Книга ошибок для испаноговорящих. Записки из тропического далека

Латиноамериканское “ты”

Латиноамериканское обращение на «ты» к собеседнику любого возраста – это выражение приветливости и расположения. Тебя даже не приглашают, а включают в круг своих друзей, чтобы ты сразу чувствовал себя своим, а не чужим, не того возраста или круга – то есть, исключённым из группы. Уважение не нуждается в дополнительном подтверждении в латиноамериканском обществе, которое, по воспитанию, религиозно и традиционно придерживается культа родителей и уважения к старшим. Уважение – неотъемлемая принадлежность: на тебя никогда не посмотрят неприветливо, и тем более не скажут даже просто невнимательного слова. Основная установка здесь – чтобы человек чувствовал себя желанным, так выражается христианская любовь к ближнему у жителей Америк. Возраст в латинской компании не играет роли по этой же причине – все, любых возрастов, как младшие, так и старшие, приглашены на праздник, всем добро пожаловать. Поэтому «вы» употребляется только по отношению к вышестоящим в официальных ситуациях, что в компании выглядело бы, как изоляция тебя от остальных, что недопустимо. Латинцы – дружелюбный народ.

Моей московской подруге понравилось, как с ней разговаривал мой старший сын:

– У него, когда он со мной говорит, интерес в глазах по отношению ко мне, с ним здорово общаться. У нашей молодёжи такого нет, они как бы внутренне изолированы от нас, старших.

Я была очень рада и горда такому замечанию:

– Это у него латиноамериканское.

* * *

Известно, что дети от смешанных браков часто получаются необычной красоты или особенностей.

У Гели, чей папа мулат, – зеленые глаза и светлые африканские волосы, уложенные в длинные дредлоки. Благодаря своей экзотической внешности, Геля в свое время была ведущей моделью страны.

Такая же светлая африканская шевелюра у сына Таси – Костика Габирия. Может показаться, что Габирия – грузинская фамилия, но в данном случае она баскская. Среди испанских конкистадоров в Латинской Америке были и баски.

– Никогда не думал, что в моём доме будет жить негритёнок, – говорил Тасин папа, играя с маленьким внуком.

У Артема, который вырос на перешейке и по-русски говорит как русский, – внешность русская, но удивительно другое. Его разговор и поведение – это разговор и поведение русского интеллигента. В здешней среде такого феномена – интеллигенции в русском понимании слова – нет. Вот так удивительно работают гены.

Русские жены

Инга осталась с малышкой на руках без мужа, без дома, без работы и с больной ногой, из-за которой надолго попала в больницу. В больнице над ней взяли шефство сёстры-доброволицы из Французского центра. Они позаботились о ребёнке, пока она лечилась, и когда вышла из больницы, помогли ей найти жильё, подать на развод и устроиться на работу.

По мере прибытия из России новых смешанных брачных пар, число неудавшихся союзов росло. Среди немногочисленных счастливых браков случались и горькие случаи раннего вдовства жены. Молодые русские вдовы, впрочем, как и жены, с малолетними детьми на руках, ходили по городу под палящим солнцем в поисках работы. Все они имели профессию – но большинство областей народного хозяйства, где они могли бы работать, в третьем мире отсутствовало. Безуспешно обив все возможные пороги, они устраивались продавцами недвижимости и массажистами – это были единственные зарплаты, позволяющие без помощи мужа растить детей. Редко кому удавалось работать по специальности и давалось это тяжким трудом.

Многодетной матери-одиночке Наде удалось получить от государства социальное жилье, то есть, почти бесплатное – однокомнатную квартиру в жилом комплексе в черте города. Две двухъярусные кровати занимали спальню целиком, так что дети-школьники проходили между ними бочком. На выступах кровати висела гроздьями одежда на металлических плечиках, вместо платяного шкафа. Сама Надя спала на диване в узкой гостиной напротив ванной, чья дверь, открываясь, касалась дивана, и где впритык к дивану удивительным образом помещался холодильник и плита. Над диваном во всю стену висел знакомый каждому советскому гражданину красный узорный ковер, из тех прекрасных натуральных фабричных образцов, вытканных в южных республиках СССР. Старшая девочка присматривала за младшими братьями, пока мать допоздна работала на основной работе и дополнительных заказах.

Жизнь развивалась по своим законам и судьбы выстраивались по Божьему предопределению, независимо от географии пребывания. В одинаково непростых буднях русских жен варьировалось место проживания в стране, срок совместной жизни в браке, количество малолетних детей… название диагноза.

Они лежали с раком, миомой и лейкемией, общим сепсисом и бог знает ещё с чем – и только тропическое солнце, беспощадное ко мраку физическому и духовному, спасало их неопытный дух и превращало его в неугнетаемый.

«Иветта, Лизетта, Мюзетта, Жанетта, Жоpжетта»…

III

С каждым годом российское присутствие на перешейке расширялось, характер русской миграции менялся – большие изменения грянули в связи с перестройкой – и в 90-е в этой стране уже было не только русское консульство, но и посольство, и даже церковь.

Именно церковь – со своим домом на большом участке, со свободным доступом всем и каждому, в отличие от правил безопасности посольства – стала местом объединения русской диаспоры, в подавляющем большинстве своем неверующих – наследников советского воспитания.

Батюшки

Батюшка № 1 обладал классической внешностью, возникающей в сознании советского россиянина, воспитанного на образе дореволюционного попа в рясе: плотный, пузатый, мордатый, заросший спутанными волосами, переходящими в бороду. Выяснилось, что он монах и в прошлом танкист. Обе реалии выглядели экзотично для женщин, давно не имевших дело с отечественным бытием, причём, последняя звучала диссонансом по отношению к первой. Отнесли это на счёт своей оторванности от пореформенных процессов отчизны.

Собственно верующих – тех, кто организовал церковь в зарубежной столице и выписал в неё священника – было мало, и двери держали открытыми для всех сочувствующих. Cоотечественницы, перенявшие радушиe местных жителей, принимали русский храм за место встречи земляков. При взаимодействии Российского посольства и священника организовали русскую школу для детей, для чего выделили столовую в жилой половинe. На большом стенде батюшка вывешивал собственной редакции журнал и фотографии полуцерковной-полусветской жизни общины. Cобственно верующие всё же вели некую церковную, приближённую к батюшке деятельность. От них стало известно, что тот, вопреки монашескому сану, грешит чревоугодием и злоупотребляет спиртным: по-зарубежному двойной холодильник стоял забитый до отказа едой, a кухню загромождали ящики из-под пива. От них же пошли жалобы, что батюшка резковат, a скорее грубоват, чаще груб, обычно большой грубиян. Танкист, – миролюбиво решили женщины из круга сочувствующих возврату нации на духовныя круги своя. Приближённые же сёстры во Христе неожиданно (хотя и закономерно, ибо бремя танкистской лексики ложилось исключительно на их близрасположенные плечи) восстали и написали Патриарху прошение заменить монаха на женатого священника, который бы по положению своему, надеялись женщины, лучше понимал нужды и чаяния семейных прихожан. Так деликатно выразились в своём послании немногочисленные воцерковлённые прихожанки.

Уже перед отъездом батюшка, страдающий диабетом, попал в больницу, и задержался в ней на месяц с лишним. Поговаривали, что заболевание его связано с неправильным питанием и недолжным возлиянием. Впрoчем, навещали его исправно и сочувственно.

Через некоторое время после своего отбытия и уже после того, как приехал новый женатый священник и в новых впечатлениях подзабылись грубости прежнего отца церкви, до прихожан дошёл слух о нём с российских Курил, куда Патриарх, к дружному смеху оставленного им прихода, «услал», как решили женщины, батюшку-танкиста.

Приход

Юные, молодые, зрелые и в возрасте женщины составляли этот зарубежный приход. А кто ещё мог его составлять, если его основное население, начиная с 60-х годов прошлого века, были русские жёны местных жителей, отправившихся в своё время получать высшее образование в Россию. Именно в 60-х годах перестали лишать гражданства советских подданных, заключавших браки с иностранцами.

Результатом чего сегодня в этой тропической стране жило около ста смешанных семей c матерями из разных уголков бывшего Советского Союза. Эдакие «декабристки» со своим потомством. Российских отцов насчитывалось всего трое, чему имелось другое политическое объяснение, основанное на советской демографии: мужчин в Союзе продолжало катастрофически не хватать. В этой связи и без того редким отношениям советских мужчин с иностранками власти чинили косвенные, но действенные препятствия, – вплоть до перестройки добивались брака единицы.

Вплоть до перестройки же процесс поездки смешанной семьи на родину мужа организовывался властями с процедурами, максимально травмирующими отчаянную российскую жену и её родителей. Неужели власти надеялись такими мерами удержать её от поездки? Имея опыт декабристских жён, зная национальный женский характер и воспитывая поколения на лучших традициях русской нравственности, безликая власть в лицах замордованных нашей общей российской действительностью слуг чинила глумление над своими согражданaми под видом радения за их безопасность.

Родителей жены обязывали давать расписку в том, что они к дочери не имеют претензий ни экономического, ни морального порядка, в случае её отъезда за границу. Этические нормы не выдерживали испытаний, в семьях поселялaсь многоликая Вина – родители и их взрослые дети становились её жертвами пожизненно.

Надо заметить, что о юных советских авантюристках, рвущихся замуж за границу от советской действительности, знали, в основном, понаслышке. Как правило браки с иностранцами заключались в студенческой среде на сугубо романтической основе, идущей ещё от классической русской литературы ХIХ века, а кроме того от советского детcкого сада, закладывающего интернациональное воспитание с младшей группы. Много душевных драм принесло нашим согражданам это несоответствие между советскими лозунгами и советской повседневностью.

Лишь Богу известно, какую просветительскую миссию уготовил Он российским жёнам в просторном третьем мире, откуда, в основном, происходили их экзотичные мужья. За двадцать с лишним лет не было слышно в этой заросшей платановым буреломом стране o русской женщинe, которая бы не приехала за своим иностранным супругом на манер княгини Трубецкой. Каждая из них нашла здесь свои духовные рудники.

Развод

У каждой из “декабристок” развод остался далеко в прошлом. Как правило, он происходил если не по приезде, то в ближайшие годы, и в скором времени на улице можно было повстречать оставленного мужа – растерянного, виноватого, похудевшего – придавленного новой заботой.

Сказывалось ли культурное несоответствие супругов или же универсальные слабины мужской особи, но причина чаще всего была одна и та же – зарабатывать на жизнь и восстанавливать утраченный с приездом уровень жизни приходилось привезённой из-за моря жене. В этой борьбе за жизнь свою роль мужа выполнили очень немногие – их можно было перечислить по пальцам. Любопытно, что в основном они были из первых смешанных браков 60-х годов. В смешанных браках последующих лет роль мужа удавалась единицам, и основную массу смешанных семей в тропиках являли собой советские матери-одиночки с выводком детей, у некоторых до четырёх.

– Первых кандидатов отбирали на совесть, а позднее ехали бесхарактерные мальцы, желающие получить образование на халяву, – сказал мой никчёмный, но гениальный муж.

Идеологическая сумятица из культурных и религиозных различий гармонично уживалась в головах этих женщин. Неведомый батюшке идеологический симбиоз предстоял его разрешению. Разномастные княгини трубецкие в своём радушии, перенятом у местных жителей, могли ли таить опасность для нового поколения молодых, образованных, предприимчивых российских духовников?

Батюшка № 2

Батюшка № 2 внешне оказался полной противоположностью первому: свеже молодой, тощий, высокий, с хвостиком длинных волос, узколиц, в очках, интеллигентного вида, смешлив и ироничен, предельно образован, разговорчив, слегка картав, женат. Pовесница-жена в половину его роста, c круглой светловолосой головкой, неразговорчивая. Узнали, что иконописица.

Народ обрадовался и повалил в церковь.

Драма развилась стремительно.

Жительницы дальнего зарубежья, по прошествии лет слегка подзабывшие железную хватку родного государства, не сразу её распознали в поведении священника. Благоприобретённая в чужой стране привычка к демократическим свободам и вера в христианскую соборность сделали их наивными пред лицом русской церкви, смутили их женский ум. Конфликт имел идейную основу. Иллюзии очень скоро уступили место сожалению, сожаление – разочарованию, а затем короткая борьба за свои права и сдача рубежей.

Конфликт возник неожиданно и как бы на ровном месте. К тому времени закончились немногочисленные богословские разговоры с прихожанами за обеденным столом жилой части церковного дома, на чём навсегда исчерпала себя пастырская миссия нового батюшки, и погребена им заживо соборная инициатива по отношению к таким уже привычным для них обязанностям, как уход за библиотекой, занятия в воскресной школе, проведение праздников. Не сразу и не совсем поняли, что означает торопливый батюшка, убегающий от очередной просьбы прихожанки благословить церковное начинание. Оба земельных участка, на которые уже были выделены пожертвования неизвестных благодетелей, замерли в процессе покупки. Невнятная растерянность поселилась в чувствах прихожанок. Тем не менее, продолжал трепыхаться самодельный приходской листок.

Привыкшие к демократическим свободам женщины столкнулись с откровенной церковной диктатурой и оторопели.

«У кого деньги, тот и правит», – услышали прихожанки в устах священника уже подзабытую, но знакомую формулу, которую в церкви слышать отказывались. Ряды присутствующих на службе враз поредели. Зато пополнились ряды неверующих соотечественниц, которых батюшка по разным мирским вопросам приглашал на жилую половину дома.

Церковная община, зарегистрированная по местным законам, мало походила на свой российский вариант: в неё входили не сколько верующие, сколько имущие, в количестве, несравнимо меньшем действительному приходу. Однако батюшка, презрев такое обстоятельство, срочно собрал её, чтобы участники подписали не совсем понятную им петицию Московскому Патриарху. Что-то связанное с церковной землёй, но не совсем то, что они слышали об этом от батюшки прежде, и не совсем соответствующее действительности, которую наблюдали.

За последней подписью отцу церкви пришлось ездить несколько раз уже после собрания, поскольку самая упорная из прихожанок не соглашалась ставить автограф на чуждый ей документ. «Не приходите больше, батюшка!»– воззвала она в итоге с порога своего дома, но батюшка не только вернулся наутро же, но и упал перед ней на колени, умоляя помочь, как если бы за невыполнение ему грозило усекновение головы.

В том же евангельском ключе прошла воскресная служба. Перед началом её издатели принесли приходской листок, в котором смиренно и корректным слогом довели до сведения читателей невнятность сложившейся ситуации. Неизвестно, в какой момент службы удалось батюшке его прочитать, но запланированная проповедь была заменена на страстную импровизацию об иудах, после которой батюшка пал на колени перед паствой, и, кладя земные поклоны, испросил у неё прощения за неведомые ему грехи. Прихожане, устыдившиеся батюшкиной истерики, замерли и глаза долу дослушали спектакль до конца. Правда, нашлись и более хладнокровные, которые вышли из храма, не поддержав лицедейства в святом месте.

В последующие дни издатель приходского листка получил несколько анонимных звонков угрожающего характера, исходивших от сквернословящих пьяных соотечественниц, выступавших в защиту священника. Изумление помешало издателю испугаться. Трезвый разум говорил ему, что в заметке не только нет обвинений, но и факты перечислены лишь те, что упоминались батюшкой публично всему приходу. Гротеск происходящего напомнил служителю печатного слова о многообразии души своего народа. До обсуждения таких понятий, как право на противоположное мнение, уважение чужой точки зрения, взаимоотношение с людьми в коллективе, мнимость образа врага и неуместность мании преследования у адресата приходского беспокойства – дело просто не дошло.

В это же время на посольском приёме к издателю подошёл гость, приехавший из известного российского ведомства, и в радушной беседе за знакомство рассказал к слову, что знаком с батюшкой с тех времён, когда оба служили в маленькой европейской стране, где батюшка, отличаясь умом, успешно сплотил тамошних соотечественников вокруг православной церкви. Этот примечательный разговор так и остался стоять колом в памяти издателя.

Взбудораженный приход попытался было связаться с самим Патриархом, но в духовной курии у проворного батюшки оказались могущественные защитники, и петиция не дошла по назначению.

Смятые вихрем нежданных событий, никто не вспомнил «сосланного на Курилы» монаха-танкиста. Вспомнили о нём прихожане, только когда неожиданного пришла от него открытка с незлобливым приветом, вспомнили и сравнили… Давно канула русская школа и просветительский журнал грубоватого толстяка и закрылись на ключ двери столовой в жилой половине, где обитала теперь нерадушная матушка с малыми детьми.

Батюшка же, произведя необходимый эффект в своих владениях, развязал себе руки и стал зарабатывать на жизнь продажей недвижимости, поскольку зарплата из Патриархии приходила с многомесячными перебоями, а матушка нянчила двоих малышей. Да и содержание церковного дома требовало немалых вложений, на кои малочисленная паства не тянула. На возможные претензии батюшка предусмотрительно заявлял одно: «Службы я служу!», – что было абсолютной и неоспоримой правдой.

Наши родители

Скайп – великое изобретение. Мама привыкла к моим частым звонкам и уже не понимает их отсутствия, когда я уезжаю за город или на острова.

– Алё, мама?

– Где ты была? Почему не звонила? Я так волновалась: по телевизору передавали, что у вас был ураган! И ты не звонишь! Как ваши дела?

Мама – журналист старой гвардии, того цвета нации, который растоптали нищетой и забвением новые хозяева перелопаченной державы. Но мама не доверяет мизерному государству, расположенному на другом конце земли, поэтому мне сложно убедить её, что оно богоугодно, поэтому от урагана нам достаётся только дождь, а размах телестрастей обычно преувеличен. Студенческие беспорядки, профсоюзные забастовки, демонстрации и климатические нарушения выглядят, к счастью, гораздо эффектнее на телеэкране, чем на улицах моего города – достаточно заснять на видео одну горящую шину, чтобы на экране телевизора полыхала вся столица, и достаточно сделать фото одного поваленного дерева на набережной, чтобы создалось впечатление японского цунами.

Мама отказывалась путешествовать и никогда не навестила меня в моём далеке, мне так и не посчастливилось одарить её благами нашей земли обетованной. Моё желание доставить ей удовольствие от заботы посторонних людей, сердечной атмосферы пунктов здравоохранения и бытовых услуг без усилий – почило втуне.

В советские перестроечные времена приезжали в гости к своим «декабристкам» сёстры, племянники и тёти, матери и отцы, по отдельности и даже вместе. Некоторые матери оставались на полгода, а то и на год нянчить малолетних внуков. Они навещали свою дочь на работе, оживляя рабочую обстановку иностранного предприятия экзотикой собственного существования, иногда заходили вместе с внуком, обедали на общей кухне среди сотрудников, заводили с ними знакомство, насколько позволяло незнание языка.

Начиная с девяностых, когда характер русской миграции изменился и стали приезжать и оставаться целые семьи, бизнесмены, студенты, молодые сотрудники международных компаний – многие родители переселялись насовсем, помогали воспитывать подросших внуков. Некоторые родительские пары даже жили отдельно на свою пенсию. Некоторые, в свой срок, нашли здесь свое последнее прибежище.

Посольство

Для соотечественников, живущих на далекой стороне, посольство олицетворяет дом – не удивительно, что они всегда тянутся к нему и с радостью откликаются на любое приглашение. До перестройки, когда еще не было ни русского консульства, ни посольства, в стране работало агенство печати «Новости», где, кстати, служили журналисты из местных коммунистов наряду с советскими сотрудниками, которые приветливо относились к проживающим согражданам, и в офисе всегда можно было получить бесплатно советские издания, в частности, журнал «Экран».

С началом перестройки именно агенство печати «Новости» организовало первое собрание соотечественников с тем, чтобы рассказать об изменениях, происходящих на родной стороне. Первые русско-смешанные дети, еще маленькие, бегали в проходе между рядами стульев, занятые их молодыми мамами – первыми русскими женами в этой стране, пришедшие на первое собрание – первое внимание к гражданам «второго сорта», негласным «предателям родины», хотя они, конечно, совсем себя таковыми не чувствовали.

В последующие пореформенные годы и позднее внимание со стороны уже консульства, а позднее и посольства, росло, появился термин «соотечественники», между посольством и соотечественниками возникло сотрудничество, рабочие и дружеские отношения, с годами все более плотные и полноценные. По просьбе одного из наших послов, я даже подарила одну свою книгу с автографом посольской библиотеке.

Первый дипломатический сотрудник, воспользовавшийся свободой нового времени – то ли консул, то ли вице-консул – длинный, тощий, разговорчивый, сам напросился ко мне в гости, разыскал нас в жилом комплексе, выстроенном в центре города по кубинскому проекту, под названием «Либертадоры» («Отцы нации»), просидел у нас в гостях несколько часов подряд, по хорошей московской традиции, с большой любознательностью крутил головой и проявлял ко всему вокруг большой интерес. Было видно, что, оказавшись в новой для себя политической ситуации, он был счастлив.

Гораздо позднее, после открытия в стране российского посольства, другой дипломатический представитель очень охотно поддерживал со мной дружеские отношения и сотрудничал с моими творческим проектами, возил меня с моей выставкой в Коста-Рику выступать в Российском посольстве перед дипкорпусом Сан-Хосе, приглашал в Москве на торжественные мероприятия, организованные его родным институтом и Министерством Иностранных Дел. По роду службы, он много лет бессменно работал в нашем посольстве при разных послах и в итоге его торжественно проводили на пенсию, – на той многолюдной праздничной церемонии мы присутствовали всей семьей.

Еще один сотрудник дипломатической миссии одновременно был литератором и прекрасно переводил на испанский язык. На этой почве взаимного признания, когда закончилась его командировка, он оставил мне, по личной и литературной симпатии, коллекцию книг и предметов декора, которые не стал увозить в Москву.

…Через два дня, в воскресенье, выборы президента России. В конференц-зале, где посольские работники занимаются испанским языком, уже натянут от пола до потолка российский флаг, отгораживая как бы кабинку для голосования. На столе для голосующих положены четыре одинаковых плаката с информацией о баллотирующихся кандидатах.

В дверях появляется посол. Его появление всегда вызывает положительные эмоции: это живой, разговорчивый и благопристойный человек. За три года службы в его поведении ни разу не промелькнуло несоответствия между его собственной воспитанностью и идеологией государства, которое он представляет.

– Вы не приходили прошлый раз на выборы в парламент, – обращается он к преподавателю из местных соотечественников. – Вы должны были прийти. Надеюсь, вы обязательно придёте в этот раз. Это наш гражданский долг. Независимо от того, где мы живём, Родина всегда одна. Кому безразлична Родина, тот может поменять гражданство. И приглашайте, обязательно приглашайте всех голосовать!

Что-то поменялось в государстве, что заставляет его хамить? Значит, его поведение всё-таки на службе государству. Как я посмела усомниться в этом. Непростительная наивность.

Три года назад посол в виде гуманитарной помощи в обстановке безработицы устроил преподавателя на работу в посольство. Заслуги преподавателя в культурной жизни страны вызвали посольское внимание и поощрение. Его стали приглашать на посольские приёмы, пользоваться квалифицированными услугами перевода и однажды пригласили работать на выборах. Его даже выбрали в правление Общества дружбы двух стран. Всё это проживающие в стране сограждане расценили как вполне естественное поведение посольства в нормах общечеловеческих ценностей и в рамках государственных изменений.

Неужели демократическая маска так нестерпимо трёт нам морду, что наступил момент её содрать?..