День 119
Прошло три месяца с тех пор, как нас завербовали немецкие колонисты. За это время мысли о побеге как-то сами по себе сошли на нет, и даже Сара, больше всего желавшая свободы, перестала ворчать о том, как здесь ужасно. Во-первых, этому способствовала заметно упавшая температура: в середине сентября частые метели, сменяемые безоблачным солнцем, могли превратить верхний слой снега в ледяную корку, из-за чего ходить на охоту становилось с каждым разом тяжелее. Во-вторых, все мы понимали, что здесь не так уж плохо. Кормят исправно, крыша над головой есть. Пусть и не особо тепло, но хоть что-то.
Джон стал больше похож на Каса. После дня на стройках, он приходил, волоча ноги, сквозь силу съедал принесённый домой ужин, а затем молча ложился спать, мгновенно проваливаясь в глубокий сон. Работал он через день, и Сара быстро сообразила, что её болезнь может стать полезной. Не знаю, сколько это ещё продлится, но никто не был против лишней порции еды с кухни.
Кас окончательно нашёл себе приятеля в лице Йохана: они часто переговаривались на ломанном английском, а порой и на изуродованном немецком. У Каса с изучением нового языка дела были хуже всего. Я начал работать над немецким сразу по возвращении с первой охоты, а Сара и того раньше, учась у поварих. Фактически, у меня был лучший учитель.
Ещё Лариса. Никто толком не знал, откуда она. Эрнст, ориентируясь на имя, предположил, что она пришла из Восточной Европы, а то и того дальше. Это она нарисовала карту, пусть и сама на тот момент была новенькой. Не знаю, что тут сыграло роль, но вскоре я услышал первые шутки Сары про «нас». Хотелось ответить тем же, но на кухне парней не оказалось, а то, что она Джону еду носит, ничего и не значило.
Лариса, как оказалось, бежала из города. Просто хотела найти приключений. Нашла. Сначала в лице наложницы рейдеров, затем как полуодичавшая девушка, перебившая их всех во сне. Её нашли, когда она хотела прокрасться в лагерь: попала в капкан, из-за чего прихрамывает на правую ногу. Но, несмотря на тяжёлый путь, она до сих пор кажется хорошим человеком, хотя я и оставил попытки завести с ней диалог не дружеского характера. Просто не сошлось. Единственное, меня попросил Эрнст не предавать её доверия: ему она почти как дочь. Хотел бы я его успокоить, но как можно ручаться за то, чего не знаешь? Я не знаю, как всё повернется в будущем, и будет ли это будущее вообще. Хотелось бы верить, что всё останется так же безоблачно, и меня не сожрут на очередной вылазке.
Впрочем, это грозило мне меньше всего: я стал намного осторожнее. В конце июля Кас угодил в бритволист: обе ноги все были в царапинах, тащить его пришлось на себе, попутно меняя бинты. С тех пор Кас стал вспыльчивее, и там, где старый он проигнорировал бы конфликт и ушел, новый предпочтёт сыграть главную роль.
Этим вечером я решил немного посидеть дома. Зима всё ближе, а значит, скоро придет конец выходам, и охота сменится на другую работу. Во всяком случае, так было в Гринмане. Одно меня беспокоило больше всего: как они собирались выживать, когда в январе начнутся бури? Одно дело, когда есть купол, и совсем другое, когда единственной защитой служат хлипкие стены домов и не затухающие костры. На что они надеются?
Хлопая дверью, на пороге появился профессор фон Острих, держа за спиной какой-то большой ранец.
– Добрый вечер, Hehr Сэм. Не отвлекаю?
– Ничуть, проходите, – я вскочил из-за стола, дабы помочь снять его груз со спины.
– Благодарю, благо… – он закашлялся. – Прошу прощения: одышка сводит меня с ума.
– Важный груз?
– Вроде того. Экспериментальная разработка прямиком с родины! Рюкзак с температурным полем малого радиуса действия. Заряжается сам по себе, как и больший аналог, но есть возможность расширить зону тепла, если подсоединить сервоприводы и приложить усилия. Поможет не околеть дома, а второй я потом принесу вам на охоту. В конструктивные особенности лучше не вникать: технология хитрая, но далеко не продуманная.
– Мы и зимой будем охотиться? – от осознания этого я округлил глаза.
– Естественно, а как иначе? Мы не можем производить еду самостоятельно, потому охотники должны прикладывать втрое больше усилий, чем…
– Вы не пустите охотников в бурю, если их жизни что-то для вас значат, – Кас какое-то время стоял в дверном проёме и молча слушал. – Не знаю, что у вас здесь, а у нас зимой покинуть стены города равноценно смерти.
– Но позвольте, с чего такая паника? Этот рюкзак не даёт сбоев.
– Не в рюкзаке дело. Чёрт, да вы ведь меня не услышали! Вы не поняли, что с бурей приходит какой-то зверь!
– И какой, позвольте спросить?
– Как по мне, монстр. Сам я его не видел, из-за чего боюсь его только больше, а вот мой наставник видел. Он мог в одиночку убить роевика, не делая ни выстрела, а тут вернулся, держа в руках собственные кишки: так и свалился. Его и ещё несколько людей послали навстречу запоздавшей группе скаутов, почти половину острова прошли, а тут эта метель. Всех перебили. Видели бы вы следы когтей на тех несчастных. Я не из пугливых, профессор. Сэм соврать не даст. Но поверьте, это за гранью человеческих возможностей. Будто сама буря нашла себе образ, и теперь где она, там и… Это.
– Их не мог егерь подрать? – я впервые слышал такую историю, и слабо в неё верил.
– Он редко выходит из леса. Да и шутишь? Егерь? Двадцать человек в одиночку?! Это слишком даже для него.
– Ну это точно бред! Как двадцать человек не смогли…
– Я не знаю! Думаете, боялся бы, знай, что это? Боялся бы, будь я уверен, что оружие поможет? По отношению к этому, я ни в чём не уверен, Эрнст, а вам советую быть уверенным в моих словах, и в том, что каждый охотник, вышедший в бурю, играет с самой смертью на её поле.
Профессор минуту молчал, а затем, прокашлявшись, сказал:
– Ладно. Я поверю вам, как опытному охотнику. Только позвольте спросить, как тогда зимовать по вашему мнению? Рано или поздно запасы могут иссякнуть.
– Время ещё есть. Может хватить, если попотеть. Сэм.
– Хм?
– Завтра идём. Ранцы, профессор, оставьте. И можно со стройки взять сани?
– Да, но…
– … Новые дома подождут. Если люди умрут с голода, жить в них будет некому.
Кас быстрым шагом вышел наружу, свернув направо, где сейчас шли стройки.
– Помешают ведь сани…
– Он сейчас об удобстве думает меньше всего, просто поверьте мне на слово.
– Как мне это нравится в целеустремленных людях! – Эрнст встал. – Ладно, я тоже задержался. Больше не смею отнимать ваше время. Хорошего отдыха.
– Удачного вечера.
Но отдыхать было некогда, я уже мысленно готовился к выходному, а потому и проверить снаряжение не удосужился даже тогда, когда мне ничего не мешало. Стоило посмотреть, как дела у рюкзака, разложить спальный мешок, проверить его на наличие дырок, подзарядить аккумулятор к винтовке, наточить нож. Благо, точильный камень из Гринмана оказался более чем хорошим, и даже сейчас справлялся с заточкой. Также нужен был измельчённый бритволист. Такая каша хорошо обеззараживала раны и приятно пахла, в отличие от вытяжки из него же, которая работала по тем же принципам. За бритволистом можно пойти завтра, а вот с остальным придётся возиться сейчас же.
Я решил начать с ножа. Скрежет лезвия о точильный камень работал для меня, как наркотик, и потому приступал к заточке я с некоторым облегчением. Главное было не испортить лезвие: новый такой нож вряд ли я уже когда-либо найду. Этот мне дал Слизень ещё прошлой осенью, вроде как настоящий охотничий. Интересно, он вообще жив? Стоит поискать его, если вернёмся.
Мысли о возвращении у нас стали скорее плановыми, чем спонтанными, как это было до попадания в лагерь. Нет-нет, а разок за вечер кто-то припомнит, как оно было там, за проливом. Сара вспоминала, как играла в покер со смотровыми в тюрьме, Джон всё грезил о своём бункере, иногда и Каса подхватывало общее настроение, но ничего он не рассказывал: только ещё мрачнее становился. Я тоже молчу, но только потому, что мечтать о давно уничтоженном, как по мне, неперспективно. Уж лучше просто как-нибудь обобщенно: теплая погода, удобная постель, хорошие люди. Больше, кажется, и не надо, но Джон в таких случаях говорит, что чем больше есть, тем больше хочется. У нас якобы ничего толком и не было: скатились до придуманного им «феодализма», а потому и дорожили тем немногим, что осталось. И родись мы в месте с большими возможностями, было бы и больше потребностей. Наверное, в чём-то он прав, только не нам о том судить. Кас вон и сейчас вряд ли верит в эти бункеры, ему проще поверить, что в центре земли сейчас настоящее пекло.
Вернулся Кас, щёлкая предохранителем. Это его успокаивало, хотя долго слушать эти щелчки мог лишь он. Для других это вполне могло сойти за пытки.
– Что сказал капитан?
– «Идите, куда посчитаете нужным, со всем, что посчитаете необходимым» – процитировал Кас на немецком.
– Ты рассказал, тебе и расхлёбывать.
Кас посмотрел на меня так, что я невольно сжал кулак. Вдруг ещё драться решит.
– Придётся работать в западном направлении… – он задумался. – Не нравится мне вся эта перспектива. Народу много, из растительного тут ничего не поешь: кору только обгладывать, да травку щипать. Не все зиму переживут, мне кажется.
– Значит, надо стараться. Мы в ответе друг за друга.
– Я в ответе лишь за самого себя. Ты, Сэм, что-то напутал: нас насильно здесь оставили, а работать на таких условиях дали затем, что справляться с недовольством и бунтом намного сложнее. Ты здесь, может, и обжился, нашел, с кем поговорить, а только никто больше не остался так доволен. Джон за всех нас спину горбатит, Сара тоже отдыхает через раз, мне лично пофиг: хотят умереть, пусть умирают, только нахрена насильно в лагере людей прибавлять? Кто хочет, тот и останется, вот что я считаю. А это не дело.
– Не юли, Кас. Ты уходить вздумал?
– Да. Один или без вас.
– И куда?
– Да хоть бы и в этот проклятый Люксембург. С него начали, им и покончим! Тут нечего и думать: не выжить зимой без купола, оттого в Гринмане пять месяцев в году ворота закрыты были.
– Так ведь ранцы. Проф сказал, они помогут выжить.
– И что, теперь с ними в обнимку спать пять месяцев? Буря придет, как выходить будешь? А нам ещё с этим охотится предлагали! Нет, план – дерьмо.
– А без них мы дольше протянем?! Ты вместо шанса на выживание собрался пойти на почти верную смерть, лишь бы на «свободе»! Охренительно придумал, ничего не скажешь! Не план, а сказка, в отличие от их-то дерьма, верно! Вроде в Гринмане был не таким идиотом!
Не знаю, где именно я переступил черту, а только я даже встать не успел: так и упал вместе со стулом от удара в челюсть. И вроде надо встать: драки я не боялся… а не хочется как-то. Может, понимал, что только получу больше, может, не мог поднять руку на того, кто мне в дяди годился.
Зато Джон никаких угрызений не чувствовал. Будто желая взять реванш и, наконец найдя для него повод, он принялся разукрашивать Каса в синий, хотя обычно не мог сделать и шагу от усталости.
– Стой! Убьёшь! – из пострадавшего пришлось перестраиваться в разнимающего. У Каса уже горело в глазах от ярости, и это могло закончиться совсем неожиданно.
Расталкивать двух мужиков, которые вместе весят в два с лишним раза больше меня, – то ещё дельце. Случайный и хаотичный порядок боя рано или поздно поймает твоё здравомыслие в ловушку, а там уже пеняй на себя. Из-за этого мирно не получилось: Джон очнулся после того, как я, кое-как отцепив от Каса, оттолкнул его в противоположный конец комнаты, а Кас успел схватиться за винтовку и рефлекторно нажать на курок, издав опасный «щёлк». Осечка. Боже, осечка! Да как он мог такое допустить?!
– Вы все… – он сплюнул сгусток крови. – Вы все здесь трупы. Никто из вас зиму не переживёт, даже не надейтесь! Ещё вспомните, что я вам говорил, когда будете жрать друг друга, чтобы хватило сил не уснуть навечно.
Он взял рюкзак с вещами и быстро ушел, больше ничего не сказав.
– Куда он? – за ним зашла Сара.
– В Гринман, Люксембург, просто проветриться. Не знаю, – я услышал в собственном голосе дрожь и смолк, потирая кровоточащую губу.
– Чего не поделили?
– А какая разница, – я ушёл в свою комнату, не желая продолжать диалог.
– А только вчера полы мыли. Опять заляпали.
– Да…
Хотелось на воздух. Отдышаться, остыть, подумать, позлиться. Поделать хоть что-то, чтобы сократить время до утра и до охоты. Там думать некогда, а здесь мысли сжирают заживо, хотя лучше бы меня заживо сожрал пятихвост. Он и метит обычно так, что может мгновенно убить, лучший вариант смерти от дикого зверя.
Выбравшись из окна и захватив на всякий случай нож, я сразу двинулся к полю капканов с юга. Откуда до ближайших обитаемых домов было дальше всего, мне это Лариса подсказала. Дальше идти опасно: капканы доходили до четверти ноги и могли легко раздробить кость, зависит от пружины. Трудно представить, сколько их тут было, но сможет хватить даже на тех лунатиков, что были в Гринмане.
Иногда всё же приходится признать, что там было лучше. Там, в родных опасных лесах, на не менее родных и не менее опасных полях. Я всегда считал, что для охотника понятие дома весьма относительно: это просто место, где можно спать удобнее и спокойнее, и где тепло идёт не от костра, а от купола, и кормят тем, что ты принес. Я с таким же успехом, казалось, могу перебраться в любой другой город, быть охотником там, а потом, перезимовав, уйти в следующий или осесть окончательно. Зимовка всегда решает, кто покинет насиженное место, а кто останется. В ситуации, где нет возможности поговорить с новыми лицами, старые могут быстро надоесть, и появляется всеми ожидаемая напряжённость. Дружные соседи за пять месяцев легко могли так устать друг от друга, что нельзя поверить в их старую дружбу, и в то же время люди, не знавшие даже о существовании кого-либо, быстро обрастали новыми знакомыми. Для охотников это отличная возможность найти спонсора среди скаутов, который за порцию побольше может достать что-нибудь полезное. В обычное время просто может не совпадать по графику, и придется доверять кому попало, а еда – дело наживное. Отобрать лишний кусок на «нужды города» у охотника – это запросто, он в следующей ходке себе столько же заберёт, а вот у скаута не каждый решится. Ковёр-то у тебя красивый, а кто трафарет нашёл для него? Скаут! И куртка у тебя не грубого пожива, а только кто машинку швейную на своём горбу тянул? Скаут! И лезвие нержавеющее он тому мужику подогнал, и доски не особо гнилые он из лесу тягал, и в другой город он по пути назад зашёл, чтобы письмо твоё передать. Всё скаут! А ты у него еду забирать. Попробуй таким куском не подавиться: или кость, или совесть поперёк горла встанет. А только чего стыдятся? Что работа опасная, вещи тяжёлые? Так ведь у охотника не лучше! Попробовал бы скаут по следу вилять два дня, с отдыхом часа по три, а потом ещё и руку твердую сохранить. И убить можно не всех. Как бы нас не учили убивать, сделать первый смертельный выстрел бывает намного сложнее, чем кажется. Многие выпускники, даже будучи идеально готовыми, умирали именно из-за этого. У них не было той мысли в голове: «или я, или он»
И вот где-то сейчас я начал полностью осознавать, кто такой этот «он», человек это на самом деле или же всё куда сложнее. В голове мелькало по десятку мыслей в секунду, и везде только охота – ремесло, каким я жил больше полутора лет, и которое стало моим личным способом выживания. Но сильнейшим я определенно не был, скорее это что-то вроде недостижимого идеала для каждого человека. Порой могло казаться, что я максимально близок к нему. Но человек не может стать сильнейшим, ведь его сила в хитрости. Проигранный ближний бой легко выигрывается на расстоянии, совершенные для своих условий новоисторические хищники кажутся беспомощными, когда в руке лежит винтовка, а порой и рукоять ножа. И Кас ушёл не оттого, что сильный, а просто не привык, когда его хитрость оспаривается. Как правило, он был прав, но сегодня всё пошло не по плану.
Ближе к осени ночи становились темнее и заметно холоднее. Перед глазами, на смутно блестящем под светом луны снегу, будто мелькали бесчисленные тени.
Стой, а тени могут попасть в капкан? Судя по всему, могут.
Неужели и здесь лунатики?
Я рванулся с места и очень вовремя: позади что-то зашипело, поле осветило красным светом, по мне уже открыли огонь, и я чудом успел скрыться за домом. Нет, лунатики так не могут. Это люди. А значит, всё будет намного хуже. В ушах застучал адреналин, как тогда, в Гринмане, я рванулся дальше и начал петлять по улицам, на которых уже собирались люди, готовые к бою. В этот раз всё будет иначе!
Уже возле дома меня встретил Джон, кинул винтовку и пошел к крайним улицам. Но я не мог уйти, пока не уверен, что профессор, Сара и Лариса в безопасности.
Где же они? Где-то здесь, может? Точно! Это Лариса стоит с винтовкой?
– Ты куда собралась? – до слуха донеслись первые выстрелы, даже пули шли в ход. Но их было больше: трель была такой частой, что приходилось кричать.
– Я не буду сидеть, пока другие рискуют жизнями!
– Совсем сдурела? Девушкам в драке не место! Тебя никто не пустит!
– Я тебя тоже не пущу тогда! Или вместе, или никак!
– Лариса, лучше иди с мирными жителями, им нужна помощь в защите, – прохрипел Эрнст. – Беги на север, капитан собирает всех там. Сара, это и тебя касается.
– Я никуда не пойду! – продолжала упираться Лариса.
– Лар, ты меня задерживаешь! – сказал я, а она посмотрела не меня глазами, почти полными слёз, будто я шёл умирать. Ну уж нет, сегодня я точно не умру!
– Даже не думай мне на глаза попасться, если погибнешь, слышишь?!
– Да, мисс!
– Серьёзно, на том свете ещё неделю сидеть не сможешь! – сказала она и побежала с остальными. И она про тот свет заладила, что ж это такое?
– Сэм, давай за мной! – Джон дёрнул меня за плечо. – Они с трёх сторон прут: на востоке хуже всего.
Я попытался унять дрожь в руках, пока бежал, но не получалось. Я не хочу убивать человека. Я же охотник, не убийца! Зачем убивать их, даже если они напали? На кой хер они вообще напали?! Всё громче становились звуки перестрелки, и мозг вконец утратил контроль над ситуацией, тело налилось паникой. Неожиданно, в мыслях начало звучать одно «не хочу».
– Осторожно! – Джон успел заскочить за дом, а меня остановило толчком в руку. Я увидел, что чуть выше ладони у меня сквозная дырка. К горлу подступила рвота, и я неосознанно свалился в укрытие.
– Твою мать, Сэм! – Джон ругался, непонятно на что. – Сильно попало? – я показал ему руку, из которой крупным ручьем вытекала кровь. – Охренеть…
Он сел, вытащил кусок ткани и начал перевязывать всё выше локтя. Выстрелы врезались в угол, отлетали в лицо куски опилок, сыпались пыль, я хотел стрелять в ответ, но одной рукой держать оружие сложно и я больше косил. Джон, сначала не заметив этого, спохватился и выбил винтовку из руки.
– Сдурел?! Не пали!
Становилось плохо, голова начала кружиться, держать её не хватало сил, и я лёг на холодный снег, казавшийся сегодня не таким уж и прохладным, как обычно. Выстрелы стало слышно приглушённо, будто перед нами вырос стеклянный купол.
Купол… я скучаю по Гринману.
– Ничего, выживешь, – голос Джона тоже был глухим. – Ещё в фильме снимешься!
Каком нахер фильме?
Джон попытался оттащить меня подальше, но выстрелы загородили дорогу назад. Он в ловушке. Мы оба.
Тогда он вытащил пистолет, вложил мне в руку и закинул рюкзак себе на плечи.
– У тебя восемь выстрелов, Сэм. Помни, восемь!
Я посмотрел на пистолет и узнал в нем староисторические технологии. Джон уже куда-то убежал. С другой стороны послышались крики на неизвестном языке, я снова почувствовал себя придурком, не понимающим чужой речи. От боли и проявляющейся нехватки крови сознание накрывало волнами, и если в один момент я ощущал падающий снег на лице, как иголки, то в другой я тратил все силы на то, чтобы не вырубиться.
Атакующие подошли так близко, что я смог различить черты их лиц, один рванулся ко мне, посмотрел на руку, прокричал своим и, оборвавшись на полуслове, упал с дымящейся дырой в голове, остальные попрятались в укрытия. Тело ужасно зазнобило.
Я шёл по лесу, усыпанному пеплом, он странно выделялся на снегу, хотя тоже вроде бы белый. Уже не слышались выстрелы, но всё звенело, ужасно звенело в ушах, стало мертвецки холодно, ноги не держали, и я упал почти на чьи-то сапоги. Это был тощий лунатик, который с чего-то медлил, не разорвал меня сразу, лишь несвязно бормотал. Я из последних сил наставил на него ствол, нажал на курок, послышался выстрел, и моё лицо заляпало кровью.
Семь