Убей Зверя сам!..

НИКОЛАЙ: Страшные вещи ты, дед, рассказываешь! Не укладывается это в моей голове! Отказывается она верить, что человек на такую подлость способен! Это же вне всякой логики и морали человеческой – преступления такие, что комиссар партизан, заслуженный чекист, вытворяет. Не верю я тебе, дед! Не верю!

БЛАГУШИН: Да уж поверить сложно! Я когда услыхал, что Сухотчево всё вместе с жителями сожгли, тоже чуть с ума не сошёл. Тут все родня друг другу. Все друг друга с детства знают. Ванька с Лёнькой Носовыми прибежали…. На них смотреть страшно…. Это за что такое детство русским ребятишкам выпало? Ужасы такие смотреть, как твою мать сжигают заживо! И кто сжигает? Свои, как потом выяснилось! А сначала ненависть-то закипать к немцам начала. На это Яшки-то и рассчитывали. Чтобы усатый палач дитём невинным казался по сравнению с Хитлером-то энтим. Слыхал я, что такие операции партизаны по всей тульщине устраивали.

НИКОЛАЙ: Что, местные своих же земляков жгут и убивают? Дед! Хватит фашистскую сволочь выгораживать! Не пойму я тебя! Тебя расстреляют они завтра, как собаку, а ты продолжаешь защищать нелюдей этих!

БЛАГУШИН: Если бы местные…. С ними мы быстро разобрались бы. Из местных только там Яшка Гринберг был, да ещё пара выродков, бывших энкэвэдэшников. Да и Яшка-то: какой он местный? Жидок, в самом худшем смысле этого слова…. А у таких местности родной не бывает…. Мы для них, что овца для нас…. Расходник…. Ох, повстречать бы энтого Яшку…. Ответил бы он мне за всё…. Так вот…. Яшка и ещё пара мерзавцев диверсионный отряд из-за Оки встречали и сопровождали. После того, как сделали они своё дело чёрное, те опять за Оку ушли, а энти обратно в отряд. По дороге на немцев нарвались. Яшка-то и ещё один ушли, а третьего немцы-то раненым взяли. Не спасают жидки энкэвэдешные своих раненых! Бросают! Они только одно ценят: жизнь свою! Да Родину любить учат у себя в застенках, когда ты, к стулу привязанный сидишь, а он тебе сигаретку горящую, в морду тычет и орёт: не любишь Советскую власть, паскуда! Я тебя научу!

(Николай слушал Василия уже более спокойно и даже с каким-то нескрываемым интересом)

НИКОЛАЙ: Мать мне один раз тоже сказала, что с отцом всё не так просто. Её к нему не пускали и передач не принимали. Он сознался примерно через неделю после ареста во всём. Я тогда не придал значения – почему так быстро, а вот сейчас слушаю тебя и начинаю понимать. Только зачем это органам надо? Зачем людей невинных понапрасну губить, мучить, пытать? Ведь эти люди, если они невиновны, могли бы жить и приносить пользу: стране, народу, партии, Сталину…. Зачем? Это ведь вне всякого человеческого понимания! Вне морали! Вне совести! Вне всего человеческого, того, что делает человека – человеком.

БЛАГУШИН: Так там и не люди…. Они себя так называют…. И выглядят так же…. И с каждым за стол сядь за бутылочкой – душа-человек будет…. И анекдоты станет тебе рассказывать, и шутить, и песни со всеми петь, и выпивать со всеми, и целоваться с тобой будет…. И душу ему откроешь…. А он тебя потом в своём подвале папироской в морду…. Не нужны на Руси счастливые люди были раньше, а теперь, и подавно…. Преступление это на Руси – счастливым быть!

НИКОЛАЙ: Ну почему, дядя?

(Тон Николая уже стал изменяться на более дружелюбный, мирный и даже немного уважительный)

Почему? Ведь сам товарищ Сталин говорил, что жить нам стало лучше, жить стало веселее! И, ведь действительно! Ты посмотри, как перед войной мы жили!.. Ведь всё в магазинах было…, везде порядок, чистота, мир…

БЛАГУШИН: И у отца твоего тоже жизнь сложилась? Ведь тоже наверняка радовался жизни-то столь хорошей и мирной…. Покуда, не пришли за ним…. И для матери твоей, наверняка, жизнь-то та прекрасная в одну ночь оборвалась…. А для братьёв моих, жён ихних, да детишек?.. Если честно, то она для них никогда сладкой и не была…. Пахали день и ночь, а их за то – в Сибирь, на смерть верную…. А вы все смотрели, что бесы эти в деревнях творили, как тут люди с голоду пухли, чтобы вас в городах кормить, и ничего…. Не ваше энто дело! Вас не касалось! Товарищ Сталин вам сказал, что жить вам веселее стало!.. На чужой крови…. Только это не чужая кровь…. Это вашу кровь Яшки Гринберги реками лили, а вы радовались…. Ибо, кровь наша русская – она одна на всех…. И вот сейчас они её реками льют на фронтах, шкуру свою спасая! Думаешь, они Россию спасают эти Сталины, да Яшки Гринберги? Неет, сынок! Они свою шкуру спасают, власть свою звериную, людоедскую, с которой ни один Хитлер по своей жестокости сравниться не может.

НИКОЛАЙ: Да хватит уже Гитлера выгораживать!.. Зверь это…. Не мы к нему войной пришли – а он к нам! Да, наверное, ошибки и перегибы где-то были! Может, кого и по ошибке посадили…. Или расстреляли…. Классовая война, как товарищ Сталин сказал, только усиливается…. И среди Органов тоже враги сидели и специально невинных губили…. Но и с ними, пришло время, тоже разобрались….

БЛАГУШИН: Я вижу, как разобрались! Ещё раз скажу, что если бы разобрались, или хотели бы разобраться, то Сухотчево сейчас бы целое было…. Неет, сынок! Душегубы любой власти нужны! Именно для этих целей и нужны! А уж Советская ваша власть без них – всё равно, что рыба без воды! Как только, если душегубство ослабнет вдруг, так и власти энтой – конец скоро придёт!

(Возникает пауза. Каждый думает о чём-то своём. Николай первый нарушает молчание).

НИКОЛАЙ: А он мне приснился за пару дней до этого вылета….

БЛАГУШИН: Кто?

НИКОЛАЙ: Отец мой…. Лицо его избитое всё…. В крови…. Я к самолёту иду, а он мне навстречу…. Я испугался…. А он мне говорит: «Чего боишься, сынок? Не бойся меня! Я же тебя люблю и всегда любил! Ты же единственный сынок мой! Надежда моя!».

А я ему в ответ: «Не боюсь я тебя вовсе! Что ты делаешь здесь? Тут не положено тебе ходить. Тем более, в виде таком! Тут вообще гражданским не положено! Уходи, а то опять тебя арестуют, как шпиона немецкого!».

(Николай замолкает. Глаза его увлажняются. Он закрывает лицо руками и начинает тихо, немного поскуливая и подвывая по-детски плакать. Василий опять подходит к нему, по-отцовски обнимает его голову и жалеет).

БЛАГУШИН: Ну, сынок. Успокойся! Ты же воин…. Воин Красной армии…. Лётчик! Сокол!..

(Смотрит сверху на бритую с оттопыренными ушами голову Николая, и как-бы опровергая свои же слова, подняв глаза к потолку, с упреком и в то же время с мольбой и страданием продолжает):

Что же?.. Что же это такое творится-то на энтом свете? Господи, да это же дитя ещё! Да за что ты так с ним?

(Ненадолго замолкает, гладя Николая по голове, затем спрашивает, стараясь отвлечь того от слёз).

Ну, а дальше-то, дальше, что во сне-то видел?

НИКОЛАЙ (поднимая глаза на Благушина, каким-то детским, дрожащим голосом): Дядь, меня убьют завтра? Ведь убьют, да? А я не хочу!.. Я не хочу, дядь, слышишь? Не хочу! Я к мамке хочу! Одна она у меня! Она не переживёт, если убьют меня!

БЛАГУШИН: Ну, успокойся, успокойся! Никто не знает, что будет завтра! Время сейчас такое! Никто не знает, что через час произойдёт…. Поживём – увидим! Ты всё равно – человеком оставайся! Ты уже совершил плохое – то, что не сделало тебя человеком…. Точнее, лишило тебя человечности! Так ты сейчас верни себе её, человечность эту. А убьют или не убьют – это дело десятое. Все помрём…. Ты думаешь в пятьдесят шесть умирать менее страшно, нежели чем в двадцать…. Неет, сынок! Чем старше дерево, тем корни его больше и глубже в землю-матушку вцепляются, тем больше оно жить хочет и стремится вверх – к Солнцу. Из последних сил, но стремится…. Так, что дальше-то во сне было?

НИКОЛАЙ: Я плохо помню…, всё обрывками…., но вот помню, что он говорит: «ты не меня бойся, а бойся в этот самолёт садиться…. А коль, если сядешь, то страх свой на земле оставь….». Не послушал я его…. Когда, уже взаправду, не во сне, в самолёт садился – не боялся. А как взлетел, то и сон вспомнил, и тут же в животе сводить стало. Лечу, в штурвал руки вцепились и ничего не соображаю…. Фоккер когда из-за облака выскочил – у меня совсем душа в пятки ушла…. Я трус, дядь, да?..

БЛАГУШИН: Ну, что ты, сынок, что ты…. Какой же ты трус!.. Растерялся…, с кем не бывает…. Трус тот, кто мальца двадцатилетнего, необстрелянного, неопытного в самолёт посадил и против асов, виды повидавших, и в боях стрелянных, на верную гибель послал чтобы шкуру свою спасти…. Вот и сбили тебя в первый же вылет…. Это закономерно…, это не из-за трусости твоей – а кому от этого польза? Или вред? Так бесполезность сплошная…. Ни немцу не навредил, ни Родину не защитил…. Ни человека – ни машины…. А фоккер энтот, я же сам видел, на тебя даже ни одной пули не потратил…. Так, загнал в лес, к земле сверху тебя прижимая. И, наверняка, всё на камеру снимал…. Потом всему миру покажет, какие «доблестные» асы у русских на самолётах летают. А зачем летел-то? Один, без прикрытия? Кто ж летает-то так?

НИКОЛАЙ: Так и фоккер один тоже был…. А я…. В разведку послали…. Над линией фронта пролететь…. А фоккер тоже, похоже, за этим делом летел…. Только вот он сообразил, что делать надо, а я от страха….

БЛАГУШИН: Эх!.. Парень, парень! Сколько же таких вот цыплят тут от страха-то полегло…. Всё поле перед Окой такими, как ты усеяно было. Нас немцы собирать и хоронить их всех заставили…. Бабы поседели и постарели все после зрелища такого, да работы такой…. Цельный полк послали переправу немецкую в Игнатьево уничтожить. Они ночью в районе Самолково переправились вплавь через Оку майскую, а с утра в атаку пошли по чистому полю…. Думаешь у них страха не было? Был…. Только их не спрашивал никто…. Но ведь твари, начальнички и командиры их, за Окой сидевшие, что не знали о том, что юнцов на смерть верную посылают?.. Конечно, знали! Все полегли, ни одного немца не ранив даже…. Вой и плач раненых двое суток стоял такой, что душу на части рвало…. Я с энтих пор власть энту людоедскую, которую вы Советской называете, окончательно в душе своей проклял…. Что она с людьми делает?.. Я всё мог понять…, и братьев моих с детьми ихними, и невесток моих…, но вот то, что командиры её, полторы тысячи душ просто так на смерть готовы послать, и за энто еще и ордена получать…. Или баб с детьми в сарае сжечь, а потом со спокойной совестью и чувством выполненного долга спать спокойно…. – энто, что же надо с душой человеческой сделать? Какому Сатане её отдать надо, чтобы такое люди со своими же земляками творили, да ещё при энтом героями себя чувствовали?..

НИКОЛАЙ: Так война идёт! Война на уничтожение всех нас! Что ты думаешь, дядя, немец нам волю несёт? Неет!

(Николай после монолога Благушина отвлёкся от своей слабости и стал продолжать защищать Советскую власть).

Они убивать и грабить пришли! Насиловать наших жён и матерей! И ты думаешь, что для победы над этими зверями стоит говорить о малой цене? Неет! Тут малой ценой не обойтись, дядя…. Я не знаю, как и почему этот полк полёг, по чьей вине, но полёг он дядя однозначно не зря….

БЛАГУШИН: А в чём же польза, Коля?

(Снова встаёт и отходит от Николая в свой угол).

НИКОЛАЙ: Я не знаю, но верю, что польза есть! Так нам товарищ комиссар говорил, что ни одна смерть на войне зря не бывает – всё отмщено будет….

БЛАГУШИН: А как звали-то вашего комиссара и в каком звании-то он?

НИКОЛАЙ: А какое это имеет значение? Он комиссар нашего авиационного полка! Лично товарища Сталина знал…. Тебе-то зачем его имя, фамилия, звание?

(Подозрительно смотрит на Благушина)

БЛАГУШИН: Да ты не боись! Не для шпионских энтих целей…. Мне так…. Для обчего развития…. Для подтверждения своей философии, своих, так сказать, дум и домыслов….

НИКОЛАЙ: Подполковник Иосиф Ласкин….

БЛАГУШИН: Ааа! Ну всё понятно тогда! А отчество не помнишь?

НИКОЛАЙ: Давидович….

БЛАГУШИН: Я так и думал….

НИКОЛАЙ: Что?

БЛАГУШИН: Да так…, ничего! Блаженны нищие духом! Один баб с детьми в сарае сжигает, немцем переодевшись, а другой про отмщение этим немцам речи пламенные толкает и мальцов, типа тебя на смерть бесполезную посылает! Вот скажи, Коля…. Тебя может, расстреляют завтра, ибо на кой ляд ты немцам раненный сдался, а польза от энтого твоего полёта родине, какова? От твоей смерти? От сбитой машины? Родине, что от энтого? Ну, может не родине…. Ну, хотя бы маме твоей? Ведь ты же за неё, в первую очередь, воюешь! Сам сказал, что немец пришёл надругаться над ней. А?

НИКОЛАЙ: (задумывается)

БЛАГУШИН: А ты думай, думай! И ничего не придумаешь, потому что энто всё бред комиссарский…. Ему, Ласкину Иосифу Давидовичу, свой зад твоей смертью прикрыть надо…. Показать товарищу Сталину, что, мол вот – воюем…. Бои упорные…. Немец силён…. Вот самолёт потеряли, вот полторы тысячи бойцов погибли…. Давай товарищ Сталин нам новое русское или ещё какое мясо, на убой…. А то ведь, ежели немца малой кровью победим, то оставшиеся, чего доброго, с нас, с Ласкиных и Гринбергов, за всё спросят…. И с вас, товарищ Сталин, в первую очередь! Вот поэтому и льётся рекой русская кровушка не только солдатская, но и баб, и детей невинных…. Хотя смотрю я на тебя, и на тех, кто под Игнатьево погибли – все вы ещё невинны…. Дети неразумные….

НИКОЛАЙ: Ну не может, не может такого быть! Очерняешь, дядя! Ой, очерняешь! Но, время покажет! Пока-ажет! Погоним немца и отомстим! За всё и всех отомстим! Жаль, что ни ты, ни я этого не увидим!

БЛАГУШИН: Не увидим! А как мстить будут и кому? А, Коль? Так же, сжигать ихних баб и детей в сараях будут? Причём, так же, переодевшись! Не удивлюсь, что так оно и будет, нежели такие вот Ласкины и Гринберги до Германии доберутся. Они, именно они, смерть повсюду и несут! Смерть и разрушение!

(Возникает пауза. Первый нарушает молчание Николай).

НИКОЛАЙ: Вот смотрю я на тебя, дядя, слушаю тебя, и даже начинаю восхищаться твоей выдержкой. Нас расстреляют скоро, а у тебя, такое у меня чувство, страха нет никакого. Я в детстве много книжек читал – в них вот так, перед смертью, только герои описывались. А ты вроде как предатель родины, враг народа – должен бы сейчас в истерике биться, у своих хозяев в ногах валяться, сопли и слюни пускать, а ты ведёшь себя как книжный герой, как книжный большевик перед смертью. Что силы тебе даёт и уверенности? Ведь идея-то твоя гнилая, антисоветская, антинародная!

БЛАГУШИН: Ты действительно считаешь, что идея моя гнилая и антинародная?

НИКОЛАЙ: Да! И антисоветская!

БЛАГУШИН: С определением «антисоветская» – согласен! Очень антисоветская, антисталинская, антиленинская и антисемитская при этом – ибо всё это одно и то же. Но вот антинародной и гнилой я её не считаю, ибо считаю наоборот: гнилым всё обратное. Ленина, Сталина, власть их советскую и тех, кто эту власть поддерживает. Подлостью, зверством, обманом, лицемерием и убийствами…. Тут, как на идею смотреть. Ты за свою идею идёшь понапрасну жизнь отдавать, а я за свою. Только у меня не идея! Идея – это фикция, мираж. За идею только вот такие юнцы неопытные жизнями раскидываются.

НИКОЛАЙ: А у тебя-то, что тогда?

БЛАГУШИН: (задумывается) А я не знаю, что у меня! Не было у меня в жизни никаких идей! Я жил в своём доме, имел свою семью, свою землю. Жил среди людей. Вырос среди них, повзрослел, на войну ушёл, затем вернулся. Никому зла не желал и не делал…. Хотя…. В Гражданскую…. Вот за это и пожинаю сейчас…. Не на той стороне воевал. Ох, не на той! Иногда, Коля, лучше среди проигравших быть, нежели чем среди победителей. Тем более, что победителем в России Дьявол и Его слуги оказалися. Вот поэтому и спокоен я сейчас, ибо не хочу больше под Дьяволом жить. И защищать его тоже больше не хочу. Жаль только одно, что не увижу больше Яшку Гринберга и не раскрою его головушку кудрявую.

НИКОЛАЙ: А детей и жену не жалко?

БЛАГУШИН: И их жалко…. И тебя жалко…. И всех, кто понапрасну в чистом поле лёг навсегда, тоже жалко…. И умирать мне, Коля, тоже страшно…. А кому не страшно? Никто умирать не хочет. Вон как ваш Сталин за жизнь цепляется…. Готов весь народ русский в жертву принести….

НИКОЛАЙ: Опять ты за своё! Говорю – не трожь имя Сталина! Оно святое для каждого советского человека! Люди с его именем в атаку идут, на смерть!

БЛАГУШИН: В том-то и дело, что на смерть!

НИКОЛАЙ: А в мирное время с его именем созидали, строили, творили! Вот он немцев победит и с его же именем Россию восстанавливать будем! И коммунизм построим, хотели бы такие, как ты, этого или не хотели. Народ уже выбрал свой путь, и этот путь неразрывно связан с именем товарища Сталина и нашей партией. А кто не хочет идти этим путём – тот отщепенец, предатель и враг!

БЛАГУШИН: (с грустью смотрит на Николая): «И нечистые духи вошли в свиней и устремилось стадо с крутизны в море и потонули в море»…. Бесноватый ты, Коля. Ибо Яшки Гринберги и Ласкины Иосифы, как бесы, уже вошли в вас и несётесь вы всем своим комсомольским скопом прямо к обрыву. Эти-то бесы не утонут вместе с вами. Они, вас утопив, пойдут искать новые жертвы, новые народы…. А вот вы бесноватые….

НИКОЛАЙ: А кто такие бесноватые?

БЛАГУШИН: Ну, не прикидывайся! Сам знаешь!

НИКОЛАЙ: Нет, дядь, не знаю! Откуда! Полоумные, что ли?

БЛАГУШИН: Нет, друг, не полоумные! Полоумный – это я! Три класса образования! Какой же я – умный!? Я как раз и есть полоумный. Наук не изучал. Только читать, да писать выучен. А многие здесь, особливо бабы, так и того не умеют. Я не имею ввиду, что вообще не умеют. Неет! Ценники в магазинах и вывески они прочитать могут, а вот, чтобы книжку какую…. Но не в этом дело. (Делает паузу)

НИКОЛАЙ: А в чём?

БЛАГУШИН: Видишь ли: что баба безграмотная, что я полуграмотный, что сумасшедшие в дурдоме, которых вы полоумными считаете и аналогию с бесноватыми проводите – не бесноватые. Ни я, ни бабы энти, ни сумасшедшие – они вреда никому не несут под видом всеобщего счастья. А вот люди, идеей какой-нибудь одурманенные, они ради энтой идейки убивать и сжигать готовы, от отцов и матерей отказываться.

(После этих слов внимательно смотрит на Николая, а тот отводит взгляд, отворачивая голову)

БЛАГУШИН: (продолжает) А идейка-то энта – вовсе не их идейка. Её им подкинули. Кто-то добровольно в неё поверил, а кому-то через страх и кровь её навязали. И вот бегают энти бесноватые по земле и за свою идейку, хоть как её назови, истребляют всех тех, кто в эту идейку не верит. Слово «бесноватый» – от какого происходит?

НИКОЛАЙ: Ну, понятно, что от слова «бес». Так ты хочешь сказать, что я бесом одержимый? Я, офицер Красной Армии, который погибнет скоро за Родину – я бесом одержим? Ну, дядя, договорился ты…. Ты моей беспомощностью пользуешься….

БЛАГУШИН: И ты, и все те, кто на том берегу Сатану защищают, кровь свою проливая, – все бесноватые. Ибо бесы вами руководят, в людей обращённые. Некоторые, такие, как ты, сами добровольно в бой рвутся, а большинство как скот, бесы просто на убой гонят. Но от энтого фатализма, их одержимость бесами не исчезает и не умаляется. Да и не за Родину ты погибнешь! Это всё уловки Гринбергов и Ласкиных. Родина, она веками была и дальше будет. А погибнешь ты понапрасну, ибо живой ты, Родине больше бы пользы принёс, нежели чем мёртвый. Для себя понапрасну погибнешь и для Родины. А вот для власти Сталиных и Гринбергов – твоя смертушка в самый раз нужна. Она у них во всех писаниях прописана, как благо и высшая цель. Они от таких смертей питаются, силы набираются!

НИКОЛАЙ: Так как же Родину от врагов защищать? Кто-то всё равно должен погибнуть? Так не бывает, чтобы без жертв!

БЛАГУШИН: А что такое Родина, Коля?

НИКОЛАЙ: Родина – это там, где я родился, вырос, где мои родители, друзья, мой дом. Родина – там, где я счастлив и несчастлив. Где есть люди, которые искренне разделяют это моё счастье и помогают мне в несчастье. Там, где говорят со мной на одном, понятном мне языке, там, где меня научили читать, писать, там, где мой народ, с которым я делю все радости и горе. Родина – это люди вокруг меня, которым нужен я, и которые нужны мне. Я ответил?

БЛАГУШИН: Да, ответил. И вроде всё правильно ты сказал, но вот ответь мне, пожалуйста: ты вот про людей, друзей, родителей сказал…. А вот отца твоего убили: его кто убил? Родина? Причём, несправедливо убили….

НИКОЛАЙ: А с чего ты взял, что несправедливо?..

БЛАГУШИН: Да так сердце подсказывает…. Ибо братьёв моих, жён ихних и детей – точно несправедливо…. И баб и детей сухотчевских – тоже. И целый полк пацанов молодых, что в чистом поле у Оки полегли – тоже несправедливо убили! Так вот…. Что я хочу спросить: когда на родине одна часть народа начинает истреблять другую, более слабую, покорную и беззащитную – она продолжает быть родиной для тех, кого истребляют, грабют, и держат в стойле, как скотину? Они тоже должны пойти и умереть за то место, где они родились? Или они тогда умирают за интересы тех преступников, которые их родину захватили, изнасиловали и ограбили? И чем те, кто был до немцев, все энти Сталины, Кагановичи, Гринберги, Ласкины и прочая чужеродная шваль, лучше немцев?