Tasuta

Подарок. Серия «Другая Сторона»

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Анджей! Братик! Ты где?

Лес внезапно полностью замолкает. Ни шума. Ни шорохов. Ни скрипа деревьев. Лес отвечает сотней голосов:

– Анджей, ты где???!

Завыл и загудел, лес ответил голосом Анджея, утроенным, удесятерённым, будто сотня Анджеев отвечала, сотня Виталек, сотня Дим.

– Анджей, ты где? Витаааалииик? Димка? Это ты?

Сколько всего успело произойти за этот полумиг. Сбоку из-под кустов вылетает второй кроссовок Анджея. Глухо стукнув, он упал под ноги. Рванули, побежали, взлетели на байки и покатили. Выехали, свернули на юг железки и бегом. Бегом бегом бегом, прочь отсюда. До поезда оставалось совсем мало времени, смартфон сел, стремительно стемнело, фонарь гаснет. Танин фонарь ещё горит.

*

В поезд в Малине они ворвались, а не вошли. Они приехали на пол часа раньше на станцию, хотя всю дорогу были уверены, что опоздают. Думать, что теперь делать, не хотелось. Таня сказала, что возможно, всё это чушь, кроссовки чужие, все трое впереди и спешат на поезд, может быть, волнуются, где Таня с мальчиком. Всё получится, всё будет хорошо, обычная гонка за электричкой. Только вот телефоны не работают, дороги появляются непонятно откуда, друзья пропадаю, лес бросается обувью и кричит. По лицу мальчика текли слёзы. Когда приехали на станцию – прятали друг от друга глаза и обнимались.

– Таня, не паниковать! Сколько раз и у многих так было, что терялись с друзьями в чужих городах, просёлочных районах, в горах, в лесах, и все потом находились при посадке на обратный поезд домой, на платформе, в вагоне, всё будет хорошо, нужно верить в друзей! Бывали случаи у других, когда кто-то заблудился, отбившись от группы, и ждал следующего поезда или ловил попутку, автобус. Были варианты, если что! – Мальчик успокаивал Таню. Острая тревога разъедала нутро.

– Мы ничего не фотографировали там, – сказала Таня. Но я сделала несколько фото. Посмотрим. Они у меня там, в смартфоне, я хочу домой, зарядить телефон и посмотреть. Я хочу домой! – лёд таял и тёк болью и ужасом.

Мальчик поцеловал её в темя, обнял с той нежностью, которая, как оказалось, копилась в нём все годы их знакомства. А он об этом и не знал. Поезд пришёл, подхватил их и понёс домой, в мегаполис. Чёрные окна электрички намекали, что ничего не обойдётся, нет, всё будет ужасно, друзья не найдутся, их будут искать полиция, МЧС и собаки, и местные, и родители, и не найдут никогда, не найдут и косточки. – Вы их бросили! – скажут все. Мысли, мыслишки, едкие, жестокие, болючие, злые, ядовитые мучили их обоих, но каждый молчал, переживая свою боль в одиночестве. В какой-то момент нервная усталость взяла верх, тогда вернулась, появилась надежда, как защитная реакция, как крылья у феникса после костра. Они стали шутить, потом нашли остатки еды у Тани в рюкзачки и немного чаю в термосе у мальчика, жизнь вдруг наладилась, вечер нёс сам себя. Сидели напротив и скрестили колени, в мирке на двоих, мальчик поймал себя на мысли, что он счастлив, потому что он здесь, с Таней, жив и не один, цел и избежал того, что… Чего, он не знал, но был рад, что миновало. Он начал думать о маме. Что бы с ней было, если бы с ним что-то случилось. Мальчик чувствовал себя снова маленьким ребёнком, отсчёт в голове давно пропал, может быть, отошёл на дальний план, был забит теплом, общением, надеждами и страхами, его голоса не было слышно, и только иногда, между «тук-тук тук-тук тук-тук» что-то шептало внутри …97 – 98 – 99 – 100…

*

В мегаполис приехали глухой ночью. Вышли из поезда на станцию раньше, решили прокатиться. Помолчать, проветриться и поговорить. Ночевать – значит, к мальчику, как-то не сговариваясь, так решили. Приехал и в спасительный душ, пусть смоет вода все остатки той стороны. Чай с сахаром и спать, обняв друг в друга крепко, уткнувшись в живое тепло.

Утром раздался звонок. Телефон кричал радостью, друзья дозвонились до них. Всё хорошо. Хорошо когда всё хорошо.

– Да, свернули в лес, посмотреть, что это за грунтовочка, проехали вперёд, дорога та раздвоилась, заблудились, выползли в Малин уже очень поздно, простите, ребята, что так вышло! Мы за вас переживали, не могли до вас дозвониться. Да у нас всё работало, все смартфоны и интернет, мы набирали вас. Набирали, вы были вне зоны. Мы решили, что вы тоже залезли в эти чёртовы заросли! Пришлось лететь в последнюю электричку, фуф, слава Богу, что выбрались вообще! – Таня и мальчик, обнявшись, уснули снова. Такое облегчение! Так и должно было случиться. Всё хорошо. Перед провалом в сон мальчик вспомнил кроссовок. – Надо было спросить…

*

Мальчик споткнулся о белый кроссовок Анджея. Кроссовок выглядел странно. Вот он, грязный, поношенный, ободранный и чуть влажный, осыпается и кажется полусгнившим. Такого просто не могло быть! Кроссовок был почти новым! Мальчик хорошо помнил этот факт. Анджей хвастался обувью, а здесь облезла половина окраски.

– Таня, Таня, посмотри! Таня начала громко плакать и причитать. – Успокойся, Таня, мы со всем справимся и разберёмся… Таня наклонилась и взяла кроссовок в руки.

– Фу! – из него потекло что-то вязкое и скользкое. Таня бросил туфлю на землю. – Пошли отсюда, ну пожалуйста! Они, наверное, в какую-то грязь попали. Я хочу домой, мне холодно! Я боюсь за Анджея! – Таня сжимает плечи от холода, мальчик обнимает её и прижимает к себе. Боже, какая она сейчас холодная! – воздух был тёплым, мальчику было душно и жарко, в узком проходе над дорогой в лесу воздух будто застоялся, трудно дышалось. Было ощущение, будто здесь выкачали весь воздух и оставили лишь чуть, чтобы совсем не задохнуться. Добрались до выхода на асфальт, пошли в древесную арку напротив. Нужно посмотреть и там, для очистки совести. Почему-то было понятно, что никого они там так и не найдут. Мальчик идёт вперёд, затем оборачивается и видит силуэт Тани в арке. – Она боится, наверное! Ещё бы! А если бы мой родной человек пропал в лесу? Схожу сам, – он делает несколько шажков и оглядывается. Пустой проём. Где Таня?

*

Поезд в мегаполис стучал и стучал – один-один, два-два, три-тра, четыре-четыре… Мальчик сжимал холодную бледную руку Тани своей потной горячечной рукой немного больше, чем следует это делать с руками молодых девушек. Другая его рука прижимала к груди старый истрёпанный белый кроссовок. Облезлый, странный, прямо в руке он начал распадаться, отстала подошва сзади. Таня видела. Таня плакала молча, красные глаза, грязное серое лицо. Одежда на ней распадалась на клочья, истлевала, слёзы высыхали корочками белой соли. С момента выхода из леса она не сказала ни слова. Основную часть времени Таня сидела, нездешняя, закрыв глаза, прижимала к себе кроссовок брата. Мегаполис принял их огромным чёрным беззубым ртом. Ни единого фонаря не светило в городе. Чёрные улицы и ни одной живой души. Вышли из станции и сели на велики, быстро докатили до дома мальчика. Лифт не работал, пришлось подниматься пешком на седьмой этаж. Речи не было, чтобы ночевать по отдельности после случившегося. Вошли в квартиру, стоял странный запах. Мальчик пощёлкал выключателем. Ничего. Заглянул в комнату к маме. Там никого не было, ощупал кровать. Какие-то вещи. Где мама? Без шума поставил велосипеды, завёл Таню к себе и тихо молча положил её на кровать. Она покорно подчинилась, как маленький ребёнок, легла и замерла. Таня поджимает колени, мальчик сидит рядом с ней, укрывает её пледом, долго смотрит, в голове пустота и щелчки, мерещатся какие-то числа. В темноте видно нежное ушко Тани, её плечо, мальчик боится пошевелиться, боится, что мир хрустнет и разлетится окончательно.

– Я просто усну. Потом проснусь. И будет всё хорошо. Хорошо. Хорошо.