Чернила. Журналистские истории, профессиональные секреты и практические советы от мастеров слова

– Так что же сделать, чтобы тебя заметили, если ты скромный?

Скромным, пожалуйста, в газету, журнал, издательство. Там скромничать можно. Здесь скромничать нельзя, потому что это публичная профессия. Если скромничать, возможно, тебя заметят по чистой случайности, когда просто нужен будет какой-то человек. Здесь заметят таких, которые будут лезть, стучаться, писать, пробовать. И совпадение звезд тоже очень важно, потому что эта профессия – штучный товар. Можно найти любого юриста, заменить его на другого и не заметить разницы. Здесь так не получится, если выпадает какое-то звено, очень сложно найти замену из-за многих факторов. Надо постоянно пробовать, смотреть разные места и, когда совпадет потребность взять именно тебя на это место, и тут ты окажешься, конечно, этот поезд тебя подхватит. Радиостанций и телеканалов достаточное количество, а штат ограничен. Если у них есть пять ставок корреспондентов, то больше искать не будут или воспитывать на завтра, потому что тебе тоже надо кушать. А если одно звено выпадает, и в этот момент ты понадобишься, нужно быть рядом.

– Тогда нужно, чтобы твое имя было известно, чтобы в этот момент о тебе вспомнили?

Да, хотя бы в узких кругах, так называемые полезные знакомства, чтобы они были тоже. Чтобы тебя могли рекомендовать или замолвить слово: «Да, я знаю такого человека, он проверенный, он сможет». У журналиста, который по образованию журналист, есть возможность бывать на пресс-конференциях. Неважно, опубликует он материал или нет, но на мероприятиях можно заводить знакомства, и с коллегами в том числе, интересоваться их жизнью. Это хороший вариант. Плюс резюме, чтобы оно было везде разослано, если ты очень хочешь попасть на работу. На каждом канале есть электронный ящик, лишним не будет отправить. Ответят – супер, не ответят и пусть с ним, главное, что отправил.

– Через вас проходит много студентов-практикантов и молодых журналистов. Как вы оцениваете их уровень?

Низкий уровень. Пока я вижу, что университет за пять лет подтягивает «низких» к «средним». А те, кто после школы «сильные», они, к сожалению, облениваются и за пять лет забывают знания, которые приобрели. В частности, это касается иностранных языков и других сфер. Это очень большая беда, потому что если в группе 30 человек, то 5—10, которые «сильные», их не мотивируют работать дальше, они и так получают хорошие оценки. Эти знания точно так же были потеряны и у меня. В плане иностранных языков в университете я не научился ничему, никак не развился, а в профессии это надо.

К сожалению, очень нездоровые бывают амбиции. Хочешь обкакаться? Сядь в эфир хоть завтра. Но у тебя потом сломается всё представление о профессии и желание работать на ближайшие годы. Поэтому нужно понимать, что для того, чтобы получить право и возможность попробовать себя в прямом эфире, надо завоевать их авторитетом, доверием, уверенностью в самом себе. Вот только тогда все эти полочки сложатся, а не потому, что ты такой красавчик офигенный. Таких очень много приходило и потом они, к сожалению, такими же и остаются. Нужно не забывать, что ты не один раз съездил на конкурс, выстрелил в три минуты, собрался, спел, и всё круто. Это постоянный труд. Это твоя профессия, и в ней не нужно быть одноразовым. Нужно постоянно развиваться, шлифоваться и доказывать. Если ты на момент остановился, запоздал в профессии, завтра на пятки наступили более опытные, более смелые, наглые, потому что их выпускается каждый год миллион.

Все считают, что это профессия, где мешками носят деньги и все ездят на джипах. Некоторые ездят, но не все. И это тоже нужно понимать. В нашей стране журналистика – это сфера культуры, а не сфера шоу-бизнеса. Эта профессия позволяет быть на слуху, приносит популярность и известность. Но не более того. Это не значит, что тебе сразу заплатят несколько десятков тысяч долларов. Многих отпугивает и удивляет: чтобы заработать, надо ежедневно пахать без выходных и не с 9.00 до 18.00, а круглосуточно. На заводе – выключили станок и ушли, люди как-то отдыхают, живут. А ты и дома пишешь статьи, и утром раньше встаешь, работаешь, и на интервью сам договариваешься, и всё сам, сам, сам. Но при этом, если ты сам не сделал и подвел команду, тебя больше не возьмут, потому что конечный продукт уже не получился. Поэтому ты не можешь не успевать делать свой кусок работы. Тебе могут помочь, но не каждый раз. Ты не сможешь постоянно выживать за счет кого-то. Здесь нужно умение планировать, желание работать, пахать и пахать.

Времени нам вообще очень мало в жизни дано, оно проходит быстро и очень остро это ощущается в профессии. Потому что недавно только Новый год праздновали, а уже 8 марта. И в этом кайф. Что вё не повторяется, и надо ценить время, использовать его грамотно, не прозябать в жизни, а чему-то научиться в профессии, чего-то достичь и сделать. Если тебя взяли на работу, ты в кадре, в эфире, учись и делай. Либо сам совершенствуйся внешне, внутренне, либо в профессии расти, читай книжки, занимайся артикуляцией – и всё получится.

– Была когда-нибудь критика в ваш адрес?

Конечно. Я уверен, что есть здоровая и нездоровая критика, зависть и не зависть. Вообще эта профессия творческая, даже в хорошем коллективе – не без людей, которые могут ставить подножки. Но не нужно на таких людей ориентироваться, нужно стараться по жизни равняться, впитывать мнения людей, которые действительно для тебя что-то значат. Они могут мотивировать твое решение грамотным советом. Покритиковать все могут, а конкретно подсказать «что не так и почему», таких людей мало. Не нужно так сильно реагировать на нездоровую критику и ночами плакать в подушку.

– С годами журналистика не разочаровала?

Нет, профессия стала более легкой, и теперь я ее воспринимаю не только как способ заработать деньги, но как и отдушину, и любимое дело. Разочаровало то, что прошло время, а я не научился чему-то еще. Я бы очень хотел научиться готовить какие-то кулинарные изыски, вплоть до открытия своего дела. Сесть за штурвал самолета. А журналистика позволяет найти время, чтобы заниматься чем-то еще. Те, кто работает в журналистике, обязательно выживут, если они любят свое дело, они будут заниматься написанием сценариев, проведением мероприятий, организаций пиар-компаний. Услуги журналиста нужны не только для эфиров. И всегда должна быть отдушина другого характера. Для меня это путешествия.

Март 2017 г.

Виктория Косенюк: В 90-е все шли в журналистику, потому что боготворили Влада Листьева. Сейчас модно быть блогером, а журналист – каждый, у кого есть смартфон

фото Александр Вавилов

Представьте, что где-то в параллельной Вселенной есть Планета, где каждый занимается своим делом. Тем, к чему лежит душа и получается лучше всего. Тем, что разжигает в тебе огонь и приносит пользу окружающим. Там всё на своих местах и меньше претензий к жизни. Утопия… – скажет кто-то и побредет на нелюбимую работу, что позволяет оплачивать счета. Он идет и не слышит, как внутри кричит и бьется о стенки сердца маленький художник, врач или машинист поезда. И эта глухота разбивает мечты. Другой же создает эту Планету для себя сам. Здесь и сейчас. На этой Земле. Со своим внутренним ребенком журналист Виктория Косенюк подружилась сразу и без компромиссов. Вместо кукол – блокнот с ручкой, вместо «Русалочки» – «Взгляд» с Владом Листьевым. Как стать журналистом? Просто им быть. Как стать хорошим журналистом? Учиться у лучших.

Справка: В журналистике – с 1997 года. Была корреспондентом, радиоведущей, телеведущей. Работала на «Молодежном радио», радиостанции Unistar, в Белтелерадиокомпании. Была начальником отдела новостей радиостанции Unistar, автором телевизионных проектов «Репортер», «Камень, ножницы, бумага» (канал «Беларусь 2»), «Eurovision. Итоги недели», фильма «Код нации» (канал «Беларусь 1»). Среди профессиональных наград – специальный приз в номинации «Репортаж» Международного телекинофорума «Вместе» (Ялта, 2012), главный приз за «Лучший репортаж» Московского международного фестиваля. «Профессия – журналист» (Москва, 2013), главный приз в номинации «Лучший документальный фильм» Международного фестиваля документального кино «Артдокфест» (Санкт-Петербург, 2016).

О ВЫБОРЕ ПРОФЕССИИ

– Виктория, когда вы решили, что станете журналистом?

В пятом классе. Я печаталась в газете «Зорька» и была юнкором. Писала статьи о школе, в основном это были документальные сказки. Я придумала вымышленных героев, которые были похожи на людей, и писала про каждого биографию. Мушка Маша, бегемот Боря. Всё это печаталось в «Зорьке», что меня безумно вдохновляло – раз это печатают, значит это кому-то нужно.

– Помните, как стали писать?

Начиная с детского сада меня игрушки особо не интересовали. Я всё время ходила с блокнотами и что-то записывала. Когда уже стала учиться в школе, начала писать какие-то бесконечные сказки. У них не было ни начала, ни конца, но я писала их просто постоянно. И как-то это было само собой, писала в стол. А потом в «Пионерской правде» был конкурс. Проводила его Московская школа для будущих журналистов, режиссеров и сценаристов. Начало 90-х, и мы с родителями не сразу поняли, что она коммерческая. Выпускники школы даже могли иметь преимущества при поступлении на журфак МГУ. Где-то год я проучилась там заочно, задания получала по почте. А потом Союз развалился и всё. И вот после этого я решила, что надо искать какие-то выходы на другие издания. Нашла «Зорьку». И как-то там меня очень хорошо приняли.

– Как родители отнеслись к выбору профессии?

Родители были не в восторге от того, что я буду журналистом. Потому что на то время, когда я приняла решение, экономически это было совершенно невыгодно и непонятно. Плюс в 90-ые произошла череда громких убийств журналистов. И это было еще и небезопасно. Однако, родители, всё же, не смогли меня переубедить, и я пошла на журфак.

– Почему именно журфак? Ведь часто будущим журналистам советуют выбирать другой факультет.

Мне тоже так советовали родители. Журфак, может быть, не дает конкретных знаний, как в математике: если ты хочешь снять репортаж, ты должен сделать вот это и это, вот эти слагаемые сложить – и у тебя получится репортаж. Такого нет. Но журфак дает атмосферу и возможность попасть в ту среду намного быстрее, чем это получилось бы у человека с другой профессией. Во всяком случае, на моей практике было именно так. Я думаю, что люди из других профессий попадают на радио и телевидение каким-то другим путем. Наверное, по кастингу, по знакомству, но вряд ли сразу после первого курса. Я после первого курса стала работать в штате на радио. Училась на стационаре и работала. И на радио я попала благодаря журфаку, потому что проходила там практику и в итоге осталась. Для меня это всё было очень естественно, и я нисколечко не жалею, что училась на журфаке.

О РАДИО И ХОРОШЕЙ ДИКЦИИ

– Наверное, цель для каждого радиожурналиста – попасть в прямой эфир. Вас сразу пустили к микрофону?

Да, я сразу попала в прямой эфир. Это была молодежная редакция Белорусского радио. Сейчас ее уже нет. Была часть записных программ и часть в прямом эфире. Например, хит-парад я вела в прямом эфире. Проработала там три года. А потом узнала, что открывают радиостанцию Unistar, и прошла кастинг. И всё, на 10 лет зависла там в службе информации. На Unistar уже всё было по-настоящему – только прямой эфир.

– Страшно было выходить в прямой эфир?

Я была в прямом эфире, когда мы открывали Unistar, и тогда было страшно. До прихода в новости я пробовала себя диджеем, и вот это было нелегко. Тогда я понимала, что мне не хватает опыта. Со мной постоянно случались казусы в эфире, о которых до сих пор вспоминают со смехом мои коллеги. Например, группу «U2» я как-то назвала «у-два». В итоге поняла, что музыкальный эфир – это совершенно не мое. А новости были более органичны для меня.

– Что было самым сложным в работе на радио?

Я очень долго боролась со своим голосом. Ходила к преподавателям, мне опускали голос, потому что я говорила достаточно высоко и от природы, и потому что мне еще было мало лет. Я и сейчас, когда что-то эмоциональное рассказываю, пользуюсь достаточно высоким регистром. Но тогда мне голос опустили, потому что я действительно была очень писклявая.

– Какие упражнения для этого делали?

Было очень много упражнений на дыхание. Это всё долго, сложно и каждый день. Вообще самый быстрый способ опустить голос и понять, где вообще существует нижний регистр, это взять скакалку и проговаривать скороговорки, пока ты прыгаешь. В движении, даже когда ты идешь, когда зеваешь, чтобы легче дышалось, ты начинаешь пользоваться не верхним регистром, а нижним. То есть дыхание должно быть не грудное, как у всех женщин, а брюшное, как у мужчин. И тогда ты понимаешь, откуда оно вообще берется. Я постоянно ходила с зеркалом, закрывалась в туалете на радио и разминалась, потому что это достаточно некрасиво выглядит и смешно.

Когда я училась на журфаке, у нас не было техники речи. И мы постоянно жаловались, что не хватает вот этих знаний. И нам постоянно обещали, что вот-вот мы наймем такого преподавателя. И только когда мы закончили учиться, предмет по технике речи всё-таки попал в учебную программу. А все предыдущие поколения страдали, потому что этих знаний действительно не хватало. Вот этот курс очень полезен и еще машинопись, которую отменили в мою же бытность. Мы учились печатать на печатных машинках, учили клавиатуру, где размещена каждая буква. Мое поколение, хотя возможно кто-то утратил этот навык, умеет печатать всеми пальцами, как положено. Потом на машинках печатать перестали, а на компьютерах машинопись не сделали. Хотя это очень полезный навык.

– Есть любимая скороговорка?

Нет, такой нет. Мне больше нравятся сочетания согласных: жви-шви-жва-шва-жво-шво-жвы-швы… И так далее. Они очень хорошо развивают артикуляцию.

– Сейчас к каким упражнениям прибегаете, если нужно быстро настроиться на работу?

Вот все эти штучки я делаю и сейчас. А если нужно быстро «проснуть» речевой аппарат, я зеваю и пытаюсь покусать язык. Это для того, чтобы пошел приток крови, и не было «ленивого» рта.

О ТЕЛЕВИДЕНИИ И ХОРОШИХ РЕПОРТАЖАХ

– Как вы попали на телевидение?

Когда открывалось «Белорусское времечко», продюсер Миша Синкевич приехал из Москвы и никого здесь не знал. Он учился на нашем журфаке и стал по знакомым искать хороших журналистов. Меня порекомендовали, я пришла на собеседование, и он меня взял. Я долгое время работала не в штате, совмещала с радио, лет пять я так работала. Не потому что меня не брали, я просто не собиралась менять радио на телевидение.

– Каких важных знаний не хватило в работе тележурналиста?

На радио я стала работать уже на втором курсе, и там не ощутила какой-то нехватки знаний. А вот когда пришла на «Белорусское времечко», поняла, что да, чего-то не хватает. Потому что на радио ты не думаешь о картинке. Там всё понятно, с текстом у меня никогда не было проблем, всё было нормально и в драматургию укладывалось. А вот как это всё проиллюстрировать, для меня было сложно. До сих пор так делаю, когда знаю, что буду снимать и понимаю, что где-то что-то не вырисовывается, я придумываю план съемки – по действию и картинке. Москвичи, которые приехали открывать «Белорусское времечко», проводили с нами мастер-классы. Для меня стало откровением, что оказывается практически 80% того, что происходит в сюжете – придумано, это всё спровоцировано и это не очень правда. К примеру, нам показали, сюжет про подвального музыканта. Он выходит на улицу показать, как же он хорошо играет, люди на него смотрят и по тексту им не нравятся. Музыканта обрызгивает поливальная машина и выгоняет с улицы снова в подвал. Так забавно получилось. А оказывается поливальная машина просто стояла рядом и попросили водителя, чтобы он подъехал. И вот такой сюжет получился.

– Курса режиссуры на журфаке не хватает?

Сейчас мы очень часто говорим, что у нас получается какое-то редакторское телевидение, а не режиссерское. Это требование времени. Журналист должен быть универсалом – режиссером, оператором и уметь сам смонтировать сюжет. Действительно, основ драматургии не хватает, потому что журфак еще, наверное, не успел перестроиться.

– Как же тогда научиться придумывать интересное действие в кадре, чтобы герои не пили чай в каждом сюжете?

Пить чай – это не самое плохое. Потому что когда тебе нужно снять сюжет дома, пить чай – это самое адекватное. Что еще можно делать дома? Ну, пылесосить. Конечно, нужно придумывать действие. Лучше выйти из этой домашней локации, чтобы не пить этот злополучный чай. У меня был герой сюжета, который боролся с ЖЭСом. У него не закрывалась дверь в туалете. И к нему не могли прийти гости, потому что пришлось бы сидеть на унитазе с открытой дверью. Эта проблема существовала много лет, и он даже устроил пикет и таким образом привлек внимание, всё-таки ему все сделали. Я сняла героя, он долго ходил, всё показывал, сидел на унитазе – всё, что только можно сделать на этом пятачке. «Облизали» весь унитаз. Потом на мастер-классе мы разбирали эту историю. Если вы рассказываете о пикете, нужно было показать пикет. Ну, а как показать, если он уже прошел? Мне было вообще непонятно. А нужно было выйти на улицу, нарисовать плакат с какими-нибудь лозунгами и под домом у героя снять. О чем рассказываешь, то и снимаешь – это главное правило.

Я преподаю на журфаке телевизионный репортаж и всегда говорю своим студентам: «Забудьте, пожалуйста, про правило, что картинка не должна повторять закадровый текст». Я не знаю, что имел в виду автор, когда всё это в теории придумывал. Во всяком случае, есть прием, когда текст пишется под картинку – это усиливает действие. И чем же тогда иллюстрировать свой закадровый текст, если не показывать то, о чем ты рассказываешь? Тут теория с практикой пошли разными путями.

И много таких моментов, когда теория из учебника не сходится с практикой. Например, упоминается много различных видов репортажей, что запутывает студентов. Они говорят мне: «Существуют репортажи информационные». То есть оказывается, что у нас есть не информационные репортажи. Это же вообще стилистическая чушь. Ведь любой репортаж в принципе содержит в себе информацию. Или: «Репортаж рассказывает об актуальных событиях». А разве репортаж может рассказывать не об актуальных событиях? Здесь всё очень странно, и они заучивают по сути пустые фразы, которые не несут никакой полезной информации. А надо, чтобы они запомнили, что существует тематический и событийный репортаж – больше ничего не надо.

– Теории много, что такое репортаж. Но нам не рассказывают, как же сделать хороший репортаж. В чем секрет?

Когда я поступила на журфак, прекрасный преподаватель Скворцов сказал: «Вы сюда пришли и думаете, что вас научат писать? Забудьте. Здесь вас никто не научит писать». Это правда. И снимать никто не научит. Пока ты сам не будешь делать, ты ничему не научишься. Конечно же, нужно очень много смотреть. На своих занятиях я даю минимум теории, только основу, и мы очень много смотрим. Всем же кажется, что они сейчас придут и изобретут велосипед, а велосипед уже давно изобрели. Нужно просто придумать новые гаджеты для этого велосипеда. Но пока ты не поймешь, как работает велосипед, ты не сможешь придумать гаджеты.

Надо научиться отличать хорошее от плохого, понять, что не нужно «перебиваться»¹¹ погонами, бейджами и даже руками. Если только эти руки не настолько говорящие и не показывают чего-то такого. Если в глазах не стоят слезы, то не надо глазами «перебиваться». Это всё вылезает, когда приходят студенты на практику и очень «опытные» видеоинженеры монтажа ставят вот такие перебивки. Не знаю почему, может, им так легче или потому что оператор больше ничего не снял. Я говорю: «Ну, укрупнитесь» – «Полезет сразу «зерно». Так пускай лучше «зерно» полезет. Борюсь с перебивками в виде микрофона, это просто ужасно. А иногда еще перебивка в виде микрофона не своего канала – это совсем «прелесть».

И плюс будущие журналисты должны понимать, благодаря чему этот репортаж интересен, а этот неинтересен. То есть что сделало его таким смотрибельным. Для этого нужно репортаж разбирать «по косточкам», а не смотреть его, как рядовой зритель – по принципу «здесь интересно, а здесь нет».

– Когда смотришь чей-то репортаж, как понять – хороший он или плохой?

В любом случае, должно быть интересно. Телевидение должно развлекать, даже если оно рассказывает о крови, страдании и смерти. Это всё равно развлечение. В журналистике всегда работает правило семи «С»: смех, слезы, смерть, секс, скандал, сенсация, спорт.

– Что вы делаете, когда муза не приходит, а текст написать надо?

Смотрю другие программы для того, чтобы немножечко войти в ритм и вдохновится. Не подтырить что-то, а именно словить волну. Если пишу о звездах, то смотрю, например, НТВ «Ты не поверишь» или «Русские сенсации».

– Есть какие-то приемы письма, которые отличаются от печатных текстов?

Более разговорный язык. Когда я пришла на телевидение еще до «Белорусского времечка», меня прикрепили к журналисту. Он потом ушел с телевидения, пробовал работать в газете. И говорил, что ничего не получается, потому что пишет очень короткими предложениями и это не нравится редактору. Надо написать целую статью в несколько тысяч знаков, а он уже всё сказал. Краткость и разговорность иногда мешают телевизионщикам перейти в печатные СМИ. Хотя мне кажется, что всё это очень индивидуально. Я отрабатывала распределение в газете 2,5 года и потом очень долго, уже работая на радио, подрабатывала в глянце, и это приносило достаточно неплохие деньги. Это хороший хлеб, печатники себя всегда прокормят.

О РАБОТЕ ТЕЛЕВЕДУЩЕЙ И ЗВЕЗДНОСТИ

– С тех пор как вы стали ведущей программы «Репортер «Белорусского времечка», жизнь как-то изменилась?

Нет. Вообще никак. Только таксисты узнают. Я как-то не болею славой. Не было у меня такого, что я этого очень хотела, ходила на кастинги, просилась. Наверное, когда ты чего-то очень хочешь, оно не дается. У меня всё получилось случайно. Сначала я писала тексты для Олега Титкова, потом у него появилось еще несколько программ, и стали искать нового ведущего. Искали парня на кастинге, все по очереди пробовались. А так как я писала тексты для ведущего, Ольга Шлягер сказала: «Давай, ты тоже почитаешь перед камерой». Я просто почитала свой же текст. Директор телеканала Сергей Кухто отсмотрел кастинг и сказал, что меня можно попробовать. Но я воспринимаю себя больше журналистом, чем отгламуренной ведущей. Я очень люблю съемки, когда журналист — «в поле». Если бы я сама не писала, не снимала, я бы тогда не понимала ценности этой профессии и вообще этого кайфа. Ты пришел и прочитал чужой текст – и это всё твое телевидение, вот этот час, который ты там записал. Я включена в процесс полностью, потому что я еще и шеф-редактор программы. Когда ты вовлечен в процесс, ты не чувствуешь себя звездой.

– А вообще звездность и журналистика – это совместимые понятия?

Журналист должен быть честолюбивым и где-то в душе хотеть, конечно, стать генералом. Такие конкурирующие моменты очень подстегивают. Он должен смотреть, что делают другие, не завидовать, а подмечать: «О, классно, хорошо написал. Интересно, а я так смогу?» Такие моменты по-доброму подбадривают, позволяют идти вперед, не расслабляться. Потому что когда ты успокаиваешься, тут же тебе что-то прилетает. Звездность в хорошем смысле слова – это желание сделать лучше, усовершенствовать и не заплыть профессиональным жирком.

– Вы – один из немногих журналистов, кто журналист по образованию, сам пишет текст и ведет программу. Так легче работать?

На самом деле, так легче. Потому что когда ты пишешь для кого-то, все эти инверсии, они не всем понятны, как вообще их читать. У меня мой текст весь в правках, потому что я распечатываю его и потом еще ручкой исправляю. Вообще отвыкла писать для кого-то. Потому что когда пишешь для кого-то надо и ошибочки все исправить, несогласования, которые написала, потому что муза пришла, и ты быстренько всё это записала.

О КРИТИКАХ, ТАЛАНТЕ И КУМИРАХ

– Часто критикуют вашу работу?

На радио критиковали постоянно, потому что я была совсем молодой, на каком-то этапе мне даже казалось, что у меня вообще ничего не получится. А когда я пришла на телевидение, мой сюжет сразу попал в первый эфир «Времечка», это было очень почетно. Я понимала, что мне нравится то, что я делаю, и это нравится людям. Это большой плюс. Потому что когда нет ситуации успеха, мне кажется, ты дальше ничего не сможешь сделать. Ты же не можешь посмотреть в глаза всем своим зрителям и понять хорошо ты сделал или плохо. И когда ты понимаешь, что ты поменял чью-то жизнь, формируешь какое-то новое пространство своим произведением, ты от этого получаешь удовольствие. Если этой отдачи нет, по разным причинам, то очень грустно, значит, ты вещаешь «в космос». Сейчас можно посмотреть количество просмотров твоей программы в интернете, рейтинги есть. Это, безусловно, важно.

– А комментарии зрители пишут?

Если и пишут, то не журналисту, как хорошо сделан сюжет, а по поводу происходящего. Мы еще некоторые вещи провоцируем сами. Недавно попросили музыкального редактора с радиостанции проверить все песни конкурсантов отбора на «Евровидение» на плагиат. Там нашел, сям нашел. Конкурсанты всё отсматривают и пишут: «А, мы бы тоже хотели поучаствовать». Потом приходят на радиостанцию на интервью: «Саша, почему ты в моей песне ничего не нашел? Какой бы был информационный повод». Или наоборот: «Нет, там не те ноты, нет никакого плагиата». Получается, что ты уже какую-то реальность сформировал и этим немножко людей взбудоражил. Тогда ты понимаешь, что то, что ты делаешь, вызывает какой-то отклик. И тогда пишут в комментариях: «Вот у этого плагиат, всё понятно». Раз привлекает внимание, значит, мы движемся в правильном направлении.

– Вы бы сказали, что ваш творческий путь был гладким?

Я вообще из тех, кто должен очень много трудиться, только тогда что-то будет. Есть какие-то моменты, что, да, повезло. Но на самом деле мне с трудом даются профессиональные победы. Нет такого, что села, написала за час и пошла вся такая умная и красивая в эфир. Сейчас мы два месяца работали над отбором на «Евровидение». Это ежедневные съемки, еженедельный отсмотр видео длиною в 7 часов. Ты должен его отсмотреть, выписать каждый лайф¹². И потом ты еще пишешь всю ночь. Нет, я не золотой ребенок радио, как меня когда-то называл один из начальников: «Золотой ребенок радио – вся такая талантливая пришла, и всё сразу получается». Чтобы взбить молочко, надо лапками поработать.

– Талант играет в журналистике какую-то роль?

Я считаю, что способности играют роль и трудолюбие. Талант можно пропить, закопать, можно лениться и при этом быть талантливым. Журналистика – это ремесло, а не искусство. Этому можно научиться. Понятно, что у кого-то, что он такой талантливый, раз-раз и всё красиво вырисовалось и написалось. А кому-то придется посмотреть, как это работает. Так что если есть острое чутье реальности, когда ты можешь подметить какую-то интересную деталь, то журналистике можно научиться. Должно быть сильное любопытство к жизни. Люди должны интересовать. Хотя журналисты приходят к тому, что начинают относиться к своим героям как к материалу. Вот сейчас мы вас попользовали, всё расспросили, довели до слез, ага, спасибо, до свидания.

– Были моменты, когда вообще хотелось уйти из профессии?

Было на радио. Когда ты каждый час читаешь новости, творчества мало и кажется: ради этого ты учился на журфаке? Для того чтобы редактировать и читать новости, необязательно было столько всего знать. Вот тогда было такое состояние. Мне не хватало самореализации и хотелось большего драйва.

– Детские мечты о журналистике подтвердились?

Наоборот. Мне хотелось в «горячие точки» и этого мне не хватает до сих пор. Я ожидала большего романтизма от профессии. 90-е – там за всё убивали, все шли в журналистику, потому что боготворили Влада Листьева и Леонида Парфенова. Тогда, в принципе, телевидение было модным. Сейчас его никто не смотрит. Сейчас блогерство и гонзо-журналистика¹³ в моде.

– Через вас проходит много студентов и практикантов. По вашим наблюдениям, что с ними не так?

Всё с ними так, просто они немножечко другие. Они хотят всего и сразу. Хотят сразу зарабатывать, и если не получается, они быстренько меняют свою сферу деятельности. Я пытаюсь понять, что они смотрят и понимаю, что они вообще ничего не смотрят. Мне очень нравился раньше телеканал «НТВ». Возможно, сейчас это не лучший пример журналистики, но тогда это было очень живо и модно. Всё, что сейчас есть на других каналах, как ни странно, было придумано там. Потому что «НТВ» полностью позаимствовало западную модель журналистики. Это было круто и смело. До этого был «Взгляд», который шел бесконечное время. Тогда это было мегакруто, и журналисты были такими важными людьми, они реально меняли всё. Наверное, ощущение того, что ты делаешь что-то важное и нужное, это и есть самый главный журналистский кайф. Сегодня ты покажешь эфир, а завтра хоп – и человеку дом построили на пепелище.

– Что посоветуете начинающим журналистам и тем, кто давно в профессии?

Нужно смотреть. И мотивация должна быть другой. Не то, что «хоп» и – сиюминутная слава: в кадре тебя показали, и на тебя подписалось 100 тысяч человек. Если ты хочешь сделать что-то интересное, то должен рассказать людям то, что они до этого не знали, раскопать что-то невероятное. Сейчас много документальных фильмов, снятых красиво, но вроде тема есть, а ремы¹⁴ нет. Ничего человек не исследовал, ничего авторского нет. И это грустно. Понятно, что время такое: 15-секундный ролик, короткий текст, никто вчитываться не будет, всё должно быть быстро. Тут же сняли и тут же показали. «LifeNews» придумали целые программы для мобильных корреспондентов. И вот у них уже в эфире видео, на котором Кэти Топурия изменяет мужу. Это все снимается обычным человеком, который в тот момент находится рядом. Всё меняется и отношение к профессии тоже. Но всё-таки первоначально целью прихода в журналистику должна быть не легкая слава, а желание сделать что-то новое, тогда это будет иметь какую-то пользу и успех. Успех не как пустая слава, а как любовь и признание.

Март 2017 г.