Брак по-тиквийски. 3. Ни минуты покоя

– Он в ту сторону побежал. – Маэдо принял у Терезы пистолет и рванул вниз, она – за ним, кутаясь в халат. – Туда, где дом 7.

Без стекол, с полуслова поняла Тереза. И забор там – одно название. Белый монстр запросто попадет внутрь. Схавает Белека в один присест. Или трахнет сначала? Каким бы козлом ни был сосед, нельзя такое допускать.

Она метнулась за ружьем, бросилась догонять Маэдо, но он уже был далеко впереди. Это все из-за беременности, с досадой подумала Тереза. Совсем я стала неповоротливая. Чего доброго, если чудище нападет, и увернуться не сумею… Вот паскудство! Терезе сделалось страшно. Не до такой степени страшно, как было у маньяка: как-никак у нее ружье, – но все же…

Маэдо как в воду глядел. Белая тварь запрыгнула в одно из окон дачи номер 7 и быстро нашла единственное живое существо, спящее там. В противоестественные отношения вступать не стала: Белек был вовсе не похож на самку монстра. Зато он походил на еду. Твари надо было восстановить силы, утекающие с каждой каплей крови из лапы, которую пробила пуля. На координации движений ранение не сказалось: эта лапа и так не гнулась. Монстр ловко приземлился на кровать, содрал одеяло с жертвы и перекусил ей икру чуть выше щиколотки.

Белек заорал в ужасе. Ничего себе, пробуждение ото сна! Маэдо посочувствовал ему всем сердцем, появившись в дверях и сходу всаживая в чудовище одну пулю за другой. Монстр зашипел от боли. Ступня Белека выпала из пасти. Но умирать чудовище не хотело. Вновь разинуло свою жуткую лесопилку, нацелившись на вторую ногу.

И тут, запыхавшись, влетела Тереза с ружьем. Громыхнул выстрел; тяжелая пуля пробила лобовую кость и, застряв в мозге чудовища, отбросила его с кровати. Красные глаза затуманились.

– Офигеть собака Баскервилей, – промолвила Тереза, наклоняясь к поверженной туше и щупая холку. – Откуда ж ты такая взялась?

Снежок узнал женский голос. Женская рука снова гладила его. Хозяйка? Теперь все будет хорошо. Она заберет его домой. Он подался всем непослушным телом под теплую руку и закрыл глаза.

Маэдо бегал по дому, ругаясь и поминая зохенов:

– Где тут зохенов холодильник? Тереза, оставь чудовище. Я понимаю, оно тебе милее, чем этот мерзкий господин Белек, но его еще можно спасти. Господина Белека, я имею в виду! Перетяни ему икру. И найди какой-нибудь пакет для ступни, в этом зохеновом бардаке зохен ногу сломит! Я сейчас подгоню машину, с мигалкой поедем.

Белека довезли вовремя. И ступню – в отдельном пакетике со льдом. Монстр не сильно пожевал ее, врачи обещали пришить. Хромать, конечно, будет, и шрам останется. Но это ерунда, даже заявление на жену отзывать не придется: хромота не врожденная, на генетику не влияет, на способности к обеспечению супруги и деторождению не сказывается. Вот если бы не пришили, тогда беда: потенциальный жених должен иметь все части тела, предусмотренные исходной конструкцией, в надлежащем количестве. Или даже лишние: например, зеанские ведьмы, подвергавшиеся три века назад гонениям на родной планете и массово бежавшие в Тикви, имели небольшой хвостик, которым теперь щеголяет немалая часть тиквийского населения: зеанки оказались плодовиты, а признак доминантным.

Белек пребывал в сознании и четко понимал, кому обязан. Сумасшедшей соседке и проклятому офицеру службы охраны безопасности. Если бы не их дурная привычка лезть в чужие дворы, держать при себе оружие и стрелять из него, чуть что, перевариваться бы Белеку сейчас в желудке монстра. Он сам, по своей инициативе, отсчитал им еще восемь тысяч сверху, признавая, что его жизнь не может стоить меньше, чем стекла в доме. Но решимость продать зохенову дачу, покинуть Риаведи навсегда и никогда больше не видеть ни госпожи Ильтен, ни господина Маэдо, ни дурацкого ребенка – любителя мячиков – лишь укрепилась. К зохенам.

Возвращались Тереза и Маэдо, не торопясь. Пообедали в кафе у больницы, на заправке купили сок. На даче хозяйничала следственная группа, Алисанта, заглянувшая на шум, поила всех глинтвейном. Эксперт расстелил тряпку на столе в беседке и внимательно, делая фотографии, изучал дохлого монстра, распростертого на ней. Рядом крутился Дени – в полном восторге от происходящего.

Пули уже нашли. Те, что попали в чудовище, вытащил эксперт; те, что не попали, в том числе выпущенные ранее, собрали сотрудники. Количество сошлось, Маэдо мог себя поздравить. Тут же начальник следственной группы доложил ему и о ружейной пуле.

– В обезвреживании животного принимала участие госпожа Ильтен. – Маэдо кивнул на ее ружье, в спешке отъезда брошенное на диван. Нарушение, конечно: надо было в подвал унести. – Господин Ильтен имеет разрешение на это оружие.

Тереза вышла к беседке, намереваясь вкусить чай с бутербродами на свежем воздухе. Начальник следственной группы сделал страшные глаза:

– Господин Маэдо, скорее остановите ее! Там же труп чудища!

Терезу вряд ли имело смысл останавливать, даже будь там живое чудовище. Но начальник этого не понимал. Он был в ужасе, разрываясь от желания броситься за ней и спасти беременную женщину от обморока, с одной стороны, и субординацией, с другой.

– Господин Ортнер, ну что плохого может сделать труп? – С ленивым скепсисом Маэдо перевел глаза с Терезы, остановившейся за спиной эксперта, на главу следователей.

– То есть как… Ведь это труп! Женщине станет нехорошо, а она в положении…

– Спорим, она даже бутерброд есть не перестанет? – ухмыльнулся Маэдо.

– Но…

– На тысячу единиц забьемся? – вкрадчиво предложил Маэдо.

– Что? – опомнился следователь. – Нет! Что вы такое говорите, господин Маэдо? Какие деньги?

Маэдо вздохнул. Не прокатило.

– Именно госпожа Ильтен и превратила эту чудесную зверушку в труп, господин Ортнер.

Он направился к Терезе. Поставив чашку с чаем на перила балкона, она о чем-то говорила с экспертом, следя за его манипуляциями и время от времени откусывая от бутерброда.

– Господин Гьюл предполагает, что это существо с планеты Жежелерия. – Тереза обернулась на звук шагов.

– Жележерия, – флегматично поправил эксперт. – Этот конкретный вид мне незнаком, но в пользу гипотезы говорят два факта. Во-первых, известно, что на Жележерии целый класс животных имеет шесть конечностей. А во-вторых, там водятся только белые существа. Даже у людей волосы белые. Поговаривают, что тамошние блондиночки очень ничего. – Эксперт причмокнул.

– Не отвлекайтесь, – посоветовал Маэдо и отхлебнул чай Терезы. – Охота тебе на этого урода смотреть? – обратился он уже к ней.

– Но господин Гьюл довольно симпатичен. – Тереза невинно распахнула глаза, лишь в уголках губ спряталась ехидная усмешка.

Эксперт крякнул.

– Зохен! Я имею в виду мертвую тварь.

– Знаешь, – задумчиво проговорила Тереза, – сейчас, когда зверь мертвый, то совсем не жуткий. Белый и пушистый. Можно было бы и за домашнего любимца принять. Пушок или Снежок…

Тут уж едва не крякнул Маэдо. И, главное, не поспоришь: шерсть густая и снежно-белая, ни кровь, ни грязь не налипли.

– Перед тем, как умереть, он ко мне ткнулся так доверчиво. Будто хозяйку нашел. Похоже, он чьим-то был, пока не одичал.

– То есть ты думаешь, что он не в контейнере с грузами с Жележерии прибыл, случайно устроившись там спать? А с кем-то, как домашний любимец?

Тереза пожала плечами.

– Может, и так. Пусть твои следаки разбираются, хлеб отрабатывают.

Она доела бутерброд и поглядела на эксперта, отбирающего пробы тканей для аппаратурного анализа.

– Завести, что ли, собачку?

Маэдо чуть не подавился чаем.

Отпуск отпуском, но устраниться от контроля расследования Маэдо не мог. Этого просто не поняли бы там, куда он собирался переводиться. Да и сам он был заинтересован в результате. В город он не поехал, но большую часть дня приходилось проводить за ноутбуком или на телефоне. Терезу это раздражало. Ей тоже было любопытно, откуда взялся монстр, но хотелось бы, чтобы Маэдо обращал на нее больше внимания.

Господин Белек не вернулся. Несколько раз приезжал риэлтор, привозил каких-то людей, однажды семейную пару. Но женщина поводила носиком, скорчила гримаску, и они уехали ни с чем, как и остальные. Наверное, Белеку стоило сделать ремонт перед продажей, но когда лежишь на реабилитации с только что пришитой ногой, как-то не до ремонтов.

Труп монстра следователи не забрали. Эксперт заявил, что уже выяснил все необходимое, умыл руки и был таков. Тереза сама зарыла останки вместе с Дени. Яму выкопали рядом со скульптурой, так привлекшей это существо. Зверь в яме казался мирно спящим. Тереза вздохнула, вручила Дени лопату – мол, закапывай, – и, разыскав доску, оставшуюся от ремонта, и краску, написала: «Пушок». Возможно, Белек не одобрил бы такую сентиментальность, но Терезе было плевать на его чувства, а Маэдо во всем ее поддерживал. Пушок так Пушок – пускай, если ей нравится. Главное, что этот Пушок теперь покойник и больше никого не съест.

Факты вскрылись ужасные. В Ноккэме было тихо, а вот в соседнем городе Тильгриме служба охраны безопасности стояла на ушах, разыскивая маньяка-людоеда. Пара городов восточнее тоже бурлила из-за пропажи людей. Главным образом, детей и подростков, от которых даже тел не оставалось, лишь кровавые лужи да кости. А в последнее время и взрослые стали пропадать. И никто не догадывался, что это никакой не маньяк, а обнаглевший зверь: ориентировка приходила на преступника, Маэдо даже не сразу связал нападение твари с этими известиями. Хотел на правах новоиспеченного сотрудника столичного управления устроить разнос тильгримским экспертам, но передумал: следы на костях были ни на что не похожи, не бывает у нормальных животных таких зубов, скорее уж это напоминало какой-нибудь мудреный инструмент – вот и предположили, что действует маньяк. Теперь стало ясно, что виновен не преступник-человек, а милашка Пушок.

Дело начали распутывать. Жележерия, сказал эксперт. Отправили запрос, не приезжал ли кто с Жележерии за последние год-два. Планета далекая, контакты редкие, регулярные рейсы не ходят, но нельзя сказать, что совсем нет отношений. Разумеется, люди приезжали. Несколько туристов, пара бизнесменов, проповедник, дюжина гастарбайтеров, мошенник, арестованный в первый же день пребывания в Тикви… и четыре невесты.

– Представляешь, – поделился Маэдо, – Пушка твоего невеста привезла. В качестве щеночка, зохен его забери.

– И что теперь с ней будет? – встревоженно спросила Тереза. – Арестуете ее?

– Мы женщин не арестовываем, – фыркнул Маэдо.

– Придется ее мужу отвечать? – насупилась она. – Он-то в чем виноват?

– Ни в чем, – мягко ответил Маэдо. – Она замужем уже за другим человеком. А первому мужу Пушок руку откусил. Кстати, он не Пушок, а Снежок.

Тереза хмыкнула.

– В любом случае бывший муж невиновен. Пушка-Снежка он получил как приложение к жене, его никто не спрашивал. Это вина диспетчера. Именно он должен следить, чтобы в Тикви вместе с невестами не попадали опасные животные и вредные растения.

Хорошо, что диспетчер нынче – не Ильтен, подумала Тереза. Впрочем, Ильтен хоть и дуб-дерево в некоторых вопросах, в своей области – профессионал. Он не допустил бы подобной ошибки.

– Закатаете бедолагу на каторгу? – понимающе спросила она.

Маэдо покачал головой.

– Не получится, – сказал почти с сожалением. – Повода нет. Сам он никого не убивал и не ел, организацию преступления тоже не приплетешь: он ведь не со злым умыслом завез монстра, чтобы тот жрал людей, а всего лишь не стал разлучать девушку с ее щеночком. Уголовщины здесь нет, чисто административный проступок. Надеюсь, начальство спустит с него дюжину шкур. Оштрафует хотя бы. Лучше бы уволить от греха подальше, но наши советы руководство Брачной Компании слушать не обязано.

Он поглядел в окно на красноглазую инсталляцию, рядом с которой теперь была воткнула дощечка с надписью «Пушок».

– Табличку менять будешь?

Тереза мотнула головой.

– Еще чего – делать лишнюю работу! Будем считать, что я, как новая хозяйка, его переназвала.

Идея Терезы завести собаку не встретила у Ильтена радости. Тиквийцы порой держали дома животных, чему способствовал традиционный одинокий образ жизни: хоть с питомцем поговорить, раз больше не с кем. Но перед Ильтеном проблема недостатка общения не стояла, и хлопоты по уходу за неразумным и бесполезным существом иного биологического вида совершенно не прельщали: до того ли, когда собственное дитя вот-вот родится? Впрочем, Тереза быстро остыла. Собак в Тикви не было, а те зверушки, которые заменяли их тиквийцам, не вызвали у нее симпатии. Фактически, она с удовольствием поохотилась бы на них и, возможно, попробовала бы запечь или пожарить.

Дени разрешили играть в мячик. Но только во дворе номер 7 – все равно там уже не осталось стекол, которые можно разбить. Малыш был счастлив, и даже необходимость прекращать игру, когда приезжает риэлтор, его не расстраивала. И – вот чудо – нарезвившись вволю, без запретов и ограничений, к мячику он охладел. Хорошая игра, но есть занятия и поинтереснее: например, копать червей и коптить рыбу с госпожой Ильтен или учиться чистить пистолет с господином Маэдо. А когда они уехали обратно в город, господин Маэдо подарил ему гильзу, а госпожа Ильтен отдала его отцу кучу банок с вареньями и соленьями, в закручивании которых он сам принимал участие.

Уезжали они не одни: в заднем отсеке для арестованных сидел грустный господин Калле с коробкой пожитков. Нет, разумеется, арестантом он не был. Дед Калле робко постучался в дверь дачи номер 12 ранним утром, растерянный и несчастный. Разбудил Терезу, но у нее язык не повернулся обругать старика. Едва она бросила на него взгляд, стало ясно: что-то случилось.

– Душечка-то моя, – дед вздохнул, – не шевелится. – И жалко всхлипнул.

Пнув не желающего просыпаться Маэдо, Тереза, как была – в халате и босиком – побежала к домику номер 10. Но торопиться уже не имело смысла. Алисанта лежала в кровати, спокойная и безмятежная, и совершенно неживая. В теле – ни пульса, ни тепла.

– Я проснулся, а она – вот. – Калле смахнул слезу.

– Как же так? – непонимающе покачала головой Тереза. – Она ведь вчера была бодрой и здоровой, глинтвейн свой варила. – Теперь уж рецепта не расскажет, с огорчением подумала Тереза про себя. – Рыбу мою копченую нахваливала, сыновей вспоминала, мол, надо бы им рыбки подкинуть, а то еды кроме как из РЦП не видали… Забор подновлять собиралась, насчет досок меня спрашивала… Почему вдруг?

– Она говорила, что так может статься, – дребезжащим голоском произнес Калле. – Ниаеннки живут долго, а умирают быстро. Душа слышит призыв на перерождение и уходит. Она ушла с миром… чтобы родиться где-то еще. – Слова его были о светлом, но в уголках глаз стояли слезы. – Только она думала, что я умру первым. И я так думал. Как я теперь без нее?

Тереза окинула взглядом комнату. Да, призраков вокруг не наблюдалось. И на белом лице Алисанты – ни тени, ни гримасы. Ее смерть прошла в гармонии с промыслом Вселенной.

Но плачущий старик никак в гармонию не вписывался. Без своей душечки он здесь не протянет до весны. И Тереза постановила:

– Слушай меня, дед Калле. Ты поедешь с нами в Ноккэм.

Он всплеснул руками, вероятно, намереваясь возразить, но Тереза ткнула его указательным пальцем в солнечное сплетение.

– И нечего мне втирать, что хочешь умереть на природе! Умрешь тут один, кто тебя хоронить будет? Соседи не заметят, небось. А зимой и их не останется. Так что увянь со своими заморочками. Поживешь зиму у нас, а летом снова на дачу приедем, и будет тебе природы, сколько душа потребует. Скажи мальцу, какие вещи хочешь с собой взять – он соберет.

Возражений она слушать не желала и другого выхода старику не оставила. Усадила его в кресло, укутала ноги пледом, и он принялся припоминать, что ему нужно из одежды и прочего, а Дени это находил и складывал в коробку. А Тереза с Маэдо пошли в сад присматривать место, где похоронить Алисанту. Калле просил, чтобы она лежала в его саду.

Ильтен привык к причудам Терезы и почти не удивился, увидев с ней на пороге господина Калле. Однако мозг попытался подобрать рациональное объяснение:

– Господин Калле решил заехать к нам в гости?

– Господин Калле будет тут жить, – безапелляционно заявила Тереза.

Старик виновато пожал плечами. Его никто не спрашивал.

– В качестве кого? – осторожно осведомился Ильтен.

– В качестве деда. – Тереза не ведала сомнений. – Вот родится у нас дочка, а дочке нужен дедушка.

Ильтен не знал, что и сказать. В Тикви редко бывало, чтобы в одном доме жили три поколения. Как правило, выросший сын отселялся, и его ребенок видел дедушку лишь во время нечастых визитов.

– Зачем ей дедушка? – задал он закономерный вопрос, не став даже спорить по поводу дочки. В дочку он не верил – слишком маловероятно. Но сейчас важно другое.

– Как это – зачем, дубина ты? Баюкать, рассказывать сказки, играться с ней. Присматривать, когда я занята.

Ильтен закатил глаза. Вот оно. Нормальные тиквийские женщины не бывают заняты ничем, кроме семьи, потому и дедушка им без надобности. А у Терезы все не как у людей!

– Садись, дед Калле. – Она подвела его к столу. – Сейчас Рино разберет твою коробку, а я чай сделаю.

Дети у Ильтенов и Хэнков родились почти одновременно, с разницей в несколько дней. Девочка Вера и мальчик Тюль. Тереза сочла имя маленького Хэнка дурацким, но – удивительное дело – не высказала этого никому, кроме Ильтена. Тюль так Тюль, не учить же их, как детей называть. В Тикви с именами полный бардак – небось, не зря они вне употребления, кроме как в семейном кругу. Несмотря на официальное правило, что имя ребенку дает отец, во многих случаях явно чувствуется влияние матерей, выросших в среде иного языка и иных понятий. А поскольку проблемы с воспроизведением начались у тиквийцев давным-давно, и инопланетные невесты уже многие века – норма, а не экзотика, странные имена ни у кого не вызывают смущения и кажутся обычными, а вовсе не странными. Одного из бандитов, пойманных при участии Терезы, звали Лёляля – мамочка сочла, что именно такое имя лучше всего подходит пацану. Так что Тюль – еще куда ни шло. Почти Тиль, а Тиль – нормальное имя.

Хэнк прояснил ситуацию, когда они отмечали рождение. Оказалось, детей он называл именами своих командиров и учителей, погибших на Т2. Тереза оценила: достойная причина. И не стала придираться к звучанию.

Ильтен был на седьмом небе от счастья. Не верил в девочку, пока доктор Нихес не поднес очевидное свидетельство к самым глазам папы. Теперь его не покидали благостные мысли о размере денежного пособия, которое вот-вот упадет на счет, и на лице не гасла улыбка. Хэнк снова завел разговор о будущем браке дочки с одним из его сыновей, чем рассердил Терезу. Но еще больше она возмутилась, когда примерно о том же заговорил Маэдо, специально приехавший из столицы их поздравить.

– Чудесная малышка, – оценил он. – Как подрастет, отдайте за меня замуж.

– Обалдел?

Тереза аж задохнулась. Схватила чашку и запустила ему в лоб. Увы, лоб почти не пострадал, а чашка разбилась.

– Выкуси! – Тереза метнула вторую чашку.

– Дорогая, мы так всех чашек лишимся. – Ильтен попытался урезонить ее. – Не из чего будет чай пить.

Маэдо выставил руки, закрывая лицо. Чашка срикошетила на ковер, вроде бы оставшись целой.

– А что, собственно, не так? – Он аккуратно выглянул из-под защиты рук. – Чем я не жених? Отлично зарабатываю, имею престижную должность. И как мужчина неплох, – заметил он. – Вы же меня хорошо знаете.

– Вот именно, – прошипела Тереза.

Все так и есть, Маэдо хороший мужик. Но это ее мужик. Какого рожна он вздумал свататься к ее дочке? И ведь, зараза, впрямь не понимает, что здесь обидного. И опасного, кстати говоря.

Благодаря мягкому вмешательству Ильтена, пригасившего накал атмосферы, никто не получил увечий. Чай допили из сохранившихся чашек. Когда Маэдо уже уходил, Тереза прижала его к стене в коридоре, вцепившись жесткими пальцами в шею.

– И думать забудь жениться на Вере, понял? Может, она вообще твоя дочь, а ты слюни развесил!

Он очень осторожно расцепил ее пальцы, потер шею. Вот проклятье, синяки ведь будут.

– Эта девочка – не моя дочь. – Он покачал головой. – Разуй глаза и посмотри на нее. Беленькая, сероглазая, кожа как бледный шелк. Это честное дитя Ильтена.

– Элеонора тоже была светленькая! – не согласилась Тереза.

– Элеонора была перерожденной ниаеннкой, – напомнил Маэдо. – Генетические закономерности там рядом не стояли. Мой ребенок будет темной масти, однозначно. Надеюсь, что будет когда-нибудь, – добавил он. – Нет никаких причин, Тереза, почему я не мог бы взять в жены твою дочь.

– Потому что мне не нравится эта идея! – буркнула она.

Но не слишком агрессивно. Слова Маэдо немного успокоили ее. Все-таки приятно сознавать, что Вера, названная по матери Ильтена, в самом деле его дочка, а не только по документам, как было с Элеонорой. Тереза не думала, что Маэдо врет или вешает лапшу на уши, не зная предмета: в генетике тут хорошо разбирались.

– Иди, – сказала она, погладив его по шее и мимолетно пожалев о следах своих пальцев. Хотя чего ему стесняться? У него нет ревнивой жены, которая могла бы заподозрить неладное, а коллеги пусть завидуют. – Приезжай как-нибудь в другое время. Более подходящее для разных занятий.