– И встать на сторону Хлорингов?
– Формально – да, ребенок. Встать на сторону Хлорингов. – Герцог с самодовольным видом обгладывал очередной хрящик.
– Но, дядя… Я не понимаю…
– После смерти сыновей Гарольд Элодисский – человек конченный. Что у него останется? Бездетная сестра-королева и племянница? Да прижитая невесть от кого бастардка-внучка? И удар, который, не случись он сам по себе, можно и ускорить, у меня есть отличный медикус для этого.
– Понимаю… – Анастасия забыла о еде, охваченная восторгом от понимания. – Бергстремы избавят нас от Хлорингов, Рон – от Бергстремов… И вы женитесь на Габриэлле, и никто на свете не упрекнет вас в кознях против Хлорингов.
– Бергстремы, – герцог бросил очередной хрящик псу и шумно перевел дух, – сами вырыли себе могилу. Да еще и легли через нее, став для меня мостиком к цели. Да, у меня еще недавно планы были иные… но запомни, ребенок: ты должна и можешь строить далеко идущие планы, и это могут быть чертовски хорошие планы, но не цепляйся за них слепо и тупо. Всегда держи глаза и уши открытыми, и не пренебрегай ничем. Изучай людей, изучай ситуацию, и будь всегда готова извернуться в прыжке, как кошка. Ситуация меняется каждый день, и каждый миг вносит коррективы в твои планы, может даже в корне поменять их. Держи в голове главную цель и следи за ситуацией. Информация – вот твой бог! Быть в курсе всего и вовремя – вот главное, а не планы и интриги. Уничтожить врага – это приятно. Но куда приятнее воспользоваться врагами. И следить, хихикая, как они сами ведут себя к гибели, а тебя – к цели.
– А если Хлоринги выживут и уничтожат Бергстремов?
– Вряд ли. Но если уничтожат, это тоже прямая выгода для нас. Они избавят нас от Бергстремов, и начнут конфликт с Роном.
– Почему?
– Они не простят ему Еннеров, и не поверят в то, что их девка идет за него добровольно. Мы будем вынуждены вступиться за Рона, ведь он Сулстад.
– И тогда война?
– Да, ребенок, война. Честная, открытая, выгодная нам. У Хлорингов не будет в этой войне могущественных союзников – с Эльдебринками они и так в контрах, а если спросят напрямую Бешеного Зубра, откуда среди корнелитов анвалонские наемники – а они спросят, – этот вопрос приведет его в ярость, я хорошо его знаю!
– А у нас будут союзники?
– Будут. – Подмигнул ей герцог. – Скоро я встречаюсь с новым командором Иоаннитов. Я кое-что знаю, и это знание поможет мне договориться с Римом.
– Значит, война все-таки будет?
– да, Анастейша. Ничто и никто ее не остановит – ни Бог, ни королева и ни герой. Ее остановлю я – когда случится все то, что должно случиться. И стану королем этого Острова.
– Ты будешь хорошим королем, дядя. – Убежденно произнесла девушка, глядя на него влюбленными глазами. – Лучшим в мире!
– А эти Хлоринги-то, – сыто рыгнув, громко заметил один из посетителей сандвикенского трактира "Очаг и свеча", – братцы-чельфяки-то эти, как есть, сквернавцы, содомиты и богохульники великие! Людишки болтают, что они в Великую Ночь такое промеж собой и с эльфами вместе вытворяли, что кто видел – поседел совсем, а то и ума лишился. Теперь вот на Север убрались, а туточки нечисть вся осталася! Слышали поди, что творится-то на энтом свете, что в Пустошах-то делается? На руках волосы, и то дыбом! А с чего все началось? А с того, что братовья-чельфяки возвернулись домой. До того все здесь спокойно было!
Трактир был солидный, кого попало сюда не пускали, и хозяин с недовольством поглядывал на говорунов. Выглядели они прилично, платили щедро, но болтали такое про принцев крови, а это ведь…
– Измена это, вот что. – Прошептал его брат, вместе с которым они вот уже много лет содержали трактир. – Государственная измена. Воля твоя, ты старшой, но доложить следует. Не то иные доложат, и пойдем, как соучастники.
– Выставим, но вмешиваться и связываться не будем. – Так же тихо возразил брат. – Сам говоришь: дело государственное, за ними и нас потянут, а там докажи, что ни при чем!
– Уродцы и умертвия всякие – дела ведьмы Барр. – Недовольно произнес один из посетителей. – А сэр Гэбриэл, о котором вы скверные и изменнические речи здесь ведете, чудов этих резал, да и герцог Элодисский, едва вернувшись из-за моря, Дикую Охоту изловил и на колья посадил. Спокойно было, говорите? А Дикая Охота, по-вашему, что такое было?!
– А стоило им уехать, как ведьма и затеяла дела свои чародейские. – Поддакнул другой посетитель. – Но ничего, вернутся Хлоринги!
– Ожидайте, ожидайте. – Скривился пришлый оратор. – Если только вернутся они…
– Шли бы вы отсюда, по-хорошему. – Негромко произнес брат трактирщика, склонившись к их столу. – Чтобы не пришлось стражу звать.
– Заячьи душонки вы, вот кто! – Воскликнул говорливый гость, хлопнув кружкой по столу. – Знаете, что мы правду говорим, только королевы да стражи боитесь! В Междуречье народ-то посмелее вашего будет, поднялся да и проучил всяких-разных, а вам только и сидеть в болоте своем, да по-жабьи квакать… – Он вдруг странно крякнул, скосив глаза к переносице, где словно сам собою появился темный предмет, похожий то ли на гвоздь, толи на небольшой арбалетный болт. Не успел он упасть, а посетители – понять, что произошло и отреагировать, как в переносицу второго говоруна вонзился с еле слышным звуком второй такой же предмет. И никто даже не понял, откуда прилетел этот предмет, кто его кинул, или им выстрелил? Все оглядывались в страхе и смятении, с подозрением глядя друг на друга, и не доверяя никому. Правда, вот только на священника с приятным и невыразительным лицом, который тоже стоял и оглядывался со всеми, никто с подозрением глянуть и не подумал.
Гэбриэлу было ужасно любопытно, как будет открывать некую дверь Юхан. Ему представилась дверь в кирпичной стене, возникшая по волшебству, но все оказалось еще волшебнее: воздух прямо перед ним засеребрился, замерцал, и превратился словно бы в овальное зеркало, но отражались в нем не внутренности Дунькиной Башни, а какое-то длинное, узкое, невероятно высокое помещение, которое пронзали падающие слева и сверху косые лучи света. И в свете этом стены помещения мерцали и искрились. Карлик сделал приглашающий жест, и Гэбриэл протянул руку, ожидая встретить сопротивление холодного стекла, но рука не встретила никакой преграды. Преодолевая сопротивление всех своих чувств и инстинктов, Гэбриэл набрал в грудь побольше воздуха и шагнул в драконье логово.
Кину как-то говорил, что драконье золото образуется от трения чешуи дракона о породу, из которой сложена его пещера, а камни – от драконьего жара, когда дракон, расширяя свое жилище по мере своего роста, выжигает его своим пламенем. Не случайно среди драконьих камней так много сапфиров, чей цвет напрямую зависит от нагрева – чем горячее, тем голубее. В пещере, которая не одну тысячу лет служила жилищем старому, огромному дракону, стены были гладкими, оплывшими, как стекло, и мерцали позолотой с вкраплениями разноцветных искр. Золото и камни лежали у стен, как в иных помещениях лежат пыль и мусор. Местами Гэбриэл угадывал извилистый след драконьего хвоста – с тех пор, как Карл Хлоринг, предок близнецов, убил Драге Урда, ни одна душа не потревожила покой этого места, и здесь еще чувствовались дух и мощь его обитателя. Очарованный мерцающей красотой, Гэбриэл, забыв обо всем на свете, медленно шел вперед, хотя мог набрать золото и камни прямо здесь, пока не очутился подле драконьего ложа. Урд почивал на грудах золота и камней, среди золотых колонн, и Гэбриэл, медленно поворачиваясь вокруг себя, с благоговением рассматривал все, что попадалось в поле его зрения. Порой он замечал следы когтей и другие свидетельства драконьего присутствия, и величие, мощь древнего зверя, тишина все еще ожидавшей его пещеры начали давить на Гэбриэла, гнать его прочь – и хрен с ним, с золотом! Ему захотелось бегом броситься назад, не останавливаясь, выскочить из башни вон и умчаться в Валену. Желание было таким сильным, что Гэбриэл, борясь с ним, прикрыл глаза и представил себе брата. "Испугался? Ты?! – Не поверил Гарет. – Ты ж у меня дурилка бешеная, таких ничем не проберешь! Ну же, я же с тобой!". И Гэбриэл, чувствуя, что брат в самом деле с ним, перевел дух, подумал о пепельных алмазах и открыл глаза.
И камни отозвались! Окружающее сияние как бы померкло, зато пять темных звездочек загорелись ярче, притягивая взгляд. Это было так необычно и здорово, что Гэбриэл подумал о своем Солнышке и о камнях для свадебного убора. И тут же стал обладателем трех больших и пяти маленьких розовых алмазов. Увлекшись, он принялся искать камни для брата, для Вэнни, для Марии, для Мириэль… Мириэль достался большой прозрачный камень, названия которому Гэбриэл не знал, но, видимо, о королеве эльфов он подумал зря -0 пещера отозвалась вдруг странным, чуть слышным гулом и вибрацией. Струхнув, Гэбриэл поспешно нагреб в седельные сумки зернистого золотого песка. Алчность была ему чужда, и он не стремился набрать как можно больше, напротив, взвесив сумки и решив, что они слишком тяжелые, Гэбриэл немного отсыпал обратно. И едва он сделал это, как по пещере словно бы вздох пронесся… Подспудно ожидающий этого, Гэбриэл почувствовал, как его внутренности ошпарило одновременно и льдом, и огнем. Изо всех сил борясь со своим страхом и стараясь не бежать, он сделал пару шагов в сторону выхода, споткнулся, упал на одно колено. Пещера качнулась, Гэбриэл вдруг ощутил себя раздающимся вширь и ввысь, полным неслыханных силы и ярости. А снаружи раздался слитный рев такой мощи, что пещера задрожала сильнее, посыпались камешки… Тут уж Гэбриэл плюнул на гордость и как заяц драпанул к зеркальной "двери". Буквально выпав в Дунькину Башню, к ногам Кину и Юхана, он упал на четвереньки, и его вырвало. Все продолжало качаться, сам он – пухнуть изнутри, в ушах стоял рев драконов, сквозь который бился крик Гарета: "Младший, что с тобой?! Ты где, Гэйб, ты где?!!".
– Смотри на меня! – Кину с силой сжал его голову в ладонях. – Смотри мне в глаза, слушай меня, одного меня! В глаза мне смотри!!!
Гэбриэл, зрачки которого плясали в расширившихся глазах, становясь то вертикальными, то снова круглыми, наконец поймал взгляд Кину, сосредотачиваясь на его голосе. И постепенно бешеная пляска его зрачков утихла, гул и рев отдалились и смолкли, качка утихла.
– Вот так… – Кину отпустил его лицо, погладил по голове. – Все хорошо. Все хорошо. Держись за меня. Поднимайся.
Гэбриэл хотел спрашивать, но лишь открывал и закрывал рот, не в силах издать ни звука и в ужасе чувствуя, что забыл, как нужно говорить, не помнит ни одного слова. Цепляясь за эльфа, кое-как поднялся на дрожащие ноги, и Кину обнял его, прижимая к себе. Гэбриэла все еще мутило, внутри все тряслось, ноги подкашивались. "Что это было со мной, интересно?" – Мелькнуло в голове, и он чуть не заплакал от радости: оказывается, он помнит слова и говорить не разучился! И поймал цепкий взгляд карлика, одновременно и злорадный, и разочарованный.
– Скажи ему, король. – Проскрипел Юхан. – Скажи, не томи его!
– бери свою плату и проваливай! – Яростно огрызнулся эльф. Гэбриэл, отстранившись, достал из кармана темный алмаз.
– Что там было? – Спросил хрипло. – Я чуть не обоссался впервые в жизни от страха…
– Драконы приветствовали тебя, хи-хи-хи! – Карлик облизнулся, весь дрожа, не сводя глаз с алмаза. – Дай мне его скорее, дай! Мой хороший, хороший, МОЙ!!!
Но Гэбриэл сжал кулак, и карлик завизжал:
– Отдай! Это мое, это моя плата! Нельзя лишать Ключника платы, смерть преступнику, смерть! Скажи ему, король!!!
– Это верно. – Неохотно произнес Кину. – Лишать оговоренной платы Ключника нельзя, это закон, и он древнее самого Острова.
– Я не собираюсь его лишать платы. – Гэбриэл быстро приходил в себя и возвращал уверенность. – Но пусть скажет! Я должен понять, что произошло.
– Один маленький розовый алмазик в придачу к пепельному, – облизнулся карлик, – и я все расскажу сиятельному принцу…
– Я сам расскажу все своему племяннику. – Возразил Кину. Гэбриэл бросил Юхану алмаз, и тот вцепился в него, воркуя, облизывая, поднося его к глазам и чуть не плача от вожделения и удовлетворения. А Кину заговорил сухо, словно торопясь отбыть неприятную повинность:
– Я уже говорил, что в драконьих сокровищах заключена страшная сила. Если ты не подчинишь их своей воле, они подчинят тебя себе. И ты уже никогда не выйдешь из этой пещеры. Превратишься в низшего серого дракона, который будет сторожить эти камни и золото, пока не умрет.
– О-о-о, какое лицемерие! – Пропел Юхан. – Ни слова лжи, но какая неправда!..
– И ты меня не предупредил? – Напрягся Гэбриэл.
– Я знал, что никакой опасности для тебя нет. Ты не алчен и не труслив.
– О-о-о-о! – Закатил глазки карлик и пустился в какой-то странный, дерганый, паралитический пляс.
– Хватит! – Взорвался Гэбриэл. – Я хочу знать, что происходит! – Он снова сунул руку в карман. – Розовые алмазы не для тебя. – Он вынул руку, встряхнул ладонью, рассматривая вынутые камни. – Но вот этот карбункул, пожалуй, я мог бы тебе отдать. – Он показал карлику крупный кроваво-красный камень, который взял для себя. – За ВСЮ правду обо мне и этой пещере.
– Не стоит! – Быстро сказал Кину.
– Может, и нет. – Согласился Гэбриэл. – Даже скорее всего – нет. Но плата уже назначена. Как насчет Ключника? Должен ли он отработать плату полностью?
– У Бъерга Черного, сына Тора, было три сына. – Облизнувшись на камень, произнес карлик. – Двух сгубило проклятие Стража, остался один. Прекрасная Дрейдре спасла Хлорингов, родив Карлу сына… одного сына.
– Я знаю. – Хмыкнул Гэбриэл. – "История Нордланда и Хлорингов", первая книга, вторая глава.
– Прекрасная Дрейдре, – карлик аж причмокнул на слове "прекрасная", и Гэбриэла передернуло вновь, – была оборотнем, Белой Волчицей. Превращалась в белую большую собачку и бегала по лесу, кроликов кушала, олешков, человечков всяких… да-а-а-а. Все Хлоринги до единого, живущие ныне – только ее потомки, и во всех есть такие маленькие, такие невидименькие, такие крошечные частички оборотня, во всех до единого, да-а-а! Но чтобы Хлоринг стал оборотнем, нужно, чтобы эти маленькие частички со стороны отца спарились с такими же крохотными частичками оборотня со стороны матери, и тогда, хи-хи, родится огромный могучий зверь, хи-хи-хи-и-и! – Карлик зашелся в кашле, а Кину рявкнул вне себя:
– Лара не была оборотнем!
– Но король драконов, чью кровь вы выпили – был. – Карлик бросил придуриваться и произнес это четко, низким, значительным голосом. – Это был КОРОЛЬ драконов. Его кровь – не водица, Владыка Белой Башни. О, нет! Его кровь объединилась в крови юного принца с кровью Белой Волчицы, и кто в итоге получится, волк, или дракон, не знаю… Кого ты видел в его глазах, когда драконы ревели, приветствуя своего сородича и брата?
– Довольно! – Сдавленным голосом оборвал его Кину. – Держи! – Забрав из безвольных пальцев ошарашенного Гэбриэла камень, он швырнул его Юхану, подхватил сумки и, ухватив племянника за плечо, повлек его к выходу.
Выйдя наружу, и ощутив вновь все запахи и солнечное тепло, и услышав все положенные в лесу звуки, Гэбриэл присел на камень. Его потряхивало, каждая жилочка в теле тряслась, причем каждая – сама по себе. Пекло июльское солнце, но Гэбриэлу было холодно.
– И кто я? – Спросил он у эльфа. Тот, отойдя к краю обрыва, над которым стояли руины башни, заложил руки за спину и смотрел на море. При звуке голоса Гэбриэла чуть дрогнул, опустил голову ниже, но не ответил и не оглянулся. Гэбриэл встал, игнорируя дурноту – он и не такое научился игнорировать в свое время, – подошел к эльфу.
– Значит, во мне сидит все-таки дракон. – Произнес не без вызова. – Ненавистная тебе тварь.
– В этом нет твоей вины. – После мучительной паузы возразил Кину, но опять не обернулся.
– Спасибо и на этом. – Гэбриэл начинал злиться. – Нет, я серьезно. Спасибо и на этом. Интересно, а почему вы об этом не подумали, когда глотали кровь этого самого…
– Мы глотали кровь этого самого, – развернулся Кину, глаза его сверкали почище, чем у Гэбриэла, красивое лицо, не изменившись ни одной черточкой, стало жутким, – стоя на сожженной земле Альвалара, политой кровью эльфов, людей и драконов! Если бы не это, драконы, опомнившись, ринулись бы мстить за своего короля, и тогда не осталось бы ничего и никого живого! И да, ты сейчас меня этим бы не попрекнул! Да, я ненавижу драконов, они наши враги, естественные, вечные, лютые враги! А меру их ненависти ты сам знаешь, тебе рассказал твой ассасин, что они заказали твою гибель!
– Сейчас речь не о них. – Тихо сказал Гэбриэл. – А обо мне. Я не хотел этого и для меня это так же, словно обухом по голове. Меня до сих пор всего трясет. Что мне делать? Мне, и брату, ведь он такой же, как я?
– Я не знаю. – Кину отвернулся. – Я не только твой наставник, я твой дядя. Я люблю тебя, Сетанта Ол Таэр. Мне тоже трудно осознать и принять то, что мой любимый племянник – потенциальный дракон. Я видел дракона в твоих глазах, самого ужасного из них, черного. Мне надо это пережить.
– Я тоже… – Гэбриэл запнулся. – Мне тоже… – Слова не шли из него, застревая в горле. – Мне не все равно, что ты чувствуешь. Если бы я мог убить этого дракона в себе, я сделал бы это для тебя.
– Не нужно. – Смягчился Кину. Подошел, положил руку на плечо. – Не казни себя, тебе не в чем каяться и не за что извиняться. Ты таков, какой есть, и дракон в тебе – это часть тебя самого. Кто знает, может быть, именно благодаря ему ты такой? Твоя нереальная сила, твое мужество, твоя выносливость превосходят все, что свойственно людям, эльфам и даже полукровкам, а вот драконам свойственно вполне, даже в облике двуногого. Каюсь, я порой думал об этом и боялся этого. Я хотел проверить… Убедиться. Деньги можно было достать и иначе… Но я устал бояться и сомневаться, поглядывать на тебя с неуверенностью и подозрениями.
– Так это проверка была… – Хмыкнул Гэбриэл, не в силах избавиться от неприятного чувства. – Но ты же продумал, что делать будешь, если убедишься?
– Я надеялся, что не прав. До последнего надеялся. А что бы чувствовал ты? Что чувствовал бы ты, окажись, к примеру, кто-то, кого ты любишь, кто тебе безгранично дорог, связан родственными или иными узами с твоими врагами, с Красной Скалой?
Гэбриэл промолчал, подумав, что даже представлять этого не хочет. Довольно с него и дамы Бель.
– Предвзятость и ненависть к расе в целом – это качество людей, не Старшей Крови. Я давно перестал напоминать себе об этом, и к чему я пришел?.. Как Тис, я ослепил себя собственной ненавистью. Прости мне мое смятение. Мы разберемся с твоим драконом и с тем, как тебе с ним жить. Вместе.
– Фу-у, – выдохнул Гарет, плеснув себе в лицо водой. Он тоже понемногу успокаивался. – Куда ж он влез-то, а, дурилка бешеная?!
– Ваш брат, милорд? – Матиас стоял рядом, с водой и полотенцем наготове. – Как он?
– Он только что, – Гарет вытерся полотенцем, все еще тяжело дыша, – так испугался, что я тоже чуть не обделался. Чтобы его так испугать, это я не знаю, что должно на него навалиться, но у меня осталось ощущение, дурацкое, конечно, но… что я слышал рев драконов.
– Опять?! – Поразился Матиас.
– Да, снова. – Гарет перевел дух, прислушиваясь к своим ощущениям. Брат успокаивался, ускользал, их связь таяла, как всегда, когда кризис миновал. – Мне даже казалось, что он меня звал, и, merde, этот драконий рев у меня так и стоит в ушах.
– Не приведи, Господь. – Поежился Матиас. – Только где он мог с драконами столкнуться, не в Лиссе же?
– Хрен его знает, куда эта дурилка бешеная отправилась! – Гарет успокоился и разозлился. – Где его демоны носят, чего ищет?! Он ведь на все способен, – произнес ожесточенно, – вообще на все! Хрен угадаешь… А ты сиди тут, как крыса на сырной голове, ногти грызи и гадай, что он отчебучил, и что тебе рикошетом прилетит… и обо что!.. Ну, вернется, встретимся, я ему… рожу набью, вот не сойти мне с этого места!
– Сами же, милорд, в синяках и будете… – Хмыкнул Матиас, и получил тычок под ребра:
– Поговори мне еще!
В Гармбурге ранним утром причалил корабль из Англии, с которого высадились в порт худощавый смуглый валлиец с голубыми глазами и его люди – четыре сотни одетых в легкие кольчужные и кожаные доспехи молодцов с большими английскими луками и короткими мечами. Валлиец принялся расспрашивать местных, не говорит ли кто по-английски, нашел толмача и заявил ему:
– Я Джек Грайс, прислан моим принцем, Джоном Ланкастером, в помощь его другу, Гарету Элодисскому, или как там называется ваше герцогство? Где мне его найти? Мне сказали, что их светлость в этом городе с ужасным названием.
– Их высочества направились в Замок Зеленого Леса, охотиться на зубра. – Ответил переводчик, мастер одного из кожевенных цехов. – Вон замок, это Воронье Гнездо, оплот брата его светлости, эрла Валенского, там вам будут рады.
К счастью и для Грайса, и для обитателей Гнезда Ворона, управляющий Уэст хорошо говорил по-английски, он был из старой английской семьи, в которой не забывали свои корни и свой язык. Он познакомил Грайса с Гейне, который места себе не находил от беспокойства, проклиная себя за то, что отпустил патрона с малым числом, в то время, как отовсюду доходят слухи один другого противоречивее обо всяких мятежниках и врагах Хлорингов. На намек по поводу малого числа посланных бойцов Грайс фыркнул:
– Мои йомены – лучшие в подлунном мире, таких молодцов вы больше нигде не найдете! Каждый попадает со ста шагов в центовую монету против ветра, а каждый следующий попадает в стрелу предыдущего! Это вам не кто-нибудь, это английские лучники!
– Сегодня-завтра мы ждем его высокопреосвященство и королевского маршала мессира Кюрмана, они должны подойти с основными силами Хлорингов и гвардейцами ее величества. Заодно должны вот-вот прибыть гонцы из Зеленого Леса с приказами от его светлости. Хотя я рискнул бы, и, не дожидаясь, направился бы в Зеленый Лес уже сейчас. Не спокойно у меня на душе. – Признался Гейне.
– Что ж, мои молодцы с вами. – Согласился Грайс. Подобно многим островитянам, он считал, что разборки местных – это мелкие, провинциальные дела, с которыми они, бравые английские молодцы, разберутся одной левой. Не представляя величину Острова на самом деле, он полагал, проплыв на морском корабле от Элиота до Гармбурга, что уже видел весь Остров и нашел его небольшим, симпатичным, провинциальным и довольно веселым. Как и большинство европейцев, впервые попадающих сюда, он считал разговоры об эльфах занятными байками, и весело смеялся, когда ему рассказывали, как эрл Валенский убил дракона. Во что только не верят эти провинциалы!
– Смейся, сударь, смейся. Вот увидишь первого остроухого, собственный язык проглотишь. – Пообещал ему Уэст. На следующее же утро четыре сотни англичан и две с половиной сотни наемников под командой Гейне выступили в сторону Зеленого леса. Немецкие наемники и нордландские копьеносцы ехали верхом, англичане дружно шагали в арьергарде и пели слитными мужественными голосами печальную песню, в которой старый отец рыдал над телом мертвого сына, павшего геройской смертью на поле брани. Местные останавливались, встречая их на дороге, отходили и отъезжали на обочины, и провожали глазами незнакомые броню и знамя. Крестьяне оставляли свои бороны, косы, грабли и тяпки, выпрямляли усталые спины и смотрели из-под руки на сверкающие металлическими частями доспехи, каски и шлемы, на лоснящихся лошадей. Сюда уже дошли обрывочные и не всегда правдивые слухи о корнелитах и их зверствах, и бойцов, направляющихся в места, где те самые корнелиты лютовали, провожали со смешанными чувствами. Маловато как-то бойцов-то будет… А с другой стороны, корнелитов-то поди тоже немного, откуда им много взяться-то?.. Самая страда, и урожай нынче такой богатый, что воевать-то?!
– Успокойся. – Барр ласково коснулась рукой руки Драйвера, но тот нервно отдернул ее:
– Успокойся?! Успокойся?!! Ты понимаешь, что творится?! Наших гостей убивают, уже одиннадцать убийств, Сандра, ОДИННАДЦАТЬ!!! Это все люди, которые несли нам деньги, взгляни, – он протянул ей руки, – манжеты истрепались, два перстня уже пришлось продать! Я оборванцем стану скоро, уже становлюсь!.. Свежего мяса нет, девок вообще не осталось, я такие унижения терплю от гостей каждый день, такие унижения, что хоть в омут головой, только бы избавиться от этого… – Он импульсивно закрыл лицо руками. Барр смотрела на него с жалостью и тревогой.
– Ну, прости. – Произнесла мягко, почти воркуя. – Я увлеклась нашими делами на севере. Что эта тварь, лечит мясо?
– лечит. – Неохотно ответил Драйвер, кусая ногти. – Хорошо лечит, не отнять. Почти, как Фриц Вонючка. Вот дрянь, а?! Никогда бы на него не подумал, только не на него, что он за моей спиной девку обучает!
– Он ее не обучал. Она научилась сама. – Рассеянно произнесла Барр, и Драйвер громко фыркнул:
– девка?! Сама?! Сандра, я тебя умоляю! Это тупое мясо на подобное не способно… Это скот, низшие твари… А ты понимаешь, какое зло – эта девка?! – Сменил он вдруг тон, глаза фанатично блеснули. – Глядя на нее, и мои питомцы, мальчики мои из Домашнего Приюта, начнут думать, что девки – не такое уж и тупое мясо, что они на многое способны, вот, в чем самое страшное зло, вот, почему девку эту нужно уничтожить, уничтожить прямо теперь!
– Пока нельзя. – Сухо ответила Барр. Ей не особенно приятно было слышать от Драйвера его рассуждения о женщинах вообще. Да, тупое мясо, но не все же. Есть она, есть другие гордые и умные души, зачем всех под одну гребенку-то чесать? – Я хочу выманить обратно Фрица, он нам нужен, без него никак. Как только Вонючка вернется на Красную Скалу, мы избавимся от девки, и так, чтобы бездна содрогнулась. Она получит сполна за все.
– Хорошо бы. – Капризно фыркнул Драйвер, оправляя манжеты, и впрямь, не свежие и слегка потрепанные. – Пока ты даже Гелиогабала не нашла.
– Ошибаешься. – Усмехнулась Барр. – Я его выследила. Он в монастыре в Росной Долине, близ Кьелля. Мой подарочек ему уже отправлен, скоро он его получит.
– Правда? – Оживился Драйвер. – Что за подарочек? Крыса?
– Вроде того. – Барр встала из-за стола, потянулась, как кошка, разомлевшая у очага. – Боюсь, моя зверюшка наделает делов, прикончив нашего добросердечного епископа…
– Опять вель?
– Да, вель. – засмеялась Барр, и Драйвер тоже рассмеялся, подумав и представив. – Она сожрет весь этот монастырь, отложит кладки, и к весне по всей Росной Долине будут только руины и совы ухать по ночам… ТАМ же нет проклятого Хлоринга с его волшебным мечом. – Эти слова она произнесла, вновь ожесточаясь.
– Ты хотя бы видела его?
– Видела.
– И как он?
– А ты что, скучаешь по нему?!
– Поверишь, нет? Порой – да. – Вдруг признался Драйвер. – В нем что-то было, эдакое… Необычное. И притягательное. Если бы он не был Хлорингом, если бы его не нужно было убить во что бы то ни стало, он стал бы лучшим из моей Семьи. Он был… сильным. – Драйвер не сразу нашел нужное определение. – Ты ведь и сама это признавала. Ты же так и не смогла его сломать. Даже Аякс не смог… Кстати, куда он пропал?
– Твой распрекрасный силач его убил. – Скривилась Барр. – Не знаю, как, но я не смогла поднять тело. Оно не отзывалось на зов, видимо, гаденыш догадался его обезглавить и вынуть сердце. А скорее всего, его научила эта проклятая эльфийская ведьма.
– Почему ты не избавишься от нее?
– Она сильна. Слишком сильна в своем лесу. Выманить бы ее, как сучку Лару!
– А если ее убить?..
– И кто это сделает?
– Тот эльдар, как его? Которого я отправил в Пойму. Он отличный исполнитель, убийца от бога, ему плевать, кого, я прикажу, он и эльфийскую королеву положит.
– А это мысль… – Медленно, так и эдак просматривая в голове идею, заметила Барр. – Это злобная тварь, без мозгов и души, он ведь и в самом деле сможет… Но эльфы его уничтожат.
– Ну, и что? Он уже не нужен, всех его парней Хлоринги нашли и убили. Его и самого вот-вот поймают и убьют, пусть хоть полезное дело сделает напоследок.
– Но меня он не слушает, этот приказ должен отдать ему ты.
– Ну, так вызови его, ты же можешь.
– Могу. – Барр воспряла духом, на губах заиграла легкая полуулыбочка. – А насчет денег не волнуйся. Они вот- вот к нам рекой потекут. Я сделала для этого все, что требовалось, и даже более того.
Драйвер хотел спросить, что именно, и даже состроил скептическое лицо, но тут, оборвав его, в дверь вежливо постучали, и мажордом объявил:
– Барон Гуннарсон, хозяин Лосиного Угла!
– А вот и наши деньги. – Усмехнулась Барр.
– То, что вы сейчас прочтете, – произнес герцог Анвалонский, обращаясь к трем своим старшим сыновьям, Эрику, Седрику и Хильдебранду, – должно быть тут же похоронено в ваших сердцах. Ни одна живая душа, помимо нас с вами, об этом знать не должна. Впрочем, прочитав, вы и сами так решите. Читай! – Он отдал письмо Эрику, и тот, хмурясь, развернул его, а герцог встал и прошелся по своему обширному кабинету. Прочитав, Эрик, бледный и ошеломленный, протянул письмо Седрику, но пальцы его дрожали и не хотели отпускать лист. Седрик и Хильдебрант, неразлучные погодки, которых многие принимали за двойняшек, принялись читать вместе, прильнув друг к другу рыжими головами, пока Эрик большими глотками пил портвейн.
– Когда я увидел лицо моего мертвого сына, – герцог всю ночь думал, как и что скажет, и теперь речь его лилась легко, – я был озадачен выражением его лица. Я его не понимал, и дух мой был страшно смущен этим. Я не мог смириться и молиться за упокой его души. Его лицо не шло у меня из головы, я его не понимал, и это тревожило меня. Это письмо помогло мне его понять.
– Но вдруг это ложь?! – Воскликнул Седрик. – Граф Кенка…
– … здорово задурил всем головы. – Закончил его фразу, перебив его, Эрик. Он был умнее своих братьев, а порой соображал даже быстрее и яснее, чем отец. Телом и лицом он пошел в Эльдебринков, крупный, рыжеволосый, но характером и умом – в Стотенбергов. Когда герцог злился на него, то заявлял, что он – вылитый кардинал. – Кто-нибудь слышал о его фаворитках, любовницах, нет?.. Зато о том, что он посещает найнпортскую ведьму, знают многие. А теперь скажите мне, отец, Хил, зачем ему знаться с ведьмой, повышающей мужскую силу, если бабы у него нет? – Эрик поднял руки. – И почему мы такие тупицы?!
– Верно, сын. И я об этом всю ночь думал. – Кивнул герцог. – Зато эта ведьма обитает слишком близко от извращенца и паскуды Драйвера, а тот мужеложец известный, нам это доподлинно было известно с Гарольдом Элодисским, но тот взял с меня слово молчать об этом.
– Но как это… – Седрик все не хотел сдаваться, – что, если… но тогда, значит, Вэл… сам? – Это он произнес шепотом, и повисла тишина.