Иванов как нетленный образ яркого представителя эпохи. Повесть

– Саш, у тебя вообще совесть есть?

– Есть, показать?

Или: «Моё слово, хочу даю, хочу назад беру».

Тут уж, хоть бейся головой об стену. И ведь не скажешь, что идиот, просто самовлюблённое ничтожество, а это практически абсолют.

И вот, затащив вещи в помещение, запихнув в девчонок по паре бутербродов, я принялась отмывать и отскребать доставшийся нам от бабки Веры королевский дворец на каменном фундаменте. Меня просто плющило от злости, в голове роились дурацкие мысли, как разруливать отношения с деревом с глазами, которое обожала моя старшая дочь, ведь он таскал домой сникерсы-фигикерсы, а я варила тривиальные щи…

И тут залаяла наша собака. У меня появился первый посетитель. Это был высокий красивый парень с голубыми глазами. Русые волосы над его лбом вились, он был похож на Леля, только без дудочки, вылитый Саша Серебряков, в которого я была смертельно влюблена в восьмом классе. Внутри у меня всё оборвалось, я так и застыла перед ним с половой тряпкой в руке. На мне были старенький польский купальник и лохматая грива, парень улыбался, подняв руки, как бы сдаваясь. Я отозвала собаку.

– Что Вы хотели?

– Настольный теннис.

– Вы кто?

– Мы тут домики красим, нас с ММЗ Яковлева прислали.

Я принесла коробку. Когда всё было помыто и уложено, я спохватилась, что теннисные шарики лежат отдельно от ракеток. Взяв несколько штук, мы закрыли прокат и пошли разыскивать маляров.

Если честно, мне хотелось увидеть парня ещё раз, щёки мои горели, что-то назревало. Девочки кричали: «Дяди маляры, дяди маляры», и эхо разносило по лесу их звонкие голоса. Наконец, мы нашли троих маляров, двое из них были старше своего товарища, но я даже представить себе не могла, насколько. Не знаю, остановил бы меня этот факт или нет, но всё случилось так, как случилось. Меня пригласили на вечерние посиделки у костра и, уложив детей, я присоединилась к троице, накрывшей поляну из нехитрой снеди и нескольких бутылок портвейна вокруг горящей кучи хвороста. Хмелела я не от портвейна, на меня смотрели глаза, в которых тонули все мои несчастья, весь душевный недород, и хотелось жить и радоваться. Мы с мужем до сих пор вспоминаем, как ловили рыбу под луной, стоя в воде по пояс в ватных телогрейках, и, как я соблазнила его на обычной раскладушке…

Парень оказался женат. Это сильно убавило мне прыти, я не покушалась на чужую семью, да и со своей надо было разобраться. Мы притворились, что ничего не помним, однако осталась какая-то ниточка взаимности, теплота сердечная, и дело было как раз в ночной рыбалке, а не в раскладушке. Однако разница в возрасте сразила меня наповал, – целых тринадцать лет. Конечно, мне никто не давал тридцати пяти не только из-за маленьких детей, я и без того выглядела гораздо моложе со своей спортивной фигурой и вечно улыбающейся физиономией, но, тем не менее, было как-то не очень правильно.

Я предложила Диме привезти жену и ребёнка, вручив ему ключи от дома в лесу, в ответ на его рассказ о том, что они не слишком ко двору на даче родни. Там были какие-то МИДовские работники, люди «над», бабушка растила клубнику, и её приходилось красть ночью с фонариком. В каждой домушке свои погремушки. И вот в один прекрасный день перед моим прокатом возникла красавица «руки в боки». Нет, она и впрямь была красива: лицо классическое, чёрные прямые гладкие волосы, хорошо оформленная фигура с объёмным низом, – что ещё надо для счастья. Наташа смотрела на меня вызывающе, как будто говорила: «Смотри и не ослепни от моей красоты, старая ведьма!» Руки она держала на бёдрах, выставив вперёд носок туфли.

Я сопроводила святое семейство в домик для дорожных рабочих, всё показала и рассказала, а в душе у меня… Что там было в моей душе, знает только тот, кто способен любить без оглядки и всем сердцем, а я увязала в своём чувстве всё глубже, как в плохом романе. Все годы моего самопожертвования вспыхнули и сгорели в один миг, это было как наваждение, которому невозможно противостоять. Иванов сразу почуял неладное, однако не такого он хотел. Я была нужна униженная и раздавленная, а не сияющая от счастья, пусть и невозможного.

Супружник привозил детям фрукты, причём, не килограммами, а ящиками, дарил мне букеты цветов, немного увядших в дороге, но от того не менее ослепительных. Я терялась в догадках, неужели на него так подействовало то, что я краснею, когда наши с Димкой руки соприкасаются? Мне казалось, что его не разбудит даже гром небесный, а тут всего-навсего юноша, который смотрит на меня с восхищением… А, как разнились их поступки! Иванов пускал пыль в глаза, Дима старался помочь. Мало того, его жена всю неделю складывала грязные колготки сына в тазик, и они тухли под крыльцом до приезда мужа вечером пятницы с работы, когда он принимался за стирку. К тому времени Саша Дядченко соорудил перед прокатом колодец и провёл в него воду. Иванову было не до сук.

Я любила вечера, когда мы все сидели на большой террасе проката, а Дядченко давал собаке облизать стопку тарелок со словами «не забыть бы помыть…». Думаю, все всё видели. Ошибкой Димкиной жены было то, что она, повесив на меня своего сынишку, отдалась праздному времяпровождению. В то время, как у меня была работа и трое детей, которых надо было время от времени кормить, она лежала на пирсе с книжкой, не соизволяя ни сходить в деревню за молоком, ни помочь мне что-то из него приготовить. Она даже приказала мужу привезти ей музыкальный центр, возможно, чтобы поразить меня своим социальным статусом.

Дима удивился, застав своего годовалого сынишку с куском отварного мяса в руке:

– Чем ты его кормишь? Он же ест пюре из банок!

– Уже не ест. Я откидываю творог и варю каши, у твоего сына полный рот зубов, он в состоянии жевать твёрдую пищу.

Один раз мы с Наташей ездили на рынок в Зеленоград. Попутки не желали останавливаться, пока молодая мамаша не спряталась за остановку. Подвозивший нас мужчина вернул обеих прямо к прокату, признавшись, что увидел в Наташе мою мать. Но моя родная мамаша в это время управлялась с детьми, не веря своему счастью, ей никогда в жизни во сне не снилось такое количество внуков. Увидев в окно незнакомую машину, она пришла в изумление. Я эпатировала публику в её лице, она ведь всегда считала меня неспособной на подобные подвиги…

Позже я выслушивала родительские наставления по поводу своих гостей:

– Ты ненормальная? Зачем это тебе! У тебя своих двое! Ни за что больше не приеду! Мало забот? Лучше ко мне приезжай и помоги с дедом.

Однажды и я психанула. Вернувшись с добычей с той стороны реки, я застала картину, от которой моё сердце похолодело: Димкин сын лежал на собаке и выкручивал ей нос, как лампочку. Я осторожно подошла и взяла его на руки. Голова ребёнка запросто могла поместиться в пасти нашего рыже-пегого монстра. Мои девчонки на террасе кашеварили на огромной доисторической плитке, способной зажарить целого мамонта, Наташи поблизости не было. Она загорала где-то на причале. То ли это была полная бесшабашность, то ли она была уверена, что мои соплячки годятся на роль нянек.

В пятницу я предъявила Димке ультиматум: «Или внуши своей жене, что она должна сама следить за ребёнком, или забирай их обоих отсюда. Я выбилась из сил. К тому же, я не знаю, даёшь ли ты денег Наташе, но продукты покупаю только я. Гостевой период закончился месяц назад. Кашу сварить детям твоя жена была в состоянии!» И тут до меня дошло, почему Димкины родители, приехав навестить внука, принесли в прокат сумку с продуктами, что меня весьма удивило. Покатав их на катере до дяди Толи и обратно, я сказала, что в домике молодых имеется примус для приготовления пищи, на что мне ответили, мол, Вы же проявили гостеприимство, вот и мы…

Какая-то неоднозначная ситуация, чтобы во всём разобраться, нужны были трезвая голова и холодное сердце, но их-то как раз и не было, я пропала. Мне жалко было Наташу за то, что она такая дура, она бы больше подошла Иванову, однако судьба распорядилась по-своему. Димка увёз жену вместе с ребёнком и музыкальным центром в Москву, и Наталья не нашла ничего лучшего, как поехать осматривать мою квартиру. Зачем? А чёрт её знает.

Иванов привёз мне письмо, в котором говорилось, чтобы я забрала себе Димкину душу, а ей оставила его тело. Я не знала, смеяться или плакать. Что эта женщина будет делать с телом без души?

– И что она у нас делала?

– Походила по комнатам, посмотрела, как мы живём.

– Зачем ты это позволил?

– Ну, она же твоя знакомая!

– У меня пол-Москвы знакомых и что? Ты её в такси посадил?

– В лифт я её посадил!

Вернувшись в Москву в конце августа, я не застала дома своих ковров. На мой вопрос Иванов ответил так:

– Вы хорошо питались? Это были твои ковры.

Как говорится, без комментариев. На мой день рождения Иванов отвёл меня на Старый Арбат и купил в подарок картину. Не ту картину, которая мне понравилась, а продолговатый холст с нарисованной на нём полуразрушенной избушкой, и это было очень символично. Придя домой, я включила магнитофон с записью песни «Разлука ты разлука» Наутилусов. Раздался звонок в дверь. На пороге стоял Димка с пучком гвоздик в руке…

Наталья Тимофеева, Болгария, 2023—24 гг