружево сорочки. У неё был план – соблазнить строптивого жениха, а потом отказать, как посоветовала Люмена. И план этот с треском провалился.
Олег пришел не поздно, был весел и говорлив. С удовольствием поужинал. От спиртного, правда, отказался, да разве ж в этом дело? Олег отметил необычную прическу невесты и обычную хозяйственность. Они обсудили подготовку к свадьбе. Несмотря на то, что изначально отмечать это событие не планировали, получалось, что соседей пригласить всё-таки надо, на работу угощение собрать надо, пару снимков для родителей сделать надо, а значит нужен фотограф, а значит будет и нарядное платье. Заботы наваливались комом, но были приятны и радовали молодых. Олег потянулся к Людмиле, чтобы поцеловать соблазнительно предложенное плечико, но та скромно отстранилась, подтягивая халатик повыше, но одновременно оголяя симпатичную ножку. Олег сказал: «Ну и ладушки» и стал шумно размешивать сахар в чашке с чаем. Людмила была ошарашена, наплевав на свой первоначальный план, она почти открытым текстом пригласила жениха в спальню. Он с хрустом потянулся и заявил, что прекрасно поспит на диване, а будущей мамочке нужен покой и пространство. С тех пор он ни разу не делил с ней постель.
«Покой и пространство» – мысленно передразнила его Людмила. Теперь в неё достаточно и того и другого, только радости никакой.
***
– Бабушка, ты уверена, что всё идет как надо? – Люмена сосредоточенно раскапывала кучу пожухлых листьев.
– Сто процентов! – ответила Беллума и тут же предостерегла: – Осторожнее копай, сломаешь.
Она прислонилась спиной к стволу старого клена и ловила последние лучики солнца, подняв лицо к небу. Объемный шарф в розово-алую клетку придавал её облику сходство с героинями западных фильмов. Одним глазом она лениво наблюдала за копошившейся рядом внучкой.
– Не сломаю, – успокоила её Люмена и не удержалась от колкости, – Совок же мне не дали.
– Правильно, – согласилась бабушка, – Убивать, закапывать и откапывать птицу следует голыми руками. И ты прекрасно знаешь почему. Почему?
– Потому что материалы для своей работы ведьма готовит сама, и только её энергия с ними должна взаимодействовать, – тоном отличницы отчеканила девушка поднимаясь. В её руках был маленький кривой скелетик, со всех сторон покрытый комьями налипшей земли, – Смотри-ка и правда всё чистенькое!
Беллума рассказывала, что для подготовки к следующему ритуалу трупик птички необходимо закопать неподалеку от муравейника. За несколько дней насекомые должны были полностью объесть плоть с косточек, оставляя чистенький красивенький скелетик, готовый к дальнейшему использованию. Люмене эти опыты поначалу казались сомнительными, потом удивительными, а теперь она с нетерпением ждала каждого следующего ритуала. Время убегало как песок сквозь пальцы. Она мечтала, что соединится с мужем ещё до рождения малышки, а значит – совсем скоро. Люмена не чувствовала ни жалости, ни благодарности к нерадивой сопернице. Если бы Андриус больше времени потратил на восстановление, он давно бы всё вспомнил, и не пришлось бы никого обижать. Сестер передергивало, когда Люмена, забавно надув пухлые губки, нежным голоском произносит: «Это очень-очень печально, что приходится доставлять бедной девушке такие неприятности». Было совершенно ясно, что она с удовольствием задушила, закопала, а потом откопала бы бедную девушку, осторожно протерев косточки от грязи. Если бы это помогло скорее вернутьАндриуса.
– Когда у нас следующий этап? – деловито осведомилась Люмена, обдувая останки птички.
– Через четыре дня, – напомнила Беллума.
– И потом всё?
– Всё. – кивнула Беллума
Люмена уложила ценную ношу в заботливо подготовленную тряпицу темно-синего шелка, и поинтересовалась:
– Как Лета?
– А чего ей сделается? – пожала плечами Беллума, – Лета ребенок. Она забавляется со смертью так же как со своими игрушками. Головы куклам, кстати, перестала отрывать. Говорит «скучно».
Люмена тихо засмеялась и потерла затекшую поясницу. Ходить с каждым днем становилось всё труднее. Ребенок рос в её чреве, купаясь в живительных околоплодных водах, на клеточном уровне впитывая материнскую энергетику, приспосабливаясь к мрачным колебаниям силы. Люмена представляла, как растопыриваются крохотные пальчики, улавливая отголоски энергии сестры, щедро даримые Летой. Девочка могла проводить часы, беседуя с нерожденной сестрой. Для этого Лета крепко прижималась щекой к животу тетки, обхватывая ту за пополневшую талию, и тихонько мурлыкала что-то непонятное.
Эдгар и Морба сначала удивлялись такому интересу и пытались угомонить не в меру любопытную дочь, но потом, видя, что такое общение идет на пользу и Люмене и Лете, махнули рукой. А когда Беллума вспомнила, что в своё время Гуля от избытка чувств пыталась облизывать Супербию, ожидавшую Фейм, совсем успокоились. Не кусается и ладно!
Глава 9.4.
Они сидели рядом, но на всем свете не было людей более далеких друг от друга. Нарядная комнатка, всегда дарившая ощущение праздника и уюта, сегодня напоминала своим холодом казематы. Сквозняк лениво колыхал уныло свисающие с карниза занавески. Пара креплений слева отцепилась, выпуская край шторы. «Надо сказать Олегу, чтоб подколол» – равнодушно отметила Людмила. Где-то в коридоре надсадно гудела лампа дневного света. Этот шум сводил с ума, путая мысли. Людмила несколько раз набирала полную грудь воздуха, порываясь начать разговор, но лишь шумно вздыхала. Олег курил, гладя внутрь себя совершенно больными красными глазами. Они были похожи на актеров, наконец-то доигравших старый, давно всем надоевший спектакль.
– Что будем делать? – разлепила непослушные губы Людмила.
Олег неопределенно пожал плечами. Девушка взяла его за руку, отметив про себя, что он крепко сжал её ладошку в ответ. Олег пристроил голову Людмилы к себе на плечо, поцеловал в макушку, совсем как раньше, и спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
Путаясь в словах, Людмила, как могла, поделилась своими ощущениями. Рассказала, что физически ей вполне сносно, чего нельзя сказать о боли душевной. Она так хотела этого малыша, который представлялся ей точной маленькой копией Олега. Они были бы настоящей семьей: гуляли по выходным, читали вместе книжки, летом поехали бы в гости к её родителям. Теперь на месте этих замечательных добрых мечтаний прочно обосновалась серая липкая пустота, засасывающая внутрь себя все хорошие эмоции и чувства.
– Олеж, давай не будем ничего откладывать? – предложила девушка, – Поженимся и в отпуск поедем? И всё плохое забудется.
Она в красках описала их будущее путешествие. Маленькую сказку для двоих, где были уютные домики и поцелуи на закате, цветы и новые места. Настоящее свадебное путешествие.
С этими словами Людмила потянулась к Олегу, намереваясь поцеловать его в заросшую колючей щетиной скулу, но отшатнулась, встретившись с его бешеным взглядом. Но голос Олега, когда он ответил, был на удивление спокойным.
– Люда, не будет никакого путешествия
– Хочешь остаться дома? – она слушала, но не слушала, – А когда же мы в отпуск поедем? Летом?
Олег высвободился из её руки и снова потянулся за сигаретами. Он знал, что сейчас придется произнести слова, которые следовало бы навсегда задушить в горле. Но молчать не мог.
– Люда, я не люблю тебя и жить с тобой не хочу, – а затем добавил, словно гвоздь в крышку гроба забил, – Ты очень хорошая, это я козел. Прости.
Людмила тоненько заплакала, изо всех сил желая потерять слух. Всё уже было сказано и прятаться не имело смысла. Как же больно. Неужели она чем-то заслужила такие испытания? Старалась жить правильно, честно трудилась, искренне полюбила странного пациента, не имевшего даже штанов, кроме тех, что были на нем. Отдала всю себя этим отношениям, но этого оказалось мало. Правильно говорят «беда не приходит одна». Вчера у неё была почти семья, а сегодня нет ни жениха, ни малыша, который так и не увидел свет.
– Как мы это объясним гостям? – спросила Людмила спустя какое-то время.
Олег, пребывавший до этого в каком-то странном оцепенении, наконец-то посмотрел на бывшую невесту:
– Скажем, что решили отложить свадьбу на неопределенный срок, – он пожал широкими плечами и продолжил, – Я уеду из города, не буду тебе мешать.
– Мешать? – не поняла Людмила.
– Ты же захочешь строить свою жизнь, семью, – рассуждал Олег, – Лучше нам какое-то время не видеться. На север поеду, там, говорят, хорошие деньги можно заработать.
Людмиле было больно видеть, с каким воодушевлением он строит план их отдельной жизни.
– Деньги – деньги, – передразнила она, – Ты только и думаешь о том, как карманы набить потуже.
– Это плохо? – с вызовом переспросил Олег.
– Да пошел ты! – не выдержала Людмила, – Думаешь, я не знаю, что ты мне изменяешь?
– Люда, перестань хоть теперь-то, – повысил голос Олег, – У меня никого нет и не было никогда.
– Как ты можешь быть уверен? – прищурилась Людмила, – Ведь ты сказал, что ничего не помнишь!
На это Олег справедливо заметил, что, если бы кто-то был, его бы искали. В пылу ссоры он не обратил внимания, как после этих слов у Людмилы забегали глаза.
– А если бы появился кто-то из той твоей жизни, ты уже давно ушел бы от меня, да? – не выдержала она.
– Я не знаю, – растерялся Олег, – Зачем строить предположения?
Внезапно его осенила догадка:
– Подожди, – он подскочил к девушке и схватил ту за локти, поднимая с кровати и хорошенько встряхнул, – Кто-то приходил, да? Меня искали, а ты от меня это скрыла?
Людмила висела у него на руках как тряпичная кукла, она замотала головой из стороны в сторону, а потом закивала, снова расплакавшись:
– Ничего я тебе не скажу! – прорыдала она, – А бабе твоей уже рассказали, что ты теперь мой! Пусть катится, никогда ты её не увидишь!
– Люда, ка ты могла? – заорал Олег, выпуская девушку из рук, – Ты понимаешь, что ты наделала?
– Мне плевать, пусть проваливает! – не осталась в долгу Людмила, – Умотала королева восвояси! Мог бы догнать, да вот беда, ты не знаешь куда бежать!
Девушка истерично захохотала, хлопая себя по бокам и приседая. Олег схватил с вешалки куртку и выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью. Ему нужно было всё обдумать. То, что он узнал, не укладывалось в голове. Как могла Людмила ради своего удобства и спокойствия не сообщить ему о том, что возможно у него есть родственники или друзья. Ослепнув от ревности, девушка даже не предположила, что искавшая его женщина была его сестрой или матерью. Уму непостижимо!
Олег быстро шел через парк к небольшому спортивному залу, располагавшемуся в подвальном помещении крайнего дома. Внутри горел свет, значит Эдгар ещё не уехал. На площадке перед подъездом одиноко дожидалась хозяина щегольская английская машинка красного цвета. На вкус Олега – жуть мерзкая, но хозяин – барин. Эдгар обожал свою «божью коровку» и неустанно о ней заботился.
– О, здорова! – удивился Эдгар, увидев входящего Олега, – Чего пришел? Люсьен выгнала?
Олег сообщил приятелю, что ушел из дома сам и вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию. Эдгар слушал не перебивая. По бледному лицу, лишь слегка подцвеченному румянцем, было не понять, о чем он думает. Эдгар кругами ходил по небольшому помещению, заставленному тренажерами, разминал кисти и плечи и время от времени вытирал лицо веселеньким полотенчиком в полосочку, висевшем на плече.
– Короче, я всё понял, – выдал он наконец, – Фантомас разбушевался! Пить пойдем?
– НН… даа! – согласился Олег и поинтересовался, – Как ты можешь заниматься спортом и столько пить?
– Я всё могу, – Эдгар скомкал полотенце и сунул в спортивную сумку, которую закинул на плечо, – Сейчас поедем в одно отличное место в лесу, там праздник сегодня.
– В лесу?
– Ага, костры, музыка, вино рекой, – Эдгар пропустил Олега вперед и немного задержался, закрывая зал на ключ, – день всех святых.
– Ужас! – восхитился Олег, – То, что нужно!
– Ну, – согласился Эдгар и протянул приятелю ключи от машины, – Заводи коровку, я домой позвоню и приду.
Олег послушно поплелся на улицу. Сидя за рулем тесной машинки он по-доброму позавидовал приятелю, который с явным удовольствием исполнял милые супружеские ритуалы вроде звонков жене или покупки подарков для малышки. Олег не мог слышать, как Эдгар, дождавшись ответа в трубке, колючими емкими фразами быстро пересказывает новости и отвечает на уточняющие вопросы, а затем коротко кивает, получая дальнейшие указания. Дослушав до конца, он положил трубку и, весело насвистывая направился к машине.