– Почему бы и нет? – Засмеялись женщины. – Вот он был и умён и красив. Интересно, а каков Веспасиан?
– Спросите у Гая Альбуция, – переадресовал их Постумий Сатрий.
Женщины и так с интересом поглядывали на мужчину, а теперь, не стесняясь, стали его рассматривать.
– Скажи, скажи, Гай,– посыпались просьбы.
– Он высок, широкоплеч, физически силён и очень здоров от природы. У него неплохое чувство юмора. Он настойчив и политически умён.
– А лицо? Какое у него лицо?
– Обычное, – пожал плечами Гай Цельс.
– Вот уж мужской ответ, – разочаровались женщины.
Они попытались расспросить его о войне, но Постумий Сатрий, зная, насколько неприятны Гаю Цельсу такие воспоминания, торопливо увёл его от разговорчивых матрон.
Очень многих ещё они встречали, с одними только здороваясь, с другими – подолгу разговаривая. Среди последних были банкир Луций Юкунд – сын вольноотпущеннка и не богатый, но уважаемый жрец Исиды104 Аманд. Он славился космополитическими взглядами на религию и даже писал небольшие трактаты на эту тему. С братом жены Постумия Сатрия они обсудили охоту на кабана и сошлись на том, что лесной кабан намного вкуснее болотного. Более официальные беседы они вели с теми людьми, с кем не были знакомы накоротке. На первые игры приехали не только вельможи из соседних городков, но и знатные римляне, отдыхавшие на курортах в Кумах, Байи и в собственных поместьях. Благодаря этому Постумий Сатрий и Гай Цельс провели время не только весело, но и полезно.
Появление Кассии Асканий заметил сразу. Он не мог слышать её голос, но выражение лица и жесты говорили о хорошем настроении, а осанка убеждала в том, что девушка чувствует себя уверенно и спокойно. Её жёлтая, с золотыми позументами105 стола притягивала взгляды многих. Бледное лицо с чёрными глазами и ярко-розовыми губами было обворожительно красивым. Асканий даже ощутил укол ревности, ему чудилось, будто весь амфитеатр смотрит на Кассию и любуется ею.
Звук фанфар, рёв медведей, тигров и львов, рукоплескания визжащей и кричащей толпы резанули его слух. По арене бежали, кувыркаясь и кривляясь, клоуны и мимы. Жонглёры в разноцветных одеяниях подбрасывали тарелки, факелы, кинжалы и мечи. Клетки с голодными, обречёнными зверями толкали полуголые рабы. Амфитеатр ликовал, доходя до экстаза. Визжащая и рычащая кавалькады сделала полный круг и скрылась до поры до времени. На несколько секунд наступила тишина. Затем на пустую арену из всех дверей и ворот выскочили участники потешного боя с деревянными мечами. Они кричали друг на друга, нападали, широко размахивая псевдооружием, разжигали ненависть оскорбительными словами и жестами. Их мечи не могли убить, но покалечить вполне были способны. Потому бойцов становилось всё меньше и меньше, а публика начинала спорить, который из них продержится дольше всех. Победителя встретили овациями, один из думвиров преподнес ему в подарок амфору с вином и его проводили под возгласы поздравлений и пожеланий. Поверженные бойцы собрали разбросанное оружие и щиты и медленно удалились. Они сделали своё дело: разгорячили публику перед настоящими боями.
Пока арену приводили в порядок, по рядам понесли вино, воду, фрукты и закуски.
– Смех, да и только! – Вэл Сатис толкнул Аскания в бок.
– Тебе это показалось смешным?
– Я смеялся над реакцией публики. Сколько раз я её наблюдал, и всегда удивлялся, почему взрослым людям интересны эти глупости?
– Возможно, потому, что большинство никогда из них не держали в руках ничего, опаснее ножа для резки пергамента.
Зазвучали фанфары и на арене появились четыре пары гладиаторов: два ретиария встали против мурмилона и фракийца, аквеатор против секутора, а ещё один Фракией против самнита.
Афитеатр затих в ожидании первой крови. Но бойцы не спешили отдавать свои жизни на потеху праздной публики. Они топтались на месте, обходили друг друга, за четверть часа каждый из них вряд ли сделал по два-три пробных выпада. Ретиарии сетью, а лаквиатор петлёй пытались захватить противника и притянуть к себе, но те ловко уворачивались, стараясь перерубить или хотя бы повредить их коварное оружие. Схватка именно этих гладиаторов привлекала наибольшее внимание публики из-за разнородности вооружения. За четвёртой парой наблюдали, в основном, те, кого интересовали тонкости боевого искусства, кто мог оценить ловкость и маневренность бойцов, их способность использовать свои плюсы против минусов противника.
Наконец зрителям надоело бездействие гладиаторов, послышались выкрики:
– Что вы топчетесь, как медведи в клетках?
– Ну же, трусы, вперёд!
– Никогда в жизни не получите деревянных мечей!
– Да как ты закидываешь сеть? Ты хоть видишь своего врага?
– Ну, давайте, деритесь, деритесь! Вперёд!
И тут один из ретиариев зацепил мурмилона за шлем, дёрнул и хотел уже вонзить трезубец в его грудь, но тот успел подставить свой огромный, выпуклый щит и острые зубья скользнули по нему. И всё же первая кровь пролилась. Это секутор поймал посланную в его сторону петлю, отработанным движением намотал её на руку и резко дёрнул в сторону. Лаквеатор не был готов к такому повороту и на миг потерял равновесие. Этого мига хватило секутору, чтобы нанести удар. Мечь легко вошёл в правый бок, пронзив его насквозь. Лаквеатор упал, но был ещё жив. Секутор обоими руками поднял над ним меч и остановился в ожидании решения распорядителей. Амфитеатр опять затих. Мало кто видел дуумвиров, и потому почти все смотрели на гладиатора. Чего хотело большинство из них? Смерти или помилования? Боюсь, что смерти. Потому, когда секутор опустил обоюдоострое оружие, убивая беззащитного врага, возглас радости и торжества прокатился по рядам. Многие повскакивали с мест. Добропорядочные отцы семейств, заботливые мамаши хвалили храброго и сильного победителя, одновременно насмехаясь над мёртвым гладиатором. Из уст в уста передавалось имя владельца удачливого бойца. А тот молча отступил и стал наблюдать за продолжающимися боями, пытаясь определить, с кем ему придётся драться. Победив первым, он оказался в выгодном положении. Он сможет оценить способности каждого бойца и отдохнуть перед следующими схватками. Кто он, этот человек? Галл, взятый в рабство на поле битвы, а может британец, защищавший свою землю от римских легионов? А может, он разорившийся крестьянин из Иллирии, Калабрии или из Апулии? Сам ли он выбрал такую судьбу или стал гладиатором помимо своей воли? Кто знал это кроме него? Никто. Кто хотел знать? Никто. Возможно, какая-нибудь тайная возлюбленная всплакнёт о нём, но вскоре забудет. Тысячи таких же безвестных, отважных мужчин гибли на глазах у десятков тысяч равнодушных римских граждан. Римлянам нужны были зрелища, и они получали их в любом количестве.
Убитого гладиатора потащили к вратам смерти, подцепив за одежду крюками. Песок смешался с кровью и застыл на его мёртвом теле коростой. В какой-то момент Кассия забыла следить за боями и глянула на мертвеца, которого ей хорошо было видно. Разве это человек? Ком грязи, не более того. Смерть гладиатора не вызвала у неё никаких эмоций. Она не понимала, чему тут радоваться и чем восторгаться. Один человек убил другого. Вот если бы… Но что «если бы», она не знала. Кассия ещё раз глянула на кроваво-грязного мертвеца и пожала плечами. Вдруг, шлем с забралом споз с его головы, открыв чистое молодое лицо. Кассия вздрогнула, ей стало нехорошо. Она видела прямые русые волосы, слипшиеся от пота, и приподнятые, будто удивлённые брови. Сколько ему лет? Кассия определила – восемнадцать-двадцать. Примерно столько же Асканию. А ведь и он мог оказаться на арене. Она попыталась вглядеться в лица гладиаторов, бившихся без забрал, и увидела в них… людей. Таких же, как она, как Гай Цельс, как её отец.
– Я хочу уйти.
– Почему, – рассеянно спросил Гай Цельс, не отрываясь от кровавого зрелища.
– Хочу, и всё. Мне это неприятно.
– С чего вдруг, – мужчина удивлённо повернулся к Кассии. – Ты так мечтала о боях.
– А теперь не мечтаю, – начала злиться девушка.
– Но… – Гаю явно не хотелось уходить. Кассия поняла это.
– Ты оставайся. И отец тоже. Папа, я ухожу.
– Вот это новость!
– Мне что-то нехорошо.
– Ты заболела? Мне пойти с тобой?
– Нет. Мне вполне хватает Зеи и двух рабов.
Кассия поднялась и направилась к выходу, следом за ней шли её верные слуги, расстроенные необходимостью покинуть такие желанные игры.
В последний момент Кассия обернулась в сторону арены. Первого победителя уже не было видно среди сражающихся. Из восьми, вышедших на бой, в живых остались только трое. Девушка отвернулась и решительно зашагала прочь, она знала, что никогда больше сюда не вернётся.
Сам того не замечая, Асканий увлёкся действием на арене. Он никогда ранее не видел такого жестокого кровопролития. Сначала его удивило, с каким жаром все вокруг бранят и ругают бойцов. Асканий озирался по сторонам и с осуждением смотрел на разгорячённых людей. Но очень быстро он забыл обо всём и стал вести себя так же, как все окружающие. Правда, в отличие от многих он не ругал гладиаторов и не смеялся над их ошибками.
Победителем вышел один из ретиариев. Весь израненный и грязный, он, не обращая внимания на орущих зрителей, побрёл к распрядителям игр получать традиционный, не имеющий для него никакой ценности, подарок.
– Кассия ушла.
Вел вытянул шею и поискал девушку среди богачей.
– Точно, не видно. Может, отошла куда-нибудь и сейчас вернётся?
– Нет, – покачал головой Асканий. – Не вернётся. Видишь, её уличных рабов нет.
– Да и ладно! Разве без неё представление станет хуже? Отдыхай в своё удовольствие. Когда ещё такое сможешь увидеть?
Весёлость Вэла стала раздражать Аскания.
– Как можешь ты, бывший гладиатор, радоваться чужим смертям? Неужели тебе не жаль этих людей?
Улыбка сползла с лица Вэла.
– Видишь, арену посыпают свежим песком? Прячут кровь. Но отсюда её и так не видно. А когда стоишь там, внизу, кровь жжет пятки сквозь сандалии. Знаешь, сколько её там? А запах? Ни одна из этих курильниц не спасёт от него, когда тёплая, пахучая кровь брызжет тебе прямо в лицо! Знаешь, как я выжил? Хочешь узнать?
Вэл Сатис говорил громко, и многие уже прислушивались к нему.
– Хочу, – твёрдо ответил Асканий. Он понимал, что гнев бывшего гладиатора направлен не на него, и потому спокойно смотрел в колкие, ненавидящие глаза Вэла.
– Я забыл о смерти. О своей и чужой. Я думал только о жизни. И сейчас я радуюсь не тому, что одни из них убиты, а другие покалечены, а тому, что вот тот малый выжил… а ещё тому, что много лет назад я смог выбраться из этого кошмара, – Вэл взял себя в руки и постарался успокоиться. – Я тебе не говорил, что это первые бои, которые я смотрю со стороны, как зритель.
– Смотрите, это же Вэл Сатис!
– Точно!
– Привет тебе! Ты был отличным бойцом!
– Да он и сейчас хоть куда!
– Славься, отважный Вэл! – послышалось со всех сторон.
И тут на арену выпустили голодных тигров. Зрители засвистели и заулюлюкали, звери стали шарахаться из стороны в сторону, сталкиваясь и огрызаясь. Начали завязываться короткие стычки. Но публика понимала – должно ещё что-то произойти. И, правда, распахнулись другие двери, и появились визжащие кабаны. Хищники забыли друг о друге и напряглись в предвкушении лёгкой добычи, они не ожидали, что кабаны будут так отчаянно сопротивляться, и ни одна полосатая шкура не останется без глубоких ран, оставленных клыками. Но конец схватки был предопределён раскладом сил: тигров было больше, чем кабанов, и голодные хищники стали драться между собой за куски свеженины. А что дальше? Никто не заметил, в какой момент на арене появились медведи, по два на каждого тигра. Огромные, матерые звери, видимо, всю жизнь питались только мясом, но в последние дни сидели на голодном пайке. Их грозный рык послужил сигналом для новой, более жестокой и кровопролитной схватки, в которой не выжил ни один полосатый зверь. Несколько минут медведи спокойно ели, не обращая внимания друг на друга. Но прозвучавший гонг оторвал их от туш кабанов и тигров, они подняли окровавленные морды и осмотрелись. Асканий подумал, что, видимо, этот звук всегда предшествовал кормёшке медведей.
– Сейчас пойдут гладиаторы, – проговорил Вэл.
Семеро бойцов стояли, сбившись в кучу. Их вооружение было минимальным – только ножи, а сила и размеры медведей внушали ужас даже зрителям, сидящим в безопасности. С боков и лап медведей свисали клочья разодранной шкуры, но они не замечали таких мелких повреждений. Было понятно, что устроители преднамеренно жертвовали бойцами, и дали им ножи только для того, чтобы их смерть не выглядела элементарным убийством, и не была слишком лёгкой. Асканий высказал эти предположения другу, тот кивнул и добавил:
– Гладиаторы, которых ты видишь, бесперспективны: слабы физически или трусливы. Продать их невозможно – никто не купит, кормить – накладно. Вот и делают из них жертв. Они обречены. Правда, если кому-то повезёт, то его могут и отпустить.
Асканий начал закипать.
– Но почему они выходят, если знают, что умрут?
– Что? – Вэл не услышал вопроса. Так как в этот момент медведь метнулся к ближайшему человеку и буквально разорвал его на части. Амфитеатр взревел от ужаса и восторга.
Асканий потянул подскочившего Вэла за тунику и попытался усадить рядом с собой. Он чувствовал неприязнь ко всем, кто наблюдал за беспредельной жестокостью, творящейся на арене. Мужчины и женщины, юноши и девушки ели, пили, любезничали друг с другом, в то время когда у них на глазах умирали такие же, как они, люди. Вокруг Аскания, не смолкая, ревела толпа. По тому, как гул усиливался, юноша догадывался, что очередной боец умер в лапах зверей.
– Тебе что, не интересно? – Вэлу приходилось орать прямо в ухо Асканию, чтобы тот смог его услышать.
– А неужели тебе интересно? Их убивают, а они даже не могут дать стоящий отпор… всем это нравится, даже тебе! Ведь ты сам мог оказаться на их месте…
– Не мог! Я всегда был хорошим бойцом. Меня берегли!
– Значит, если ты силён и ловок, то можешь жить, а если слаб и труслив, то обязан умереть?
– Асканий, не кипятись! Это – РИМ! Это его порядки. И не тебе или мне их менять! Это – система, которая существует века, и она будет существовать, пока угодна богам!
– Богам? Боги, почему вы так хладнокровно наблюдаете за всем этим кошмаром? А может быть, у вас самих он вызывает интерес?
Рёв толпы изменился.
– Чему все удивляются? – Вэл и Асканий не успели встать, как часть навеса над их головами поднялась вверх. Скорее всего, оборвались канаты, которыми полог был прикреплён к стене амфитеатра. Освободившись от сильного напряжения, парус взметнулся ввысь, затем медленно стал опускаться, постепенно открывая солнцу ряд за рядом. Сидя пока в тени, Асканий смотрел на полотнище, забыв о происходящем на арене. Парус опускался всё ниже, ниже и… солнце впилось в его лицо миллионами огненных игл.
Асканий зажмурился.
Но даже сквозь плотно сжатые веки он видел красный, всепроникающий свет…
– О Атон! Ты сияешь прекрасно на небосклоне, диск живой, начало жизни! Ты взошёл на восточном склоне неба и и всю землю нисполнил своею красою! Ты прекрасен, велик, светозарен! Ты высоко над землёю! Лучи твои объемлют все страны, до пределов созданного тобой…
Средь жёлто-белых песков, перевязанный синей лентой Нила, стоит белый, утопающий в зелени садов, город.
В нём – счастье:
он окутан всевышним светом, в него не входят беды.
В нём – радость:
он наполнен добром и правдой.
В нём – блаженство:
он создан по велению Бога, Единственного и Всемогущего Атона.
А на балконе, в Окне Явления стоит Царь – Исполнитель воли Атона – Эхнатон. Сотни подданных смотрят на него снизу, в суеверном экстазе вознося хвалу. Он поднимает руки к Солнцу, будто пытается обнять горячий диск Атона. Из его ослеплённых сиянием глаз текут слёзы, а он всё смотрит на своего бога.
Наконец Эхнатон покорно закрывает глаза.
Его трясут за плечи, пытаются чем-то напоить… вокруг орут и беснуются люди в пёстрых одеждах… запах курящихся трав раздражает ноздри… он смотрит вниз – там красный песок…
Сознание замутилось и покинуло его.
ИЮЛЬСКИЕ КАЛЕНДЫ 822г. ОТ ОСНОВАНИЯ РИМА. (1 ИЮЛЯ 69г. ОТ Р.Х.)
– Всё спит? – Голос Вэла Сатиса.
– Да. Странный какой-то сон, – голос Примигении.
– Говорят, его душа покинула тело и блуждает где-то.
– Хорошо, что мы его не похоронили.
– Да. Все говорили: умер, умер. Одна ты не верила.
– Конечно. Мягкий он.
– Точно. Мёртвые коченеют и становятся как дерево. А он ещё и тёплый, – прошептал Вэл Сатис.
– Семь дней уже прошло?
– Да… Кажется, сильный юноша, а нервы ни к чему не годные.
– Впечатлительный он…
– Идём, я хочу принести щедрые жертвы богам за его пробуждение.
Лёгкие шаги и хлопок двери.
Асканий встал. Прошёлся до двери, вернулся к постели. Пошевелил пальцами, поднял руки над головой. Опустил их, наклонился в одну сторону, в другую. Прижал ладони к груди, медленно провёл ими по телу вниз до плоского мускулистого живота. Перевёл руки на бёдра, ощутил их крепость.
Только потом подошёл к зеркалу и всмотрелся в себя. Кто он такой, он помнил. Но что с ним случилось не мог понять, как ни старался. Проспал семь дней? Почему? Асканий напряг память, но, увы, ничего не забрезжило в его сознании. Он сел на холодный пол и задумался. Постепенно вспомнились все события до дня открытия амфитеатра, но что случилось в тот день? Асканию он виделся одним большим размытым пятном. Как ни старался, он не мог понять, из-за чего он потерял сознание и не приходил в себя целых семь дней.
Здесь, на полу, и нашёл его Вэл.
СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ПЕРЕД СЕНТЯБРЬСКИМИ КАЛЕНДАМИ. (25 АВГУСТА 69г. ОТ Р.Х.)
Он не выходил из дома. Но знал обо всём, что происходит в городе, благодаря вездесущему Велу Сатису. Его душевные и физические силы постепенно возвращались к нему.
Прошло больше месяца, как стало известно, что в убийстве Спурия Феликса и Маркуса Сатрия всё таки обвиняют сбежавших рабов – Сеяна и его самого. Вопрос о казни рабов Феликсов больше не рассматривался, арест с них сняли и они свободно передвигались по городу.
В этот день Асканий проснулся, как только рассвет позолотил крыши домов. Правда, в его кубикуле не было окон и не возможно было с точностью определить который час, но он внутренним чутьём понимал, что ещё рано. В лампе на высоком идолино106 трещало масло. Под этот звук Асканий впервые начал планировать своё ближайшее будущее. К тому времени, когда начался новый день, он уже знал, что ему делать.
Асканий позвал раба, и тот принёс ему кувшин с водой и таз. Умывшись, он оделся и вышел из комнаты с намерением как можно скорее найти Вэла Сатиса. И только он вышел из коридора в перистиль, как нос к носу столнулся с другом.
– О, ты уже готов к завтраку! – воскликнул Вэл, здороваясь.
– Да, у меня к тебе просьба…
– Потом. Идём скорее, из кухни так дивно пахнет грибами, что я чуть было не проглотил язык, проходя мимо.
Асканий покорно пошёл за Велом, понимая, что пока тот не поест, с ним бесполезно говорить о делах.
В триклинии рабы заканчивали сервировку стола. Мужчины сами разулись и удобно устроились на ложах. Тут же с жаровни, стоящей рядом со столом, была снята посудина с грибами и водружена посреди других блюд. Вэл потёр ладони, убрал с неё крышку и сам наложил себе в тарелку огромную порцию кушанья. Асканий не выдержался и засмеялся.
– В чём дело? – Глядя из подлобья и чавкая, спросил Вэл.
– Ты с таким вожделением смотришь на грибы и с таким наслаждением их ешь, что я даже забыл о собственном голодном желудке, наблюдая за тобой!
– Наполни его тарелку, Крип, – пробурчал Вэл. – Я хочу посмотреть, как он съест первую ложку.
Раб немедленно выполнил распоряжение хозяина. Асканий попробовал еду.
– Х-м, не дурно.
Несколько минут слышалось жевание и причмокивание.
Ранее солнце осветило вход в триклиний. Стало светлее, но не настолько, чтобы можно было погасить лампы. Асканий подождал, пока Вэл Сатис насытится. Наконец, тот сладко потянулся и лениво налил вино в кубки.
– Вот теперь говори.
Вид друга напомнил Асканию сытого и двольного жизнью кота и он снова улыбнулся.
– Теперь над чем смеёшся? Снова надо мной? – Обиделся Вэл.
– Не сердись, друг, это не злой смех. Поверь, мне приятно быть знакомым с тобой, и я никогда не смогу и не захочу обидеть тебя. К тому же я безмерно благодарен за всё, что ты для меня сделал и никогда этого не забуду.
– «Безмерно благодарен», «никогда не забуду» – это слишком много и неопределённо. Помни обо мне хотя бы несколько дней после расставания. Которое, видимо, неизбежно. Ведь ты собираешься уходить?
– Да. Мне больше нечего здесь делать.
– Я знаю. И мне очень жаль. У меня есть и были друзья, но никому из них мне не приходилось делать столько одолжений, которые были совсем не в тягость. О чём ты хотел попросить меня?
– Помоги мне встретиться с Кассией.
– Зачем? Для чего тебе нужна эта гордячка? – Голос Веэа стал сухим и колким. – Избежать стольких опасностей, умудриться прожить несколько месяцев под носом у властей при обвинении в убийствах и после этого пойти и практически сдаться?
В минуты волнений бывший гладиатор не мог сидеть на месте. Вот и сейчас он встал и заходил по комнате, отшвыривая всё, что попадалось под ноги. Асканий отрицательно покачал головой.
– Помоги мне встретиться с Кассией, – повторил он.
Вел сел и, прищурясь, стал смотреть на юношу, будто пытаясь угадать его намерения.
– Мне это нужно. Очень, – Асканий коснулся плеча друга.
– Зачем? – Строго спросил Вэл.
– Я уже сказал, что мне здесь больше нечего делать, но Кассия должна узнать, как погиб её брат.
Вел Сатис не сводил глаз с Аскания.
– Ты не похож на безумного влюблённого.
– Нет. Я не безумный влюблённый.
– Ты понимаешь, что у тебя нет шансов насчёт неё?
– Да. Я объяснил тебе, для чего хочу встретиться с Кассией. Я не вру.
– Понимаю, что в этом есть смысл, но ты всё равно не нормальный. Что именно тебе нужно от меня?
– В Помпеях ты знаешь всё обо всех. Помоги мне легально войти в её дом и поговорить с ней.
– А если она прикажет поймать тебя, как только узнает?
– Нет, – уверенно ответил Асканий. – Скажи, с кем Кассия согласилась бы встретиться?
– Надо подумать… Сложность в том, что всех просителей и посетителей принимает сам Постумий Сатрий.
– Но ведь он не всегда бывает дома.
– В таком случае приёма просто нет.
Асканий погрустнел.
– Не ловить же её на улице.
– Это невозможно. Видел, какие атланты постоянно сопровождают Кассию?
– Но ведь должен быть выход! Чем она увлекается?
– Книгами и различными старинными вещицами.
– Какими вещицами? – Ухватился Асканий.
– Вазы, гермы, бюсты, колоссы, шкатулки, украшения и так далее.
– Это идея… Можешь найти что-нибудь из перечисленного?
– Попытаться можно, но на это уйдёт время.
Асканий помотал головой:
– Нужно поскорее.
– Куда спешить?
– Я хочу уйти.
– Почему именно сейчас и так срочно? Ведь до сегодняшнего дня ты не спешил.
– Не знаю, Вэл, не знаю. Просто чувствую, что так нужно. Покончить со всеми делами и уйти.
– Куда?
– Домой. Сначала домой. Ведь только там меня ждут.
– А потом? – Вэл уже представил разлуку с другом, и ему стало тоскливо.
– Позже решу. Как только поговорю с Кассией, так сразу и уйду. Не заходя сюда… Ну что ж, спасибо за отменный завтрак, – Асканий, не обуваясь, пошёл к дверям. – Чуть не забыл, сможешь достать карту дорог?
Вэл молчал, задумавшись и, не мигая глядя в какую-то точку на противоположной стене. Асканий вернулся к другу и встал перед ним.
– Что?
– Ты в норме? Всё хорошо?
– Да, да, порядок, полный порядок, – энергично закивал Вэл.
– Ну, ты сможешь?
– Что?
Асканий вздохнул и медленно повторил просьбу:
– Сможешь ли ты достать карту римских дорог?
– Она у меня есть.
– Отправь её ко мне как можно скорее. Я её перерисую и верну.
– Можешь оставить себе. У меня их несколько.
– Ты точно в порядке? – Уточнил Асканий.
– Всё нормально, не волнуйся. Просто вспомнил об одних обязательствах, которые должен был выполнить ещё вчера. Иди спокойно.
Асканий сделал вид, что поверил другу и вышел из триклиния, в котором шустрые рабы гасили лампы и убирали со стола. По дороге в таблинум он пытался вспомнить хотя бы один случай, когда Вэл Сатис нарушил бы данное им слово или не выполнил обязательств.
Шум за окном в коридоре привлёк его внимание. Он выглянул и заинтересовался странным поведением нищего у обочины дороги. Тот яростно пинал деревянным башмаком какой-то предмет, наклонялся, пытаясь вынуть что-то из щели. Его всклокоченные волосы и спутанная борода говорили о том, что бродяга жалеет потратить на баню даже мелкий асс. Асканий присмотрелся и увидел, что нищий пытается достать серебряную монету, застрявшую в щели между камнями мостовой. Видимо, он давно уже трудится над ней: его потрёпанная туника выбилась из-под пояса, почти оголив старые ягодицы, едва прикрытые грязной набедренной повязкой. Котомка с заплатами и видавший виды плащ бродяга бросил рядом и позабыл о них.
Асканий сжалился было над стариком и собрался принести ему клещи, как вдруг из-за угла появились новые действующие лица – мальчишки лет семи-восьми. Они громко смеялись, а, подойдя ближе, стали дразнить бродягу и смеяться над ним. В приоткрытое окно Асканий слышал их голоса и понял, что старый попрошайка попался на одну из частых шуток ребятни. Они заливали в щель между камнями свежую глину, а перед затвердением вставлялм в неё монету. Оставалось дождаться прохожего и, прячась, повеселиться над его стараниями. Обычно люди быстро отчаивались добыть деньги и уходили. Но этот старик оказался таким настойчивым, что мальчишки не выдержали и вышли из своего укрытия.
Поняв, в чём дело, раздосадованный и разозлённый нищий погнался за дерзкими детьми размахивая палкой. Те бросились в рассыпную, но далеко не убежали, надеясь вернуть монету себе. Но не тут-то было – бродяга вернулся и сел на обочину дороги с таким видом, будто собрался просидеть там всю жизнь.
Асканий распахнул окно и крикнул:
– Эй ты, какая там монета?
Попрошайка поднял голову и недоверчиво уставился на него.
– Я тебя спрашиваю. Какая там монета?
Старик наклонился к дороге, покосился на Аскания и скрипучим голосом ответил:
– Сестерций.
– Ого! Щедрые дети! Я дам тебе сестерций взамен этого.
Старик молчал. Асканий вошёл к себе в комнату, достал котомку и пошарил в ней. Не найдя кошелька, он вытряхнул всё содержимое сумки на кровать. Посыпались вещи, сверху упал мешочек с деньгами. Асканий быстро достал сестерций, бросил кошель обратно и замер. Красноватая, деревянная игрушка откатилась в сторону от выпавших из котомки вещей. Солнечный диск. Старинная вещица. Пропуск в дом Кассии Сатрии.
Асканий вернулся к окну. На улице почти ничего не изменилось, только мальчишки подобрались поближе.
– Держи!
Старик ловко поймал деньги и сунул их запазуху. Но уходить не собирался.
– Что сидишь? Ты получил то, что хотел!
Бродяга помотал косматой головой и проскрипел:
– Если добуду этот, у меня будет два сестерция.
Мальчишки возбуждённо зашумели.
– Да уж! Ситуация! – Растерянные лица детей и упрямая физиономия старика заставили Аскания засмеяться. – Интересно, а вы уйдёте, если получите другую монету?
– Не-а. Мы тоже хотим свою денежку! – ответил за всех конопатый сорванец.
Тут уж Асканий расхохотался громко и от души. Он быстро прошёл коридорами ко входной двери и окликнул привратника.
– Хочешь заработать сестерций?
– Конечно, хочу! – обрадовался раб.
И Асканий выдал ему инструкцию, а сам вернулся к окну, перед тем прихватив из кошеля семь ассов, по колличеству детей. Эта сумма почти вдвое превышала стоимость сестерция, забитого детьми в глину. Через несколько секунд на улице появился раб-привратник с сумкой. Он без труда прогнал старика, достал из сумки клещи и, раскачав монету, вынул её из глины. Потом так же спокойно удалился.
Бродяга проклинал его, а проказники молчали и с жалостью смотрели вслед человеку, уносящему их добро.
– Эй, ребятня! Кто у вас главный? – Дети вытолкнули вперёд того рыжеватого мальчишку, что отвечал Асканию.
– Иди сюда, под окно, – тот с опаской и оглядкой подошёл. – Лови… компенсацию.
Асканий бросил ему ассы, завёрнутые в пергамент. Конопатый бегом вернулся к друзьям и развернул пакетик. Ребятишки радостно ахнули.
– Купите себе что-нибудь вкусненькое и перестаньте издеваться над людьми.
Он ещё немного посмеялся над незадачливыми шутниками. Но, вспомнив, что его селезёнка107 всё ж не железная, закрыл окно и ушёл к себе.
– Почему ты так упрям?
Вэл Сатис шагал рядом с Асканием через запруженный людьми форум. Мужчины в тогах, туниках, паллиях и хленах толкали друг друга, торопясь по своим делам и делишкам. Чтобы обойти толпу, собравшуюся вокруг декламирующего поэта, им пришлось идти между колоннами, окружающими форум.
– Я должен отправиться сегодня.
– Почему?
Асканий не ответил, потому что, обойдя очередную мраморную колонну, они наткнулись на групку учеников педагога-грамматика. На вощёных табличках дети под диктовку писали тексты, а учитель, проходя между ними, проверял их работы. Иногда он останавливался и со словами «поворачивай стиль»108 отвешивал нерадивому ученику лёгкий подзатыльник.
– Сколько он зарабатывает? – Спросил Асканий.
– Как мелкий ремесленник.
– Мало.
– А за что платить ему больше? Грамматик только диктует тексты по-гречески или на латыни. И всё. Почти все они пьяницы и неудачники. Но в основном – добрые и безобидные люди.
Они проходили под стенами заведения Евмахии. Вэл Сатис поморщился:
– С закрытыми глазами можно угадать, в каком месте форума находишься. От этого дома невозможно несёт невыделанными шкурами и мочой.
– А как можно угадать базилику? По запаху исков и жалоб? – Поддел друга Асканий.
– Нет. По крику адвокатов.
Перед храмом ларов они опять вышли на форум. В этом месте народу было поменьше. Несколько молодых бездельников обсуждали городские новости, стоя возле статуй и портиков. В храм Юпитера Оптима Максима, бога богов и верховного покровителя Рима никто не заходил. По его ступеням, возвышающимся на десять футов над землёй, поднимались только рабочие – храм, сильно разрушенный землетрясением, неспешно ремонтировали уже семь лет. А вот храм ларов восстановили сразу и в ещё большем блеске.
Асканий вернулся к прерванному разговору:
– Если я скажу, что во сне ко мне явился мой гений и назвал этот день, как самый благоприятный для начала путешествия, то ты успокоишься и перестанешь третировать меня одним и тем же вопросом?
– Раз уж так сильно надоел тебе, то перестану, – обиженно пробурчал Вэл Сатис.
Асканий глянул на друга и улыбнулся.
– Обойдём храм Юпитера слева, – решил Вэл. – А то сегодня торговый день. Видишь, какое столпотворение возле мясного рынка, справа от храма?