Чернила. Журналистские истории, профессиональные секреты и практические советы от мастеров слова

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Чем еще удивляют молодые журналисты?

Удивляют отсутствием ориентиров по жизни. Они хотят написать две статьи в месяц и заработать ими среднюю зарплату. Это невозможно. Удивляет, когда журналисты (не только молодые, но и уже довольно опытные) кричат на весь Facebook о том, что готовы браться за тексты любой сложности, умеют работать в сжатые сроки, а после получения задания просто исчезают со всех фронтов без каких-либо комментариев. Я привыкла выполнять свои обещания и этого же требую от своих сотрудников и даже от клиентов. Когда ты подводишь кого-то одного, по цепочке подводится весь коллектив. А, например, бумажные издания имеют свои сроки сдачи в типографию, и в процессе подготовки номера задействовано огромное количество людей, у каждого из которых есть своя зона ответственности. В общем, с такими людьми, которые пропадают, я впоследствии не связываюсь ни по каким поводам и вопросам. Самое удивительное, что спустя какое-то время, они снова начинают строчить посты на тему «дайте работу».

– Через вас проходит очень много текстов. Какие самые популярные ошибки допускают журналисты?

Чаще всего у меня возникают претензии к авторам, когда они не понимают, для кого пишут свои тексты. Ведь очевидно, что для 15-летней девочки и 45-летней женщины подача информации совершенно разная. Отдельным пунктом стоят тексты, которые проще самой написать с нуля, чем редактировать то, что тебе прислали. На журфаке говорят: «Мы не научим вас писать». И это правда: не учат. Поэтому если человек с дипломом журналиста не может писать, вряд ли эта способность еще придет к нему. Удручают орфографические ошибки, просто в бешенство от них прихожу. Конечно, в любом издательстве есть корректор, но неграмотный журналист в моем мире не существует.

– Какие советы вы дадите, чтобы научиться писать лучше?

Деепричастные обороты нужно искоренять. Если я вижу нечитабельный текст, который я прочитала от начала предложения до конца и не помню, что было в начале, я его правлю. И пишу комментарии, да, не боюсь говорить журналисту, где он не прав. Удивляет, что одни и те же ошибки повторяются из раза в раз.

Простой совет: чтобы лучше писать, нужно очень много читать – и профессиональной литературы, и классической. Года два назад я поняла, что не могу аргументировано объяснить своему сотруднику, что с текстом не так, поэтому стала читать книги известных сегодня копирайтеров. К сожалению, такую литературу на журфаке не рекомендуют, обращаясь всё больше к классическим учебникам, но для работы в наше время она просто необходима. Поэтому и журналисту нужно продолжать учиться самостоятельно – не только на практике, но и теорию подтягивать.

Классическая журналистика – это, безусловно, не совсем копирайтинг, но сегодня надо всем продавать себя, свои умения, свою продукцию. Поэтому полезно и необходимо осваивать разные жанры текстов.

– А как вы относитесь к своим текстам?

У меня к ним много вопросов. Но я учусь быть менее критичной к себе и к своему продукту. Потому что от неуверенности, что текст идеальный, руки вообще могут опуститься, и ты перестанешь писать вообще. А это гораздо хуже, чем показать миру неидеальный, с твоей точки зрения, текст. Когда ты уже неоднократно доказал и профессиональному сообществу, и самому себе, что не верблюд, нужно уметь хотя бы немного расслабляться в плане придирчивости и предъявления претензий к себе же. Иначе можно застопориться на одном месте.

Мои лучшие тексты были написаны в периоды самых глубоких душевных терзаний. Эмоции стимулируют писать божественно, это правда. Но я считаю, что аппетит приходит во время еды, и вдохновение – тоже. Нужно садиться и работать. И желательно не сравнивать себя ни с кем.

– Вам говорили когда-нибудь, что вы пишете плохо?

Когда я писала для LADY.TUT.BY, в комментариях было очень много негатива. Да, в большинстве случаев диванные аналитики были не согласны с точкой зрения, высказанной в статье, но попадались и «эксперты» от журналистики. Но собака лает, караван идет.

А вообще я заметила, что люди, достигшие определенных высот в профессии, редко оставляют жесткие комментарии коллегам по призванию, если их того не просят. «Диванные аналитики» – это совсем не та аудитория, которую нужно слушать. Прислушиваться необходимо к тем, у кого хочется учиться.

О СБЫВШЕМСЯ И БУДУЩЕМ

– Оксана, вы как универсальный солдат: и журналист, и пиарщик, и редактор. Кем вы себя ощущаете больше?

Сейчас быть успешным пиарщиком, не умеючи писать, мне кажется невозможным. Мне нравится быть специалистом в продвижении, я очень комфортно чувствую себя в этой роли и в этой профессии. Хотя редакторская работа мне безумно нравится, но, к сожалению, это не оплачивается настолько хорошо, насколько требует вложений своего труда, сил, времени и энергии. Если в первые годы после окончания университета и можно, и нужно мириться с ограниченным заработком, то будучи опытным и грамотным специалистом – всё же, нет.

– Ваши детские представления о журналистике подтвердились или развеялись?

Даже не знаю. У многих людей, далеких от профессии, есть представление, что у журналистов хотя бы сама работа интересная. А на самом деле «хоп-хэй-ла-ла-лаэй» только в кино и сериалах бывает.

Я разуверилась, что журналистика – это сплошной креатив и творчество. Не завод, конечно, но в процессах что-то общее у них есть.

– Никогда не было такого: зачем я сюда пришла, надо уходить?

Было. В периоды безденежья и тоски никуда не деться от сомнений. В это же время я всегда верила, что вот еще один шаг, и еще один и мне станет лучше, комфортнее в профессии, я пойму, что нахожусь ровно там, где должна быть, – на своем месте. Примерно так и случилось.

Я наслаждаюсь тем, что есть, но это вовсе не означает спокойствие ума. Нереализованных проектов и недостигнутых целей еще предостаточно. Думаю, скоро что-то появится в эфире на страницах в социальных сетях. Не переключайтесь!

– Что посоветуете начинающим журналистам и тем, кто уже давно в профессии?

Помню, хорошую фразу нам говорили на любимом журфаке: «Нельга быць абыякавымi»8. Интересоваться жизнью, чаще выходить за пределы квартиры и за пределы своих устоев и мировоззрений, ставить цели и добиваться их.

Возможностей вокруг гораздо больше, чем нам кажется. Просто, чтобы их увидеть, нужно смотреть, стучаться в закрытые двери, общаться, знакомиться, преодолевать свои стеснения и страхи. Но самое главное – любить то, чем ты занимаешься. И это не высокопарные слова, а правда жизни: только приверженность своему делу открывает возможности, притягивает нужных людей и придает сил не сдаваться, если пока не всё складывается так, как хочется.

Февраль 2017 г.

Женя Задора: Надо меньше думать и больше действовать. Когда начинаешь взвешивать: а достаточно ли уровня моего мастерства для того, чтобы браться за этот проект? – вот это уже плохо

фото T&P Studio


С Женей Задорой мы познакомились в первый день вступительных экзаменов на факультет журналистики БГУ. Сейчас страшно сказать, но было это 10 лет назад. Я стояла в очереди с подружками, а Женя – перед нами. Она была одна с огроменной папкой в руках, с какими-то невероятно горящими глазами и любопытством ко всему происходящему. Ее нельзя было не заметить. И вдруг она обернулась и вот так просто завязала с нами разговор: кто мы, что мы, как мы. Уже тогда Женя грезила радио и не представляла для себя другой жизни. Весь первый курс она приходила на лекции с распечатками скороговорок и упражнений для постановки голоса. Весь первый курс она ходила по радиостанциям и просилась на работу. Весь первый курс она мечтала, верила и действовала. Никаких жалоб, никаких упреков, никаких остановок – только с улыбкой и только вперед пробовать еще и еще раз. Путь Жени Задоры – это история о том, что нужно стучать во все двери подряд, бить в барабаны, бубны и всё, что попадется под руку, а не ждать, пока кто-то тебя заметит и предложит кусочек вкусного пирога.


Справка: В журналистике – с 2006 года (на самом деле дольше). Была корреспондентом, редактором, шеф-редактором, ведущей радиоэфира. Работала в печатных изданиях «Магазин здоровья», «Поделись советом», «Корона», на радиостанциях «Радио-Минск», «Би-Эй», «Радиус-FM», «Радио ОНТ» и «Центр FM». Готовит к запуску свой блог zadora.by.


О МЕЧТАХ И ДЕЙСТВИЯХ


– Женя, радио – это счастливое стечение обстоятельств или четкая цель?

Наверное, прозвучит довольно скучно, но это была цель. Причем, поставленная задолго. Возможно, именно поэтому она так тяжело и давалась. Потому что, когда ты уже находишься в этой сфере, ты видишь, как много работает в эфире людей, которые просто проходили мимо, случайно зашли, и у них «хоп», и всё легко получилось. А когда ты поставил себе цель и понимаешь, что тебе нужно попасть в радиоэфир, нужно чего-то достичь, ты сам себя в эти рамки загоняешь, сам создаешь себе какую-то серьезность, которая мешает. В любом случае, когда это цель, дается она намного сложнее.

– Когда эта цель была поставлена?

Очень рано, еще в подростковом возрасте. Я просто много слушала радио, мне казалось, что там клевые чуваки сидят в студии, ничего не делают, болтают в микрофон, и я тоже так хочу. Почему они могут, а мне что нельзя? И решила, что это мой выбор, я так хочу. Идти к этой цели я стала тоже достаточно рано по профессиональным меркам.

 

Подошла издалека, ведь радио недоступно подростку. Кто будет слушать детский голос в эфире? Все хотят слышать взрослые серьезные голоса, которые говорят что-то толковое. Поэтому я подошла со стороны печатных СМИ, как, наверное, начинает большинство журналистов. Так пошли первые попытки изобразить что-то в журналистике. Но в радиоэфир я попала впервые в 17 лет. Тогда это было просто, потому что было в Могилеве, а там не так много людей, которые претендуют на эти места. Особенно, когда ты приходишь и говоришь: «Мне 17, понятно, что на работу вы меня не возьмете, а мне и не надо. Просто дайте мне попробовать, пожалуйста. А я буду делать какую-нибудь работу». Конечно, всегда найдется работа, которую никто делать не хочет. Такого человека называют «ногами» радиостанции, который бегает с диктофончиком по городу, проводит какие-то опросы. Взрослые состоявшиеся журналисты не хотят делать опросы, вот ты здесь и пригодишься. И я так пригодилась, да еще и в микрофон дали сказать пару слов. Вот оттуда всё и пошло.

В Могилеве всё сложилось просто и легко, потому что там я на многое не претендовала, причем, даже получила гораздо больше, чем просила. А в Минске всё уже было сложнее. Здесь ты – не один такой умный. Здесь таких людей много, которые имеют и образование, и опыт, и много преимуществ перед тобой. И у этих людей не всегда получается, а ты-то куда лезешь.

– Как впечатления от первого выхода в эфир?

«Боже, какой ужасный голос», – подумала я. Мне стало стыдно перед людьми, с которыми я разговариваю, которые его слышат. Первое, конечно, отторжение самой себя, потому что ты себя слышишь совсем по-другому, когда говоришь в жизни.

И все равно какие-то качества, черты характера склоняют тебя, показывают твои внутренние предпочтения. Ты даже не знаешь почему, но, да, мне это нравится, я хочу этим заниматься. Даже несмотря на то, что у меня не получается, и я себя слышу со стороны не так, как мне хотелось бы звучать. Но всё равно это мое. И я решила поступать на журфак. В любом случае, с определением профессии вопрос не стоял.

По стечению обстоятельств поступила на печатные СМИ. И иногда еще думала: а может все-таки печатные? Это комфортно, спокойно, уютно, сидишь себе, не паришься, ни тебе нервотрепки, ни тебе вот этого привыкания к себе со стороны, тут пишешь текст, и с текстом всё несколько проще. Хотя не всем проще, потому что люди есть разные, есть те, кому тексты вообще не даются совершенно, но это ты уже потом узнаешь. На телевидение меня вообще никак не тянуло. А вот между радио и печатью я металась, собственно, долгое время и совмещала. Потому что печать была более доступна, на полосу попасть гораздо проще, чем в эфир.

Но не сдавалась. Весь первый курс я ходила по радиостанциям. Как ни странно, пускали, как ни странно, позволяли записаться и оставить свое демо. Обещали перезвонить, но, конечно, никто не перезванивал. Но попытки, всё-таки, были с параллельной работой над собой.

– Равнодушие потенциальных работодателей останавливало или, наоборот, хотелось доказать, что я могу?

Я всегда надеялась, что скоро пойду на работу. Сказали же, что перезвонят. И вот я думала: с первого числа пойду, значит, в середине месяца к родителям не поеду, уже ж работать буду. Когда тебе 18 лет, ты искренне веришь, что тебе перезвонят. Если нет, они бы тогда сразу сказали, что нет, правильно? Только потом понимаешь, что это стандартный ответ, который обозначает, что тебе нечего ждать. Я верила и шла дальше, стучась во все двери, и везде говорила: «Пустите меня, пожалуйста, я хочу у вас работать». Отказы не останавливали. Где-то надеешься, что тебя пригласят в одно из мест, идешь дальше с мыслью: не это предложение, так следующее. Когда ты еще совсем-совсем молодой, ты немножечко наивный, и от этого больше веры в себя, какие-то крылья вырастают. Поэтому лучше действовать, пока ты наивен. Когда становишься опытнее, появляется страх и почему-то пропадает уверенность в себе. Хотя, как ни странно, опыта больше, но ты понимаешь: как много других профессионалов, которые еще лучше меня. Это немного сбивает с толку.


О ЗНАНИЯХ И НАСТОЯЩЕЙ РАБОТЕ


– Есть сожаление, что не получилось поступить на аудиовизуальные СМИ?

Не жалею абсолютно, потому что мне это не помешало работать на радио. Всё-таки, как ни крути, я с конца первого курса работала на радиостанции. Для меня не было существенного отличия: учусь я на специальности «аудиовизуальные СМИ» или «печатные СМИ». До аудиовизуальных мне не хватило всего полбалла. И был выбор: либо пойти на платное, либо на бюджет на печатные. Конечно, я выбрала бюджет. Тем не менее, мы учились на одном потоке с аудиовизуалами, мы прекрасно общались между собой, мы посещали одни и те же лекции, различия начались на старших курсах, когда на учебу уже никто особо не ходит. Поэтому я никогда не чувствовала себя ущемленной, тем более, что у меня была возможность практиковаться на радиостанции, чего мне и хотелось. Если бы у меня дольше не получалось устроиться на работу, и я бы сидела и училась на печатном, может быть, меня бы это подкосило, я бы подумала: не получается, пойду в газету работать. Но, к счастью, всё срослось – как подтверждение, что неспроста у нас какие-то предпочтения появляются, значит, нужно к ним прислушиваться.

– А не было такого, что каких-то знаний не хватило?

В любом случае, ты всё время получаешь новые знания, и тебе всегда их не хватает, даже если ты уже сто лет работаешь. Радио – это такая структура, которая не стоит на месте, она постоянно меняется. Только интернет-журналистика динамичнее, потом идет радио. Телевидение сложнее в плане перемен, там много заморочек, и печать тоже сложнее. Радио всё время меняется, и всё время надо слушать другие радиостанции, прогрессивные, иностранные, на которые мы потом равняемся. Учитывая, что я рано пришла работать на радио, мне в принципе знаний не хватало. Если бы я пришла постарше, тут большой вопрос. А тут я эти знания только получала и на работе я их получала гораздо больше, чем в университете.

– Как первокурснице удалось попасть на радиостанцию без родственных связей и блата?

Методом стука во все двери подряд. И вот в одной из «дверей» мне сказали: «Да, нам как раз нужен корреспондент, давай ты походишь к нам, какое-то время поработаешь, мы посмотрим на тебя». И я согласилась. Это было радио «Минск». Мне давали какие-то задания, например, написать новости, но работа была за эфиром. И, конечно, меня это не устраивало, потому что работать на радио и не выходить в эфир – это чувствовать себя немножко неполноценным. Но ты всё равно работаешь со звуком, и это интересно. И понимаешь, что я вот сейчас наберусь сил, терпения и всё будет. В результате так и вышло. Конечно, на это понадобились годы, которые, правда, работаешь больше за кадром, чем в самом эфире. В эфир приходишь постепенно. Очень многие люди на этом пути отказываются. Им кажется: раз меня не пускают, значит, я ни на что не гожусь. Я видела много неудач, много людей, которые отказывались от своей мечты, потому что им не удавалось сразу попасть в эфир, и поэтому они уходили в другие места, не воспользовавшись возможностью, которая им предоставлялась. Я согласилась на то малое, что мне давали, в надежде, что из этого что-то вырастет. В результате так и получилось. Меня быстро пригласили в штат, увидев перспективы. И уже со второго курса я была полуставочником, совмещала работу и учебу.

– А когда в эфир уже пустили?

На радио «Минск» я выходила в эфир в рамках каких-то спецпроектов, были и репортажи. Параллельно занималась с педагогом-речевиком. Узнавала, что такое правильное дыхание, как нужно разминать свой речевой аппарат, как правильно пользоваться голосом и так далее. И параллельно с этим я ходила на другие радиостанции на кастинги. Почему бы и нет? Если поступит предложение интереснее, почему бы им не воспользоваться? Так получилось, что через три с половиной года после работы на радио «Минск», где-то выстрелило мое резюме и мое демо, которое я оставляла на «Радиус-FM». Меня пригласили туда на собеседование, потому что они как раз искали к старту сезона новые голоса. Еще раз попросили записать голос, но теперь уже выполнить задание. Тогда программным директором был Глеб Морозов, он попросил меня зачитать новости из мира шоу-бизнеса. Спасибо ему за то, что оставил меня одну в студии звукозаписи, а не висел надо мной. Потому что часто, когда я ходила на какие-то кастинги, кто-то всегда стоял рядом с тобой. От этого нервничаешь, начинаешь запинаться, заикаться и вести себя неприлично. Здесь же меня попросили просто рассказать свою биографию, чтобы послушать, как я могу импровизировать, как могу без заготовки поговорить. Что-то я там наговорила, и получилось не так уж и страшно, видимо. Хотя какие-то нелепые моменты из той записи потом мне вспоминали: «А, это та девочка, которая…» После кастинга меня достаточно быстро пригласили еще на один разговор, и там Глеб Морозов говорил: «Ты нам подходишь, но есть два момента. Мы берем тебя внештатно и нужно заполнять микрофонные папки». Сейчас это звучит забавно, а тогда я долго думала, что там такого страшного в этих папках, это же просто бумажки, которые нужно заполнять в государственных учреждениях. Но вот он сразу по-честному предупредил, что меня ждет. Для него самого, как для человека творческого, работа с бумажками была не самой приятной необходимостью. Но меня это, конечно, никак не отпугнуло. Я согласилась на это предложение. Было неважно, что это внештатно, мне было важно, что это прямые эфиры и это уже работа диджея.


О ПРЯМОМ ЭФИРЕ И СТРАХАХ


– Взяли сразу диджеем в прямой эфир?

Да, и это было очень жестко. Потому что у меня не было опыта диджейства, у меня был только опыт наблюдения со стороны. Я представляла, как они работают, но сама этого никогда не делала. Более того, диджей еще сидит за пультом сам. И было поставлено условие, что я сама с первого эфира сижу одна за пультом, я одна нахожусь в студии. Как раз в тот момент мне хотелось, чтобы рядом со мной кто-то стоял, чтобы кто-то меня страховал. Мне позволили до первого эфира приходить по ночам, пробовать, изучать пульт. Если ты ночью что-то испортишь, это будет не очень большой ущерб. И я ходила в ночную смену, следила за звукорежиссером, ездила на последнем троллейбусе. Мне рассказывали, на какие кнопки надо нажимать, когда ты выводишь себя в эфир, и что нажимать не нужно, чтобы эфир не закончился. И вот уже 1 сентября 2011 года с 17:00 до 19:00 я сидела в эфире. Это был, конечно же, рискованный шаг, потому что время – прайм-тайм, все едут с работы и слушают радио. Но программный директор рискнул и выпустил меня в эфир.

– И как прошел первый эфир?

Отвратительно. Было, наверное, всё, чего я боялась. Очень сильно волновалась, причем больше всего за техническую часть. Я меньше переживала о том, что я несу, хотя там была полная ерунда. И про голос, как он звучит, уже не думала. Думала только одно: хоть бы тут ничего не сломать, я ж не рассчитаюсь с радиостанцией. Сложно, правда сложно новичку сидеть первый раз в прямом эфире и сразу себя выпускать. И никого рядом нет. Когда загоралась лампочка «On Air», из студии все выходили. Лампочка выключалась, ко мне подходили и говорили: «Ну, ладно, допустим. Но ты так больше не делай». Чтобы меня сильно не огорчать, подбирали максимально тактичные слова. Поддержка была. Но выпустили меня сразу в открытый космос, и ты там уже барахтайся как можешь.

– Это доверие к журналисту или что-то другое?

Это такие методы, я думаю. Как плавание. Говорят: если хочешь человека научить плавать, брось его, пусть он выплывет. И здесь был такой же радикальный подход. Те, кто пробовал себя в эфире, либо учились «плавать», либо сразу «выползали» на берег и уходили. Для некоторых такой подход был некомфортным, говорили: «Спасибо за возможность, но я больше не хочу». У меня, например, благодаря этому методу все получилось, не было технических косяков по пульту, хотя эти моменты часто являются проблемными. Моя жажда выжить победила. Было много попыток неудачных, а тут тебе дали такую возможность – иди, садись и делай. И ты думаешь: если я сейчас откажусь, то следующую мне еще сто лет ждать? Нет, я с этим не согласна.

– Что, на ваш взгляд, помогло «выплыть» и не сдаться раньше времени?

Мотивация. Потому что очень долго этого хотела, очень долго этого ждала и поняла, что шанс в руках – а дальше уже всё от тебя зависит. Всё, что зависело от других людей, которые решали пускать тебя в эфир или нет – уже позади. Они уже свое слово сказали, в тебя поверили, пожелали удачи – давай, иди. Дальше решаешь только ты. И по собственной дурости отказаться от такой возможности – это вообще непростительно. Когда всё уже сошлось, и ты сам себя этого шанса лишишь – нет. Ну и, наверное, какая-то легкообучаемость: сконцентрируешься, схватишь какую-то информацию – и всё, дальше можно расслабиться. Если ты не концентрируешься или ты слишком уверенный в себе, будешь дольше учиться, будешь больше допускать ошибок и вообще можешь не выдержать.

 

– Прошло уже больше пяти лет. Как удалось вырасти за это время?

Я побывала в утреннем эфире, дневном эфире, в вечернем эфире, в ночном эфире, в эфире выходного дня – это всё, что возможно в эфире на нашей радиостанции. Получила разный опыт, поняла, что где-то лучше себя чувствую, где-то менее комфортно. Потому что, по идее, ты должен быть многостаночником, если ты – профессионал, то должен и там, и там, и там быть. И в парном эфире, и в одиночном. Хотя в парном гораздо сложнее работать, чем в одиночном. У меня было несколько напарников, и даже если ты не срабатываешься с кем-то идеально, понимаешь, что всё равно становишься лучше, профессиональнее и сильнее от того, что попадаешь в условия, которые для тебя некомфортны. Человек же развивается, когда выходит из зоны комфорта.


О ДИКЦИИ, ИМПРОВИЗАЦИИ И ТЕКСТАХ


– С дикцией были проблемы?

Конечно, мелкие нюансы всегда есть. По утрам, например, твой речевой аппарат спит, особенно если ты – сова. Вот сейчас я последние две недели работала по утрам, и мне было очень сложно в 7 часов четко выговаривать все слова. К вечеру уже столько наболтаешься, что по сути можно и не разминаясь сесть микрофону. Это не только у меня, у многих коллег есть интересные оговорки, и все они происходят именно в утреннее время. Одна моя коллега не могла никак освоить слово «США» в утреннем эфире и ей проще было сказать «Соединенные Штаты Америки», потому что это легче выговаривается. Смешно и забавно, но это человеческий организм так устроен. Чтобы проблем с дикцией не было, я каждый год посещаю курсы повышения квалификации, где работаю над дикцией, над дыханием, над интонацией. И всё равно каждый год находятся какие-то вопросы, которые нужно прояснить, ты с педагогом их прорабатываешь. Мне кажется, я никогда не остановлюсь работать над голосом, ведь всегда хочется еще лучшего.

– Какая скороговорка стала самой эффективной или любимой?

Есть очень хорошая скороговорка размером на страницу, она начинается: «В четверг четвертого числа в четыре с четвертью часа лигурийский регулировщик регулировал в Лигурии, но тридцать три корабля лавировали, лавировали, да так и не вылавировали…» А вообще у каждого человека свой набор проблем. У меня, как у многих девчонок, есть склонность к писклявости. Хотя я со многими педагогами это обсуждала, и они говорят, что мой голос не такой высокий, как мне кажется. Но я себя почему-то всё равно слышу писклявой, и мне кажется, что надо еще ниже. Поэтому у меня и набор упражнений для занижения голоса. Это долгое раззвучивание. То есть ты пальцами разминаешь свои мышцы лица, грудную клетку, «мычишь» для того, чтобы появились вибрации по всему телу – это занижает голос и ставит его на опору.

Еще я подобрала для себя очень действенную скороговорку: «Ужа ужалила ужица. Ужу с ужицей не ужиться. Уж от ужаса стал уже. Ужа ужица съест на ужин». Вот этот звук «ж» как раз помогает прочувствовать свой «низ». И каждый день перед эфиром я по несколько раз проговариваю эту скороговорку. Меня уже коллеги дразнят: «О, ужица пришла, давай рассказывай свою любимую». Еще мне помогает пение. Я пою некоторые песни и тоже чувствую, как голос пробуждается. Это такие экспресс-методы. Есть, конечно, более действенные упражнения, которые требуют больше времени. Но на работе их не поделаешь, не всегда получается. Да и чисто физически не найдешь такого места, где можно спрятаться, будешь только коллег отвлекать.

– А дома?

Раньше, когда только начинала, конечно, много занималась дома. Может, по часу делала какие-то большие-большие комплексы упражнений. Скажем по-честному, столько времени ты не будешь находить на часовые занятия всю жизнь. Эти упражнения ценны до того времени, пока ты не прочувствуешь правильное дыхание, опору голоса. Когда прочувствуешь на своем теле, что уже начинаешь дышать животом, нет необходимости столько времени тратить на упражнения. Уже физиологически получается быстрее перестроиться. Точно так же, как и низкий голос. Ты его уже прочувствовал: о, как это я говорила, как я ощущала? Некоторые опытные журналисты не делают разминку в принципе, сразу садятся к микрофону и у них всё получается. Настолько всё отточено, что они сразу «в голосе».

Хотя по новым тенденциям сейчас нужно говорить в радиоэфире своим совершенно естественным голосом, которым ты и в жизни говоришь. Это раньше были больше в почете дикторы с низкими голосами, многие даже курили специально, чтобы хрипотца появилась. Сейчас нет. Слушатель настолько избалованный, что ему эти поставленные голоса уже не интересны, ему хочется послушать из приемника такого же человека, как и он сам, которого он мог только что видеть на улице, который тоже ездит в метро, который говорит о совершенно простых будничных вещах – вот это привлекает. А слушателя сейчас действительно очень сложно удивлять, и радиостанциям нелегко в борьбе за «ухо».

– Импровизировать в эфире наверняка приходилось. В чем секрет хорошей импровизации?

У меня в эфире было всё. Когда я только пришла на «Радиус FM», это было довольно серьезное радио. Помню, мы много говорили о пробках, какие-то новости давали, была ставка на информацию. Даже если ты диджей, ты не кричишь: «Всем привет! Доброго вечера! Клевого настроения!» Там было что-то серьезное. Потом времена поменялись, мы немного изменили свою направленность, стали омолаживаться и стало больше развлекательных проектов. Там как раз импровизационная манера, особенно, когда ты работаешь в паре. У тебя шоу, ты с напарником – пиши не пиши текст, что он ляпнет, одному ему известно и то не всегда. Поэтому надо быть начеку, чтобы как-то адекватно отреагировать, не затормозить в эфире, а поддержать диалог. Мы пытались за кадром проговаривать диалоги, но тогда слышно, что это не живое общение, а чтение по ролям. Когда импровизируешь, получается более искренне, более реалистично.

Сейчас сезон 2016—2017, у нас новый формат CHR – это современное хитовое радио, то есть горячие хиты, самое «новье», которое только появилось. Соответственно, аудитория такого радио – это молодежь от 16 до 30—35. Люди старше уже не слушают такую музыку. Следовательно, нужно и направленность в общении поменять. Поэтому у нас уже новый виток, новые установки. Это выходы диджея строго на песне без музыкальной подложки – говоришь ровно столько, сколько в песне длится проигрыш в начале композиции либо в конце, на текст нельзя заходить, потому что Alan Walker потом обидится. Это некрасиво, если уже говорить по правилам этики. Проигрыши длятся 15—20 секунд, 30 секунд, если тебе повезет. И за эти 20 секунд ты должен сказать всё: кто ты, что ты, зачем ты в эфире, какой ты хочешь посыл дать аудитории. Это катастрофически сложно. И ты должен вовремя закончить, потому что уже начинается следующая песня, и ты не имеешь права на нее залезть. Я такого экстрима за предыдущие пять лет не испытывала. И тут надо писать текст. Потому что если ты начнешь импровизировать, ты не влезешь в эти рамки – ты обрубишься на половине слова или испортишь песню, что недопустимо в таком формате.

– Какие приемы помогают при написании текста для эфира?

Хочешь ты этого или не хочешь, но радийный опыт откладывает отпечаток на твои тексты. Потому что когда хочешь написать какую-то статью для печатных СМИ, приносишь редактору материал, а он говорит: «Классный материал, но как-то по-радийному» – «Как по-радийному? Я же вроде не старалась писать радийный текст» – «Вот этот текст хочется не читать, а говорить». Наверное, это короткие фразы, это «один абзац – одна мысль». Потому что в радио есть такое правило: один выход – одна мысль. Ты не можешь сказать: «Вот сейчас была клевая песня. Слушали новинку от NEWMAN. На улице че-то подморозило. Слушайте, я заморозил в прошлом году овощи, до сих пор ем их. Кстати, о еде, если вы сейчас перекусываете, приятного аппетита…» Когда много мыслей в голове, так нельзя говорить на радио. Если ты вышел с разговором о пробках, будь добр говори о пробках и замолчи. Если у тебя есть другая мысль, будет другая возможность выйти с ней в эфир. И помним, что радио чаще слушают как фон, редко для получения информации. Поэтому нужно быть максимально простым, чтобы слушатель уловил, что ты о чем-то рассказал.

8Нельзя быть безразличными.