– Не слушай их. – Гарет отступил, придирчиво оглядывая брата. – Увидишь, конечно. Перед алтарем покрывало снимут. Там уже не надо бояться сглаза, место-то святое.
– Да и стоит наряжаться так, – Иво подал Гарету цепь с рыцарскими орденами Гэбриэла, – если никто не увидит? Какая девушка на это согласится?
– Тебе нужен третий орден. – Гарет надел цепь, слегка поправил ее, – для симметрии. А то что это такое?
– Ты герцог. – Хмыкнул Гэбриэл. – Возьми, да награди брата и вассала. А то, кроме обнимашек публичных, ни фига, никакой награды за помощь, жадоба!
– А я-то все ждал, когда ты меня этим попрекнешь! – Засмеялся Гарет. – Ладно, Иво, тащи сюрприз.
– Орден Льва. – Объявил торжественно, и погодки засвистели, зааплодировали и заулюлюкали. – За храбрость и рыцарскую доблесть. Специально, по моему заказу (письменному), изготовили. Чистое золото, рубины. Ничего для брата и вассала не жаль!
Гэбриэл глянул на себя в зеркало. А ничего! Ну, не цветной. Черное, белое и глубокий серый. Зато драгоценности оживляют, сверкая. И ткань шикарная. Хорошо, что сейчас не июль, а конец августа, не сжарится на жаре. Глубоко вздохнул, зажмурился, тряхнул головой:
– ну, что? Едем?..
Марк, нервничая, ждал в таверне «Спящий великан». Сегодня! По обычаю, невесту будут сопровождать одни бабы да несколько пажей – самый удобный момент, другого такого может и не возникнуть никогда. В таверну вошел Кот, и Марк напрягся:
– Ты чего здесь?
Тот рухнул на стул подле него:
– Не получится.
– Это почему?!
– Кругом люди Хлорингов. В порт все подступы перекрыли, даже на дубах вдоль дороги засели. Словно знают. Не завелась у нас, случаем, «крыса», а?..
Марк промолчал, только с досадой стукнул бокалом о стол. Дело не в «крысе», разумеется. Просто Кот не в курсе, на кого на самом деле они охотятся, думает, что кто-то готов отвалить за смазливую девчонку кучу голды, такое порой бывало. А вот Хлоринги понимают, какая это желанная и диковинная добыча на самом-то деле. Вот и просчитали все… Кот перечислял: арбалетчики там-то и там-то, люди с собаками на дороге к порту… А если не по воде, то никак. В Пойме ни по какой дороге не уйдешь от эльфов. Только Барр, пожалуй, и сможет помочь. – Понял он. Но как, как обезопасить себя, как продать ей лавви и при том получить за нее то, что причитается, а не какое-нибудь смертельное заклятие?.. Об этом следовало подумать, и очень хорошо подумать. А пока поглазеть на свадьбу, может, удастся присмотреть в толпе или в свите кое-что интересненькое или полезное.
На дороге от Садов Твидла невесту и ее свиту уже ждали. Под копыта лошадям полетели цветы и хмель, раздались поздравления и приветствия. Встретить и поздравить невесту вышли все Твидлы, включая маленьких детей, люди пришли и приехали со всей Поймы и дальше; везде были музыканты, музыка звучала от перекрестка у Садов Твидла и до самого Богослова, где уже собрались гости, и его высокопреосвященство ждал невесту, облаченный в парадную мантию. Город готовился пировать вместе с замком, вновь накрывались столы под знаменитыми Гранствиллскими дубами, и у южных ворот на обширной поляне у ручья, и у Юго-Западных, и у ворот Блумсберри. День выдался на радость всем заинтересованным лицам прелестный: не жаркий, теплый, безветренный, пахнущий свежестью и поздним летом. Облака, белые, пухлые и небольшие, не грозили и каплей дождя. Когда кортеж невесты ступил в Ригстаунские ворота, в городе разом зазвонили колокола всех церквей, и от их веселого перезвона стало весело и как-то по-хорошему волнительно на сердце практически у каждого. Все в городе знали, слышали, что брак совершается по большой любви, что невеста – бесприданница и сирота, и в этой свадьбе нет и капли расчета или какой-то интриги. И это было приятно и волнительно вдвойне, ведь Гэбриэла Хлоринга Гранствилл успел полюбить, и большинство гранствиллцев радовались за него и его невесту совершенно искренне. Конечно, находились и такие, кто завидовал, или просто не верил, и даже такие, кто вспоминал все гадкие сплетни о невесте и о женихе, но их не слушали и не поддерживали в этот солнечный день. Даже нищие, которых стража убрала с пути невесты, чтобы не дай Бог, не расстроили своим видом ее в такой день, были не в обиде, тем более что по приказу герцога и его брата, для них тоже были накрыты столы под стенами монастыря францисканцев.
В Старом Городе над улицами протянули веревки с цветными флажками, дома были украшены цветочными гирляндами и коврами, вывешенными с балконов, горожане и горожанки все были в праздничных нарядах. Под их приветствия и отовсюду звучащую музыку, под звон копыт и колокольный перезвон, невеста подъехала, наконец, к собору. Спешилась с помощью подруг, и, не поднимая покрывала, скрывавшего даже свадебное платье, поднялась по ступеням ко входу. И только у алтаря, где ее ждали посаженные отец и мать – его высочество и графиня Маскарельская, – они бережно, чтобы не повредить свадебные украшения, сняли с нее покрывало, и Алиса вздохнула от облегчения. Под покрывалом было неуютно, не видно ничего, и весило оно, между прочим, не много, но ощутимо. Подружки невесты тут же оправили на ней все, что нужно и на всякий случай. И все собравшиеся гости, во главе с королевой, могли увидеть и оценить великолепие свадебного наряда невесты, ее тонкую красоту и изящество, подчеркнутое эльфийским морозным кружевом. Даже Изабелла вынуждена была признать, что девочка дивно хороша – чего признавать очень и очень не любила, и всегда ухитрялась найти в самой красивой женщине или девушке какой-нибудь изъян. Алису она считала слишком маленькой, слишком хрупкой для ее высоченного жениха… Которого все еще порой вспоминала не без сладострастного чувства в теле и сердце. Ключник не лукавил: она просила у него красавца с Красной Скалы, не подозревая, что это ее собственный племянник, и долго грезила о нем, не получив желаемое – Ключник заломил нереальную цену тогда. И на Алису королева смотрела не без некоторого ревнивого чувства в душе. Так вот, каких куколок выбирают самые желанные мужчины на Острове!
Жених с друзьями ехал куда быстрее, чем невеста, и обогнул турнирную площадку, направляясь к Южным воротам, когда невеста еще не добралась до ворот Старого Города. В городе, на Полевой улице, коней пришлось придержать, и все равно, к собору они подъехали сразу же за невестой. Слуги еще не закрыли двойные огромные двери с витражами за последней из подруг невесты, а жених уже появился на площади. Гэбриэла бил такой мандраж, что даже подташнивало. Все казалось каким-то зловещим именно из-за праздничности и легкости. Все так здорово, что просто не может быть без подвоха! Брат и Иво, понимавшие состояние Гэбриэла, как никто, изо всех сил старались успокоить и расслабить его, но у них не получалось. Его иррациональный страх был сильнее. И Гарет, вздохнув, решил положиться на время: церемония завершится, даст Бог, безупречно, и Младший успокоится сам собою. Герцог и его высочество приняли самые драконовские меры предосторожности; помимо вооруженных кнехтов во всех укромных местах, в толпе было полно переодетых агентов, из города незаметно удалили всех, кто вызывал хоть какое-то подозрение. «Если хоть кто-нибудь, – обещал себе Гарет, – только попытается что-то испортить, лично придушу голыми руками!». Помочь обещали и эльфы, которых Гарет попросил о помощи, наступив на горло собственной гордости: брат и его свадьба важнее. Мириэль заверила его, что ничто не помешает церемонии. И все же страх брата передавался и ему: Гарет тоже бессознательно ждал подвоха.
Но пока никакого подвоха не было и в помине. Жених вошел в собор и увидел впереди, на возвышении перед алтарем, свою невесту, залитую мягким цветным светом из витражных окон. И забыл обо всем, даже о страхе: такая она была прекрасная! Маленькая, хрупкая в тяжелом пышном платье, изящная. Кисти рук, наполовину скрытые кружевными рукавами, казались крохотными, как у ребенка. Хор запел тихонько и нереально-красиво нежными детскими голосами, и он пошел к ней, не сводя с нее глаз. Вспомнил вдруг, совершенно отчетливо вспомнил: ему снилось это еще на Красной Скале! Он видел во сне Алису, стоявшую на возвышении, сияющую, счастливую. Тогда это казалось просто красивым сном, которому никогда не сбыться. И все же это сбылось… Как сбылось многое другое, такое, что он тогда и вообразить бы себе не смог, не то, чтобы мечтать об этом. Какой путь был пройден до этого момента! Сколько было сделано, найдено, потеряно, сколько крови пролито! И все меркло перед красотой происходящего. Они смотрели в глаза друг другу, и ничего и никого больше не было вокруг, они были одни на своем седьмом небе.
Слова кардинала, венчавшего их, Гэбриэл слышал, понимал и даже вполне адекватно реагировал, и при том они были совершенно не важны. Ничто не было больше важно. Правда, когда кардинал задал сакральный вопрос, не знает ли кто того, что сделает этот брак невозможным, и пусть либо скажет сейчас, либо молчит вовек, все напряглись, даже Гарет, который быстро рыскнул глазами по собору. Но никто не сказал ни слова.
– Да. – Сказал твердо Гэбриэл, когда его спросили, своей ли он волей вступает в этот брак, и готов ли любить, хранить, беречь и так далее?
– Да. – Тихонько ответила на тот же вопрос Алиса.
– Можете обменяться кольцами. – Позволил с ласковой улыбкой кардинал, которому тоже очень нравилось все происходящее. Как редко приходилось венчать такую искренне влюбленную пару в их кругу! Да почти никогда. Кольца жениху и невесте поднесла на бархатной подушечке Вэнни, гордая, слегка испуганная, нарядная и красиво причесанная. Кольцо невесты было такое маленькое! Под стать пальчику, на которое было надето.
– Властью, данной мне… – Донеслось до них. – … объявляю вас мужем и женой. Можешь поцеловать свою супругу, сын мой! – И все присутствующие женщины, как по команде, прослезились от умиления, когда новобрачный нагнулся к своей маленькой новобрачной и поцеловал ее бережно-бережно. Даже королева украдкой утерла предательские слезинки! Нет, нисколько не портило впечатления то, что невеста такая маленькая! Напротив, было так трогательно, так… красиво.
«Мы женаты! – Осознал после поцелуя Гэбриэл. – Твою мать, это случилось, мы женаты!!!». Только когда камень этот рухнул с его души, Гэбриэл до конца осознал, как он был тяжел. Как страшно ему было на самом деле! В этот миг лопнула и осыпалась мелкой пылью последняя цепь, приковывающая его к Красной Скале. Злобное предсказание мерзкой женщины, которое точило его сознание и подсознание все это время, оказалось бессильным – как вся кажущаяся мощь и вся былая власть того проклятого места. Все теперь казалось окончательно решенным и возможным. Они с братом уничтожат Красную Скалу. Они уже ее уничтожили.
И настоящим сюрпризом для всех присутствующих стало заявление королевы, что она в качестве свадебного подарка дарует Гэбриэлу Персивалю Хлорингу, графу Валенскому и так далее, северо-восточные земли, именуемые Ивеллоном, и титул герцога Ивеллонского. Отныне это был его феод, и он получал из рук королевы все необходимые бумаги с королевскими печатями, подтверждающие его власть и право дарить эти земли своим вассалам, наделять их титулами и всем, что положено в таких случаях. А из рук кардинала – герцогскую корону. Многие из гостей, включая герцога Анвалонского, были не просто удивлены – шокированы и крепко озадачены. Это был сюрприз сюрпризов, воистину! А Гэбриэл возложил герцогскую корону на голову своей новобрачной. Отныне Алиса была герцогиней Ивеллонской. И это так больно задело Габи, что та чуть не заплакала при всех. А ей еще пришлось обнимать и поздравлять новобрачных, под суровым взглядом матери, которой ослушаться не смела! Даже Алису!
На ступенях собора их встретила настоящая метель из цветочных лепестков, и дождь из хмеля. Толпа бурлила, шумела, поздравляла, кругом были счастливые, улыбающиеся лица. Город едва ли не впервые видел графа Валенского так широко, беспечно и радостно улыбающимся, мигом помолодевшим до своего истинного, совсем еще юного, возраста. Обычая бросать букет невесты подружкам еще не было, невеста бросала свой букет к ногам коня Генриха Великого. Было множество всяческих мелких примет на этот случай: упадет ли букет к ногам коня, и к какой, или в воду, а если в воду, то куда именно? Алиса ухитрилась бросить букет так удачно, что все знатоки примет были единодушны: главой этой семьи будет именно она! Гэбриэл подхватил Алису на руки, то и дело легко касаясь губ губами, глаза обоих, не отрываясь, сияя, смотрели только друг на друга. Каким было блаженством: не скрывать больше своих чувств и своих поцелуев! Алиса мечтала давным-давно, что будет целовать Гэбриэла при всех! У нее был самый красивый, самый лучший, самый-самый муж, и пусть все вокруг смотрят, завидуют, пусть умирают от зависти – она будет целовать его, и плевать на условности!
– Ты только мой теперь, Гэбриэл Персиваль! – Твердила она между поцелуями. – Теперь никто не посмеет даже подумать, чтобы отнять тебя у меня! Теперь и ты не посмеешь думать о других, ты слышал?! Не посмеешь!
– Да я и так не смею, Солнышко! – Смеялся Гэбриэл, усаживая ее на Имбер. – Ты разве не знаешь? – Он замер, глядя на нее снизу вверх. – Я твой с того самого дня, как мыл тебе ножки в ручье. – Поцеловал туфельку, скрывающую эту самую ножку. – Навсегда твой, мой ангел.
– Ты знал про Ивеллон? – Спросил Анвалонец у своего друга, когда они подошли к своим лошадям. Тот пожал плечами:
– Что сын давно нацелился на эти земли, я знал. Но королева удивила и меня. Даже не представляю, когда они успели сговориться об этом! Он часто расспрашивал об юридических аспектах, о том, правда ли, что любой, кто отобьет часть тамошних земель у нечисти и закрепится там, получит титул… особенно интересовался тем, распространяется ли это на полукровок.
– Вон что у него на уме… – Протянул герцог Анвалонский. – Ну, будем надеяться, что он только полукровок туда отправлять будет, сам не сунется. Закрепиться в Ивеллоне невозможно, ты же знаешь. Кто только не пробовал! Тамошняя прорва все перемолола и даже жмых не выплюнула.
– Да. – Принц Элодисский с тревогой глянул на своего счастливого сына. – Я очень надеюсь, что он сам туда не отправится… Очень надеюсь.
Анастасия, едва спешившись во дворе клойстергемского королевского замка, услышала от слуги о болезни дяди, и, не сняв перчаток для верховой езды, как была, бросилась бегом в его покои, только полы ее черных одежд развевались за нею.
– Дядя! – Выдохнула, склоняясь к нему. Герцогу было лучше, он теперь полулежал в постели, обложенный подушками, даже читал, хотя слабость его еще была так велика, что, прочитав одну-две страницы, он откладывал книгу и, прикрыв глаза, отдыхал и набирался сил для нового подвига. Анастасия появилась как раз во время такой передышки. Схватила его руку, прижала к губам, потом к щеке:
– дядя, родной, как вы меня напугали! Как вы? Вам лучше?!
– Лучше, ребенок, лучше. – Ответил герцог Далвеганский, искренне радуясь возвращению племянницы. Как он был глуп, что позволил брату держать девушку Бог весть, где столько времени, когда они могли бы быть всем друг для друга уже давно!
– Теперь, когда ты вернулась, и вовсе хорошо. Садись, ребенок, рассказывай.
– Погодите! – Анастасия встала, прошлась по покоям герцога. – Что вы едите? Что пьете? – Понюхала кувшин с козьим молоком. – Свежее? Где этот… – она брезгливо скривилась, – медикус?
– Это обождет, ребенок. Я давно тебя жду, жду с нетерпением. Есть очень важное дело, которое я не могу доверить никому, даже брату. Сам я, увы, сейчас не в силах, а время не терпит. Садись.
Результаты тинга, хоть и ожидаемые, герцога не порадовали. Но мир между Анвалонцами и Элодисцами его не обескуражил.
– То, что молодые сдружились, не так и страшно, Анастейша. – Пренебрежительно заметил он. – Поссорить таких горячих парней – пара пустяков. Есть у меня одна идейка… Все завязано на этой их девчонке, Габриэлле. Она глупа, и, как мне успел написать Орри, распутна. Спуталась с каким-то сквайром. Уверен, Анвалонцам не понравится, что Хлоринги пытаются им подсунуть червивое яблочко. Пусть и королевских кровей. Это нужно как следует обдумать, и найти исполнителя понадежнее. Как жаль Орри, как жаль!.. Ты не знала его, а это был удивительный парень, таких на свет единицы рождаются. Так что ты думаешь о братьях? Рассказывай.
– Они… – Анастасия задумалась, подбирая слова. – Нравятся. Оба. Каждый по-своему. И я не только как женщина сейчас говорю, дядя. Они нравятся всем.
– Как бы ты в общем их охарактеризовала? Главное в них?
– Им нельзя не верить. – Подумав еще, осторожно произнесла Анастасия. – Когда князь Валенский грозит: «Убью», ему верят все и сразу. Он такой… чувствуется, что он не колеблется, если ему что-то нужно, не боится ничего. И никого. Я говорила, что он убил маршала?
– Я об этом уже несколько дней, как знаю. – Герцог вновь прикрыл глаза. – Отчаянный, подлец. Обвинил в содомии и убил… Весь Остров до сих пор в шоке, а особенно папаша твой.
Анастасия только глазами сверкнула, но сдержалась. Ей так хотелось, чтобы Хлоринг убил и ее отца!
– Ну-ну. – Укоризненно покачал головой герцог Далвеганский. – Он какой бы ни был, но мой брат, а тебе отец. Родню не выбирают, ребенок, а живут с такой, какая есть. Родной человек, родная кровь, он все равно – родной. Другого не будет. Не станет этого – не будет никого. Поэтому помни, ребенок, запомни на всю жизнь: дома можешь хоть кол ему на голове тесать, ругайся, как хочешь, хоть дерись. Но перед всем остальным миром ты должна стоять за свою кровь горой. Только так. Пока он есть у тебя, есть и семья, и дом. Есть ниточка, которая связывает тебя с твоей семьей, со всеми, кто был и будет. Ты – как зеленый лист на дереве, а не станет семьи – будешь лист опавший, игрушка ветров и случая. Поняла?
– да, дядя. – Кротко, не поднимая глаз, ответила Анастасия, и герцог усмехнулся:
– Упрямая. Люблю это в тебе. Но ты поймешь, что я прав, и лучше бы ты это сразу поняла, а не тогда, когда уже ничего исправить нельзя будет. Жаль, что я не забрал тебя к себе уже давно! Прости меня за это, ребенок.
У Анастасии сердце сжалось. Она услышала в этой просьбе первый звоночек: дядя сам уже думает о своей смерти. И это было страшно. Она только-только привязалась к нему, научилась его любить. Он был ей так нужен! За такое короткое время он сделал ее новым человеком, дал ей столько, что все, что было в прошлой жизни, казалось мелочным мороком. Кроме любви к Вэлу.
– А мне – нет. – Ответила она. – Да, я лишена была общения с тобой, и это ужасно. Но у меня был Вэл, дядя, и это было… прекрасно. Не смотря ни на что.
– Да… – Вздохнул герцог. А может, она и права. Не будь этой любви и смерти этого несчастного Эльдебринка, и девчонка так и прожила бы тенью на периферии его жизни, забитая, тихая. Выдали бы ее замуж лет в четырнадцать и забыли бы. А этот шок девчонку изменил, пробудил мужество и незаурядный ум. Мальчишка-то, – подумалось ему еще, – был, похоже, не самый умный и не самый выдающийся сам по себе, а каких делов понаделал!
При этом ему даже и невдомек было пока, каких именно.
Герцог Анвалонский долго колебался, рассказать ли Гарольду о том, что произошло с его младшим сыном, и о том, какую он задумал месть, или нет. И в конце концов решил, что не расскажет. Гарольд был ему другом, в этом Анвалонец не сомневался. Лучшим другом, какой может быть у мужчины. Он не предаст, не оставит в беде, не осудит и не станет злословить за его спиной, всегда придет на помощь. Но Гарольд – неисправимый пацифист, он против любой войны, твердит о своем «худом мире», о том, что нужно искать любые пути для мирного решения, идти на любые переговоры, на любые компромиссы, искать мирное решение. Так же, как и старина Лайнел, царствие ему небесное. Слов нет, именно благодаря этим двум миротворцам, остров не знал обычных для Европы кровопролитных стычек между дворянами почти полвека. Но разве ж это пошло на пользу?.. Рыцарь – он же, как добрый конь, от долгого стояния в конюшне дуреет, ему необходимо выпустить пар. И похоже, этого пара скопилось столько, что того и гляди, рванет. Нет, – пришел к выводу герцог, – лучше мы начнем, а там поставим Элодисцев перед фактом. Похоже, что мальчишки-то как раз будут не против. Боевые парни, хоть и полукровки. Ну, не любил герцог эльфов! Когда Гарольд на своей эльфийке женился, он сразу сказал: ничего хорошего из этого не выйдет, ты, друг мой, не в Аркадии, ты в Нордланде. Любовь – это прекрасно, но народ твой эльфов не любит, и твой брак сочтет предательством. Пока ты в небесах паришь и любовью упиваешься, тебе твои же подданные подложат такую здоровенную, такую вонючую свинью, что ахнешь. И что?.. А так и вышло. Жаль герцогиню. Да, эльфа, и, как говорили, ведьма. Но красивая была – глаз не оторвать. Вся такая светлая, сияющая, звонкая, словно песня. И девочка, – думалось ему, когда он смотрел на маленькую внучку Гарольда, – вся в нее. Только волосы черные, как у деда и отца, да глаза серые, а Лара вся была ореховая, золотистая. Пока молодожены целовались и наслаждались своей эйфорией на площади, Анвалонец присел, подозвал ее:
– А иди-ка к деду, маленькая эльфочка.
Девочка подошла, заложила ручки за спину, рассматривая его.
– А у меня есть деда. – Сообщила. – И кстати: как ваши дела?
– Хорошие у меня дела. – Засмеялся герцог Анвалонский. – Я друг твоего деда, красавица.
– Я знаю, Бешеный Зубр. А что такое «Бешеный Зубр»?
Анвалонец крякнул, принц Элодисский слегка покраснел, смущенно улыбаясь.
– Это такое прозвище, маленькая принцесса. Его светлость порой бывает несдержанным, потому его так и прозвали.
– А что такое «несдержанным»?
– Ну, Аскольд, держись. – Похлопал по плечу друга принц Элодисский. – После «что такое» будут «а почему», а следом – «зачем», и последние – самые ужасные.
– Разрешите? – Бледная, погасшая герцогиня Анвалонская вдруг обнаружила какие-то искры интереса, подойдя к Вэнни. – Кто эта прелестная девочка?
Вэнни, услышав, что она прелестная, напыжилась и принялась водить носком туфли перед всеми, чтобы показать, что у нее не только платье красивое, но и туфли новые.
– Это моя внучка. – Ответил принц Гарольд. – Наша маленькая эльфийская принцесса, дочка Гэбриэла. Внебрачная. Она Ол Таэр, и потому эльфы признали ее своей принцессой. Для них наши понятия о внебрачных или законных детях ничего не значат.
– И как зовут вашу принцессу? – Подобрев лицом, спросила герцогиня.
– Меня зовут Айвэн Ол Таэр. – Сообщила Вэнни. – Моя бабушка – Лесная Королева, а еще одна моя бабушка умерла. Ее звали Лара. Я на нее похожа. А вы кто? А мне вот столько лет. – Она показала герцогине четыре пальчика. – Я несла кольца папочки и Алисы в церкви, и все-все сделала правильно! А Алиса теперь мне мамочка, хотя моя мамочка тоже умерла. Но я должна называть мамочкой Алису. Алиса хорошая, я не против. А у вас есть дети? Ну-у, к примеру, маленькая девочка, я бы с нею играла… Или мальчик?
– Мои дети уже большие. – Сказала герцогиня, куда спокойнее, чем ожидал испугавшийся за нее муж. – У них у самих скоро будут маленькие дети. И тогда тебе будет, с кем поиграть.
– Так вы бабушка! – Поняла Вэнни. – У меня еще не было бабушки! Кроме Лесной Королевы, но она не настоящая бабушка, она молодая слишком! И одевается красиво.
Герцогиня покраснела. Обижаться на детскую непосредственность было нелепо, но и игнорировать ее – невозможно. Эффемия вдруг осознала, что не нарядилась на свадьбу, поехала в церковь в старом траурном платье. И выглядит ужасно – а ведь из-за этого могут переживать ее сыновья и муж, стесняясь ее. Она уже ощутила на себе влияние лавви, пронизавшее всю округу, но особенно сильное – в Хефлинуэлле. Горе не ушло, но как-то поблекло, женщина смогла уже видеть окружающих сквозь его пелену. Вспомнила, что у нее есть дочь, сыновья, муж. Которые тоже скорбят о Вэле. Каждый по-своему. Даже погодки, не смотря на их жизнерадостность, тоже скорбят. Уж она-то, их мать, это хорошо понимала!
Взрыв жизнерадостного смеха показал, что молодежь закончила ритуал бросания букета. Генрих Великий украсился свадебными венками и цветочными гирляндами, в бассейн у его подножия щедрым дождем просыпалась мелочь, которую гранствиллской ребятне предстояло собирать не один день. Пора было трогаться обратно, в Хефлинуэлл. Эффемия, ласково коснувшись руки мужа, который несказанно обрадовался ее новому состоянию и принялся горячо молиться про себя, чтобы оно не исчезло, приостановила коня, дождавшись брата, и поехала с ним рядом.
– Я хотела посоветоваться с тобой, – призналась ему, – прежде, чем рассказать все Аскольду. Мой сынок… – Губы ее задрожали, она несколько секунд боролась с собой и победила, – прислал мне письмо перед тем… перед тем, что случилось. Он писал о своей девушке. Он влюбился в Анастасию Кенка. И… и у них должен родиться ребенок.
– Уверена?! – нахмурился кардинал.
– Вэл был уверен. Он писал, что вина целиком на нем, что Анастасия – честная и чистая девушка, просто безумно любит его и не может ему ни в чем отказать. Он был благородным мальчиком, ты знаешь…
– Знаю, Эффи, родная. – Мягко сказал кардинал, касаясь ее руки.
– Но дело не в этом. Если все правда, она носит ребенка нашего Вэла, нашего… нашего внука. Или внучку. Я в эти дни… просто ничего не чувствовала, не помнила ни о чем, была, как в бреду. Как в кошмарном сне. Но эта малышка, внучка Гарольда, напомнила мне, что скоро на свет появится частичка моего мальчика, моего дорого, родного моего мальчика… Что мне делать, брат? Как сказать это Аскольду? Как быть?! Это дитя должно быть с нами! Оно должно быть со мной!!!
– Что ж. – Кардинал сразу понял, какая проблема встанет скоро перед ними. – Я подумаю, как лучше подать это Аскольду. Далвеганцы и сами могут в самом ближайшем времени обратиться к нам. Как только узнают о беременности их дочери и племянницы… если еще не знают.
– Что бы ты посоветовал?
– Ну, выход, который устроил бы всех, очевиден: Анастасия станет супругой одного из твоих сыновей, и дитя не родится бастардом. Но примет ли такой вариант Аскольд, – вопрос. Он не любит Сулстадов. И это еще мягко сказано.
– Все гораздо хуже. – Эффемия поймала и сжала руку брата на какое-то время, потом отпустила. – Я не знаю, почему, но он задумал что-то против Далвеганцев. Он не говорил мне, но я поняла. Я не обратила на это внимания, я была в таком состоянии… но я поняла. И запомнила. Он винит Кенку в… – У нее не повернулся язык произнести вслух слова «смерть» или «гибель», она, запнувшись, продолжила:
– …в случившемся.
– Я поговорю с ним. – Серьезно сказал кардинал. – Не переживай, дорогая Эффи. Я позабочусь обо всем. Ты еще обнимешь своего внука. Или внучку. Обещаю. Если что, возьмем в посредники Гарольда, он умеет ладить с нашим Бешеным Зубром!
Молодым, как и во время помолвки, накрыли на возвышении отдельный стол, украшенный лентами, бантами, цветами и кружевными салфетками. А вот еды поставили – чуть-чуть, это была еще одна традиция. Чтобы молодые, отправляясь в постель в первый раз, не икали, не рыгали, не пускали ветры и не маялись от переедания, не портили бы себе и друг другу важный момент. С той же целью им не наливали спиртное – они пили специальный свадебный пунш, очень вкусный, но безалкогольный. Зато остальным не пришлось отказывать себе ни в чем. Столы ломились. Это было счастливое время года в Нордланде, когда созрело практически все, и на столе были все местные фрукты, от яблок до абрикосов, все привозные, от винограда до инжира, все овощи, все ягоды. Полно было грибов, дичи, орехов, приготовленных всяческими способами и во всяческих вариациях, а какие доставили к пиру сладости Твидлы! Было пятьдесят перемен блюд. Даже королева была под впечатлением. Алисе и Гэбриэлу достались прозрачные солнечные абрикосовые дольки в меду, и они кормили ими друг друга, ничуть не смущаясь скудостью своего стола – им было не до еды. Это был их день, только их. Их то и дело поздравляли, а руссы научили всех присутствующих своему обычаю: кричать молодым «Горько!». Разумеется, больше всего полюбился этот обычай погодкам. Но новобрачным тоже понравилось. Они целовались, смеялись, пили пунш. Счастье пахло медом и имело вкус абрикоса. Потом были танцы, снова поздравления, снова «Горько!». И, наконец, новобрачные, стоя на возвышении, поклонились трижды всем собравшимся, не разнимая рук, и под общий приветственный гул и пожелания на грани приличного отправились в специально убранные и приготовленные для этого покои в Золотой Башне, в которых проводили свою первую брачную ночь все новобрачные Хлоринги вот уже около пятисот лет. Гарет, обнимая брата на выходе, сунул ему в руку какой-то пузырек, шепнул:
– Куриная кровь.
– Противно. – Шепнул в ответ Гэбриэл.
– Надо. – Возразил брат, похлопал его по плечу.
Высоченные двойные двери закрылись за ними, и стало тихо. Алиса огляделась. На возвышении стояла огромная кровать, в которой могли бы поместиться все ее подруги, служанки и дамы ее двора, и не чувствовали бы при этом себя стесненными. Всюду были цветы, крахмальное белье, кружево, ковры, серебро и золото.
– Красиво, да. – Заметил Гэбриэл, они с Алисой глянули друг на друга и прыснули.
– Мне так странно. – Призналась Алиса. – Все знают, что мы здесь будем делать. Мне не по себе.
– Так давай, обманем всех, и ничего делать не будем. – Фыркнул Гэбриэл, и они рассмеялись.
– У тебя такое платье красивое. – Сказал Гэбриэл немного погодя.
– Тебе нравится? – Обрадовалась Алиса.
– Очень. У тебя всегда платья красивые, но это вообще шикарное, да. А нижнее, оно все кружевное?
– Все. – Кокетливо сжала губки Алиса, поиграв ямочками. Гэбриэл собирался предложить снять верхнее и посмотреть, но тут внизу, в саду, кто-то запел.
Голос был женский, и такой красивый, чистый, хрустальный, что даже Алиса затаила дыхание. Она пела прекрасно, но эта девушка, кто бы она ни была, пела не хуже.
– Ночь нежна! Не плачь, невеста,
Не дрожи, глаза не прячь!
Ты прекрасней всех сегодня… – Девушка пела без музыки, но так получалось даже красивее. Новобрачные затаили дыхание.
– Кто это поет? – Прошептала Алиса.
– Не знаю. – Ответил так же шепотом Гэбриэл. – Я боялся, что Хил с Седом будут орать дурниной, хотел тебя подготовить…
– Как красиво! Нужно узнать, обязательно узнать, кто так красиво поет! – Алиса прижалась к Гэбриэлу, устроила голову у него на груди. Ей сделали очень красивую и при том очень простую прическу, чтобы не требовалась помощь служанки, чтобы освободить волосы. Гэбриэл поцеловал ее в макушку. Так они стояли, слушая песню, пока все не стихло.