Серая пыльная бетонная коробка будто ждала нас, приветливо разевая рот в радостной ухмылке. Она приняла нас в объятия, в своё уютное нутро, как мама-кенгуру детёнышей. Наша бетонная мама, место наивысшего покоя, оплот нашей безопасности. Я достала пачку. Мы взяли тонкую сигарету палочками, отломанными на кустах. Чтобы руки не пахли. А то влетит. Достали спички. Ленка держала первой сигарету между палочек, я зажгла. Она затянулась со знанием дела. Дым бесперспективно вонял и это облагораживало однообразие окружающего мира. Сизые кольца вылетели из её рта и она закашлялась. Я поцеловала её и забрала сигарету. Шорох заставил меня повернуть голову. Мы сидели у оконного проёма, а в дверях в конца большого пространства этажа стояла фигура.

Прыгать было нельзя, высоко, сломаем ноги. Сколько подобных нам погибло под такими недостройками, как эта. Они подошли все вместе, встали над нами полукругом. С одной стороны зияло окно пропастью. С другой шесть грубых тел. Мы бросились им под ноги. Проскочили. Проскочили. Жёсткая рука схватила её за волосы, больно дёрнула. Было обидно, ярость душила, ярость и страх за подругу, которую схватили за руку, но Лена вырвалась. Топот ноги, рука в крови, когда дёрнулась, больно, часть волос осталась в чужой руке. Пришлось опереться о пол, о битую плитку. Волос, рук было жалко! Страшно. И побежали вниз. Воображение рисовало, что будет, если поймают. Мы летели вниз, сложно, потому что слёзы. Душили, текли. Стыд и вина за случившееся. Как глупо попались! Боюсь, что отомстят. Поймают и отомстят – в другое время, по одиночке. Будут издеваться, унижать, бить, возможно, изнасилуют. Будут запугивать, пока не сломают. Сломать – это цель. Это уже было на этой планете не раз, такое постоянно происходило в этом маленьком унылом шахтёрском городке разрушенных степей, дурных генов отсидевшего отродья в местных зонах строгого режима и отсутствия всякого здравого смысла тут жить.

Они всем расскажут. Ленка бежала впереди, она всегда была спортивной, ловкой, сильной и крепкой. Страшно было ещё больше от мысли, что тогда сделают родители, если… Их мы боялись едва ли не больше. Отдадут в детский дом, в психушку, в другую семью, так уж было тут заведено. Потому родственничков боялись больше, чем насильников и убийц. Эти издеваются один раз, а родня всю жизнь. Как жаль, что потом многие за таких выйдут…

Мы бежали и бежали. Почему-то взявшись за руки. Казалось, что гибнуть лучше вместе. Скользнули между постройками из бетона, серыми и унылыми, и вместе с тем, такими родными для всех, кто там прятался. Кусты лопухов, крапивы, заросли сорняков, сухостой, камыши. Речка, ручей – перебежали. Из рва справа воняло, коричневая земля вывернутым нутром отвращала, будто говорила: убегайте скорей. Мы бежали. Топот и ветер в ушах. Некогда было оглянуться, преследуют ли нас. Поэтому мы не знали. Но страшно было, сосало под ложечкой, я боялась споткнуться, боялась, что она упадёт. Сколько раз мы так бегали вдвоём. Мы бежали и в какой-то момент наши ноги оторвались от коричневой земли, грязь больше не касалась нас. Сзади зашуршало, зашумело что-то, будто парус натянули.

Что-то чёрное, матовое, глухо-чёрное понеслось над землёй. Хлопали крылья-паруса. Помню, как Ленка кричала, но потом быстро умолкла. Ощущение победы и торжества. Ужас меняется на восторг. Стало всё равно, что произойдёт дальше. Звуки исчезли, смыслы исчезли тоже. Кроме той мысли, что я лечу и мы спаслись. Я обнимала Лену сзади, а спину тянула ломота. Было чувство, будто я покинула тело, будто я была в стеклянной банке, не в себе, не внутри, снаружи. Кожу немного жгло. Мы упали в траву возле нашего дома. Что-то хлопнуло сзади, было чувство, ну, как тогда, после операции, когда мне делали наркоз, я тогда быстро рухнула, свалилась в черноту и потом проснулась из белой ваты в шум и свет. Здесь было так же. Шум, свет, зелень, серый бетон дома, Ленка держала меня за руку. Она улыбалась.

– Ты всё помнишь, Лео? – она растирала мои ладони, они были онемевшими и холодными. Ступни я тоже ощущала не очень. Я лежала, моя голова на её коленях. Прозрачные волоски на смуглой коже татарских кровей. Мне было уютно. Не хотелось домой. Не хотелось это выключать. Ленка пахла травой. Я посмотрела на неё недоуменно. Конечно, помнила. Но вот всё ли я видела?

– Ты обняла меня и мы взлетели в воздух…

– Ленаааа! Домоооой! Я пришлааа! – мама Лены, красивая смуглая черноволосая татарка, улыбчивая и довольная жизнью, стояла на асфальтированной дорожке у дома. Мы вскочили, в пыли, начали отряхиваться. Хоть бы ничего не поняли! Сумки на месте, всё на месте, Ленка швырнула быстрое «пока» и решительно шагнула к матери. Я завидовала ей, до боли, её семье, родным. Её заставляли всё убирать самой и готовить на всю семью, но всё равно мне хотелось её жизнь. Там вкусно, там любят, там дом, там заботятся по-настоящему. Я буду скучать по до завтра, Лена. Спокойной ночи.