Глава 2.3.
Олег был бы очень удивлен, если бы смог понаблюдать за Людмилой в другое время. До приторности ласковая с пациентами-мужчинами девушка преображалась в других палатах.
– Ещё раз нагадишь мне, сам вытирать будешь, – скомандовала она симпатичному чистенькому дедуле, поправлявшемуся после сложного перелома ноги. Тот в ответ закивал. Людмиле было противно смотреть, как мелко трясется дряблая кожа на старческой шее. Сморщенные руки, потемневшие от работы, сжимали газету. Вот мерзость!
Людмила с детства усвоила, что хорошего отношения заслуживают только те, кто сильнее, богаче и в случае чего может навредить, или те, кто может быть чем-то полезным. В медицину девушка пошла, потому что у врачей всегда хватало работы и, при хороших раскладах, можно рассчитывать на подношения от родственников больных. Школьная программа не слишком увлекала Людмилу, поэтому выбор пал на училище, после которого полагались льготы при поступлении, но и без высшего образования можно было устроиться тепло и вольготно. Так она и перетекала изо дня в день, поругивая пациентов и не слишком пока сложившуюся жизнь.
Складом натуры девушка была, безусловно, обязана родителям, воспитавшим дочь в соответствии с их собственными представлениями о том, что правильно, а что нет. Небольшой деревянный домик давно дышал на ладан. Отец Людмилы, вместо того, чтобы заниматься хозяйством с утра до вечера строил фантастические планы обогащения. Непонятно, откуда в простом деревенском мужике появилось столько пронырливости. Возможно он и преуспел бы, если бы в придачу обладал умом или житейской хитростью, но к сожалению, похвастать будущий барин мог только твердолобым упрямством и нахальством.
Словно желая добрать необходимые качества жену отец Людмилы выбрал совершенно не похожую на себя. Женщина могла годами дожидаться удобного случая получить кусок послаще или устроиться поудобнее. Она вела долгие подготовительные работы, завязывала нужные знакомства, не скупилась на неприкрытую лесть. С её подачи они развелись с мужем почти сразу после рождения дочери и вычеркнула его из свидетельства о рождении. Получив на руки необходимые бумаги, молодая мать обратилась в специальные органы и, как мать-одиночка, получила без очереди однокомнатную квартиру в городе, а также все другие полагавшиеся льготы. Меж тем семья продолжала жить дружно, супруги по-своему любили и заботились друг о друге.
Для единственной дочери они готовы были расшибиться в лепешку. Людмила росла совершенно неуправляемой и капризной. Для неё добывались самый лучшие игрушки и наряды, в волосах переливались ленты одна краше другой. Деревенские дети с неохотой принимали маленькую Милу в свою компанию. Малыши любили подвижные игры. Они с утра до вечера гоняли по деревне в поисках клада, или разбившись на команды, устраивали грандиозные баталии, или метко кидали друг в друга мяч, играя в «Вышибалы». После таких развлечений дети становились похожи на земляных чертей, покрытые комьями налипшей грязи, мокрые, иногда со свежими синяками и ссадинами, они были совершенно счастливы. Но не Люда. Вскоре после первого попадания мяча в цель или падения, над улицей раздавался её звонкий возмущенный крик:
– Мааамааа!
Девочка убегала домой жаловаться на жестоких сверстников, уронивших, обрызгавших или испачкавших её. Любящая мать, вместо того, чтобы объяснить ребенку правила игр, устраивала разборки с обидчиками. Она отлавливала самых неповоротливых и, вцепившись в нежное детское ухо, вела к родителям. Не удивительно, что после этого не находилось желающих брать Милу в игру. И Мила жаловалась, что с ней не хотят дружить, ожидая, что родители как всегда решат вопрос.
Эта вера в могущество сильного роста вместе с девочкой. В начальной школе она наушничала уже самостоятельно. Преподаватели умилялись нарядной доброу девочке, так наивно искавшей дружбы, и хвастались в учительской:
– Кузнецова-то, чисто котенок ласковый. Вы подумайте, пришла и новости мне про всех рассказывает, пока учебники подклеивали.
Пожилая учительница русского языка поджимала губы и пропускала восторги мимо ушей. Заслуженный педагог прекрасно видела, что Милая-Мила не так проста, как кажется. Эта дама пару раз пыталась поговорить с девочкой, но натолкнувшись на стену непонимания оставила попытки. Как и отец, Людмила была совершенно уверена в том, что всегда поступает правильно, а если от этого страдают другие, тем хуже для них. Она не была злой или жестокой, просто даже на секунду не мола представить, что можно думать о ком-то другом кроме себя.
Людмила любила, чтобы всё было «правильно». Она старательно училась и получала довольно неплохие отметки, восполняя недостаток способностей усидчивостью и аккуратностью. Ровные строчки цифр и букв в её тетрадях радовали глаз. Тем не менее вскоре девочка откровенно заскучала. Предметы сделались непонятными, требования учителей возросли, в дневнике захлопали лебедиными крыльями двойки. На семейном совете было принято решение не мучить ребенка, заставляя осваивать программу десятилетки, а забирать документы и поступать в медицинское училище.
О, эти новые лица! О, эти новые знакомства! Людмила была очарована открывшимися перспективами. Ей нравилось быть взрослой и серьезной. Девушка свысока смотрела на вчерашних сверстников и при встрече неизменно жаловалась на тяготы учебы, поглядывая из-под ресниц на реакцию слушателей.
– Людка, хорош выделываться, – смеялась над ней мать, – Нашла, чем хвастать.
Но тут же хвалила выбор дочери, объясняя где и как следует себя повести, чтобы создать положительное впечатление.
– Главное, ходи на занятия, – давала она ценные советы, – Пиши и спрашивай побольше. Узнай, кто чем дышит, кто что любит. Помогай как есть возможность.
Людмила кивала и запоминала. Одной преподавательнице она помогала по вечерам ухаживать за цветами, которыми были заставлены подоконники кабинетов, за другой носила тяжелые стопки тетрадей, третью без конца осыпала комплиментами, заметив новую помаду или платок. И снова была для всех Милой –Милой.
Когда началась практика стало труднее. Пациенты, до которых допускали девушку вызывали чувство брезгливости и бесконечно раздражали. Они хотели от неё того, что она по определению давать не умела – помощи, сочувствия, участия. Она с завистью наблюдала, как другие студентки весело болтают с больными, делая перевязки, и если не ускоряют выздоровление, то хотя бы отодвигают на время тяжкие думы. А однажды она заметила, как в карман одной из «сестричек» опустилась шоколадка, под тихий шепот:
– Вот, чаю вечером попьете. Нет-нет, это я вас благодарить должен.
Придя домой Людмила поделилась наблюдениями с матерью, на что та ответила, что шоколадки – это ерунда (она сказала друге слово, но смысл такой), а благодарности надо принимать в деньгах. Девочка как всегда приняла слова матери как руководство к действию и вскоре преуспела в искусстве вымогательства подношений, ловко втираясь в доверие страдающим людям и их очумевшим родственникам.
Замаячило распределение. Людмиле до чертиков не хотелось уезжать за тридевять земель, чтобы трудиться на благо отечественной медицины. На помощь снова пришли мама. С её легкой подачи девушка закрутила роман с заведующим травматологического отделения больницы, где проходила практику. Седовласый Игорь Семенович совершенно сошел с ума, слушая восторги молоденькой медсестрички. Он живо устроил так, чтобы Людмила осталась рядом, клятвенно заверяя комиссию по распределению, что без такого специалиста никак обойтись не может. Об их романе быстро стало известно по всей больнице. Они не особенно скрывались, потому что у Игоря Семеновича, говоря по-простому «снесло крышу», а Людмиле были выгодны подобные разговоры и слухи.
Всё изменилось в тот день, когда к ним в отделение внезапно нагрянула жена Игоря Семеновича. Толстенная, похожая на бульдозер баба, оказалась ловкой как леопард. Она без лишних разговоров ухватила Людмилу за косу и выволокла в коридор, где и приступила к экзекуции. От её трехэтажного мата тряслись стены. Она тягала девушку за волосы, пригибая к земле и орала прямо в ухо. Игорь Семенович лебезил рядом и приговаривал «Раечка, ну прости!». Раечка отвесила неверному мужу оплеуху и потащила извивающуюся Людмилу вдоль коридора. Изо всех дверей выглядывали любопытные зрители, они ожидали битвы, но её не было, девушка болталась в мощных и нелепо подгибала ноги. Жена Игоря Семеновича доволокла Людмилу до угла, возле которого стояло ведро с грязной водой, забытое уборщицей, и несколько раз макнула в него головой, заставляя визжать и отфыркиваться. Вспоминать об этом не хотелось. Ведро опрокинулось, по полу потянулась некрасивая лужа. В ней Раечка и оставила всхлипывающую девушку, напоследок отвесив хорошего пинка пониже спины. Игорь Семенович побежал за женой, приседая и заламывая руки.
С тех пор престарелый любовник обходил свою бывшую пассию стороной, а когда не удавалось – общался подчеркнуто отстраненно. Это весьма расстраивало девушку. Людмила рассчитывала, что Игорь Семенович со временем женится на ней, а тут такая незадача! Но однажды всё изменилось.
Глава 2.4.
На улице заметно теплело. Олегу разрешили время от времени совершать прогулки по больничной территории, вокруг которой был разбит не большой, но уютный парк с лавочками. Основная красота, конечно, располагалась с «парадной» стороны комплекса, развернутой к дороге и у основного входа, но и в глубине парка можно было отыскать более-менее чистую скамейку, и устроиться на ней с книгой или газетой. Однажды, во время такой прогулки-отдыха Олега отыскал лечащий врач и, предложив прогуляться вокруг корпуса, с радостью велел готовиться к выписке.
– Что могли мы поправили, – сообщил доктор, прикусывая дужку очков в коричневой оправе, – Остальное или придет в норму позже, или уже не придет.
– А что с памятью? – спросил Олег.
– С памятью вашей пусть теперь разбирается время, – врач покивал, словно подбадривая себя, – Оно, как я уже сказал, лучший лекарь, а иногда и советчик.
– Надеюсь, вы окажетесь правы, – Олег не разделял энтузиазма.
– Олег, вы довольно молоды, – ответил врач, останавливаясь, – Я дам вам совет. Попробуйте отвлечься и начать жить. На ваших воспоминаниях не сошелся свет клином. Вы можете создать новые., – он улыбнулся и показал глазами на открытое окно лечебного корпуса, откуда доносился громкий женский смех.
Олег в ответ тоже улыбнулся. Он давно хотел выбраться из надоевшей палаты. Вопрос был в том, что он решительно не знал, что делать дальше и куда идти. Документы ему сделали, но о возвращении на работу не было и речи. Новое место перестало существовать, а на старом, по крайней мере там, где предполагалось, он трудился ранее, уже давно работал другой сотрудник. Безусловно, можно было обратиться к начальнику, хоть к несостоявшемуся, хоть к бывшему, но Олега не покидало ощущение, что это было бы ошибкой. Он чувствовал, что этот город – совсем не то место, где ему следует находиться. Тем не менее, в словах врача был определенный смысл. Надо как-то определяться, как-то жить.
После вечернего обхода в палату к Олегу как всегда заглянула Людмила. Олег стоял у окна и что-то разглядывал на улице. Медсестра заметила, что пациент необычно молчалив и поинтересовалась, в чем причина. Олег заговорил не сразу:
– Люда, подскажите мне пожалуйста телефон не дорогой гостиницы, где бы я мог остановиться?
– Как остановиться? – удивленно спросила девушка
– Меня выписывают, – ответил он.
– Уже? – Людмила явно расстроилась
– Не уже, а наконец-то! – Олег улыбнулся девушке и отошел от окна, – Хватит валяться, пора освобождать место.
Людмила помолчала и вышла из палаты.
Девушка прошла несколько шагов по больничному коридору, потом, словно обессилев, присела на банкетку у стены. Он ей так нравился, этот высокий странный парень. И ей казалось, что он тоже весьма заинтересован. Конечно, всё у них развивалось не так быстро и романтично, как ей хотелось. Но всё же. Теперь нужно придумывать, как сделать так, чтобы он остался подольше, или чтобы дал свой адрес и телефон для связи. Хотя какой телефон, если не известно, где он будет жить. Вот оно! Девушка вскочила на ноги и пробежала обратно к палате. У дверей остановилась, перевела дух и только после этого открыла дверь.
– Олег, знаете, что я подумала? – возвестила она – Вы могли бы пока что пожить у нас!
– Где «у вас»? – Олег удивленно посмотрела на неё.
– Ну, у нас дома, – Людмила смутилась, но пути к отступлению не было – Мама на даче будет до самой осени жить и комната свободная.
Людмила независимо смотрела в сторону, но дрожащие ручки, нервно тискавшие поясок халата, выдавали её с головой. Олег колебался всего мгновение:
– Спасибо вам, Люда, – сказал он и поднялся ей навстречу, – Вы меня очень выручите. Не переживайте, я, конечно, с вами рассчитаюсь.
– Да что вы! – девушка покраснела до корней волос, затылку стало жарко, – Я совсем не ради денег.
– Вы – моя спасительница, – засмеялся Олег, привлекая девушку к себе и осторожно целуя нежную щеку, потом горячий лоб, потом губы.
Людмила отстранилась и прерывисто вздохнула. Ее руки судорожно обнимали Олега. Она боялась, но боялась не его, а себя. Олег всегда вел себя как настоящий джентльмен, и одно ее слово заставит его остановиться, но она никак не могла произнести этого слова. Он опять поцеловал ее, осторожно проводя рукой по стройной спине, обтянутой хлопком форменного халата. Пальцы Олега расстегнули ворот, осторожно потянули полы в стороны.
Его поразило, что девушка так податлива. Людмила совсем не сопротивлялась его порыву. На секунду он почувствовал укор совести, но тут же избавился от этого чувства. Показалась неожиданно полная девичья грудь, так и рвущаяся на свободу из тесного хлопкового лифчика. С нарастающей страстью он ласкал эти томные шары, наслаждаясь тихими стонами девушки.
Людмила ощущала напряжение во всем теле. Она не хотела, чтобы Олег прекращал ласки. Но он внезапно отстранился.
– Мила, нам нужно остановиться, – переводя дыхание сказал Олег, – Ты столько для меня сделала, а я веду себя как последняя свинья, – и закончил совсем по-книжному – Я не имел права делать того, что сделал, и прошу меня простить.
Людмила несколько секунд стояла неподвижно, даже не пытаясь запахнуть халат, чтобы прикрыть наготу, после чего нетвердыми шагами дошла до двери и повернула в замке ключ. Заперла.
– Я хочу, чтобы мы закончили начатое, – дерзко вскинула подбородок девушка, избавляясь от остатков одежды.
От такого предложения мог отказаться только святой, а Олег святым не был. Он поднялся на ноги, возвышаясь над ней, и сбросил с себя одежду. Она с интересом наблюдала за ним, потом подошла ближе.
Округлые, теперь твердые от растущей страсти груди Людмилы касались его волосатой груди, и соски напряглись от желания. Она задрожала как осиновый лист, но голос был сильным и манящим:
– Иди ко мне, Олег, я вся истосковалась!
Он опустил ее на кровать и лег рядом. Пружины предательски заскрипели, прогибаясь под их телами. Ее глаза от ожидания широко раскрылись, он стал ласкать ее грудь. Ласкающая рука двинулась вниз по ее горячему телу и достигла сокровенного места. Ее сердце бешено колотилось. В животе болело, болело и там, где ее гладила рука Олега. Людмила возмущенно застонала, когда Олег на секунду отстранился, привлекая её поудобнее.
– Сейчас, дорогая, – нежно прошептал он. – Сейчас будет легче.
Он раздвинул ее ноги, и она раскрылась перед ним, как бутон. Девушка не сводила с него глаз даже тогда, когда он быстро вошел в неё. Миниатюрные руки обхватили ягодицы Олега, чтобы притянуть его еще ближе к себе. В момент наивысшей страсти Людмила откинула голову, вскрикнула и почти потеряла сознание.
Позже они лежали рядом, сплетя разгоряченные тела. Людмила притихла, боясь спугнуть удачу. Главное, что он согласился к ней переехать, а там уж она не оплошает, там уж она постарается.
Часть 3.
Глава 3.1.
– Бабушка, иди сюда! – Весело прокричала Люмена, – Посмотри!
Девушка наклонилась, разглядывая что-то среди камней под ногами. Ветер трепал темные пряди её волос и то и дело парусом надувал длинную летнюю юбку, и приходилось придерживать подол рукой. Черный котенок, получивший имя Сумрак, радостно скакал поблизости, сражаясь с невидимым врагом. За прошедшее время он заметно окреп и распушился. Лапы, оказавшиеся неожиданно длинными, смело возносили вытянутое стройное туловище на любые доступные высокие поверхности. Кисточки на больших треугольных ушах придавали зверьку особенное сходство с лесными предками, на контрасте с грозной внешностью характер Сумрака был ласковым и дурашливым, что не могло не радовать хозяев.
– Ну, что там? – спросила Беллума, подходя к внучке. Чаще всего на даче женщина предпочитала одеваться в джинсы и тонкие джемпера. Так было и на этот раз. Волосы Беллума подхватила цветной косынкой, которую повязала на манер восточной чалмы.
– Я нашла, – Люмена указала на тонкий зеленый росток, пробивавшийся среди валунов, – Подойдет?
– Ничего такой, – Беллума оценивающе взглянула на побег, – маленький, но сильный, раз прижился тут. – Пожилая женщина подхватила на руки извивающегося Сумрака, подняла глаза на внучку и вопросительно подняла бровь.
Люмена вздохнула и, закрыв глаза беззвучно зашевелила губами, время от времени делая паузы, чтобы вспомнить нужные слова. Внезапный порыв ветра взметнул светлый подол, Люмена нахмурила брови, но глаз не открыла. Тонкие девичьи пальцы осторожно подрагивая вытянулись по направлению к ростку.
– Ты еще махать лапами начни, – послышался резкий окрик Беллумы, – А то вдруг кто-то не заметил, – Люмена послушно прижала руки к бокам и осторожно улыбнувшись открыла глаза.
Чахлый побег словно наполнился внутренней силой. Создавалось впечатление, что он тихонько подрагивает, купаясь в солнечных лучах. основного стебля на глазах отделились два новых отростка, развернувшись нежными листьями. Растение наполнялось жизненными соками, черпая энергию из земли, из воздуха, из мельчайших частичек живых организмов и соленых капель, плясавших в воздухе. Люмена удовлетворенно кивнула.
– Ты молодец, – похвалила бабушка, – но для тебя это ведь не было слишком сложно? Ты пользуешься энергией света, потому что сама – свет, – Беллума осторожно приобняла внучку за плечи, – Но свет ведь бывает разным.
– Верно, – согласилась Люмена, забирая котенка. Сумрак немедленно протянул когтистые пятерни к трепетавшему на ветру локону, начиная игру, – Покажешь еще раз? – Люмена осторожно заправила прядку за ухо.
– Отчего же не покажу? Смотри! – Свободной левой рукой Беллума сделала едва уловимое движение, словно ущипнув воздух, и едва слышно то ли ругнулась, то ли просто втянула сквозь зубы воздух.
Отчетливо послышался запах гнили. Словно кто-то надолго забыл в вазе букет, а потом решил навести порядок и выплеснул ее содержимое неподалеку. Нежные листья потемнели и свернулись уродливыми улитками, стебель согнулся и прилип к камню, словно в поисках последней защиты. Но это была лишь агония, камень разломился на две половины, и одна из них отвалилась в сторону, приминая уже мертвый цветок.
– Круто! – выдохнула Люмена, – Ты что угодно так скрючить можешь?
– А что тебе угодно крючить? Или кого? – засмеялась Беллума, – Всех победим! В бою нам равных нет! Пойдем уже, к вечеру красотки наши явятся, надо посмотреть, осталось из еды что-нибудь или нет.
Люмена спустила котенка на землю, позволяя свободно бежать рядом. Женщины обнялись и медленно двинулись вдоль берега. Внимательный наблюдатель уже мог бы разглядеть очертания небольшой округлости под сарафаном Люмены, но в целом она по-прежнему была стройной как молодая березка и мало кто знал, что эта юная женщина готовится стать матерью. Между тем они с бабушкой провели не один месяц в своём доме на берегу залива. Люмене понадобилось несколько недель для того, чтобы смириться со смертью мужа. Однажды утром она проснулась с четким ощущением того, что Андриус жив и скоро приедет за ней и с тех пор старалась сохранить в душе эту уверенность, мыслями и повседневными заботами привыкая, пробуя на вкус одиночество. Впрочем, Люмену нельзя было назвать одиночкой в полном смысле этого слова. Рядом была бабушка, мама звонила каждый день и часто выбиралась к ним в гости. Кроме того, в доме постоянно толкался кто-то из многочисленных теток или других родственниц. Было немного странно, что их мужья ни разу не переступали порог дачи, ограничиваясь звонками или подарками, передаваемыми через жен, но Беллума сказала, что у них будет женское царство и лишние глаза ни к чему.