И тут он начал меня щекотать. Я безумно боюсь щекотки. И, конечно же, я подпрыгнула в постели и хотела убежать, но он схватил меня за руку, повалил на кровать и начал щекотать по бокам. Я вырывалась и хохотала до слез. Это невозможно терпеть, живот заболел от смеха. Я выворачивалась как могла и начала плакать от смеха и боли. Трофим отпустил меня. Я перекатилась на другую сторону кровати и слезла на пол.

– Я живое воплощение человека? – спросил он, смеясь.

– Кх-м, да… – прочистив горло от кома и вытирая слезы, сказала я и снова захохотала.

– Говорят, что люди, которые боятся щекотки, очень ревнивые.

– Люди, которые боятся щекотки, просто, с точки зрения нервной системы, более восприимчивы.

– Все, айда спать, восприимчивая ты моя.

Я забралась снова на кровать, залезла под одеяло, обняла Трофима и через минут десять уже спокойно заснула.

Утром мы выехали в десять часов. Настроение было шикарное, мы даже потанцевали танго на полянке перед домом.

* * *

Отдых закончился, впереди череда напряженных выступлений, и надо много работать.

Все следующие дни мы репетировали, иногда приезжая за полночь домой. Все эти дни Трофим жил у меня, мотивируя тем, что все равно мы постоянно вместе и нам надо чувствовать настроение друг друга, чтобы хорошо выступить. Я же понимала, что ему просто не хочется возвращаться домой и, скорее всего, он боится, что я снова куда-нибудь пропаду. А данные выступления могут дать нам небольшой контракт на полгода танцев в определенных клубах.

Как-то вечером мы сидели на полу перед телевизором, и я сказала:

– Я думаю, что вернусь в клуб. Через некоторое время.

– Стоп! Как это? Обратно? – Трофим повернулся ко мне и посмотрел внимательно в глаза.

– Да.

– Но почему? А Никита? Знаешь, я, конечно, никогда не одобрял твою работу, но она прибыльнее.

– Я лучше буду вертеть полуголой задницей перед толпой в клубе в шоу гоу-гоу, чем буду воровать данные и передавать их для разрушения чьей-то жизни, карьеры и так далее. К тому же, это не окончательное решение.

– С одной стороны, ты права. Но ты же понимаешь, что опять начнутся эти зазывы на приват-танцы и так далее.

– Этого не будет. Если я вернусь, то это будет только сцена.

– Подумай, я бы не советовал возвращаться. Хоть, конечно, там и денег нормально платят. Ты можешь преподавать в моей школе. В любое время. Тот же танец живота. А вместе мы можем преподавать бачату. Набрать желающих, и вперед. С тобой даже мои дела пойдут веселее. Меня, конечно, вытягивают финансово мои параллельные бизнесы, но мне бы хотелось, чтобы школа заработала в полную силу.

– Спасибо. После выступлений я уеду к маме на пару недель. Я давно ее не видела. А потом, когда приеду, я тебе кое-что покажу. А ты мне скажешь, где я могу это станцевать.

– Мммм, заинтриговала. Хорошо.

Следующую неделю каждый вечер мы танцевали в разных клубах латино, бачату, рок-н-ролл и новое для нас направление – танго. Мы много репетировали и сейчас в танце просто отдавались чувствам, так как техника была отточена до малейшей мимики, а не то что движений. Я была счастлива. Я делала то, что хотела делать с детства – танцевать и быть свободной. Не могу быть привязанной чем-то или кем-то. Меня начинают душить обязательства. Я теряю контроль и судорожно ищу выход для освобождения. Это получается бессознательно. А сейчас я была абсолютно свободной. И даже тоска по Виктору начинала отступать, давая мне передышку. И я была рада этому, потому что тоска и чувство вины перед человеком съедала мне душу, когда я оставалась одна. А сейчас со мной был рядом мой друг и мои танцы. Он старался ни на минуту не оставлять меня. Как будто чувствовал мое состояние. Каждый раз, когда я замолкала и начинала уходить мыслями от реальности, Трофим меня отвлекал, уводил мои мысли. Иногда я начинала ворчать и отталкивать его, а он наоборот притягивал меня к себе и начинал танцевать, а я не могла устоять и начинала танцевать в такт и поневоле отвлекалась. Эта неделя мне помогла очень. Я даже выглядеть стала лучше, смотрела на себя в зеркало и видела, как возвращается почти прежняя Алиса. Только во взгляде была тоска и что-то еще, чего я сама не понимала до конца. По вечерам мне некогда было думать. Вокруг меня толпились танцоры, выступления забирали всю энергию. И вот в конце этой бешеной недели все собрались отметить в клубе. Трофим настоял, чтобы я пошла со всеми вместе. На вечеринке одна подвыпившая лишнее девочка сказала громко, что рада, что мы с ним снова вместе. Трофим засмеялся и ответил ей, что мы никогда не расстанемся и что ребята могут не переживать.

Вернулись мы домой под утро, изрядно навеселе и сразу упали в кровать спать. Уставшие и довольные.

Утром я проснулась от трели моего телефона в сумке, которая валялась около кровати. Я, тихо ненавидя все на свете, вытащила телефон и увидела, что звонит Милена. Этой-то что надо от меня? Никогда ведь не были подружками.

– Привет, – сказала я, ответив на звонок.

– Привет. С тобой все в порядке? – спросила Милена.

– Да. А что со мной должно случиться? – удивилась я.

– Никита разбился, – быстро сказала Милена.

– Что сделал Никита? – не поняла я.

– Разбился. На своем авто. На МКАДе. В реанимации.

– Сочувствую! Я здесь каким боком? – спросила я.

– Я подумала… ладно. Извини, я просто подумала…

– Не надо думать много, дорогая. Со мной все в порядке. И ты, наверное, уже знаешь, что я ушла. Меня больше с ним ничего не связывает. Мне очень жаль, что с ним такое случилось. Но в последнее время он любил подвыпившим сесть за руль.

– У него после вашего последнего заказа начались проблемы. Он нам всем велел заткнуться и не высовываться. И тут такое… Я и подумала…

– Много думаешь, – резко оборвала я Милену. – Спасибо за беспокойство, у меня на самом деле все нормально, – уже спокойнее проговорила я.

– Я, наверное, тоже уйду, – сказала Милена.

– Тебе решать. Я тут не советчик.

– Я хотела бы с тобой встретиться… Поболтать, – сказала Милена.

– Извини. Но я не завожу подруг. Всего доброго, – ответила я и положила трубку.

Откинулась на подушку и уставилась на потолок. Проснулся Трофим, посмотрел на меня.

– Что случилось? – спросил он через некоторое время.

– Никита разбился на авто.

– Ого. Ты думаешь это как-то связано с тобой?

– Не знаю. Скорее всего, нет. Тогда бы и я была там же. Нет. Не думаю.

– Тогда давай еще немного поспим… и будем немного внимательнее.

– Я вечером уеду к маме. Тебе оставить ключи?

– Да. Если ты не против. Я не хочу возвращаться домой. Я не знаю, что там говорить. Я ведь пропал вот уже как несколько недель. Заезжаю только переодеться.

– Хорошо. А теперь спать дальше. Голова немного болит. Последняя порция виски была лишней.

– Но оторвались-то хорошо.

Он притянул меня к себе, удобно положил голову на подушку у моей макушки, и уже через пять минут я слышала мерное дыхание заснувшего человека. Через некоторое время и я уснула.

* * *

Вечером, собрав в сумку немного вещей, я выехала на вокзал. Билет купила днем через приложение. В девять вечера я стояла на Казанском вокзале и смотрела, как медленно приближается поезд.

В пять утра я сошла с поезда и поднялась на мост, переход через пути. Августовское утро было немного прохладным. Воздух был на порядок чище, чем в Москве. Я стояла на мосту и смотрела, как трогается поезд. Постояв пару минут, пошла в сторону дома. Мама жила недалеко от вокзала, и я решила прогуляться. Маленький городок в сто тысяч жителей. Город еще спал. Только редкие машины проезжали мимо. Я дошла до дома, покурила, сидя на скамейке у подъезда. Вытащила ключи и пошла в дом.

Поднявшись на третий этаж, тихо открыла дверь. Хотела сделать сюрприз, так как не предупреждала маму о приезде. Зайдя в квартиру, заметила свет настольной лампы в спальне мамы. Тихо прошла и открыла дверь. Мама сидела в кресле и читала книгу. Когда я открыла дверь, она посмотрела на меня поверх очков и встала.

– Моя маленькая девочка приехала, – сказала она, улыбаясь.

И от этой улыбки так стало тепло внутри, я улыбнулась в ответ, стремительно подошла к ней и крепко обняла.

– Мамулечка моя, – сказала я и расцеловала маму во все щеки и еще раз крепко обняла. – Прости, что долго не приезжала! Я так по тебе соскучилась!

– И я по тебе скучала! Только вчера думала, что надо позвонить. Сама ведь не звонишь!

– Прости, мама. Дел было очень много! Совсем замоталась! А где Валера и Стасик?

– В рейсе. Вчера уехал, приедет через несколько дней. А Стасик в лагере. Ты же знаешь, я не могу спокойно спать, когда Валера в рейсе. Дорога и так далее меня беспокоят. Вот сижу, читаю, пытаюсь отвлечься. Так что мы одни, у нас есть несколько дней, чтобы спокойно пообщаться. Ты ведь не на один день приехала?

– Я приехала на полторы или две недели. У меня отпуск!

– Замечательно. Кофе?

– Да! Мама, я так рада тебя видеть! Я так по тебе скучала! – снова сказала я и снова крепко ее обняла.

Валера – это мой отчим, а Стасик – мой сводный брат, которому сейчас десять лет. После того как мы сбежали от отца, мама несколько лет была одна. Она не могла себе даже представить, что когда-либо подпустит к себе еще одного мужчину. Ее сердце было разбито. Но потом появился Валерий и начал настойчиво ухаживать. И он убедил ее, что ничего плохого он ей никогда не сделает. Он убедил, что он не изверг и хочет сделать ее счастливой. И очень долго ухаживал за ней. В итоге она сдалась, поверила ему и сейчас признается, что счастлива всей душой, а прошлое вспоминается ей как страшный сон. Живут они спокойно и тихо. Валерий – дальнобойщик и часто в разъездах. Раньше он работал в городе на заводе, но потом завод закрыли, и он остался без работы. Пытался заняться торговлей, но прогорел и в итоге подался в дальнобойщики. Мама, конечно, скучала, но всегда его ждала, и они каждый день разговаривали по телефону по несколько часов. Я же, поняв, что у нее все хорошо, отошла в сторонку и не стала мешать.

Мы позавтракали и сели пить кофе.

– Ты какая-то грустная. Что-то случилось? – спросила мама через некоторое время.

– Мама, ты любила отца? – задала я давно мучивший меня вопрос.

– Конечно. Я выходила замуж по любви. Меня ведь предупреждали тогда, что он нестабильный. А я не верила, я была влюблена. И первые годы было все прекрасно. Мы хорошо жили. Потом появилась ты. Он очень тебя любил. Носил на руках, меня даже зачастую не подпускал. Я нарадоваться не могла, такой он у меня был хороший и нас любил.

– А потом? Что случилось потом? Я ведь помню только побои и его пьянки. И я никогда не чувствовала любовь к себе. Я чувствовала только вину. Что я виновата, что родилась, что я его раздражаю. И тебе тяжело со мной. Если бы не я, ты бы намного раньше ушла от него.

– Ты здесь совсем ни при чем, – удивилась мама. – Он тебя любил. А я тебя люблю всей душой. Просто тогда настали сложные времена с работой. Мы работали на износ, много, денег платили мало. Потом его вообще сократили. Он стал не нужен. Долго не мог найти работу, начал выпивать. Потом связался с плохими людьми. Знаешь, наверное, внутри у него это все было. Просто неудачи стали катализатором. Мы начали много и часто ссориться. И потом он начал распускать руки. Он начал срывать на мне свою злость и разочарование от жизни. Каждый раз все сильнее. До того случая с ружьем я все надеялась, что смогу его вытащить из депрессии, помочь. Но тогда я поняла, что он сошел с ума. И если я хочу спасти нас, мне нужно бежать. Да и не могла я больше терпеть это. И так терпела больше пяти лет.

– М-да, – задумчиво сказала я. – А Валеру ты любишь?

– Да. Валера вернул меня к жизни. Доказывает каждый день, что мир не без добрых людей. И что любящий человек никогда не причинит тебе боль. Никогда не будет унижать тебя и обвинять в своих неудачах. Любящий человек будет оберегать тебя. Каким бы он ни был во внешнем мире, в дом он будет всегда заходить добрым, любящим, спокойным и ценящим свою семью.

– Как ты смогла поверить ему?

– Это сложно, когда так сильно обжигаешься. Мне понадобилось несколько лет, чтобы окончательно поверить. Я все время ждала срыва, что все закончится снова плохо. А он доказал, что все будет хорошо, все есть сейчас хорошо. Он доказал, что семья – это не боль, семья – это счастье, взаимная помощь, это доверие и любовь, это вера и искренность. Он доказал, что два человека, которые любят друг друга, выбирают каждый день друг друга и со всеми трудностями справляются взявшись за руки. И отношения – это всегда риск. Ты никогда не узнаешь, как будет, пока не попробуешь. Будет ли это на всю жизнь и счастливо. И не всегда счастливо, все-таки два взрослых человека, и всегда бывают разногласия. Вопрос в том, как именно разрешать эти разногласия. И… наверное, самое важное – это понять, твой человек или нет.

– А как это понять? Вот ты вышла замуж за отца. Ты чувствовала, что это твой человек? А когда за Валеру?

– Я много думала об этом. Последние много лет. И поняла одно. Слушай свой внутренний голос. Потому что он всегда знает, кто твой человек. И, смотря на прошлое, я могу сказать одно. Я любила твоего отца, конечно же. Но я с годами понимаю, что мой внутренний голос тогда ничего не сказал мне. А когда Валера появился в моей жизни, внутренний голос сказал – он. И я сопротивлялась этому. Говорила себе, что я глупая женщина. Что один брак ничему не научил меня. А вот, внутренний голос оказался прав. Я этот голос услышала ярко и отчетливо внутри себя. И знаешь, что я тебе скажу, моя маленькая девочка? Симпатия и влюбленность могут возникнуть абсолютно спонтанно и к любому человеку. Но если твой внутренний голос молчит – не спеши. И если не уверена, то не начинай отношения. Не растрачивай себя, а иди, ищи, знакомься, наблюдай и слушай свой внутренний голос.

– А если внутренний голос сказал, а я все испортила? Испортила безвозвратно, – сказала я и положила голову на стол. Было больно.

– Моя мама говорила, что пока человек жив, исправить можно все. Исправить нельзя, когда заколачивают крышку гроба, в котором ты лежишь.

– Легко сказать, мама. Я сделала такую подлость. И я так сожалею сейчас об этом. И сожалею о многих своих поступках, – я не сдержалась и заплакала.

– Ну-ну, моя хорошая, иди ко мне, – мама протянула руки ко мне, а я села к ней рядышком и крепко ее обняла. Слезы хлынули из моих глаз, как ливень в летний день. Я плакала, прижимаясь к ней. В горле стоял ком, я дала волю своим чувствам, что столько времени копились.

Мама гладила меня по спине, качала медленно меня и целовала макушку. Примерно через полчаса я начала успокаиваться.

– Давай я тебе дам валерьянки, и ты немного поспишь.

– Мама, что мне делать? Я столько ошибок совершила! Я не знаю, как мне быть! Я не знаю, как мне дальше жить со всем этим. И я не знаю, как мне жить без этого человека.

– Я тебе скажу, но вряд ли ты сейчас меня послушаешь, – покачала мама головой. – Самая главная проблема наших с твоим отцом отношений было то, что он не разговаривал со мной. Он не был откровенен, а когда я начинала разговаривать, он отмахивался от меня и кричал, чтобы я не давила на него своим интеллектом. И мы пришли к тому, к чему пришли. Успокойся, прими решение и иди и скажи ему все. О своих чувствах, о своем сожалении, попроси прощения. Тебе терять нечего, а шанс приобрести есть.

– Я не смогу! Я сгорю со стыда! – прошептала я.

– О! Сможешь. Где моя воительница? Ты не боялась встать перед пьяным разозленным отцом, который не контролировал свою силу и мог прибить тебя, лишь для того, чтобы защитить меня! Маленькая храбрая девочка! Ты не боялась взять вилы и встать против его дружков в деревне, отгоняя их прочь и грозясь вонзить вилы им в ноги. Ты не побоялась уехать в крупнейший город страны и начать жизнь там одна, и ты выдерживаешь все, все трудности и нам успеваешь помогать. И ты, такая сильная и храбрая, сейчас сидишь и говоришь мне, что ты боишься пойти к мужчине и признаться в своих чувствах? Знаешь, ты можешь поплакать эти две недели. И пожалеть себя. Но через две недели ты возьмешь всю ответственность за произошедшее на себя и пойдешь поговоришь с ним.

– Мааама, это сложно.

– Это сложно представить, но не сложно сделать. Не надо бояться этой жизни. И к тому же, в жизни ничего не делается просто так, это первое. И второе, бери от жизни то, что считаешь тебе нужным. Но не будь эгоистом. А теперь пошли, немного поспим, а потом пойдем гулять по магазинам, как мы любим это делать.

Я встала и пошла за мамой. Легла рядышком с ней, обняла ее и спокойно уснула, прижимаясь к ее боку, как в детстве. Мне снилось, как будто я стою в храме, залитом ярким солнцем. Я смотрю на потолок, который разукрашен фигурами святых, птицами, и солнечные лучи указывают мне путь. Я улыбаюсь, и свет проникает мне в душу. Становится вдруг легко и беззаботно, я как будто бы взлетаю к потолку, и солнце становится ярче, а в душе разливается тепло.

Я проснулась с улыбкой на губах. Мамы рядом нет, но с кухни идет вкусный запах пирогов. В детстве я любила ее пироги с капустой. Горячий, сладкий чай и пирог с капустой из печки. Еще горячий, масляный, но такой вкусный. Ммм, это было непередаваемо вкусно. Больше никогда и нигде я не ела такие вкусные пироги. Я откинула одеяло, села на кровати, потянулась, тепло от сна все еще гуляло внутри меня. Встала и пошла на кухню.

– Мармулик! Ты пироги печешь? – спросила я весело.

– Да! Первую партию уже испекла и чай заварила! Все, как ты любишь! Садись. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо! Я такой сон видела добрый! Хочу завтра утром в церковь сходить. Покажешь, где у вас здесь церковь?

– Конечно. Я с тобой пойду.

Мы поели пироги и через два часа пошли гулять по городу. Заходили в маленькие магазинчики, смотрели вещи, немного приодели маму. Потом пошли на рынок, накупили свежих деревенских овощей и фруктов и пришли домой под вечер, немного уставшие и довольные. Поужинав легким салатом, решили посмотреть фильм, но по большей части рассказывали о своей жизни. Я рассказала про наши танцы, про то, как ездили в Питер. Рассказала про Трофима, про то, как у него дела. Мама была с ним знакома, потому что он приезжал со мной один раз. Маме он очень понравился, и она рада, что у меня есть такой человек рядом. Мы проговорили до полуночи и легли спать. Единственное, чего мама не знала, – это где я работала до этого времени. И не особо спрашивала, так как в нашей семье не принято допытываться. Мы сами рассказываем, когда приходит время. А я не хотела ее расстраивать и разочаровывать в себе. Кого угодно, только не ее.

Следующим утром в восемь утра я стояла у порога церкви и немного нервничала. Последний раз я была в церкви совсем маленькой девочкой. И сейчас не понимала, зачем я сюда пришла. Но только чувствовала, как меня тянет внутрь и наравне с этим страх сковывает ноги. Я набрала воздух в легкие и вошла внутрь. Людей было немного, в основном пожилые. Но позже начали появляться и девушки, и молодые люди, чему, честно говоря, я немного удивилась. Я не знала молитв, началась служба. Сначала я пыталась понять смысл слов, но потом махнула на этой рукой и просто слушала, как читает молитву поп и хор подпевает. Что произошло потом, я так и не поняла до сих пор. Слезы из глаз потекли сами собой, сердце сжималось от боли, ком застрял в горле. Я не могла остановить слезы, они бурным ручьем текли из глаз по щекам и капали на грудь, платье стало мокрым. Я опустила голову и просто плакала под молитвы и просто шептала: «Прости». Через некоторое время начала успокаиваться. Мама подошла ко мне, обняла за плечи и сказала:

– Пошли, поставим свечи и пойдем домой. На сегодня хватит, моя родная.

Я послушно повторяла все за ней, и через некоторое время мы пошли к выходу. Около выхода стояла очень старая женщина. Все лицо и руки были покрыты мелкими морщинками. Она подняла на меня глаза, внимательно посмотрела и сказала:

– Ходи, девочка, в церковь. И помогай людям. Выплесни слезами свою боль. И чернота из твоей души уйдет совсем. Сейчас ты серая, а была черная. Только любовь и добро спасут тебя, – и перекрестила меня.

Мама вывела меня за руку на улицу. До самого дома ничего не говорила. Придя домой, налила мне чай, накапала валерьянки. Я все выпила, и она уложила меня, как маленькую девочку, спать.

– Спи, родная. Все наладится, – поцеловала меня в лоб и вышла из комнаты. – Ты справишься.

Через несколько часов я встала, и у меня было чувство, как будто я долгое время на себе таскала камень, а теперь сбросила. Легкость в плечах, в спине, легкость внутри.

Я пошла на кухню, мама сидела там в кресле и читала книгу. Когда я вошла, она отложила книгу, сняла очки.

– Отдохнула? – спросила она.

– Да. Спасибо, мама.

– Знаешь, когда ты начнешь сомневаться. Когда тебе станет грустно, плохо, больно. Когда ты почувствуешь себя покинутой. Просто сядь в поезд и приезжай к нам. Здесь твой дом. Место, где тебя всегда поймут. Люди, которые тебя очень любят, защитят и поддержат.

– Я знаю. Спасибо. А пирожки твои вкусные еще есть?

– Есть, садись, сейчас подогрею на сковородке, как ты любишь.

Я села за стол и наблюдала за умелыми, уверенными движениями матери. Спокойная, красивая, статная женщина. Всегда, сколько себя помню, с прямой осанкой и с гордо поднятой головой. Даже когда жили с отцом, она вне дома никогда не горбилась, и выражение лица всегда было твердым, смелым, а глаза бесстрашно смотрели в будущее. Хоть и было время, когда мир стал совсем черным. Она не сдалась и взяла у жизни второй шанс. А я при первой неудаче в личной жизни опустила руки и разнюнилась.

– Алиса! – позвала меня мама. – Ты снова задумалась и ушла в свой мир!

– Прости. Есть немного, – ответила я и притянула к себе тарелку с нагретыми пирожками. – Мммм, как вкусно!

– Ты станцуешь мне? – спросила мама, улыбаясь.

– Да! Завтра! Я покажу тебе новый танец. Еще никто не видел. Ты первая! Это совершенно новый формат! И я привезла еще видео с наших выступлений. Сейчас будем смотреть.

– Когда тебе не было еще и года, мы как-то приехали к моим родителям. И вот ты на моих руках, мы смотрим концерт по телевизору. И твой дедушка тогда сказал: «Аля! Смотри, смотри на Алису!», а я даже не обратила внимания сначала, потом смотрю на тебя, а ты танцуешь и подпрыгиваешь под музыку. Мы тогда еще поняли, что ты будешь танцевать, когда вырастешь! Жаль, папа умер рано, он бы гордился тобой.

– Да. Дед был у меня самый классный. Я его помню. Кусками в памяти всплывают воспоминания.

Мы еще немного повспоминали прошлые интересные моменты, мама рассказывала про свою молодость, студенчество и про то, какой хулиганкой она была в институте. Ее интересно было слушать. И она была бесстрашной девушкой, смело идущей по дороге жизни.

Потом мы перебрались в зал и допоздна смотрели видео наших с Трофимом выступлений. Мама искренне восхищалась, и это грело душу.

На следующее утро я вытащила плеер и подключила к музыкальному центру. Мама села в кресло у окна и молча смотрела на мой танец. Когда я закончила танцевать и посмотрела на нее, она плакала.

– Ты так сильно чувствуешь, моя малышка? – спросила она, вытирая глаза.

– Да, – просто ответила я. – Сейчас терпимее стало. Но все равно. Ты все поняла?

– Это очень говорящий танец, Алиса. Ты всегда была чувствительной, с детства. Просто потом мы с отцом загнали тебя в угол. Прости меня, если сможешь… когда-нибудь. Если бы я была умнее…

– Ты ни в чем не виновата, – перебила я маму. – Никто ни в чем не виноват. Просто так сложилось. Теперь все будет хорошо. Пойдем гулять. Я хочу сливочное мороженое с карамелью. Купим ведро мороженого, включим фильм и будем весь день дурака валять. Как тебе такой план?

– Поддерживаю! Пойду переодеваться.

Через два дня приехал Валера, отчим. Увидев меня, подошел и крепко обнял.

– Девочка вернулась в родное гнездо! Алиса! Ты прекрасно выглядишь! Вся в маму, красавица! – сказал Валера.

– Спасибо, Валера, – ответила я.

Еще три дня я с упоением слушала его рассказы про дороги и приключения. Смотрела на маму, как она с нежностью ухаживает за отчимом. А он с благодарностью смотрит на нее, и они часто вели свой, понятный только им диалог взглядами, без слов. Было приятно наблюдать за ними. Они были счастливы. И вот как-то вечером мы сидели на кухне за ужином, Валера рассказывал про свою поездку.

– И вот, значит, я еду, никого не трогаю. На повороте справа вылетает байкер, еще немного, и я бы наехал на него. Он еле увернулся от удара. Правду говорят, что байкеры как вампиры, в зеркале не отражаются, – покачал головой Валера.

– Да, всегда страшно, когда вижу мотоциклистов. Самоубийцы, – сказала мама. – Они даже не задумываются, наверное, о том, что кто-то любит их, ждет и волнуется. И каждый раз хватается за сердце и молится, когда любимый человек садится на мотоцикл и уезжает.

– Мотоцикл – это свобода, – сказала я. – Это ощущение полета, – продолжила я, вспоминая свое путешествие. – Это избавление от страхов!

– Дочь, прошу тебя, скажи мне, что ты не купила мотоцикл, – сказала мама.

Я засмеялась:

– Нет, конечно, мама. Я не дам тебе такие переживания. Не волнуйся. Я танцую, а не жму педаль газа.

– Слава богу.

Ночью, лежа в постели, я вспоминала Виктора. И не было в душе такой боли. Просто очень грустно и очень тоскливо, потому что очень хотелось снова увидеть эти глаза, поцеловать эти губы, обнять его крепко и почувствовать запах его кожи. Просто поговорить, посмеяться, услышать его смех. Тяжело вздохнув, я перевернулась на другой бок и вскоре уснула.

Утром получила сообщение от Трофима: «Алиса! Ты долго у родителей тусить будешь?! Я соскучился очень!»

Написала ответ: «Сегодня вечером выезжаю, утром буду дома!»

Я в самом деле собиралась вечером выезжать в Москву. Отдохнувшая, повидавшая родных, поговорив с мамой от души, я почувствовала, что хочу домой, в круговорот бешеной жизни столицы.

Собрав сумку и сунув пирожки – гостинцы для Трофима, вечером я расцеловала родных, села в поезд и помчалась в Москву.

* * *

Утром, зайдя в квартиру, сразу же услышала запах кофе.

– Ты не спишь? – зашла я на кухню и увидела Трофима свежим и одетым в деловой костюм.

– Нет. У меня встреча с представителем одной крупной компании. Они хотят заключить договор по обеспечению курьерской доставки писем, посылок и прочее, прочее. Мы с ребятами посчитали, неплохой контракт. Вот к одиннадцати поеду. Присаживайся, кофе налью.

– Здорово! Ты вовсю работаешь! Молодец! А я гостинцы от мамы тебе привезла, – хихикнула я, – пирожки твои любимые иииииии вязаные шерстяные носки! Тааадааааам, – и как волшебник вытащила из сумки носки в белую и серую полоску.