Спала она все также на животе, только теперь слез не было, но была желчь где-то в груди и в желудке. Ночью желчь стекала через рот вниз чернотой, пропитывая подушку, белье и матрац. От этой черноты под Зоей росло пятно, но ей было все равно, лишь бы не носить желчь в себе.

Как-то раз днем Зоя что-то ела из банки руками и вдруг поняла, что после сна не вынула беруши из ушей. Банка выпала из рук и разбилась, но Зоя вздрогнула скорее по памяти, чем от настоящего испуга. Благодаря берушам звон разбитого стекла был приглушенный и почти безболезненный. Зое это понравилось. Зоя подумала, что беруши можно не вынимать совсем.

С этой новой мыслью и старыми берушами она легла спать, но откуда-то раздался резкий и противный звук, и все не прекращался. Зоя встала и побрела на звук, и увидела телефон. Она тупо смотрела на него, раздумывая, что лучше сделать, чтобы звук прекратился: снять трубку или вырвать провод из розетки. А телефон все звонил, и тогда Зоя все-таки выковыряла одну берушину и осторожно поднесла трубку к уху.

– Алло, Зойка, алло! Ты живая? Зоя! Ты чего не отвечаешь? Зоя, алло! Это Нинка! Не узнала, что ли?

Звук чужого голоса был еще ужаснее, чем звонок телефона, и Зоя не смогла этому голосу ничего ответить, только в горле булькнуло что-то и она бросила трубку, а потом вырвала провод.

Все-таки обычные беруши пропускают слишком много шумов, требовалось звукоизоляцию укрепить. Зоя затолкала их мизинцами как можно глубже внутрь ушей, а для надежности, чтобы не вылезли ночью, в ушные раковины положила ваты из матраца. Ушам внутри было больно, голову будто распирало, но Зоя сдаваться не собиралась. Она хотела слышать только тишину внутри себя.

Пока Зоя спала, шершавая вата из ушей сбежала, надеяться на нее было нельзя. Тогда Зоя нашла в кладовке старые желтые свечки и подожгла их. Со свечек капал мягкий горячий воск, Зоя скатывала его пальцами и на ощупь замазывала им ушные дырочки, пока дырочек не стало совсем, только гладкие стенки с одной стороны головы и с другой.