Брак по-тиквийски 5. Жених для Веры

Не иначе как чудо, что Хэнк не вспомнил о своем ружье. Спасительное чудо, с точки зрения Дени. Ибо если бы отец узнал, что его бестолковый сынуля притащился вчера домой без ружья, зато с дурацкой книгой по физике, получить ремня было бы за счастье в сравнении с другими возможными вариантами. Дени вовсе не собирался менять ружье на книжку, так случайно получилось, но поди объясни это разъяренному папе. Книгу он прихватил машинально. Когда он пришел в себя после падения, она была в руках, вот он и ушел вместе с ней. А ружье выронил, падая, и забыл о нем. Немудрено: в голове то разливалась муть, то вспыхивали звездочки, болезненно раня глаза.

Как только Дени осознал, что любимое папино ружье с бесценным оптическим прицелом осталось где-то в зарослях у дачи Ильтенов, ему поплохело. Он подорвался и побежал, хромая, туда, где его оставил.

На его счастье, девчонкам все еще запрещали выходить из дома, иначе те обязательно припрятали бы ружье, чтобы посмеяться над убогим. Вера, может, и не стала бы, будь она тут одна, но ее неугомонная сестра не упустила бы шанса для потехи. А так – девки сидели взаперти, и Дени удалось отыскать ружье, хоть и не сразу: вечер был темный, а трава высокая. Он с замиранием проверил оптический прицел – не разбился. Гора с плеч! Возможно, папа заметит, что с ним что-то не так, но Дени все равно не разбирался в тонкостях и не умел его настраивать. Если спросит, можно пойти в несознанку: мол, не видел, не трогал, а коли прицел сбился, так это, наверное, от ненадлежащих условий хранения. Или вообще от старости: этой штуке больше весен, чем Дени, папа же ее с Т2 привез, когда переводился оттуда.

Обнаружив ружье в целости и, следует надеяться, сохранности, Дени воспрял духом. Не так уж плоха жизнь: вот ружье, вот дерево, а вон окно Веры. Шоу должно продолжаться! Он решительно полез наверх.

Аннет не знала, что и думать: обычно спокойную, серьезную сестру будто подменили. Ворвалась в слезах, с красными щеками, плюхнулась на кровать и запричитала о своей трагической судьбе, оборвавшейся жизни и всяком таком. Что делать-то? Поржать над дурочкой? Или заплакать вместе с ней? Или попытаться ее развеселить?

– Верка, да чего ты убиваешься, как в фильме? – Аннет затормошила ее. – Что случилось-то? Тебя выдают замуж за старого Хэнка? – Она предположила самое невероятное. И чуть не онемела, когда услышала:

– Да!

Аннет попыталась выразить сочувствие всхлипом в унисон. Да ну, не получается. Она тряхнула головой, темные колечки кудряшек размотались под действием центробежной силы и снова свились.

– Верка, это фигня какая-то. Он уже был женат, – напомнила Аннет. – Второй раз нельзя. Папа говорит, что у тех, кто однажды потерял жену, больше заявления не принимают.

– Да-а, это когда через Компанию… А между собой могут и договориться…

– Не, мама не позволит.

– Да-а, а вдруг позволит? Не будет же она с господином Хэнком из-за меня драться.

– Как это не будет? Будет!

– Да-а, а если он победит?

– Ты чего? – Аннет аж всплеснула руками. – Не победит он никогда! Ты же сама говорила, что круче мамы никого нет. Что она его уже разукрашивала вдоль и поперек.

Вера хлюпнула носом. Мало ли что она говорила для красного словца. Нет, насчет того что мама когда-то разделала соседа в драке – правда. Но в иной раз все может обернуться по-иному. Кто из них круче – большой вопрос. И лучше бы, на самом деле, не пришлось его решать.

– Почему вдруг старый Хэнк? – Аннет переключилась. – Ты же за молодого собиралась.

– Ни за кого я не собиралась! – раздраженно отмахнулась Вера.

– Да? А он, по-моему, собирается. Глянь, снова на ветке торчит! Скоро гнездо себе совьет, как птичка. Будет летать и какать. – Аннет вновь увидела повод для веселья.

– Что? – Вера вскочила. – Дени здесь? – Она распахнула створку окна, повеяло ночной прохладой. – Эй, ты! Отдай мою книгу!

– Ты сама в меня ее бросила! – крикнул Дени. – Вот сама за ней и приходи.

Вера фыркнула. Такие подходы были ей знакомы. И не то чтобы она против использовать повод. Мало ли что он ей не подходит как супруг, попробовать-то можно. Но…

– Меня папа не пускает.

– Так он и меня не впустит!

Обмен шарами. Пока ничья.

– А зачем тебе ружье, Хэнк? – Вера зашла с другой стороны. – Неужели ты хочешь меня застрелить?

– Это чтобы лучше видеть тебя! – Он снова приложился к оптическому прицелу. – Ты красивая.

– Ага, особенно с синяком под глазом, – саркастически заметила Вера. – Ладно, Хэнк. Ты как хочешь, хоть все глаза тут прогляди до утра, а я – спать.

Она шагнула к кровати и потянула застежку платья, не сомневаясь, что Дени наблюдает за ней, боясь вздохнуть. Любопытно, хватит ли у него смелости и безрассудства влезть в окно?

– Ты что делаешь, отморозок? – внезапно послышался снизу рев Хэнка-старшего.

Вера испуганно взвизгнула, метнулась к кровати и мгновенно забралась под одеяло.

Хэнк сошел с крыльца Ильтенов, слегка пошатываясь. Разговор получился безрезультатным, но он особо на результат и не рассчитывал. Изучил уже эту семейку. Разочарование было легким и вполне компенсировалось таким же легким опьянением. Хэнк поразглядывал звезды на почти черном небе, подставив ветру разгоряченное алкоголем лицо… и вдруг увидел нечто, заставившее его протрезветь и покрыться холодным потом. На дереве за забором сидел его зохенов сын и целился из ружья в окно дачи номер 12. Хэнк со сдавленным воплем кинулся через двор, молясь, чтобы не опоздать.

– Ты что творишь, а?! – Он затряс дерево. – С ума сошел?

Дени в ужасе втянул в себя воздух. Папа!

– Пап, это не то, что ты подумал, – пролепетал он. – Я просто смотрел…

– Придурок! – Превозмогая проклятую силу притяжения, заставляющую ветки прогибаться под его весом, Хэнк вскарабкался наверх и вырвал ружье из рук Дени. – Дай сюда, кретин! Ты вообще представляешь, что будет, если кто-то увидит? Это тебе не зохенов бинокль, чтоб на девок пялиться! Это ружье, оно выстрелить может!

– Пап, оно разряжено. Я проверил!

– Я тебе дюжину раз говорил: всегда обращайся с ружьем так, словно оно заряжено! Быстро домой, и чтоб до утра спал, как младенец!

Лучше не пытаться возражать. Дени, обдирая кору, съехал вниз по стволу дерева. Отряхнулся и удрученно побрел восвояси.

Хэнк вытер пот, отдуваясь. Немудрено, что у Ильтена с сердцем проблемы. На войне всякое бывало, но никогда еще Хэнк так не пугался. Не хватало самому приступ заполучить. Ну, и что там этот озабоченный дуралей высматривал? Хэнк взглянул в прицел на окно девочек. Ничего интересного: старшая лежит в постели, укутавшись одеялом, только нос наружу, младшая сидит на подоконнике с планшетом. Почувствовав взгляд, обернулась и показала язык, засранка.

А что у нас в другом окне? Ага, вот это зрелище гораздо увлекательнее. Хэнк сглотнул. Фигура господина Ильтена ничего особенного в душе не будила, но формы госпожи Ильтен невольно вызвали сладкую дрожь и напряжение. А темперамент у нее – вообще огонь, ничего похожего на Лику. Ну, как оторваться от такого зрелища? Даже если понимаешь, что нехорошо.

Забравшись под одеяло с головой и дыша через раз, Вера недоумевала, почему родители не реагируют на вопль старого Хэнка. Как этакий рев мамонта можно не услышать?

Оказывается, можно. Окно в комнате хозяев дома было закрыто, звукоизоляция пристойная. Да пусть бы под стенами трубили в трубы и колотили в барабаны, некоторые занятия, требующие внимания лишь друг к другу, совершенно исключают взаимодействие с внешней средой. Терезе и Ильтену было банально не до того, что происходит снаружи.

И лишь потом, накинув пеньюар и сладко потянувшись, Тереза бросила мимолетный взгляд на окно. Из которого прямо в нее смотрело дуло ружья с оптическим прицелом.

Тело сработало на рефлексах. Тереза мгновенно упала на пол, перекатилась к стене, сдернула с гвоздя ружье, которое теперь всегда держала под рукой. Рванула предохранитель, дослала патрон и выстрелила во врага прямо через стекло.

Грохот выстрела слился со звоном осыпающихся осколков. У Хэнка аж сердце вздрогнуло: он решил, что это выстрел его ружья, и неважно, что Дени твердил, будто оно не заряжено, обормот перепутал, а отцу расплачиваться за его преступную халатность… Все это промелькнуло в голове за микросекунды, а в следующий миг страшный удар снес Хэнка с дерева, и изображение в глазах выключилось.

– Рино, вставай! – Тереза спешно облачилась в халат. – Надо найти преступника, пока он не уполз. Я, кажется, его подстрелила.

Ильтену абсолютно не хотелось идти искать кого-то среди ночи. Тем более – преступника. Того гляди, найдешь его и сам рад не будешь. Вдруг он еще не до конца подстрелен и может причинить вред тому, кто неосторожно подойдет близко? Но Терезе не докажешь, что наилучший выход – никуда не ходить, а просто позвонить легавым. Он с тяжким вздохом принялся одеваться.

– Возьми второй фонарик, – распорядилась Тереза. – И проследи, чтоб дети не высовывались.

Девчонки и так не стремились подставлять головы под возможные пули. Звук выстрела буквально сдул Аннет с подоконника, в следующую секунду она уже лежала клубочком под одеялом и старательно уговаривала себя, что тут до нее никакое зло не доберется.

– Вот он! – Слова доносились, как сквозь вату. – Рино, я его нашла! Где ремень? Надо его связать на всякий случай.

Хэнк с трудом разлепил веки, слипшиеся от крови. Голова гудела, как колокол. Он попытался пошевелить рукой и стиснул зубы от боли. Перелом, не иначе. А то и несколько. Другой рукой он зашарил вокруг себя, превозмогая адскую головную боль и тошноту. Где его ружье? Он держал его в руках перед тем, как…

Чужая нога придавила его руку к земле. Он скосил глаза на разошедшиеся полы махрового халата, под которым виднелось что-то кружевное и полупрозрачное, а еще выше… Бред, подумал Хэнк. Я, должно быть, брежу. Или нет? Резкий голос явно принадлежал госпоже Ильтен.

– А ну лежать и не рыпаться! Убить меня хотел? Выкуси, плесень! Рино, возьми мое ружье и держи гада на мушке, пока я буду его вязать.

– Н-не надо, – выдавил Хэнк. – Не надо вязать, госпожа Ильтен…

– Что?! – Его чувствительно пнули носком туфли в бок. – Ты меня знаешь, мерзавец? Ты кто? Рино, ну-ка посвети фонариком!

Хэнк попытался закрыться ладонью от ударившего прямо в глаза света. Боль в руке от неаккуратного движения исторгла из него стон.

– Черт, да это Хэнк!

– Уберите свет… пожалуйста…

Как бы не так! Тереза не спешила убирать ни фонарик, ни ногу, ни ружье.

– Какого черта вы тут делали, а? Хотели меня застрелить, чтоб не мешала вашим детям приставать к моим дочкам? А вот вам!

– Я не… – Изрядно шокированный предположением, Хэнк поднял было голову, но не смог продолжить: тошнота одолела. Только и сумел, что повернуться набок.

– Тереза, ну что ты говоришь, – успокаивающе произнес Ильтен. – Господин Хэнк никогда бы даже не подумал об этаком.

– Увянь, он целился в меня! – уперлась Тереза.

– Н-нет, – промямлил Хэнк. – Я только смотрел…

И он еще Дени ругал! А сам? Признаваться было стыдно, но лучше уж так, чем госпожа Ильтен оторвет ему башку или сдаст своим любимым ментам – что совсем немногим лучше – за предполагаемое покушение на ее жизнь.

Тереза подбоченилась:

– На что это вы смотрели, хотелось бы знать? А?

Ильтен хмыкнул.

– Бессовестный извращенец! – разорялась Тереза. – Такой же, как сыновья!

– Дорогая, господин Хэнк виноват, конечно, – дипломатично заметил Ильтен, – но не находишь ли ты, что ему нужна помощь? У него, похоже, сотрясение мозга. И вон сколько крови натекло.

Тереза осеклась. Ей пришло на ум то, что Ильтен наверняка сразу понял, но не захотел озвучивать при Хэнке. Этот болван вообще-то не нарушал границы чужой территории, сидел себе мирно на дереве, пялился на красоты округи. Идиот, но не злоумышленник. А она взяла и в него выстрелила. И ранила. Хорошо, не убила! Выходит, что она сама виновата. Если менты узнают, то могут и уголовное дело завести – причем, что обиднее всего, на Ильтена.

– Рино, позвони Дени. Пусть вызывает машину и везет своего папашу в больницу.

Терезия гигантская

Хэнк пребывал в расстройстве. Со всех точек зрения – и физической, и психической. Единственный плюс – пуля в него не попала. Она размозжила его ружье, а его куски уже крепко приложили Хэнка по лицу и уху. Ухо чуть не оторвалось. Спасибо врачам, пришили на место. Сказали, что ухом он теперь шевелить не сможет. Ну, честно говоря, он и раньше не мог: такая уж генетика. Лоб рассечен, лицо превратилось в сплошной синяк. Двух передних зубов как не бывало. Как только зрения не лишился? И это, считай, повезло: если бы он не выставил вперед ружье, пуля угодила бы прямо в голову, и на Т5 стало бы еще одним Хэнком меньше.

Руку он сломал при падении, причем в двух местах. Кроме того, вывихнул несколько пальцев и ободрал кожу – а это из-за проклятого ружья. И все тело ныло от ушибов и ссадин. Теперь почти на весь отпуск – постельный режим и куча лекарств трижды в день, как назло, несовместимых с алкоголем. Хорошенький отдых, нечего сказать!

Еще ужаснее то, что Дени над ним посмеивался. Не в открытую, не совсем дебил же. Но про себя точно хихикал. Молодец папаша: сына шуганул, а сам давай в тот же оптический прицел подсматривать. И чем сыну грозил, на то и напоролся. Хоть анекдот сочиняй. Хэнк не знал точно, что Ильтены рассказали Дени, но, судя по взглядам сына, тот был в курсе его позора. Хвала небесам, ребенок оказал ему первую помощь – госпожа Ильтен оскорбленно самоустранилась, – отвез в тильгримский госпиталь и ежедневно звонил, чтобы справиться о его самочувствии и о том, как проходит лечение.

Однако хуже всего – разлад с Ильтенами. В прошлом они ссорились и мирились, но после смерти Лики только на них Хэнк и мог опереться. Госпожа Ильтен опекала его детей – официально господин Ильтен, но Хэнк давно понял, на кого в этой семье можно реально рассчитывать в трудной ситуации. И вдруг дурацкие дети выросли. То демонстрируют девкам Ильтен то, что не надо бы, то наоборот, на них любуются. Из-за них он и попал под раздачу. Ну, может, еще немного из-за своего любопытства и слабоволия, но по большому счету из-за Дени.

Теперь Ильтены обижены на соседа. Особенно госпожа Ильтен. Остается лишь надеяться, что она не пожалуется на него легавым, которые регулярно у нее пасутся. В конце концов, пострадала не она, а он. Вот только как теперь заново налаживать отношения?

Тереза затихарилась. Не спорила с мужем, не совершала никаких безумных поступков, не ругала дочек, выпущенных на волю и вовсю отрывающихся. Не сказала ни одной гадости следственной группе, заехавшей на шашлыки – господин Ортнер даже выразил удивление и легкое беспокойство: все ли благополучно у хозяйки? Ильтен знал: такое с ней бывает, когда она чувствует себя виноватой. И, положа руку на сердце, наслаждался этими недолгими периодами тишины.

О происшедшем Тереза не стала заговаривать со следаками. Им только намек дай, всю подноготную раскрутят. Молчать так молчать. Она опасалась, что Хэнк подаст на нее жалобу, основания-то у него есть. Если так выйдет, она в ответ выдвинет свое обвинение. В конце концов, оружие с оптическим прицелом, направленное на тебя – несомненный повод для самообороны. С другой стороны, закатать Хэнка на каторгу она вовсе не желала. Пускай у детей будет хотя бы отец. Он и так достаточно получил.

Дени пришел извиняться за отца. Мол, тот не хотел ничего дурного. Но если господин или госпожа Ильтен считают себя оскорбленными, пусть примут этот скромный конверт. В конверт Дени сгреб всю наличность, которую нашел на даче, и боялся, что этого не хватит, чтобы погасить гнев госпожи Ильтен. Госпожа Ильтен облегченно рассмеялась, прижала его к груди – если бы это была чья-то другая грудь, Дени нехило возбудился бы, но госпожу Ильтен он воспринимал как маму второй категории – и сказала, что деньги не нужны. Что значит не нужны? – так и читалось на лице господина Ильтена. Дени это учел. Когда прощение было дано, его накормили обедом, и настала пора уходить, он подошел к господину Ильтену, пока госпожа Ильтен не видела, и отдал ему конверт: дескать, за причиненное беспокойство.

Этот визит оказался в высшей степени верным и выгодным поступком. Во-первых, отец похвалил Дени, узнав об этой инициативе – а на похвалу Хэнк-старший был скуп. Даже о деньгах, которые можно было не отдавать, не сокрушался.

– Правильно сынок, – сказал он. – Лучше потерять деньги, чем что-нибудь посерьезнее.

Фактически Дени решил его проблему налаживания отношений. Одной проблемой меньше, когда их целый мешок – уже легче.

Во-вторых, госпожа Ильтен вернула свою благосклонность, перестав обижаться на последствия ночного купания и разрешив Дени и Тюлю общаться с девочками. А господин Ильтен шепнул ему, что если Вера захочет, он может пригласить ее на свидание – но лучше все-таки незаметно от госпожи Ильтен.

И Дени решился. Принес Вере ее книгу в знак доброй воли и позвал кататься на лодке, не зная, как облечь в пристойные слова то, чего он в действительности хочет.

– Без родителей? – Вера подняла бровь. Им пока не разрешали пользоваться лодкой без присмотра.

– И без твоей сестры, – уточнил Дени.

Вера фыркнула.

– На это лучше не надеяться. Она непременно увяжется следом.

– Давай ночью. Когда она уснет.

Вера подняла вторую бровь. Ночью подходить к лодке одним запрещалось еще строже, чем днем.

– Ночью? Помнишь, что без взрослых нельзя?

– Я уже взрослый, – заявил Дени. – И ты, кстати, тоже. – Он смерил ее многозначительным взглядом, от груди до бедер. – Или нет?

Вера усмехнулась.

– То есть ты имеешь в виду, что запрет мы не нарушим, потому что лодку не обязательно спускать на воду? Нет, так не романтично. Выгребем на самую середину озера. Согласен? Или слабо? Не боишься, что из озера вылезет чудовище и сожрет тебя?

– Чего ты болтаешь? – насупился Дени. – На середину так на середину. Сама не соскочи.

– Отцепишь лодку, пока будешь меня ждать. И грести станешь сам. Я же девочка, – ехидно улыбнулась она. – Вот только не делай такое лицо, Хэнк. Если ты не об этом, то катайся с братом и греби на пару с ним.

Ночь выдалась беззвездная, низко нависли тучи. Дени, сидя на борту подтащенной к самой воде лодки, периодически ежился – то ли от сырой прохлады, то ли от предстоящего. Того гляди, дрожь проберет. Чувствовал он себя не вполне уверенно. Одно дело – баловаться с сокурсниками по мотивам запретных видеороликов, и совсем другое – девушка. Но не сдавать же назад!

Вера появилась внезапно. Только что ее не было, и вот гибкий силуэт вырос прямо перед глазами, затеняя свечение кустов.

– Скучаешь, Хэнк?

Она скинула плащ ему на руки. В неверном мерцающем свете заиграло серебристое кружево. У Дени перехватило дыхание. Вера никогда прежде не ходила в таком!

– У матери, что ли, стащила? – прошептал он, потянув ажурную ткань с плеч.

– А ты краник у папы одолжил? – отбрила она. – Не говори глупостей девушке, которая тебе нравится. А если в голове ничего, кроме глупостей, вообще молчи. Разговоры тут не нужны.

И дальше они молчали. Поцелуи сильно ограничивают возможность говорить, да и следующая стадия не предполагает содержательной беседы.

– Мы так и не отплыли, – проговорил Дени наконец, лежа на спине на смятой траве, закинув руки за голову. Ощущения были – как после легкого наркотика.

– За чем же дело стало? – Вера поднялась и запахнула свою восхитительную серебристую накидку. – Вставай и берись за весла, вся ночь впереди.

Дени уже не хотелось никуда плыть. Но слово дано, деваться некуда. Он стащил лодку в воду – Вера, обычно старавшаяся во всем держаться с ним наравне, на сей раз не стала помогать, видать, полностью вошла в роль девочки. Он подал ей руку, и она, изящно кутаясь в плащ, перешагнула через борт.

– Прямо на середину?

– Ага. – Глаза блеснули; захотелось снова сорвать несуразный плащ и выкинуть его к зохенам, и плевать, что холодно, но Вера одарила его понимающей и очень трезвой усмешкой: – Давай-давай, греби.

Весла плеснули. Вера опустила в воду руку, за лодкой потянулся след. Где-то далеко справа показался над водой чей-то плавник и исчез.

– Ильтен, у тебя такое уже было? – нарушил молчание Дени, работая веслами.

Она улыбнулась в сторону.

– Да.

– Да? Но ты такая… юная.

Хорошо, хоть не сказал: маленькая.

– Но ведь ты захотел меня, Хэнк. – Она плеснула в него водой. – Значит, не такая уж юная.

Он смахнул брызги с лица.

– И… как тебе сейчас?

Ну что можно ответить парню, который сегодня впервые дотронулся до девушки? Симпатичный, сильный, мускулы так и перекатываются, когда он гребет. С гладкими щеками, крепкими руками и уймой энергии. Пахнущий молоком, а не сигаретами. Мечта прямо. Но ничего не умеющий, как новорожденный теленок. Сказать правду? Только демотивировать.

– Мне нравится, – промолвила Вера.

– Мне тоже понравилось, – сказал Дени и смутился.

Понравилось – не совсем то слово. Слишком слабое. Не передающее и доли того взрыва чувств.

– Это середина?

Вера поглядела туда-сюда. Вроде берега одинаково далеко. Только темная вода вокруг да темное небо сверху.

– Середина. Клёво тут, да? Как будто мы в пустоте. Бросай весла, Хэнк, нас ждут великие дела.

– Какие? – опешил Дени.

– Догадайся, – засмеялась Вера. – Обними меня, и догадаешься быстрее.

Задул ветер, и лодку качнуло на волне. Дени с тревогой оглянулся на далекий берег… Но он уже догадался, какие перспективы перед ним открываются. Плевать на ветер, сейчас будет жарко.

Волна ударила в борт, но никто этого не заметил. Потому что лодка и так раскачивалась. Все сильнее и сильнее…

И в конце концов перевернулась.

Блин! Вера взвизгнула, но тотчас задержала дыхание, чтобы не нахлебаться воды. Вода была ледяной. Она стремилась захлестнуть и снизу, и сверху: пока они предавались удовольствиям, начался ливень, который за минуту превратился в море, льющееся с небес, выбивая ямы в волнах.

– Хэнк! – крикнула Вера, борясь с волнами.

– Я здесь! – хрипло отозвался Дени откуда-то слева. – Зохен, где лодка?

– Хрен ее знает! Где берег?

Нервный смешок.

– И там, и там! Без разницы. Мы же на середине…

Ветер и плеск заглушили его голос, и Вера испугалась. Но спустя секунду она услышала задыхающееся:

– Ильтен, держись за мной! Сможешь?

– Постараюсь? – процедила она, хватая ртом воздух с водяной пылью вперемешку.

Она умела плавать. Но никогда еще не заплывала так далеко. И никогда – в такую погоду, когда поток сверху словно пытается забить тебя в бездну внизу, и холод пьет силы. Дыхания не хватало, но они старались перекрикиваться. Чисто ради уверенности, что второй не утонул. Что она будет делать, если Дени вдруг не откликнется, Вера не знала. Искать его под водой, вытаскивать? Она не осилит. Она беззвучно молила судьбу, чтобы этого не случилось. Он сильный, он должен выплыть. И, если она станет тонуть, наверное, сможет вытащить ее. Если повезет.

Когда нога задела дно, она чуть не расплакалась от облегчения. Дени, почему-то оказавшийся позади, встал на ноги еще раньше, обогнул ее, разгребая воду грудью. Протянул руку, и она вцепилась в нее.

– Давай к нам, Ильтен, – выдавил он, откашлявшись от воды. – Это ближе.

Она молча кивнула. Это и ближе, и безопаснее. Не хватало явиться домой в таком расхристанном виде в компании абсолютно голого Дени. Такого даже папа не поймет, и снова будет серьезный приступ. А если мама узнает, что они утопили ее лодку…

Пригибаясь под тяжелыми струями, они припустили к даче номер 4, встретившей их темными окнами. Тюль спал – оно и к лучшему. Дени поставил чайник, надел штаны и рухнул в кресло.

– Возьми себе что-нибудь. – Он вяло указал рукой. – В папиной комнате шкаф, там платья… От мамы остались.

Вера схватила первую же тряпку не глядя, завернулась в нее в два оборота, стуча зубами. Это был какой-то халат. Судя по размеру, не мамы Дени, а папы. Разливая горячий чай дрожащей рукой, она расплескала половину.

Дени отхлебнул синими губами.

– Зохен, что мы про лодку скажем? Мама нас убьет.

– Давай ничего не говорить. – Вера забралась с чашкой в кресло Дени с ногами и прижалась к нему, пытаясь согреться. – Ничего не видели, ничего не знаем. И вообще мы никуда сегодня не ходили. – Она шмыгнула носом.

Все-таки надо было слушать родителей, с раскаянием подумала Вера. Правильно папа говорил, нельзя одним плавать по озеру. Они ведь могли утонуть, если бы находились в чуть худшей физической форме. Вера передернулась.

– Чай не поможет. – Дени поставил на стол пустую кружку со второй попытки. Его тоже колотила дрожь. – Надо растереться спиртом.

– А у тебя есть?

– У папы был.

И они растерли друг друга спиртом. И, разумеется, придумали, как разнообразить процесс. Смертельный холод наконец отступил. Довольные и слегка пьяные – спирт неплохо впитывается через кожу, – они выпили еще по чашке горячего чая, и Вера, отыскав-таки в шкафу Хэнка-старшего подходящее платье, почувствовала себя готовой отправиться домой.

– Брату – ни слова, – предупредила она. – Он обязательно твоему папе ляпнет.

– Ты тоже своей сестренке не хвастайся.

– Да было бы чем! – Она задрала нос.

Дени ухмыльнулся.

– Прогуляемся как-нибудь еще, Ильтен?

– Почему бы нет? Только не на лодке, – уточнила она.

– Конечно! Лодки же больше нет.

Они мрачно помолчали.

– Ладно, как-нибудь все образуется, – нерешительно предположил Дени, и Вера предпочла поверить.

Никто ничего не заметил. Вере удалось пробраться домой, никого не разбудив, даже Аннет, сладко сопящую в две дырочки под шелест дождя. Платье покойной госпожи Хэнк она предусмотрительно припрятала. Мама поискала свой серебристый пеньюар, не нашла, но махнула рукой: видать, куда-то засунула на нетрезвую голову. Ей и в страшном сне не могло присниться, что он лежит на дне озера и на него удивленно таращатся рыбы.

Отпуск у Ильтена кончался, и он, как обычно, принялся сетовать, что негоже женщине оставаться на даче без мужа и без опекуна, но тут, весьма кстати, Хэнк-старший выписался из больницы. Дени привез его из города на машине: рука у отца еще плохо слушалась, и сам он не решился сесть за руль. Зато не забыл купить новое ружье взамен раскуроченного. Вот только оптического прицела теперь не было.

Хэнк, конечно, тоже остался в неведении о приключениях на озере. Пропажи старого Ликиного платья он не обнаружил. Он и при ее жизни не сильно разбирался, сколько там у нее платьев и каких. И все было бы хорошо, если бы не приближался час «Х». Рано или поздно он должен был наступить – тот час, когда Тереза и Хэнк соберутся на охоту стрелять птичек.

– Я не поняла! – Тереза уперла руки в боки, глядя на столбик с цепью. – Где моя лодка? – И она с подозрением посмотрела на Хэнка.

Он растерянно развел руками. Впрочем, она не стала долго сверлить его глазами: ясно же, что, находясь в больнице, Хэнк никак не мог угнать лодку, да и когда вернулся, ему было бы затруднительно управиться с лодкой одной здоровой рукой.

– Давайте поищем, – предложил Хэнк. – Может, в бурю сорвало да приткнуло к кустам.

Они поискали. Искали тщательно, прочесали весь берег. Утренние сумерки сменились рассветом, птицы снялись и куда-то улетели, солнце поднялось в зенит, и стало предельно ясно: лодки нигде нет. А обиднее всего, что охота накрылась медным тазом.

– Дети, – решила Тереза.

В общем-то, правильно. Но дети, вызванные на допрос, в один голос отрицали свою причастность. Аннет вытаращилась: какая лодка? вы что? Вера смотрела честными-пречестными глазами и твердила, что никакую лодку не брала и вообще на озеро не ходила с тех пор, как ее наказали за ночное происшествие с велосипедом. Дени и Тюль вели себя аналогично: как можно, папа, брать чужую лодку? Нет-нет, это не мы.

Рассерженная Тереза отправилась по соседям. Никто не сознался, хотя она была очень напориста. Тогда она пожаловалась Ортнеру, в очередной раз приехавшему пожрать: мол, украли лодку! Следственная бригада снова допросила всех по порядку – ноль.

– Вы что, издеваетесь? – взъярилась Тереза. – Дубины стоеросовые вы, а не следаки! Как вы убийц находите, если не можете найти одну чертову лодку?

Подчиненные Ортнера проследили маршруты всех мобильных телефонов в окрестностях Риаведи за последние три декады – ни одна траектория близко к лодке не подходила. Естественно: Дени и Вера отправились на свое приключение без мобильников. В отчаянии эксперт Гьюл запросил сведения о погоде в этот период – уже желая найти не лодку, а хотя бы отмазку. И обрадовался, обнаружив упоминание о штормовом ветре и ливне.

– Вот, госпожа Ильтен. – Он ткнул в распечатку. – Видите? Должно быть, в непогоду лодка отвязалась, и…

– Как она могла отвязаться? – зарычала Тереза. – Она была на железной цепи.

– Ну, цепь, вероятно, проржавела…

– Мозги у вас проржавели, дармоеды! Не буду вас больше кормить.

Расстроенные следователи уехали восвояси без варенья. Лодка так и не нашлась.

– И что, теперь мы будем охотиться только в лесу? – недовольно поставила вопрос Тереза.

Хэнк вздохнул.

– Хорошо, я куплю лодку.

Предложение было очень кстати. Сама Тереза купить лодку в магазине не могла, женщинам транспортные средства официально не продавали. А Ильтен уже уехал. К тому же не факт, что он захотел бы покупать новую лодку: озеро он не любил, охоту тоже. Небось, еще и обрадовался бы, что у Терезы пропала возможность плавать в этом опасном месте.

– Но эта лодка будет моя, – строго добавил Хэнк.

Тереза скрипнула зубами.

– Ладно.

Струйка спала, и ей снились чудесные сны. Во снах она была молодой, беспечно резвилась в озере, стремительно нагоняла неповоротливых рыб и радовалась жизни. Смаковала ее вкус, наслаждалась цветом… Слишком много лет прошло с тех пор, дюжины дюжин, а то и в дюжины раз больше. Пришел холод, и все меньше становилось таких, как она. Она не сумела произвести потомство: озеро обмелело, ее часть отрезало от других большой сушей, и она не нашла партнера. Струйка осталась совсем одна. От холода ей хотелось спать. Она сворачивалась в клубок на дне там, где ничто не затеняло солнечные лучи, и надолго погружалась в дрему. Проходили годы, столетия… Нежные струи воды ласкали погрузневшее от старости и неподвижности тело бывшей резвушки, плавали вокруг рыбы, мягко задевая невесомыми хвостами и плавниками, колыхались водоросли в такт медленному дыханию. С годами Струйка просыпалась все реже. Что хорошего в яви? Сны приятнее. Она вовсе не возвращалась бы из снов, если бы не голод. Рано или поздно – как правило, раз в несколько дюжин лет – он начинал ее донимать. Дыхание убыстрялось, учащался стук усталого сердца, Струйка открывала глаза – один за другим, – ища еду. Находила, утоляла голод и вновь засыпала блаженным сном.