– А почему Вы думаете, что у меня получится?
– Потому что у Вас хорошо развито и индуктивное, и дедуктивное мышление.
– А как Вы это определили?
– По Вашей письменной работе.
На одном из семинаров мы действительно писали работу. Мне попался вопрос «Связь науки с производством». Поскольку я книгу не брала в руки, то писала интуитивно, руководствуясь соображением логики и здравого смысла. Я однажды так формулу по теоретической механике вывела новым способом на экзамене.
– А можно я подумаю?, – осторожно спросила я.
– Да, конечно. А если надумаете, вот мой номер телефона – домашний и на кафедре. Он достал листочек и стал писать на нем телефоны.
Я взяла листок, встала и собралась уходить.
– А вам плохо не станет?, – вдруг поинтересовался преподаватель, и в глубине его глаз в крапинку запрыгали смешинки.
– С чего бы вдруг?, – не поняла я.
– После посещения буфета, как в прошлый раз.
– Надеюсь, не станет.
Вот зараза, думаю, помнит тот случай, а я уже забыла.
Дома я рассказала маме о неожиданном предложении Павла Николаевича. Мама сразу воодушевилась. Она мечтала, чтобы меня оставили на кафедре преподавать после окончания института. Причем на любой кафедре – какая разница. Преподаватели неполный день заняты, и отпуск у них всегда летом. Я еле выпросила у нее отсрочку до каникул – когда писать-то эту работу, если сейчас и вздохнуть некогда?
Юрка за всю зиму звонил всего два-три раза – сессию он сдал плохо, имел два «хвоста» и все время бегал, пытаясь их пересдать. Я сдала сессию на все пятерки, даже математику, чего сама от себя не ожидала. Неопределенные интегралы никак не укладывались у меня в голове должным образом, но мне помог Эрик, с которым мы работали вместе у Анатолия Константиновича. Тихий, спокойный, вежливый мальчик, мы учились в параллельных группах. И симпатичный. Он решал со мной эти интегралы все время, которые мы проводили на кафедре. Во время экзамена, который я первая из нашей группы сдала и выходила из аудитории, ко мне кинулась толпа: «Ну что?».
Я показала растопыренную пятерню. Пробравшись через толпу однокурсников, пожимающих мне руку и хлопавших по плечу, я увидела Эрика, стоящего в стороне. Он тоже спросил:
– Ну как?
– Пятерка.
– Молодец, я так и думал.
И протянул мне букет гвоздик, который прятал за спиной.
Я обалдело уставилась на него, а наши девчонки из группы застыли с отвисшими челюстями.
– А если бы я не сдала на пятерку?
– Сдала бы. Я был в тебе уверен.
Вообще все мальчишки из хоздоговорной группы относились ко мне хорошо. У меня был среди них и «придворный электрик», к которому я бегала за помощью на хлопке, когда в нашем углу барака не горел свет. Но тут совсем другой случай. Это, как сказала моя бабушка, уже серьезная заявка на победу.
Я стояла в растерянности с букетом в руках, не зная, что мне делать дальше.
– Пойдем завтра в театр?, – вдруг спросил он.
– Завтра что, среда? Нет, я вечером работаю.
– Жалко.
– Ага. Спасибо за приглашение.
Мне было приятно его приглашение, но не более того. Не могу сказать, что я воспарила в небеса, как если бы приглашение исходило от Юрки.
Через пару недель у меня был день рождения. По такому случаю мама решила пригласить гостей. Эрик пришел с цветами, в костюме с галстуком, и принес на открытке стихи собственного сочинения.
Ты не похожа на Марину Влади
И не идет тебе парик Мерлин Монро
Но есть в тебе добра богатый кладезь,
Ума палата и смешное озорство.
Еще глаза с их вечною загадкой
В них отражается любая грань души:
Цвет утреннего неба – все в порядке,
Цвет бурных волн – обидчика ищи.
И если кто захочет вдруг создать
Сплав искренности, ласки, доброты
Их не заставлю долго я искать.
Да, да, не удивляйся, это ты!
Ага, думаю, правильно я такая хорошая. И раз меня просят не удивляться, значит, скромность тоже принадлежит к числу моих добродетелей.
Юрка тоже пришел. Я не видела его довольно давно, и он был какой-то похудевший и осунувшийся. В подарок он принес большую тыкву (какой-то специальный сорт, что она как деревянная), сделанную в виде сосуда, расписанного розами и еще какими-то цветами. Этот тыква-сосуд закрывался причудливой пробкой, на которой было написано: «Конечно, Наташка, и на солнце бывают пятна. Пусть же их никогда не будет в жизни лучшей из нас».
Было еще много народу: девчонки из группы и мальчишки, с которыми я работала у Анатолия Константиновича.
Понятно, что при таком количестве людей поговорить с Юркой нам не удалось. Я видела, что он чем-то расстроен, а когда Эрик пригласил меня танцевать, он еще больше помрачнел, а потом и вовсе исчез или поля зрения.
Потом девчонки потащили меня за стол слушать их тосты. От тостов меня отвлекла мама, позвав на минутку на кухню.
– Натусь, послушай, – она подвела меня к закрытой двери на лоджию, – как бы они там не подрались.
Я открыла дверь и зашла на лоджию. Юрка стоял у открытого окна, курил и что-то говорил. А я даже не знала, что он курит, ни разу не видела его курящим…Эрик сидел на самодельном папином сундуке. Увидев меня, Юрка замолчал. О чем шел разговор, я не слышала. Они оба повернулись и уставились на меня.
– Юрка, – сказала я первое, что пришло в голову, – ты нам сыграешь на гитаре?
Он кивнул и встал. Похоже, особого желания к музыкальным занятиям в этот момент он не испытывал, но неудобно было отказать имениннице.
Мы вышли на кухню, мамы там уже не было.
– Юрка, что с тобой?
Он посмотрел на меня хмуро и ничего не ответил. Обычно голубые глаза его стали темно-серого цвета.
– Ты что, куришь?
Он молча вздохнул, а я, повинуясь какому-то безотчетному порыву, провела пальцем его по щеке. Он схватил мою руку и прижал к губам. Губы его были сухие и горячие, и мне стало жарко от их прикосновения.
– Натулька….Натулечка…
– Пойдем за гитарой, – я сделала над собой усилие, чтобы высвободить руку. Разумный внутренний голос сказал мне, что время и место выбраны неподходящие.
Он поднял на меня умоляющие глаза:
– Можно, я не буду петь? Можно уйду домой?
Я пожала плечами:
– Как хочешь…
Хотя мне стало ужасно обидно.
Молча проводила его до входной двери, подождала пока оденет куртку, завяжет кроссовки, и открыла входную дверь. Проходя мимо, Юрка слегка обнял меня за шею, прошептал прямо в ухо: «Не обижайся», чмокнул в щеку и побежал по лестнице с такой скоростью, что закрывая дверь, я топот его шагов уже на первом этаже.
Глава 17
– Как ты думаешь, как Юрка будет себя вести на моей свадьбе?, – спросила я у мамы. Мы вдвоем сидели на кухне и пили чай.
– То есть, если он там будет присутствовать не в качестве жениха?, – уточнила мама.
– Ну да.
– Наверно напьется…
– Что, ты замечаешь у него тягу к алкоголизму?, – обиделась я за Юрку.
– А у тебя что, намечается свадьба?, – парировала мама.
– Нет, я теоретически спрашиваю.
– Ну а я теоретически отвечаю.
– Мам, – продолжала я, – а почему все-таки он вчера ушел?
– Наташ, ну откуда я могу знать? Наверное, расстроился из-за Эрика.
– Ха, он думает, что придет раз в три месяца, а я тут в парандже сижу и крестиком вышиваю?
– Да он потому и приходит раз в три месяца, что боится не справиться со своими чувствами!
– Ну и пусть не справляется….
– Доченька, ну как ты не понимаешь, что вы – студенты третьего курса!
В твои планы входит сейчас выйти замуж?
– Нет…
– Ну а в его планы это не входит тем более.
– А зачем сразу замуж?
– Потому что отношения должны иметь развитие, иначе они заходят в тупик.
– Мам, ну а если я прожду его как дура до конца института, а он потом женится на какой– нибудь кошелке-малолетке? Что ты на это скажешь?
– Все может быть. Я же не оракул и не Ванга. Описываю тебе ситуацию такой, какой она мне видится.
– Так что не надо ждать в парандже?
– Это тебе не грозит в любом случае, – засмеялась мама, – но вообще тебе пора заняться работой по философии, и выбросить из головы всякие глупости.
– Любовь-это не глупости.
– Все, тема закрыта, – сказала мама, – хватит толочь воду в ступе, займись-ка делом.
Я вздохнула и отправилась звонить Павлу Николаевичу насчет темы научной работы. Он обрадовался, дал мне тему, и даже план сам разработал, чтобы мне легче было.
Для того, чтобы я скорее написала работу по философии, мама иногда в субботу и воскресенье стала освобождать меня от сельхоз.повинности на даче, чему я была несказанно рада. Мама любила дачу, отдыхала там душой, попутно возделывая огород и общаясь с соседями. Мы с братом дачу тихо ненавидели (а иногда и громко), но отвертеться от поездки туда было практически невозможно. Я даже полюбила философию за то, что она дала мне неожиданную свободу. Прошел месяц, Юрка не появлялся, а я писала работу.
Павел Николаевич проверял мою работу по главам. Для этого мы встречались с ним в библиотеке нашего главного здания и сидели в читальном зале, тихо переговариваясь. Он оказался совсем не противным, очень даже симпатичным и приятным в общении человеком. В 27 лет был уже кандидатом наук. Честно говоря, обсуждению работы мы посвящали от силы полчаса, а остальное время (наши встречи занимали часа три) он рассказывал о себе, о своей жизни, иногда о каких-нибудь научных открытиях. Так я узнала, что он закончил с отличием механический факультет нашего института. А потом из-за какой-то тяжелой болезни вынужден был долго лежать, пристрастился к философии, защитил диссертацию и теперь преподает на кафедре философии. Но мех.факовское прошлое не отпускает, он умеет все чинить своими руками, и даже сконструировал сам фотоаппарат.
– Вот здорово!, – поразилась я.– А у меня как раз кинокамера сломалась!
Я все не могла собраться отнести ее в мастерскую.
На следующую нашу встречу в библиотеке я притащила кинокамеру, а Павел Николаевич – барсетку с инструментами. Работники библиотеки косились на нас удивленно, но к счастью, вслух свои претензии не озвучивали.
– Наташ, – сказал Павел Николаевич, – проверить работоспособность не получится, у камеры сели батарейки.
– И как же нам быть?
– Я предлагаю поехать на Чиланзар в торговый центр, там я точно их видел, поставить и проверить.
– Хорошо, так и сделаем.
Улица Навои встретила нас жарой, запахом разогретого асфальта и бензина. Мы шли мимо бочки с квасом.
– Будешь квас?, – спросил Павел Николаевич.
– Да что там квас, я сегодня еще и не обедала.
Павел Николаевич засмеялся. Я хотела просто пошутить, безо всякого подтекста, но когда мы выпили квас, он сказал:
– Я живу на Чиланзаре возле торгового центра, мы можем зайти ко мне домой пообедать и с мамой познакомиться.
Хорошо, что он сказал это, когда квас закончился, а то я бы поперхнулась. Что-то явно события сворачивают не туда: для чего мне с его мамой знакомиться? Мое замешательство он понял по-своему:
– Мы сейчас позвоним, и убедимся, что мама дома. Если вдруг ее нет дома, тогда не пойдем.
– Нет, – сказала я, – спасибо. Мне не привыкать без обеда. Я лучше до дому потреплю.
– Да пойдем, – улыбнулся он, – ты же по натуре авантюристка.
Вот этого говорить ему не стоило. Потому что после этих слов я уперлась как баран. Не зря же я по гороскопу Овен.
– Не пойду. Спасибо за помощь, и до свидания. Я домой поеду.
– Вот чудо упрямое!, – схватил он меня за руку, – давай хоть до метро тебя провожу.
Мы дошли до метро почти молча, настроение у Павла Николаевича испортилось. Я ругала себя: надо мне было брякнуть про этот обед…
– Я не имел в виду ничего плохого. Не пойму, почему ты упрямишься, – сказал он на прощанье.
Пока я доехала домой, день клонился к вечеру. Дома была одна бабушка, мама с братишкой на даче с ночевкой.
Бабушка взволнованно встретила меня в дверях:
– А к тебе Юрка приходил. Хотел попрощаться. Сказал, что завтра в стройотряд уезжает.
– И что, он больше не придет?
– Сказал, что не знает. Если успеет, зайдет попозже.
Настроение стало еще хуже. Теперь еще и Юрку до конца лета не увижу. Сегодня явно не мой день.
Стемнело, Юрки не было.
Бабушка легла спать. Пришлось лечь и мне, и ворочаться с боку на бок, вытирая навернувшиеся слезы. Вдруг раздался звонок в дверь.
Я вскочила, накинула халат, бабушка за мной. Конечно, это был Юрка.
– Бабушка, мы посидим во дворе?, – спросила я.
– Нет, сидите вон на лоджии, – сказала бабушка и ушла в нашу с ней комнату.
Мы пошли на лоджию и сели рядом на сундук, не включая свет.
Окна были открыты, оттуда падал свет от уличных фонарей, от легкого ветерка шумели листвой тополя. Хорошо, что в темноте Юрка не видел моих заплаканных глаз.
– А я завтра уезжаю.
– А я уже знаю. Боялась, что ты не придешь.
– Да я у сестры был, помогал навес делать. Только закончили.
Мы сидели, касаясь друг друга плечами. Юрка рядом, такой родной. Слезы сразу высохли и на душе стало спокойно.
– Мы едем в Смоленскую область, в город Гагарин. Будем там строить коровник.
– Странно, физики – и коровник.
– А ты хочешь, чтобы мы синхрофазотрон строили?, – засмеялся Юрка.
– Я хочу, чтобы ты из Ташкента не уезжал, – тихо ответила я.
– Натуль, ну не расстраивайся. Я тебе письмо напишу.
Я молча кивнула.
– А когда приеду, мы с тобой пойдем в секцию моржей, будем закаляться.
– Хорошо, – послушно кивнула я.
Я готова была с ним идти хоть к моржам, хоть к аквалангистам или парашютистам, хоть в отряд космонавтов. И еще мне хотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался. Но мы оба понимали, что это невозможно.
– Я пойду, Наташк. Пока пешком дойду, метро ведь уже закрылось.
Мы тихонько подошли к двери, не включая свет в коридоре. В полной темноте белела Юркина рубашка. Мы стояли, держась за руки, глядя друг другу в глаза и никак не могли расстаться. Чтобы видеть друг друга, стояли очень близко.
– Я буду по тебе скучать, – прошептал Юрка, и я почувствовала на губах его дыхание, – очень-очень…
Мы почти поцеловались, но тут раздался голос:
– Ребята, а вы знаете, что уже очень поздно?
Это недремлющая бабушка зорко несла свою вахту. Не знаю, что она в темноте увидела, но Юрка тут же открыл дверь и выскочил на площадку.
Я выскочила за ним, но он уже несся по лестнице вниз, на ходу послав мне воздушный поцелуй.
Глава 18
Лето закончилось без особых приключений. Работу по философии я дописала, и даже напечатала сама на старенькой машинке, которую мама взяла для меня на время у своей подруги. Павел Николаевич «держал дистанцию», больше никуда меня не приглашал и не вел посторонних разговоров, и без комментариев забрал у меня работу на конкурс студенческих научных работ.
Ученики Галины Ивановны успешно поступили в вузы, у Анатолия Константиновича на каникулах мы не работали.
Я привыкла к бешеному темпу жизни, и теперь отчаянно скучала без дела и без Юрки. Письмо он мне действительно написал, как обещал, но там не было тех слов, которых я ждала. Письмо было обыкновенное, такое, как он мне писал и раньше – просто дружеское, без намека на чувства.
В конце лета у нас началась практика на стройке. Не знаю, что мы там должны были делать по замыслу практики, но в действительности слонялись по этажам недостроенного здания, иногда убирали мусор, иногда подносили кирпичи, а большую часть времени сидели где-нибудь подальше от глаз начальства и травили анекдоты. Порой мы смывались пораньше и шли в кино, и строительное начальство смотрело на это сквозь пальцы. Главное при этом было не попасться на глаза начальству институтскому.
В один из таких дней я вернулась домой, и увидела там Юрку, который пил чай с моими домочадцами. Понятно, что он ждал меня, но наедине нам побыть практически не удалось. Брат, как очумелый, крутился рядом, не давая нам и слова сказать.
– Мам, убери его, – в сердцах сказала я, выйдя на кухню.
– Как я его уберу, к стулу что ли привяжу?
Но увидев, что я разозлилась не на шутку, добавила:
– Пойдите куда-нибудь.
– Разве я это должна предлагать, мам? Как ты это себе представляешь?
Юрка тоже заметил, что я злюсь, и поспешил откланяться, вручив мне подарки. Это была открывалка для бутылок в виде крокодила и заяц, играющий на гитаре. Единственным утешением было то, что назавтра мы договорились идти в секцию моржей. Витька – брат и тут встрял:
– Какие вы моржи, если еще не холодно?
– Так и надо привыкать постепенно, пока тепло, – объяснил ему Юрка.
Закрыв за Юркой дверь, я потрясла кулаком перед носом братишки:
– Если ты еще хоть раз влезешь в наш разговор, и вообще будешь приставать к моим гостям, то не проси больше решать тебе задачи по физике или алгебру по Сканави, понял?!
Тот отшатнулся:
– Чокнутая какая-то сестра! Что я сделал?
– Ага, еще маме иди пожалуйся!
Он покрутил пальцем у виска и молча отошел.
На следующий день мы встретились на берегу Анхора. У секции моржей там была площадка для бадминтона и волейбола, дорожка для пробежки и специальные лесенки для спуска в воду.
– А зачем сначала бегать?, – спросила я у Юрки, – пошли сразу купаться!
– Натуль, это чтобы разогреться, когда будет холодно, и в воде не замерзнуть,– объяснил он терпеливо.
Вообще-то я спросила просто так, потому что когда он рядом, мне было наплевать на очередность событий.
Стояла середина сентября, но вода сразу окутала нас, как парное молоко. Мы выплыли на середину реки и поплыли вниз по течению.
– Юрка, не уплывай далеко от меня, я боюсь!
Юрка засмеялся и поплыл рядом:
– Не бойся, я с тобой!
Мы вылезли из воды, поиграли в бадминтон, и вдруг я подскочила как ошпаренная:
– Юрка, а сколько времени? У меня же практика!
Юрка полез в карман за часами:
– Почти опоздала.
– Да ты что, нас же с утра отмечают!
Лихорадочно натянув джинсы прямо на мокрый купальник, я помчалась по аллее, благо до нашей стройки было недалеко.
– Наташка, – кричал мне вслед Юрка, – а ты же не завтракала, возьми бутерброды!
– А, не до этого, – на бегу отмахнулась я.
На стройку я прибежала как раз во время переклички. Преподаватель посмотрел на меня косо, но все-таки поставил плюсик против моей фамилии.
Девчонки обступили меня:
– Ты откуда такая мокрая?
– Прямо из глубин Анхора.
– Девочки, подметайте второй этаж, – распорядился бригадир.
Мы решили, что подметание никуда от нас не денется, подошли к оконному проему и стали смотреть вниз. Внизу по тротуару не спеша шли люди. Я обратила внимание на парня, как две капли воды похожего на Юрку.
«Надо же»,– подумала я, – «совсем у меня от любви крышу сносит, везде он мерещится», и собралась уже отойти от окна. Но парень вдруг завернул к нам на стройку и стал что-то спрашивать у рабочих. Те стали показывать руками наверх, он поднял голову, и я увидела, что это на самом деле Юрка. Потерла глаза, видение не пропадало, наоборот вполне реальный и материальный Юрка, задрав голову, что-то высматривал.
– Юр-ка-а!, – заорала я, и высунулась из окна так, что Луизка схватила меня за край футболки.
Он увидел меня, улыбнулся и помахал рукой. Через две минуты он был уже на нашем этаже.
– На тебе бутерброды и помидоры, – протянул он мне сверток, – завтракай.
Я посмотрела внимательно ему в глаза – в них была нежность и забота.
– Я без тебя не буду есть, давай вместе.
Девчонки тактично отошли на другой конец этажа и замахали вениками.
Мы сели на рулоны рубероида. Предусмотрительный Юрка постелил сверху газетку.
– Ты что, успел домой сбегать?
– Нет, это мама мне еще утром дала.
– А почему так много?
– Ну на нас двоих…
– Спасибо тебе, Юрец. И маме тоже.
– Не за что, Натуль…
Мы несли какую-то ерунду, и не сводили глаз друг с друга. И стройка в это время казалась мне лучшим местом на земле.
Вдруг около нас возникла Луизка.
– Извините, что помешала. Наташ, там зав.кафедрой с проверкой пришел.
Я вскочила.
– Юр, пока!
– Пока, завтра встречаемся на том же месте в тот же час!
Глава 19
Дни шли, закончился сентябрь. Мы с Юркой каждый день плавали в Анхоре. Уже подходила к концу наша практика и его каникулы. О том, как мы будем плавать, когда начнутся занятия в институте, я старалась не думать. Осень уже вступала в свои права, пожелтели листья, люди ходили в пиджаках и кофтах. Мы с Юркой перед каждым купанием долго бегали по аллейке, потом плюхались в воду, которая была теперь гораздо холоднее, и быстро плыли.
Однажды во время нашей пробежки я заметила двух парней, которые бежали за нами.
– Юрка, посмотри, может это маньяки?
Юрка оглянулся:
– Нет, не маньяки, это мои однокурсники.
Парни поравнялись с нами, тяжело дыша.
– Ну вы и бегаете, прямо олимпийский резерв…
Юрка поздоровался с ними за руку.
– Мы завтра на хлопок едем, – сказали они почти хором.– Сбор в 8 у ОТФ.
ОТФ– это главное здание нашего института на улице Навои. Парни попрощались и ушли по своим делам. У Юрки испортилось настроение, а у меня оно вообще упало ниже нуля.
– Что делать будем, Юр?
– Наверно я домой пойду собираться. Сама знаешь, надо и продукты купить, и сапоги с телогрейкой найти на чердаке….А ты, если хочешь, оставайся и купайся.
– Не буду я без тебя купаться….
И я пошла в раздевалку, борясь с подступающими слезами. Я так привыкла видеть его каждый день, как же теперь без него буду? Опять не увидимся два-три месяца…
Когда я вышла, переодевшись, Юрка ждал меня. Наклонился, заглянул в глаза:
– Ну, пока?
С трудом сдерживаемые слезы покатились градом по щекам.
– Ну что ты плачешь, Натуль? В первый раз, что ли я на хлопок уезжаю?
Я помотала головой и уткнулась лицом в его рубашку. Юрка тихонько гладил меня по волосам:
– Наташк, пожалей меня, я в мокрой рубашке простыну!
Я и сама понимала, что веду себя глупо, шмыгнула носом, и отодвинулась.
– Ладно, счастливо тебе съездить…
Юрка с сомнением посмотрел на мою зареванную физиономию.
– Я вечером приду с тобой попрощаться.
– Ага, – я попыталась улыбнуться.
Но вечером он не пришел, только позвонил из метро.
– Наташк, прости, ничего не успеваю. Тут родители просили помочь, они же тоже не ожидали, что я уеду.
– Ладно. Удачи тебе!
Так мы расстались надолго. Наш факультет собирались тоже послать на хлопок, но потом все-таки не послали, только перевели на другую стройку. Там от нас тоже толку было немного, но уходить раньше не разрешали, опаздывать и прогуливать тоже.
Дни тянулись медленно, осень была ненастно-тоскливая.
Писем от Юрки не было, и я решила сама ему написать. Долго думала, порвала кучу черновиков, но написала.
Думала я, что быть может приятно
Письма на хлопке тебе получать.
Вот почему я решилась внезапно
Ручку взяла и уселась писать.
Нас ведь на хлопок чуть-чуть не послали