Tasuta

Корица, душица, шалфей

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Да, представьте себе. У вас замечательная дочь, она просто воплощение женственности, – тихо ответил парень.

– Вы пейте чай, а то остынет, вот конфеты, – подтолкнула к Антону вазочку Полина.

– Так здорово, что мне вас даже знакомить не пришлось! Мама, Антон очень хороший парень – добрый, отзывчивый, ты, наверное, знаешь только, что он очень пунктуальный и ответственный, но это далеко не все, – улыбнулась Алина.

– Спасибо за чай, очень вкусный, я, пожалуй, пойду. У вас прекрасный дом, – выдавил из себя дежурный комплимент Антон.

– Да не преувеличивайте. Алина, проводи молодого человека. – Полина всеми силами пыталась играть отведенную ей в этом спектакле роль – хозяйки дома и матери очаровательной девушки.

– Хорошо, мамочка!

Они втроем встали из-за стола и несколько официально раскланялись.

Алина и Антон вышли в коридор, а Полина начала убирать посуду со стола. Потрясение ее было настолько велико, что она никак не могла взять себя в руки, поэтому механически терла тряпкой одно и то же место на столе, который давным-давно был чистым.

Она чувствовала себя совершенно подавленной. Полина знала, что у Алины и Антона пока романтические отношения, и сама мысль о том, что в какой-то момент они перерастут во что-то большее, была для нее непереносимой. И не потому, что она ревновала к дочери, совсем нет, мать желала ей только добра, а Антон был действительно хорошим парнем. Ей было физически неприятно осознавать, что они вместе с дочерью будут замешаны в чем-то плотском, постыдном, причем через одного мужчину.

Теперь ей предстояло решить, как вести себя дальше, какой выбор сделать. С одной стороны, она считала Антона перспективным женихом, хорошим мужчиной, выгодной партией для дочери. С другой, нынешняя ситуация была противоестественной, ей хотелось оградить от нее дочь. Как прагматичная взрослая женщина с опытом, Полина предполагала, что пройдет время, может год, а может быть и пять лет, у Антона кончится романтический запал по отношению к дочери, и он вновь может начать заглядываться на нее. Сама мысль об этом была противна.

Алина была влюблена, признаться ей в связи с Антоном было невозможно, это бы нанесло девушке глубокую рану, которая могла бы разрушить отношения матери и дочери безвозвратно.

«Но еще страшнее, если ей об этом скажет Антон, хотя это вовсе не в его интересах. А вдруг соседка тетя Галя что-нибудь ляпнет? Хотя ей, в принципе, сказать нечего. Ну, приходил ко мне Антон вечерами, ну и что, в конце концов, мы работаем вместе», – рассуждала Полина, обхватив голову руками.

Она винила во всем себя: что позволила себе расслабиться, что поддалась минутному соблазну.

«Как я могла!» – все шептала она.

Ей хотелось забиться в угол, чтобы никто, а особенно Алина, не видели сейчас ее лица, горевшего от стыда и растерянности.

Полина открыла шкафчик, где хранила лекарства. Ей хотелось успокоиться, поэтому она начала искать валерьянку. Когда она перебирала упаковки с лекарствами, на миг к ней в голову забрела шальная мысль: выпить побольше таблеток и закрыть тему. Так будет лучше всем. «А кто дочь учить будет? Ей еще три курса закончить надо, ребенка нужно поставить на ноги, иначе получится двойное предательство», – твердо сказал ей чей-то голос. «И правда, что это я!» – Полина решительно взяла пузырек с валерьянкой, накапала себе нужное количество жидкости на сахар и положила его в рот.

Тот же голос четко произнес: «Во лжи жить нельзя. Придется рассказать».

Как это сделать, Полина не представляла, но почему-то решила довериться голосу. «А может, это ангел, который наставляет меня на путь истинный? Только где же он раньше был?»

Алина вернулась из прихожей.

– Мам, ты что валерьянку пьешь? Зачем? Так Антон не понравился? – забеспокоилась дочка.

– Алина, ты уже взрослая, поэтому мне нужно сказать тебе очень важную вещь, – начала Полина, ей казалось, что она стоит босиком на снегу и ей предстоит с головой нырнуть в ледяную прорубь. – Антона я знаю давно, по работе…

– Он тебя что, на деньги кидал? – сказала Алина первое, что пришло ей в голову, и ее глаза округлились.

Мать сидела перед ней за кухонным столом, без конца аккуратно переставляя на нем вазочку с вареньем, чайник и плетенку с хлебом. Потом она взяла кусок и начала его разминать, из-под ее пальцев посыпались крошки.

– Ну ты чего, мам? Что случилось? – не на шутку разволновалась Алина.

– В общем так, дочь. Два месяца назад я готовила для Антона документы, он приехал забрать их к нам домой. Я болела. Не знаю, как это получилось, но он остался, и мы… – Тут Полина запнулась, не сумев подобрать правильного слова, ее голова еще ниже опустилась к столу, а руки схватили бумажную салфетку и начали ее судорожно рвать на мелкие кусочки.

– Что, вы? – не выдержав паузы, воскликнула Алина. Она была неглупой девушкой, поэтому начала догадываться, куда клонила мать.

– Мы переспали. Это длилось три недели, пока ты не вернулась домой. За три дня до твоего возвращения я оборвала отношения, потому что считала их постыдными. Когда ты начала встречаться с парнем, мне было странно, что его зовут Антон и ему 26 лет. И вот я его сегодня увидела. – Полина опять замолчала, ей было страшно поднять глаза.

– Ты разбила мне сердце, – смогла выдавить из себя Алина. Она медленно встала и вышла из кухни.

«Ну все, теперь назад ничего не вернуть», – мелькнуло в голове у Полины.

8.

Антон вышел на улицу и глубоко вдохнул теплый вечерний августовский воздух.

Впервые в жизни он пожалел, что так давно не общался с отцом. Все, что осталось в его памяти об этом человеке, – это мягкая беспомощная улыбка и запах сигарет. Мать называла его тряпкой и рохлей, раздражалась даже от одного упоминания его имени, постоянно твердила, что Антон ни за что на свете не должен быть на него похожим: «Мужик обязан быть сильным, запомни, сынок».

Он знал, что отец живет в комнате общежития, работает где-то на заводе, а для себя собирает модельки самолетов. Однажды давно, когда Антон был еще подростком, он пришел к нему в мастерскую, которую отец оборудовал в подвале общежития. Там, среди запаха дерева и клея, он увидел щуплого мужичка с очками на носу и с простым карандашом за ухом. Тот с увлечением что-то чертил на миллиметровой бумаге. А над его головой на тонких лесках болтались модельки самолетов. Тогда Антон оказался под впечатлением: отец налил ему чаю, который отдавал опилками, и очень долго рассказывал об истребителях Ла-5 и штурмовиках Ил-2, о советских летчиках и их подвигах во время войны с фашистами.

Когда пацан вышел из подвала, на пороге его встретили общежитские мальчишки.

– Ты чего, у этого сумасшедшего был? Говорят, его чай пить нельзя, он заговоренный, кто выпьет, тот сам самолетом станет. А его модельки под потолком – это заколдованные любители порченого чая, – дружно заржали подростки.

– Да я только документы из конторы передал, – соврал Антон. Ему стало стыдно за отца, которого никчемным мечтателем считает не только мать, но и соседские сорванцы. После этого случая Антон забыл дорогу к серой многоэтажке общежития.

И вот теперь, когда жизнь поставила перед ним нестандартную задачу, ему захотелось повидать отца.

За двенадцать лет, что он не был в этом районе города, ничего не изменилось. Бетонная серая громада общежития нависала над пыльной улицей. На веревке у входа сушилось чье-то сероватое белье, поодаль мужички сидели на скамейке и пили пиво.

– Пацан, к кому приехал? – крикнул один из них, когда Антон вышел из машины.

– К Осипову Сергею, не знаете, он дома? – спросил молодой мужчина.

– А, Петрович, что ли? Он у себя в подвале. От нас привет передавай, – крикнул мужичок в майке и домашних тапках.

Объяснить себе, почему ему понадобился разговор с отцом, с которым Антон не виделся так долго, он не мог. Но был уверен, что именно этот человек, всегда такой беспомощный в материальных вопросах, поможет с проблемой морального толка. До сих пор перед глазами молодого мужчины стоял взгляд отца, который с одним чемоданчиком уходил из дома. Он улыбался грустно и как-то по-буддийски, когда мать истерически заламывала руки и уже привычно кричала: «Тряпка!» Тогда маленький Антон решил, что никогда не позволит женщине такое себе сказать, и приложил для этого максимум усилий. Теперь никому и в голову не приходило обвинять его в мягкотелости: для всех он был ловкий бизнесмен, которому не стоит класть палец в рот, иначе откусит по локоть. Но в глубине души Антон оставался мальчиком, уверенным в том, что его странный отец знает какой-то вселенский секрет, который позволяет ему оставаться безмятежным и довольным жизнью в подвале общежития.

В хаосе деревянных рам, верстаков и чертежей молодой мужчина не сразу заметил отца. Он словно стал еще меньше с их последней встречи – совсем высох. Но за ухом у него все так же торчал карандаш.

– Папа, привет, это я, – проговорил Антон, когда отец повернулся к нему лицом.

– Сынок! Я тебя и не узнал – совсем мужиком стал. – Отец пошел ему навстречу, сбив по дороге какой-то диковинный пропеллер. Он протянул ему руку, широко улыбаясь. Антон почувствовал его жесткую, но теплую ладонь и невольно улыбнулся в ответ.

– Что-то ты давно не заглядывал, – подслеповато щурясь, сказал отец.

– Не то слово, пап, я тебя больше десяти лет не видел, – ответил Антон. И тут какая-то обида резко кольнула его в грудь. – А сам-то ты почему пропал? Ни разу не звонил, даже с днем рождения меня ни разу не поздравил.

– Так я это, думал, не хочешь ты со мной общаться.

– Всякое бывало. Иногда тебя не хватало.

– Ну, ты это, прости, если что, – ответил отец. – Чай будешь?

– Может, выйдем из подвала, прогуляемся, а то ты бледный какой-то, – предложил Антон.

– Не хочу, сынок. Мне и тут хорошо. Я со своими самолетами совсем с людьми разучился общаться. Как мама, не болеет?

 

– Она здорова.

– Знаешь, когда мы с ней разводились, я думал о том, что наш брак ничего путевого не принес ни мне, ни ей. Только ты у нас хорошим получился, – подслеповато заулыбался он. – Я, когда ее встретил, почувствовал было, что жизнь наполняется новыми красками, все меняется, но туман рассеялся очень быстро.

– Когда ты без работы остался и мы на мамину зарплату год жили? – не удержался Антон. Он понял, что было глупо ехать на другой конец города и разговаривать с человеком, который не сумел принять правильных решений в своей жизни.

– Оказалось, не создан я для семьи, – пропуская мимо ушей замечание сына, продолжал отец. – Мне для себя одного ничего и не надо – лишь бы было где спать, что курить и самолеты, конечно. А вот тянуть семью – сложно.

«Зачем я здесь?» – спросил себя Антон. Он рассеяно смотрел по стенам, где висели угольники, огромные циркули, транспортиры и какие-то совсем непонятные предметы. На полках стояли склянки с сильно пахнущими лаками и растворителями. «Зачем я здесь?» – повторил он.

Антон был больше не в силах выдерживать и этот запах, и оправдания отца. Он понял, что не хочет сюда возвращаться вновь, но все же выдавил из себя:

– Ты как, работаешь? Денег тебе хватает?

– Нормально, не беспокойся. Мне много не нужно, – заверил отец, но при этом как-то стыдливо опустил глаза.

– На вот, держи. – Антон протянул ему 5-тысячную купюру. – Как-нибудь заеду еще раз.

– Приезжай, буду рад. – Отец не стал отказываться от денег, молча сгреб их в кулак и засунул в карман.

Вырвавшись на улицу, Антон зашагал к машине. «Странный он человек, очень странный. Как будто совсем сердца в нем нет. Интересно, он помнит, когда у меня день рождения? Очень сомневаюсь», – думал молодой мужчина.

Вдруг он услышал за собой быстрые шаги. Обернулся.

– Сынок, на вот, возьми, и прости меня за все, – отец протягивал ему деревянную модельку самолета, фюзеляж которого блестел на солнце бордовым лаком.

«О боже, что за детский сад!» – раздраженно подумал Антон и вспомнил, что мама всегда именно так и говорила про отца.

– Спасибо. – Антон взял игрушку и растерянно остановился.

– Детям своим передашь, – проговорил отец.

– У меня нет детей, я не женат, – ответил сын.

– Ну как знаешь, – растерянно развел руками мужчина, а Антон, уже не останавливаясь и не оглядываясь, зашагал к машине.

– И не женись, – крикнул ему в след отец, – пожалеешь.

Антон не обернулся, а лишь дернулся и почти побежал.

Садясь в автомобиль, он решил, что нужно взять в себя в руки и двигаться вперед. «Вся эта ситуация – от лукавого, я слишком увлекся чувствами, надо работать. А канитель с любовью-морковью – не для меня. Сам нагородил огород, теперь вот расхлебываю, – корил он себя. – Не было печали – черти накачали. Надо оно мне было? Вот отец, например. Ошибся разок, женился на матери, теперь на всю жизнь виноватым остался».

Антон уверенно держал руль машины и гнал ее вперед, на работу. Выехал на кольцо, не заметив, что по нему движется мини-автобус. Момент аварии он не помнил, его сознание выключилось. Антон пришел в себя, когда вокруг суетились люди, подъехали «скорая» и МЧС. Его сдавило покореженной машиной, самостоятельно выбраться из нее не было возможности, спасатели доставали инструменты, чтобы вскрыть дверь и вытащить водителя, а медики готовили носилки.

Врачи сказали Антону, что он счастливо отделался: обычно при таких авариях последствия бывают куда серьезнее. А у него было сотрясение мозга, ушиб грудной клетки, пара сломанных ребер. Он лежал в больнице, но думал, что уже пора из нее выбираться, бизнес требовал от него постоянного контроля. Валяться в кровати и болеть времени не было.

– И что тебя понесло к отцу? Что за дело такое было? – причитала мать, заглянувшая проведать сына. – Что ты там у него не видел? Как он, кстати?

– Нормально, как всегда, на своей волне, про нас, смертных, редко вспоминает, – ответил Антон.

– Этот человек приносит нам одни несчастья, – вздохнула мать, вынимая из пакета контейнер с домашней курицей и картошкой. – Вот, поесть тебе принесла.

– Очень хорошо, больничную еду в рот взять невозможно. Я уж завтра домой буду проситься, если не отпустят, расписку напишу.

– Может, стоит долечиться, как ты работать-то собрался? Машина разбита, как за руль сядешь?

– Не беда, пока за мной будет заезжать Кирилл, мой партнер, а там – посмотрим. Машина восстановлению не подлежит, попробую продать ее на запчасти.

Вдруг в палату постучали, дверь открылась, и на пороге возникла Алина.

– Привет, еле нашла тебя, – проговорила она. – Ой, здравствуйте, – обратилась девушка к женщине, сидевшей на стуле у кровати Антона.