Остановилась в хорошей гостинице закрытого города. Таких городов было много в ту пору. Завод, действительно, был очень большим. Работали там квалифицированные инженеры и микробиологи. Стали проводить пробные ферментации с нашей бациллой. Она действительно была устойчивой к фагу в производственных условиях, но не дотягивала по продуктивности до исходного фагочувствительного штамма. На завод постоянно сверху спускали повышенные планы по производству продукции. В дальнейшем завод при появлении фаговой инфекции переходил на работу с нашим штаммом, освобождающим ферментеры от фага, и потом опять использовал исходный фагочувствительный штамм. Удивительно, что в те далекие времена нам почему-то не приходило в голову провести работу по селекции на повышение продуктивности полученных нами устойчивых к фагам штаммов. В этой работе всегда была большая спешка, потому что останавливались целые заводы, охваченные фаговой инфекцией. Но всё равно я считаю это нашей большой ошибкой. Можно было, отправив на завод фагоустойчивый штамм с низкой продуктивностью, продолжать работу по селекции на повышение продуктивности такого штамма. Но прошлого не воротишь. Помню, что этот завод так и не заплатил нам за внедрение нового штамма, все другие заводы тоже, как правило, нам ничего не платили. Во время моего пребывания на заводе в Казахстане цвела степь. Зрелище совершенно фантастическое. Степь цветет в течение очень короткого периода весной, потом все выгорает.
Только энергия Соса Исааковича позволяла нашим селекционерам, постоянно внедряющим на заводы новые штаммы с более высокой продуктивностью антибиотиков, получать авторские гонорары. Правда, один из заводов в г. Берске близ Новосибирского Академгородка все-таки выплатил нам по тем временам значительную сумму за внедрение фагоустойчивого штамма, образующего энтобактерин. Полученный мной единственный раз гонорар мы потратили на свадьбу нашей дочки Оли и на покупку её отцу Лёне нового костюма. В маленьком, совершенно изолированном от внешнего мира закрытом городе было много по тем временам дефицитных товаров, и я жалела, что у меня с собой не было денег. За несколько дней до моего возвращения из командировки позвонил из Москвы Лёня и через В. И. Звенигородского передал, что Алиханян больше не директор нашего института. Это было как гром с ясного неба и звучало почти так же, как впоследствии известие о снятии М. С. Горбачева с должности руководителя нашего государства.
Причины снятия Соса Исааковича с поста директора института так и остались нам не известными. Он продолжал работать в институте в качестве заведующего большим отделом и оставался Председателем Учёного Совета по защите кандидатских и докторских диссертаций вплоть до своей кончины в 1985 году. Чувствовалось, что он очень переживал все это время, считал, что остался не у дел и не было выхода его необыкновенной энергии. В то же время его отдел, как и весь институт, основанный им, продолжали продуктивно работать.
Симпозиум по генетике промышленных микроорганизмов. Армения, Цехкадзор, 1973. Актиномицетная команда: Кит Четер (Англия) крайний слева; рядом с ним Боронин, А. М. (СССР), в будущем член-корр РАН; Зденек Гоштялек (Чехословакия) третий слева; в центре Джузеппе Сермонти (Италия), внесший первым значительный вклад в изучение актиномицетов; затем Мацелюх, Б. П. и Ломовская, Н. Д., генетики актиномицетов из Киева и Мосвы; крайний справа заведующий лабораторией по генетике актиномицетов из Восточной Германии Д. Ноак.
Глава 17
Наши будни и тяжёлая утрата в нашей семье
В 1975 году вышла замуж Лёнина сестра Мирочка. Лёня организовал свадебную церемонию. По совету ее мужа Ефима поехали отдыхать в г. Немиров на Украине, где он родился. Лёня поехал в отпуск после сильного бронхита. В общем, отдых не очень удался. Олечка, окончив восьмилетку по соседству с домом, поступила в новую школу с биологическим уклоном на Ломоносовском проспекте. Уровень учеников и учителей в этой школе сильно отличался от уровня в ее предыдущей школе. Там, учась хорошо, ей удавалось все домашние задания делать во время уроков, а дома только читать и играть на гитаре. Играть она научилась очень хорошо, пела много бардовских песен, ее исполнение пользовалось большой популярностью вплоть до отъезда в Америку. В новой школе ей пришлось в течение пары месяцев непрерывной работы догонять своих новых одноклассников. Тут мы почувствовали, как много значит школьное окружение. Лёня почти каждый вечер ходил встречать ее на автобусную остановку, чтобы она не шла домой одна. Нашим друзьям Фрейзонам в школьные годы наша дочка запомнилась играющей в футбол с мальчишками. В 1975 году у Миры родилась дочка Наташа. Жили они все вместе с Лёниными родителями в крошечной квартире в Черемушках.
В начале 1976 года скончалась Лёнина мама, Анна Абрамовна Фонштейн, в возрасте 72 лет в результате тяжелого осложнения после перенесенного ею гепатита. Она очень любила своих детей Лёню и Миру, и они платили ей тем же. Лёня и Мира так же сильно были привязаны друг к другу. Как-то Мира по телефону из Москвы в Америку рассказала, что Наташе, её дочке, приснился ее дедушка и Лёнин отец в течение многих лет Израиль Иосифович, который просил передать Лёне и Мире, что они с мамой их очень любят.
Миру и ее семью мы вызвали в Америку, и они с Наташей получили американское гражданство. Но сейчас они живут в Москве. Ефим работал начальником большого строительного треста, а Мирочка каждый год навещала нас с Лёней, Олей и Аней, нашей внучкой, а теперь навещает только женщин нашей семьи. Вот и сейчас мы ждем ее приезда. На дворе середина 2016 года, почти два года, как с нами нет Лёни.
Я уже описала, как мы провели наш отпуск с друзьями в 1976 году в краткой биографии Лёни, подготовленной ко дню его 80-летия в 2012 году. Привожу этот текст. Поехали целой компанией с семьей Юры Дьякова, Ниной Фонштейн с сыном Мишей, который скоро станет мужем Олечки, на турбазу в 30 км от Боровичей в край непуганых птиц. Вскоре к нам присоединился из Ленинграда Марк Левитин с женой Ирой и собакой Чарли. Их поселили в отдельный дом с пианино. Марк играл, а собака ему подпевала. Жили мы в добротных деревянных срубах. Кормили нас очень хорошо. На этой турбазе мы познакомились и подружились на всю оставшуюся жизнь с Владиком и Инной Фишманами. Они и их дети уже долгие годы живут в Америке, обзавелись большим числом внуков. Очень печально сознавать, что Инна скончалась в 2013 году после продолжительной борьбы с раком. Мы с Лёней, Олей и двумя Юриными детьми Машей и Максимом отправились вместе с группой других туристов в трехдневный поход по системе озер. Из озера в озеро лодки тащили на себе. Оказалось, что сухой паек на три дня староста группы взял водкой. Она кончилась к вечеру 1-ого дня и мужики (в основном представители научно-технической интеллигенции) поехали на лодке в деревню пополнять ее запас. Я была в смятении. С нами были дети. Но все было тихо и мирно. На следующий день съели два ведра белых грибов в собственном соку, приготовленных Инной Фишман. За этот поход каждый из нас в торжественной обстановке получил значок водного туриста СССР. Это была, пожалуй, единственная Лёнина государственная награда, не считая медали выставки ВДНХ, полученной за районирование сортов зерновых на целине. Возвращались в Москву, беря поезд штурмом, как во время эвакуации. Поезд Москва – Ленинград стоял на станции 1 минуту. Все мы были нагружены к тому же бидонами с перекрученной с сахаром малиной.
Хочу еще вспомнить отпуск на Украине под Чернобылем. Там тогда только начиналось строительство Чернобыльской атомной станции. Посоветовала поехать туда Лёнина двоюродная сестра Нэлла, которая в качестве начальника почвенной экспедиции объехала всю Украину. (Сейчас она уже много лет живет с семьей дочери в США, в городе Спрингфилде, штат Иллинойс.) Рукой было подать до очень живописной и полноводной реки Сула. Обедать ходили в хорошую столовую для строителей атомной станции.
Однажды наловили в местном пруду на удочки целое ведро карасей. Они хватали крючок без всякой наживки. Хватило всем соседям, нам и соседским кошкам. Навсегда запомнились украинские ночи с необыкновенной луной. При сравнении луны на разных континентах она всегда проигрывала украинской. Помню, что я там однажды заметила, что поехать отдыхать в Чернобыль мы уже никогда не сможем. Так и случилось.
Свадьба Лёниной сестры Миры и Ефима Грингруза, молодожёны пятая и шестой слева. Все присутствующие, к сожалению, не уместились на этой фотографии.
Глава 18
Полная событий в научной и личной жизни
В 1976 году я была занята написанием докторской диссертации. В лаборатории были защищены к этому времени, по крайней мере, пять кандидатских диссертаций: Н. Л. Гостимской, Т. А. Чиненовой, Л. К. Емельяновой, Т. А. Воейковой, М. М. Найденовой.
Интенсивно работали с актинофагом phiC31 в эти годы также Н. М. Мкртумян, В. И. Звенигородский. Вскоре В. И. Звенигородский перешел в лабораторию В. Г. Жданова. В первые годы после прихода в нашу лабораторию с фагом работал и В. Н. Даниленко. К написанию докторской диссертации я относилась очень серьезно и, как мне казалось, привела там много новых объяснений и гипотез при анализе полученных многолетних результатов. Думаю, что ее никто не читал, кроме оппонентов, хотя в нее было вложено много труда. Правда, как правило, любой труд даром не пропадает, хотя сейчас я почему-то в этом сомневаюсь. Тогда казалось, что вот достигну потолка и можно будет расслабиться и почивать на лаврах. Ничего подобного, всё равно каждый день и после защиты надо было доказывать, что ты не верблюд. Главным образом, на основе этой диссертации мы совместно с Китом Четером и Норой Мкртумян написали большой обзор по генетике и молекулярной биологии актинофагов, опубликованный в 1980 году в американском журнале Microbiological Reviews, 1980, 44, 206–229. Этот обзор в дальнейшем цитировали в большом числе статей. Недавно в интернете увидела, что моя кандидатская диссертация продается. Забыла, по какой цене. Кажется, очень дешево.
Докторскую диссертацию «Генетическое изучение актинофагов и их взаимоотношений с актиномицетами» в конце 1976 года я защищала на докторском совете в нашем институте. Моими оппонентами были Д. М. Гольдфагб и Лев Владимирович Калакуцкий, которого я тоже хорошо знала как коллегу по изучению актиномицетов. Он является крупным специалистом в области систематики, изменчивости и экологии актиномицетов. Третьим оппонентом был Борис Николаевич Ильяшенко, хорошо известный своими работами по бактериофагам. Не помню, сделали ли оппоненты существенные замечания.
До эры борьбы с алкоголизмом было еще далеко. Отмечали дома. Сначала в узком кругу, потом с лабораторией, потом с друзьями. Юра Винецкий жарил уток. Мама подарила мне красивое кольцо с бриллиантом, которое я очень любила. Я уже давно подарила его Оле.
Наша дочь, в отличие от меня в её возрасте, имела уже чёткое призвание стать молекулярным биологом и собиралась поступать на биолого-почвенный факультет МГУ. 1977 год. Государственный антисемитизм никто ещё не отменял, а Оля носила по обоюдной глупости её родителей фамилию Фонштейн. Сменить фамилию на Ломовскую можно было только в 18 лет, то-есть, через год. Мы волновались. Последний год в школе она много занималась, по математике даже брали репетитора. Конечно, среди наших знакомых на факультете было много влиятельных фигур, просил за Олю и Лев Арамович Пирузян. По математике ей всё равно поставили тройку. По остальным предметам были пятёрки, и наша дочь Ольга Фонштейн поступила на биофак. Через пару лет, у нас дома после защиты Лёней докторской диссертации Оля отблагодарила Льва Арамовича, приготовив еду, которая пришлась ему по вкусу.
В качестве подарка за поступление в университет по глупости поехали на Кавказ покорять Клухорский перевал. Нас уверяли, что это будет совсем легкая прогулка по горной дороге, построенной немцами еще во время войны. Предложила нам поехать туда Лёнина двоюродная сестра Нина, которая сама поехать не смогла. Мы, дураки, поехали впятером, мы с Олей и Нинин муж Юра с сыном Мишей, который уже год назад тоже поступил на биофак МГУ, по-моему, без всякого блата. Несколько дней жили в Домбае, базе альпинистов. Лёня, как я его ни уговаривала, даже не пытался немного потренироваться перед предстоящим нам походом. Присоединились к группе туристов. Мы были нагружены вещами, а группа шла налегке, планируя пройти весь путь за один день. Отстали сразу же. Никто на нас даже не оглянулся. По дороге наверх постепенно освобождались от консервных банок с кабачковой икрой. Поднявшись почти на самый верх, заблудились, но зато увидели прекрасный водопад. Наверху был ледник, который требовал хотя бы минимального альпинистского оборудования. Оля и Миша легко прошли его с вещами, а мы не могли дальше сдвинуться с места. Сидели, ругали Нину, которая нас втравила в эту поездку. Лёня говорил, что если пройдем ледник будет весь оставшийся отпуск пить. Так и случилось. Шучу. Пришлось детям возвращаться и взять наши вещи. Вначале мы тоже планировали добраться до Южного приюта за один день, но пришлось заночевать в пристанище местных пастухов. Бог миловал, что в горах не было дождя. Долгий спуск оказался не менее трудным, чем подъем. Тут запаниковала я, т. к. узкая тропинка во многих местах шла по самому краю пропасти, а я боялась высоты. Тут уже Лёня меня успокаивал и страховал. Правда, таких красот мы, наверное, никогда больше не видели ни до, ни после этой поездки. Прошли все растительные зоны от ледников до субтропиков. Спускались в долины и думали, что уже пришли, а внизу еще было множество таких же долин. Ночевали в Южном приюте на постелях с грязным бельем. Нарзан пили из ведра. На утро на старом дребезжавшем автобусе поехали к морю в Пицунду. Дорога вилась над пропастью. В окно смотреть не могли. Доехали, сняли большую комнату, перегороженную занавесками; на пляже целыми днями играли в покер. Миша обижался, что обыгрывали Юру. Завтракали и обедали в подпольной столовой у тети Нади. Пароль дала Нина. Потом встречали знакомых, тоже пользующихся этой столовой. Еда была очень вкусной, особенно на фоне полного отсутствия продуктов в магазинах. Одновременно там питалось человек 30. Ели сколько хотели, но запрещалось выносить еду с собой.
Осенью 1977 года в Ереване в Армении была организована советско-американская конференция по генетике бацилл и актиномицетов в рамках недавно заключенного соглашения между США и СССР по микробному синтезу биологически активных веществ. Американскую делегацию возглавлял очень крупный ученый в области молекулярной биологии Джеймс Шапиро. В составе делегации был и Арнольд Демейн, выдающийся физиолог и биохимик, прекрасно разбирающийся и в проблемах генетики актиномицетов. Он приехал на конференцию с женой и дочерью, высокими, красивыми американками. Правда, их прически были похожи на наши шестимесячные завивки. В то время Европа лидировала в области генетики актиномицетов, и американцы стали внимательно следить за этими исследованиями, в том числе и за работами, проводившимися в Советском Союзе. Американским ученым с гордостью показывали достопримечательности Армении, архитектурные памятники, библиотеки с древними рукописями. Ездили на озеро Севан и ели там жареного сига. Его завезли на Севан из озера Байкал, он оказался хищником и съел всю севанскую форель, но был тоже очень вкусным. Вечерами любовались, как Демейн танцевал со своей женой. Таких традиционных американских танцев нам еще видеть не приходилось. В конце Джеймс Шапиро со скрытым юмором заметил, что Армения, наверное, самая знаменитая республика в СССР, а, может быть, и во всем мире. Вернувшись в Америку Демейн уговорил своего друга, профессора Эдварда Каца, послать к нам в лабораторию на годичную стажировку своего бывшего аспиранта Тома Труста, и летом 1978 года Том Труст приехал к нам в институт. 1978 год был полон событиями. Нам через десять лет после переезда в Беляево в результате долгих хлопот, наконец, поставили телефон. Жизнь совершенно изменилась. Мы сделали хороший ремонт в нашей квартире. В этом году я получила приглашение принять участие в качестве докладчика в 3-м Международном симпозиуме по генетике промышленных микроорганизмов (GIM 78), который должен был состояться в Америке, в г. Мэдисоне, штат Висконсин. Но моя поездка по неизвестным мне причинам не состоялась. Мой доклад, однако, был опубликован в трудах симпозиума в 1979 году.
Вдруг в начале лета 1978 года Олечка нам объявила, что она выходит замуж за Мишу Фонштейна, своего троюродного брата, и ждет от него ребенка. Я была довольна, т. к. очень жалела, что мы в свое время не завели своего, а тут, пожалуйста, ребенок, и к тому же его и рожать не надо. Олины документы с просьбой сменить фамилию Фонштейн на Ломовскую еще лежали в Загсе, а она вдруг подает заявление в тот же Загс с просьбой зарегистрировать ее брак с Михаилом Фонштейном. Лёне долго пришлось объяснять сотрудникам Загса желание невесты остаться Ломовской. Так наша дочь и осталась Ломовской. Свадьбу сыграли в начале лета. Гостей собрали в ресторане «София» на площади Маяковского. Мы любили там фирменное блюдо этого ресторана – рагу из барашка. Были, в основном, родственники со стороны Фонштейнов и университетские друзья Оли и Миши. В середине вечера эта «фронда» поднялась и начала петь израильский гимн. Взрослые были в панике. Гимн допели до конца. Все прошло без последствий.
Миша сказал, что будет любить Олю до самой березки. Я поверила.
Ближе к осени в Москве в 1978 году состоялся 14-ый Международный Генетический конгресс. Долгих 40 лет его ждали отечественные генетики. Многие не дождались.
Съехалось много знаменитостей, в том числе и из Америки. Наверное, было не менее двух тысяч его участников. Заседания проходили, в основном, в Главном здании Московского университета. Часто на заседания мы ходили вместе с Олечкой, одетой в моё платье. В свои она уже не помещалась. Приехали и европейские коллеги-актиномицетчики, в их числе и Кит Четер. С ним мы обсуждали детали готовящегося к печати совместного обзора по генетике и молекулярной биологии бактериофагов Streptomyces. Обзор был опубликован в американском журнале Microbiological Review, 1980, vol. 44, p. 206–229. Его соавторами были Ломовская Н. Д. и Мкртумян Н. М. (Lomovskaya N., Chater K., Mkrtumian N.).
Заключительное заседание съезда проходило в кремлевском дворце съездов. После заседания состоялся грандиозный банкет. Помню сидящего в кресле Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского, поздороваться с которым выстроилась большая очередь из иностранцев. На следующий день вся наша актиномицетная компания поехала на экскурсию в бывшую усадьбу Голициных, а впоследствии Юсупова, Архангельское. Кто ее организовал, не помню. Провели там целый день, утомились и проголодались.
Вечером добрели до ресторана. Там в отдельном кабинете нас ждал роскошный стол с блюдами русской национальной кухни. Кто за это все платил, не помню. Ели, пили, много танцевали. Злые языки потом говорили, что Кит Четер даже опоздал на утренний самолет домой в Англию.
В это время Том Труст уже приехал в Москву из Вашингтона и стал работать в нашей лаборатории. Решили, что он присоединится к исследованию, начатому Валерием Даниленко, по идентификации генетических признаков плазмиды SCP2, изолированной из штамма Streptomyces coelicolor A3(2) в лаборатории Д. А. Хопвуда. Том нам всем очень нравился, работал четко, ни на что не жаловался, несмотря на то, что, наверное, вся обстановка была для него более, чем необычной. Жил он в маленькой тесной комнатке в гостинице на Мичуринском проспекте, часто, как и все мы, ходил пешком по грязной дороге в институт в больших ботах, надетых на ботинки. Его семья была родом из Эстонии, но он всегда твердо говорил, что он не эстонец., а американец. Зима 1978 года была очень суровой и холодной. В самые холодные дни под Новый 1979 год он поехал в Эстонию навестить своих родственников. Когда я приглашала его в гости к себе домой, там обязательно должен был присутствовать кто-то из официальных лиц. Жили мы с ним по соседству. Добираться до работы и обратно надо было с пересадками на трех троллейбусах. Часто после работы брали такси у метро Варшавская, доезжали до моего дома, я расплачивалась и давала ему еще один рубль, и он на этой же машине ехал к себе домой. Такси тогда еще стоили дешево.
Денег, наверное, у него было немного. Довольно часто он ездил в Американское посольство на Садовой, рассказывал, что оно обставлено старинной и очень красивой мебелью. Мне иногда казалось, что вернувшись в Америку, он напишет свои впечатления о жизни в Москве. Но он, слава богу, ничего не написал, и я ему была очень благодарна. Как-то он мне вскользь упомянул, что все, что он слышит здесь по радио, наверное, вещание на заграницу, т. к. русского языка он не знал, – сплошная пропаганда. Да, еще он рассказывал, что его мать – очень опытный врач, постоянно повышает свою квалификацию, следит за научными открытиями в своей области.
Единственное, что меня очень утомляло во время его пребывания, это постоянное ощущение слежки. Как ни странно, после общения с ним в течение целого года мой разговорный английский почти не улучшился, т. к. общение, в основном, касалось научных проблем. В конце его годового визита мы написали большую статью, и она была опубликована в американском журнале Journal of Bacteriology, 1979, v. 140: 359–368.Соавторами статьи были Т. Р. Труст, В. Н. Даниленко и Н. Д. Ломовская. Был материал и для второй статьи, и ее даже написали, но решили, что надо еще кое-что проверить и не стали посылать для публикации. В моей памяти и в памяти сотрудников нашей лаборатории Том остался как прекрасный человек и опытный и удачливый экспериментатор.
Когда я приехала в Америку в 1991 году, Арнольд Демейн организовал мне турне с лекциями в ряде американских университетов и фармакологических фирм. В. Вашингтоне меня встречал Эдвард Кац, бывший руководитель Тома Труста. После моей лекции в университете, в котором он работал, он, ничего не говоря, привез меня в дом Тома Труста. Оказалось, что Том практически сразу после приезда из Москвы полностью сменил свою специальность, получив медицинское образование. Он стал крупным хирургом-отолярингологом, имел уже очень симпатичную жену и троих детей. Мы прекрасно провели время в его доме с коллегами из лаборатории Эдварда Каца. Так я еще раз повидалась с Томом Трустом. С. Эдвардом Кацем переписывались, когда уже приехали в Америку, и вдруг я получаю письмо от его жены Ольги, что он неожиданно скончался от сердечного приступа. Ушел из жизни прекрасный, доброжелательный человек, известный ученый и педагог.
Как-то не очень давно мне рассказала Оля, что сын А. А. Нейфаха и Елены Лазовской, близкой Олиной подруги, Илья должен был оперироваться у отоляринголога. Жил и работал в то время Илья в Вашингтоне. Когда он пришел на консультацию к хирургу, первое, что тот у него спросил, не знает ли он Наташу Ломовскую. Хирургом оказался Том Труст. Илья сказал, что знает, но больше знаком с Ольгой Ломовской. Том сказал, что он знает и Ольгу. Я чувствую свою вину перед Томом в том, что столько лет не давала о себе знать в суматохе вживания в новую жизнь и даже не уверена, что он знает, что мы уже давно живем в Америке. Мне представляется, что у него остались незабываемые впечатления о времени, проведенном им в Москве почти 40 лет тому назад. Вот какие в жизни бывают приятные неожиданности. За всю жизнь их, может быть, можно на пальцах пересчитать. Я сразу же написала Тому большое письмо. Он мне ответил, написал о себе и своей семье, вспомнил о нашей последней встрече в его доме в Вашингтоне, пригласил в гости в случае, если я окажусь поблизости.
Вернусь в 1978 год. Моя мама с присущим ей талантом уже несколько лет как поменяла квартиру на Филях на большую квартиру на Молодежной улице около метро Университет с видом на главное здание МГУ и университетские часы. На работу на биофак даже иногда ходила пешком. В 1978 году, по состоянию здоровья, ей пришлось уйти на пенсию, о чем она очень жалела всю оставшуюся ей жизнь. В ожидании Олиного ребенка она героически предложила нам с молодой семьей въехать в их большую квартиру, а самой с папой поехать жить к нам в Беляево. Мы, конечно, согласились и, как обычно, перевезли их с квартиры на квартиру. Лёня был почти профессиональным организатором всех наших переездов. Прожили они в Беляево недолго. Мама выменяла нашу маленькую трехкомнатную квартиру в Беляево путем сложного многоступенчатого обмена на прекрасную большую двухкомнатную квартиру в соседнем с нами доме по Молодежной улице, на которую смотрели окна нашей спальни. Так мы стали жить совсем по соседству.
9 ноября 1978 года у Оли с Мишей родилась дочка. Назвали Анной в память Олиной и Мишиной бабушек. Обеих звали Аннами. Нам это имя очень нравилось. Три года жили все вместе. Оля взяла академический отпуск в университете, быстро научилась готовить, часто кормила всю семью, хотя это было совсем не просто. По вечерам Оля с Мишей всегда уходили, говоря нам: «ну вы же все равно сидите дома». Я с Анечкой много гуляла по субботам и воскресеньям, и она стала громко называть меня бабой. Мне было только 43 года, и Оля научила ее звать бабушку и дедушку «Татик» и «Лёник». Так мы с Лёней и остались для Ани и Оли под этими смешными именами.
Оля серьезно тренировалась в университетской команде по бадминтону, и тренер предлагал ей подумать о спортивной карьере, но она, поразмыслив, выбрала все-таки научную. В 1979 году, отсидев положенное с Аней время на подмосковной даче, мы с Лёней достали по блату путевки в дом отдыха завода им. Хруничева на Рижском взморье. Отдохнули прекрасно, купались в бассейне с минеральной водой.
В самом конце 1979 года Лёня защитил докторскую диссертацию, чем окончательно завоевал уважение своей тёщи. Защита проходила в нашем институте, т. к. среди тестов на безопасность лекарств значительное место составляли тесты на микробах в качестве первичной оценки наличия или отсутствия у них мутагенной активности. Чудом у нас сохранился автореферат его диссертации, и поэтому я знаю ее название:
«Исследование мутагенного действия лекарственных препаратов и других биологически активных соединений с помощью микробных тест-систем».
Работа заведующего отделом безопасности лекарств была очень напряженной и ответственной. Ошибки совсем не допускались, т. к. речь шла об их влиянии на здоровье людей. У Лёни было довольно много недоброжелателей, как среди крупных ученых, претендующих на главную роль в области этого важного в теоретическом и прикладном плане направления исследований, так и среди авторов лекарств, которые не получили положительной оценки на безопасность. В отделе оценки безопасности лекарств в институте Л. А. Пирузяна, которым заведовал Лёня, были сосредоточены крупные силы по комплексной оценке безопасности лекарств. Отдел состоял из семи больших лабораторий. В это время были выпущены методические указания по оценке безопасности лекарств, которые до сих пор используются и цитируются учеными в России, работающими в этом направлении. На защиту приехал Л. А. Пирузян. Оппонентами у Лёни были С. Г. Инге-Вечтомов, А. С. Кривицкий и Г. Д. Засухина. Ленинградские генетики во главе с С. Г. Инге-Вечтомовым всегда поддерживали Лёню и давали высокую оценку его работам. Защита прошла успешно. Черных шаров никто не бросил. Коллег и друзей собрали, как всегда, у нас дома в 1-ый день 1980 года. Всем объявили, что будут только легкие вина и фрукты, т. к. все наверняка переели и перепили накануне при встрече Нового года. Столы, полные еды, накрыли в самой большой комнате нашей квартиры и плотно закрыли дверь. В столовой действительно выставили вина и фрукты. Шутка была не новая, но все купились и через короткое время поскучнели. Мы не стали долго испытывать терпение наших дорогих гостей, и все с большим удовольствием сели за нарядный банкетный стол.
Одна из редких фотографий Н. Д. Ломовской, сделанных на работе в институте ВНИИ генетика с 1968 по 1992 годы.
Генетический конгресс в Москве 1978 г. В центре Э. С. Пирузян, справа Н. Д. Ломовская.