Сумеречный Фронтир

Почти пять тысяч лет люди кочевали и воевали, проливали кровь себе подобных во славу ложных богов или своих собственных низменных интересов. Государств как таковых не существовало, были лишь небольшие княжества, которые постоянно переходили из рук в руки. Но всё изменилось, когда в наш мир пришли братья-пророки Ахарий и Омбий. Они выяснили, что за всеми человеческими злодеяниями стоит никто иной как Хаотик – порождение тьмы, тёмная половина небесного отца. Когда Афинор создавал вселенную из зерна, свет от взрыва быль столь ярким, что загнал все тени в одно-единственное место, до которого было не дотянуться даже вездесущему творцу. И из этих теней появилось абсолютное зло, воплотившееся в Хаотика – чудовище, живущее тысячелетия, странствующего по миру и подбивающего всех вокруг творить лишь плохие деяния. Хаотик был ростом в два человека, имел голову медведя и массивные лосиные рога. Но Ахарий и Омбий сразили ужасную тварь, и, хоть убить окончательно её не смогли, зато низвергнули обратно в Вечную пустоту. Хаотик выбраться оттуда не может, но его тёмные щупальца дотягиваются и до нашего мира, куда он посылает страшных монстров, порождений самых страшных кошмаров.

Братья-пророки навели во всём мире порядок. Они основали два самых узнаваемых королевства на нашем материке – Ахариам и Омбиан, а также помогли иным властным людям создать другие государства. И жили все в мире долгие годы, почитая своих покровителей, пока мрачная рука Хаотика не дотянулась до мыслей Омбия и не извратила его разум. Подвергнутый скверне брат пошёл на соседнее королевство войной и лично убил Ахария, после чего воздев его голову на пику. Богам это страшно не понравилось: они поразили предателя молнией, а душу его отправили прямо в Вечную пустоту, где её пожрал Хаотик.

После этих событий историки для удобства закрыли целую эру, длившуюся четыре тысячи девятьсот лет, назвав её Эрой Хаоса (для записи Э.Х), а наступившую нарекли Эрой Ахария, что продолжается и по сей день. Я, к примеру, родился в тысяча шестьсот девяносто восьмом году Э.А., пятнадцатого числа месяца Тёплых ветров – второго месяца лета.

Пока я лежал с закрытыми глазами, не осознавая, где нахожусь и что вообще происходит, на ум приходили мысли только об истории. Точнее, не то что об истории, а, скорее, о мифах, но иных предположений относительно нашего прошлого у нас нет. Многие учёные, историки и археологи пытаются выстроить свою картину того, что происходило последние несколько тысяч лет, но все их предположения разбиваются о незыблемую веру людей в своих богов и их существование. Поэтому для всех нас мифы и история – это одно и тоже. Порой у меня, конечно, возникают определённые вопросы относительно того или иного спорного момента в Книге Бытия, но более просвещенные сановники обычно говорят, мол, не принимай на веру сразу всё, многое в мифах необходимо считать за аллегорию. Вот я и считаю.

Через некоторое время – может, через час или два – сквозь пелену сна мне удалось разобрать чьи-то голоса. Они были приглушёнными, но большую часть слов я понимал прекрасно.

– …оставь это, сержант, и не пудри мне мозги! Скажи мне спасибо, что твой любимый подопечный всё ещё живой, а не болтающийся в петле. Ему да и тебе очень сильно повезло, что я не успел покинуть лагерь. А ещё спасибо нужно сказать господину Этиолю, который первым делом усыпил этого… этого…

– Ваше величество, при всём моём уважении, – тут я узнал голос Кроули. Сержант явно был то ли сильно взволнован, то ли очень зол. – Этот юноша – всего лишь рекрут, сын известного в Лувеноре ростовщика и крупного землевладельца Эодара Веллера. И не забывайте, что Клод прошёл все тайные проверки Инквизиции, пока находился в лагере. Вы ведь прекрасно знаете, что под личиной некоторых офицеров скрываются ваши шпионы из храма, проверяющие, нет ли среди новобранцев любителей наколдовать из деревяшки золотой слиток. Да и я сам готов жизнью своею поклясться, что Клод – самый обычный парень, которому просто-напросто не повезло. Понимаю, что не имею права требовать многого, но, всё же, надеюсь на вашу благосклонность и благоразумность. По всем правилам его дело необходимо передать совету старейшин, да так, чтобы Инквизиторы разобрались во всём с максимальной дотошностью.

– Адреас, – вздохнул, по всей видимости, король. – Ты ведь неглупый мужик. Почто тебе рисковать своей карьерой, своим благополучием и даже жизнью из-за какого-то жалкого пехотинца, которого ты знаешь от силы два-три месяца?

Ну и грубиян наш король. Это я-то жалкий?

– Полноте, ваше величество. Мой ударный отряд уже готов, завтра с утра отправление в Ковенбург. У меня слишком мало людей, чтобы иметь возможность урезать отряд ещё сильнее. Вам прекрасно известно обо всех моих заслугах. Вы знаете обо всех победах, которые я принёс во славу Ахариамского королевства и лично вас. Доверьтесь мне – это всё, чего я прошу. Отправьте его дело совету старейшин, а мы пока поскачем на север. К тому времени как вернёмся – старейшины вынесут приговор. Можете даже приставить к нашему отряду одного из Инквизиторов для большего контроля.

– Я знаю, что я могу, не надо мне об этом напоминать! – повысил тон король, но затем, успокоившись, продолжил. – Совет уже позаботился об этом, час назад мне пришло донесение и я подписал приказ. С вами отправится дознаватель Джозеф Йонстеф. И приписан он к вам совсем не из-за этого, демоны его задери, рекрута и… клейма. Того требует ваше задание. И, богами клянусь, не будь оно столь важным…

– Мы вас не подведём, ваше величество, – перебил его Кроули. – Я лично прослежу, чтобы у господина Йонстефа было всё, что ему нужно, и, в первую очередь, защита. Также я, несомненно, буду приглядывать за новобранцем Веллером. Клянусь каждую неделю писать полный рапорт и передавать его вам через дознавателя. Он ведь будет отправлять почту в Лувенор?

– Несомненно, связь будет поддерживаться постоянно на протяжении всей миссии. Также под вашим эскортом в Ковенбург отправятся два десятка рабочих под управлением одного из самых знатных зодчих по эту сторону залива Орфины. Все инструкции ты, сержант, получишь от дознавателя Йонстефа. И помни, что от этого задания, возможно, зависит судьба всей северо-восточной границы нашего королевства.

– Судьба целой границы? – удивлённо переспросил Кроули. – Ваше величество, вы уверены, что ни с кем нас не перепутали? Ковенбург – всего лишь небольшая деревня лесорубов да каменщиков. Там нет ничего критически важного.

– Как я уже сказал, все необходимые лично тебе и твоему отряду инструкции выдаст сопровождающий вас дознаватель. Остальное – не твоя забота. Просто сделай свою работу, и сделай её так, как умеешь – то есть, идеально.

– Будет исполнено, – коротко ответил сержант.

Прошла ещё пара минут, прежде чем мне удалось разлепить казавшиеся свинцовыми веки. По всей видимости, я находился в лагерном лазарете на жёсткой кровати: надо мной колыхалась от ветра ткань крупной палатки, вокруг в два ряда стояли пустые заправленные койки, а рядом со мной на табурете сидел Кроули, смотря куда-то в пустоту. Собрав все силы, я кашлянул, привлекая к себе внимание. Сержант от неожиданности чуть дёрнулся и, переведя взгляд на меня, тепло улыбнулся:

– Всё-таки очнулся, рекрут. То есть, уже рядовой. – произнёс он и сделал долгую паузу, после чего добавил лишь один многозначный возглас. – Да уж…

– Сэр, мне очень жаль, – начал я. – Но я нехотя подслушал ваш с королём разговор несколько минут назад.

– Минут? – усмехнулся Кроули. – Его величество король Йозеф Дарф отбыл из лагеря по своим королевским делам четыре дня назад. Мы должны были отправиться на задание сразу после вашего посвящения. Но из-за того… инцидента мы вынуждены были задержаться. Я хотел уже собраться в путь, но кое-кто решил, что нам необходимо дождаться тебя.

– Что происходит? – задал я прямой вопрос. – Последнее, что я помню – как раскалённый металл прикасается к моей груди и отталкивает меня в поленницу, а Инквизитор мановением руки меня усыпляет. Затем припоминаю вашу беседу с королём, и всё.

Сержант медленно встал, подошёл к выходу из палатки и опасливо выглянул наружу. Затем вернулся, присел на табурет и, положив руку на моё плечо, сказал:

– Я тебе верю. Но гораздо больше тех людей, кто считает тебя каким-то предателем или преступником. А посему я просто обязан спросить, и, клянусь, это останется только между нами. Мне надо знать. В случае чего – защищать тебя придётся именно мне.

– Спросить о чём? – недоумевал я.

– Ты… владеешь какой-нибудь магией? Ну, скрываешь от государства, что имеешь колдовские способности?

– Нет, разумеется! – меня такой вопрос даже несколько оскорбил. – Клянусь богами, сэр, я чародейства в жизни не видал, только слышал и знаю то, что слышат и знают все вокруг. Клянусь! А в чём, собственно, дело?

– Пойми, – замялся сержант. – Всё это выглядит очень странно. Настолько странно, что ты привлёк к себе внимание всех вплоть до совета старейшин и самого нашего повелителя. Вот, посмотри…

Кроули стянул с себя рубаху и указал на герб Ахариамского королевства, выжженный у него на груди. Выглядело внушительно: на меня смотрел величественный крылатый лев, от вида которого в душе немного потеплело.

– Видишь эту пернатую кошку? – спросил сержант. – А теперь взгляни-ка на своё клеймо.

Я недоверчиво посмотрел на свой голый торс, чуть приподнял голову для лучшего обзора и открыл от изумления рот: вместо гордого льва на моей коже ещё не зажило изображение скалящейся медвежьей головы с огромными лосиными рогами и глазами с горизонтальными, как у козла, зрачками. От этой картины мне стало совсем не по себе. По телу пробежали мурашки, меня бросило в дрожь, а лёгкая испарина на лбу стремительно переросла в настоящий ливень.

– Ч-то… что это?! – едва вымолвил я.

– Это, рядовой, лик тёмного бога. Хаотика, которого когда-то отправили в Вечную пустоту братья-пророки Ахарий и Омбий. На тебе клеймо самой тьмы, такое частенько делают те, кто втайне молятся своему падшему богу и приносят ему на своих кровавых алтарях человеческие жертвы, чтобы взамен получить малую частичку той силы, что ещё хранит в своём духе Хаотик. И, честно говоря, я всё ещё не до конца понимаю, как мне удалось отговорить его величество от немедленного твоего умерщвления. По каким-то неведомым мне причинам он, совет старейшин и все сановники храма Ахариама решили оставить тебя в живых и даже позволить тебе отправиться на твоё первое задание в составе моего отряда. Не знаешь, отчего тебе так повезло? Ты точно не колдун, а?

– Сэр, прошу, не оскорбляйте меня такими предположениями. Можете использовать любые методы дознания, и я всё равно скажу вам то же самое.

– О, не волнуйся на этот счёт. Дознаватель в нашем отряде будет. И он однозначно станет проверять тебя на каждом шагу. Чуть что – сразу убьёт на месте, а нас всех потом подведёт к плахе якобы за содействие тёмному культу. Поэтому ты должен знать, Клод, что от твоей честности зависят жизни всех твоих боевых товарищей.

Я положил сжатый кулак на сердце и твёрдо произнёс:

– Клянусь в своей честности, сэр.

– Ладно, я тебе верю, – кивнул Кроули. – А теперь скажи мне: ты встать-то вообще можешь?

Мне удалось приподняться на локтях без особых усилий, но когда я опустил ноги на землю и решил попробовать устоять только на них, очень противно заныла поясница. Не заболела, а именно заныла. Но больше никаких неприятных ощущений, кроме общей слабости, конечно, не было.

– Со спиной что-то, – заметил я. – Но всё в порядке, ходить смогу. Через пару дней оклемаюсь и смогу таскать на своём горбу любой груз.

– Естественно, со спиной что-то не так, – в палатку вошёл наш полуслепой медик Дукарий. – Я лично шесть швов накладывал. Знатно тебе поленья кожу разодрали!

– Рядовой Оверсон, разве ты не должен сейчас быть в Лувеноре и в последний раз как следует напиваться с остальными членами отряда? – спросил сержант.

– Никак нет, сэр. Я не прочь иногда опрокинуть кружку-другую, но напиваться до такого состояния, как это делает Громмер, например, мне совсем неинтересно. А там сейчас все вдрызг, так что мне захотелось вернуться в лагерь и проверить нашего ужасного сектанта.

– Не надо так меня называть, – пробурчал я.

– Шучу, шучу, не обижайся, – усмехнулся Дукарий. – Ну, что, как я понимаю, часов через десять мы уже отправляемся?

– Именно, – ответил Кроули. – Если уж не хочешь напиваться – то хоть выспись как следует.

Наш медик жестом попросил меня повернуться к нему спиной, что я и сделал. Он внимательно осмотрел рану, удовлетворённо хмыкнул и сообщил:

– Всё хорошо, никакого заражения, швы не гноятся и не кровоточат. Поболит ещё с недельку да пройдёт. Ладно, пойду я отсыпаться перед путешествием. Ну, что, Клод, готов отправиться на фронт?

– Как никогда раньше. Только вот с женой попрощаться не успел.

Дукарий с сержантом переглянулись, после чего Кроули сказал официальным тоном:

– Рядовой Оверсон, напишите в отчёте, что рядовой Веллер сегодня в себя так и не пришёл. Очнётся только завтра ближе к вечеру.

– Так точно, – кивнул Дукарий с хитрой улыбкой на лице. – Очень жаль, что придётся задержаться ещё на один день.

– Ничего не поделаешь, – пожал плечами сержант. – Но будем надеяться, что завтра Клоду уже станет лучше и он, наконец, поправится. Без него мы всё равно никуда не уедем. Также можешь передать дежурному санитару, что я сам проведу ночь в лазарете и прослежу, чтобы с ним ничего не случилось. Если что – сразу же позову врачевателей. Под моим надзором он уж точно внезапно не очнётся и не отправится в город, чтобы, возможно, в последний раз увидеться со своей женой.

На душе стало несколько теплее. Я всё ещё совсем не понимал, отчего Кроули относится ко мне настолько тепло, что готов подставлять свою шею ради каких-то моих желаний. Он ведь спокойно мог ответить, что, мол, не судьба, отошлёшь домой весточку с почтовым дилижансом, но вместо этого сержант отнёсся ко мне как к другу, причём очень старому и верному, которому можно доверять и которому нужно помочь во что бы то ни стало.

– Рядовой, – сержант повернулся к медику. – У тебя есть приказ, выполняй.

– Так точно, – отсалютовал Дукарий и покинул палатку.

– Ну, а ты давай одевайся и сваливай через лес, где мы обычно устраивали забеги на длинную дистанцию. Твоя одежда в том сундуке. Доспех брать запрещено, так что облачайся в гражданское. Оружие тоже оставь здесь, максимум возьми кинжал, чтобы не привлекать внимание. И если тебя каким-то чудом поймают, то всё вали на меня, мол, тайное задание, не имеешь права разглашать. Пусть, если что, приходят за разъяснениями лично ко мне.

– Так точно!

Я незамедлительно бросился к сундуку и за минуту облачился в свою одежду, затем ещё раз взглянул на сержанта. Он что-то недовольно пробурчал и указал на выход, а мне дважды повторять было не нужно. Напоследок я спросил лишь об одном:

– Сэр, вы не знаете, где можно найти наших ребят? Грому бы тоже не помешало свидеться с семьёй.

– Если пьяные головы не увели их демоны знают куда, то они должны быть в "Чести Ивандера", что восточных ворот Лувенора. Обычно там отдыхают все служивые, что ошиваются в этих краях.

Кивнув в знак благодарности, я покинул лазарет, а затем, спустя несколько минут, и сам лагерь. Солнце уже почти зашло за горизонт, так что продираться через лесные дебри, особенно с больной спиной, было очень непросто, но я справился и довольно быстро. Спустя полчаса передо мной уже горели огни восточных предместий, и по самым громким крикам мне удалось без труда отыскать искомую таверну.

Никто не знает, откуда взялось такое идиотское название, но оно существует с самого заложения фундамента этого здания. Двухэтажный трактир поприветствовал меня струнной музыкой и пением, шумным галдежом завсегдатаев и взрывной смесью запахов из разных блюд и хмеля. Таверна – это всегда место, где можно получить свою порцию почти домашнего уюта, и особенно уют этот ценится теми, кто дома как такового не имеет и постоянно находится в странствиях. Солдат также можно причислить к тем, чей дом родной везде, и одновременно нигде.

Ещё только подходя к двери, я услышал знакомые голоса. Войдя внутрь, сразу заметил почти весь свой отряд за исключением, разумеется, Дукария Оверсона, окружившего небольшой стол в углу таверны, заваленный пустыми тарелками и глиняными кувшинами. Команда неплохо отдыхала: все смеялись и травили друг другу какие-то байки. Дела у моих товарищей явно шли неплохо.

Я медленно подошёл к их столику, держась стены, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, и, подставив ещё один стул, уселся рядом.

– Клод! – радостно воскликнул братец, хлопнув меня по плечу своей культёй. Остальные тоже радостно загалдели и мигом наполнили свои кружки. – А вот и ты!

– Потише, Гром, – попросил я его. – Меня здесь быть не должно. Если поймают – плохо будет всем. Со мной всё в порядке, но из-за моего долгого сна отбытие на задание опять переносят. Так что особо не торопитесь заканчивать, возвращайтесь в лагерь только завтра к вечеру. Но лучше всё-таки пораньше.

– Отличная новость! – возрадовался Алекс, наш капрал, залпом осушая свой стакан. – Ну же, налейте нашему раненому, да принесите пожрать.

– Нет-нет, – я замахал руками и немного замялся, потому как было не очень удобно отказывать сослуживцам, когда они с таким радушием предлагают мне присоединиться к дружеской попойке. – Сержант отпустил меня только для того, чтобы я попрощался с женой и родителями. Гром, я пришёл за тобой. Пойдёшь со мной?

– Ага, чтобы меня опять вышвырнули оттуда как старого пса? Вот уж дудки!

Брат оглушительно засмеялся, допил эль из кружки и потянулся к ещё не начатому кувшину, но я вовремя остановил его руку и произнёс чуть тише:

– Это твоя семья, Громмер. Нельзя держать обиду на родных, как бы ты с ними ранее не ссорился. Пусть отец был слишком строг, пусть мать, прости Афинор, поступала как дура, но нельзя уподобляться самым плохим качествам тех, с кем имеешь дело. Будь же выше этого, братец! Сделай первый шаг и ваши отношения наладятся!

– А если я не хочу эти отношения налаживать? У меня вон теперь новая семья, и почти вся она сейчас собралась за этим столом.

Отряд радостно чокнулся стаканами при этих словах.

– Есть братья по оружию, а есть родные по крови. Богам не понравится твоё решение.

– Да где те боги? – усмехнулся Гром, после чего неожиданно перешёл на более серьёзный тон. – Наши небесные покровители больше уделяют внимания тебе, а не мне. Меня они вообще бросили на улицу, в то время как тебе даровали сытую и богатую жизнь, своё собственное дело, красавицу жену и дитя, которое вскоре должно родиться. Почему же эти твои боги помогли тебе, но отринули меня? Чем я хуже? Я что, родился с меткой плохого парня? Ага, держи карман шире! Меня сломала жизнь, довела до воровства и грабежей, пока ты спал на своих перинах и трахал белокурых тощих служанок. А знаешь, кого я трахал? Знаешь, а?

– Не знаю и знать не хочу, – вспыхнул я, вставая со стула. – Никто тебе, брат, не мешал жить нормальной жизнью, нужно было лишь не перечить отцу на каждом шагу и хоть немного учиться, пока тебе давали такую возможность. Ты сам выбрал свою судьбу, а я, если тебе память не изменяет, всегда тебя выгораживал и оправдывал. Так что не надо на мне срываться за всё, что с тобой произошло за последние годы. Никто тебе не мешал придти ко мне за помощью, уж кто-кто, а я точно никогда бы тебе не отказал. Но раз ты, пьянь, считаешь иначе, то можешь и дальше набивать брюхо дешёвым пойлом, хотя мог бы успокоить свою душу, простившись с семьёй.

Не ожидал от себя такого, но Гром сам нарвался. Я действительно прав, и если эта неблагодарная сволочь считает иначе, то пусть остаётся здесь и удовлетворяет свои животные потребности. Извинившись перед остальными членами отряда за испорченный вечер, я спешно покинул таверну и направился к западным предместьям, туда, где находилось моё семейное поместье. Только не через город, где на воротах меня могли задержать, а в обход. Пусть чуть дольше, но надёжнее.

И через час я уже стоял перед воротами, знакомыми мне практически с детства.

Глава 6

Поместье мой отец заслужил далеко не сразу. Но ещё в бытность свою простым каменщиком он уже знал, что однажды наступит день, когда он сможет, проснувшись ранним утром, выйти на крыльцо собственного особняка, заварить себе дорогого заграничного чаю и глядеть на свою плантацию, где уже вовсю трудятся бедолаги-рабы. К слову, отец мой никогда не отличался жестокостью в отношении тех, кому никогда не видать свободы, но и не отказывался от возможности почти бесплатно использовать чужой труд. Когда я был подростком, на плантации работало четыре человека, и все из западного жаркого королевства Гренуа, омываемого буйными водами океана Вечности. Ещё лет сто назад в качестве невольников могли быть лишь темнокожие из Абра'Фальского халифата, но последние войны несколько изменили политику работорговли, так что даже гренуацы, которые не особо-то лезли в конфликты, могли попасть к ахариамцам на поводок.

На воротах стоял один из самых старых наших невольников, который помнит меня ещё ребёнком. Старик Хорхе добро улыбнулся, завидев меня, и радостно впустил меня внутрь.

За пару месяцев здесь, конечно, ничего не изменилось, разве что грядки теперь пестрили зеленью уже слегка желтеющих вершков, а не навевали уныние мокрым чернозёмом. В самом центре участка, окружённого этими огородами, возвышался жилой комплекс, состоящий из двухэтажного, собственно, поместья, дома для прислуги, хлева, сарая и небольшой мастерской, в которой мой отец частенько пропадал, мастеря какие-нибудь полезные для хозяйства вещички. Хорхе провёл меня по протоптанной тропинке к центру плантации и, попрощавшись, отправился обратно – сторожить вход. Я же, ведомый радостным опьянением, что возникло, едва я ступил на родной участок, буквально полетел к крыльцу поместья, о чём вскорости пожалел – от такого напряжения снова заныла уже успевшая привыкнуть к надоедливой боли спина.

Я занёс руку над дубовой дверью и машинально остановился, представив, что весь дом сейчас погружён в глубокий сон. Ведь стояла глухая ночь, а все мои родные, насколько я помню, обычно ложились довольно рано, чтобы с утра первыми быть на ногах. С трудом преодолев странное чувство вины, я громко постучал.

Дверь почти сразу открыла Амелита – молодая гренуанка, которую отец приобрёл всего несколько месяцев назад. Девушка читала какой-то скабрезный роман в гостиной, а потому сразу же подошла на стук. Она совершила скромный, слегка топорный ахариамский реверанс, которому едва научилась, и, впустив меня, отправилась будить всех домашних.

Я повесил куртку на вешалку и прошёлся по дорогому дубовому половому настилу гостиной. Большое помещение напоминало скорее приёмную во дворце, потому что отец хотел, чтобы каждый посетитель этого дома сразу узнавал о достатке его владельца. По всем крашеным золотом стенам висели пейзажи и натюрморты известных художников нашего времени и времени прошедшего. По периметру стояло несколько мягких бежевых диванов со стеклянными журнальными столиками возле пышных подлокотников, на каждом из которых стоял тройной подсвечник с зажжёнными свечами. С потолка прямо над огромным абра'фальским ковром с высоченным ворсом свисала хрустальная люстра, стоившая целое состояние. Конечно, зажигалась она лишь на запланированных приёмах, потому что это было довольно сложное дело: подставить лестницу, поднести тлеющий огарок к семидесяти небольшим восковым лампам, при этом не оставив на хрустале ни единого жирного отпечатка пальцев.

А в прямо противоположной от входа стороне возвышалась величественная лестница с резными перилами, ведущая на второй этаж, по бокам которой терялись в этой красоте двери в иные части поместья.

На одном из диванов лежала книга, которую читала Амелита. "Двенадцать рыжих жеребцов" – прочитал я название. О, великие боги, война с северянами – ещё не самое страшное, что может с нами случиться. Книжные эротические фантазии о дюжине рыжеволосых мужчин, то по очереди, то разом ублажающих героиню романа – вот, что может уничтожить наше королевство изнутри.

Первой спустилась мать. Сандра Веллер, эпатажная, манерная, очень скандальная женщина, которая вложила в моё воспитание сил чуть менее, чем нисколько, но всё же остающаяся моей матерью, за что я её по умолчанию люблю. Мама не стала наводить марафет или переодеваться, и вышла меня встречать в одной ночнушке – белой рубахе с длинными рукавами от шеи и до самых щиколоток, даже не сняв со своих рыжих вьющихся локонов чепчик. Она сделала вид, что очень-преочень рада меня видеть: подбежала ко мне, словно не видела сотню лет, встала на цыпочки, крепко обняла и зацеловала всё лицо. Я, конечно, не любитель подобных проявлений нежности, но всё-таки ответил сдержанным поцелуем в лоб и формальным объятьем. Закончив с приветствиями, мама усадила меня на один из диванов и сходу задала вопрос:

– Тебя там хоть хорошо кормили? Щёки, я смотрю, наел себе хорошие!

– Да, маменька, кормили хорошо. Не очень вкусно, но сытно и питательно. Прости, что так поздно, но у меня в лагере произошёл один инцидент, из-за которого пришлось днём задержаться. А завтра у меня уже отбытие, и времени оставалось немного, так что…

– Ой, да ничего страшного, – махнула рукой мама и повысила голос. – Амелита! Амелита, голубушка, спустись сюда немедленно.

– Сию минуту, госпожа!

Амелита спешно спустилась по лестнице, придерживая подол длинного платья, чтобы не споткнуться. Она встала возле нас, ожидая приказаний.

– Лапушка, срочно открой нам бутылку мортумского, принеси бокалы и солёные закуски. И поживее.

– Слушаюсь, госпожа, – девушка откланялась и ушла на кухню.

Мама тем временем снова повернулась ко мне, закинула ногу на ногу и продолжила свой допрос:

– Ну, рассказывай. Никто не обижал? Чем вы там занимались, кроме как пировали пять раз в день, и распивали дешёвый самогон по вечерам?

– Вообще-то, большую часть времени мы тренировались. Учились сражаться поодиночке и в строю, изучали приёмы владения оружием, рукопашный бой, слушали лекции о военном деле и…

– Ну, это совсем неинтересно, – снова махнула рукой мама и неприятно захохотала. Она вообще очень любила размахивать руками, чем часто раздражала своих собеседников. – Я не про это говорю, глупыш! Как вы там развлекались? Наверняка же были девочки, я точно знаю. Солдаты очень любят ветреных девочек, которые за пару монет готовы на многое!

Ненавижу подобные беседы с матерью. Ей плевать на то, что началась война, что мы из кожи вон лезли, чтобы научиться выживать и убивать. Она просто играла в интересующегося делами своего ребёнка родителя.

– Не было там никаких "девочек", – чуть обиженно ответил я. – Это военный лагерь, организованный самим королём. Йозеф Дарф собственной персоной присутствовал там, он читал приветственную речь, а затем и прощальную. Это очень серьёзное мероприятие, так что…

– Очень серьёзное, да-да! Сам король, говоришь? Как он выглядел перед вами? Весь разодетый в шелка? А, может, напротив – в рыцарских доспехах, весь сияющий и прекрасный? У него крепкие мышцы, я видела! Ему нельзя закрывать красивое мужское тело стальным панцирем!

– Одет по-обычному был, как и подобает правителю в военное время. При оружии. Он приезжал не покрасоваться, а поднять наш боевой дух и направить наш настрой в нужное русло.

Думаю, о том, что Йозеф Дарф лично заинтересовался мной, причём при неприятных обстоятельствах, мне лучше умолчать.

– Сынок! – услышал я голос отца и, повернув голову, увидел его, спускающегося по лестнице.

Эодар Веллер, глава семьи, оделся как на парад. Точнее, это был его совершенно обычный облик, но среди остальных людей его ранга этот костюм выглядел довольно вызывающе. Чёрные брюки с белыми стрелками по бокам, шёлковая сорочка, малиновый жилет, бардовый фрак и ярко-жёлтый галстук – именно таким я его почти всегда и вижу. Длинные волосы убранные в аккуратный хвост подвязанные тюлевым бантом выдавали в моём отце приверженца моды; в плане выбора одежды и аксессуаров он никогда отставал от молодёжи, а иногда эту пресловутую моду даже диктовал.

Я встал, пожал отцу руку и слегка его обнял, для чего мне пришлось немного подняться на носках – мой старик был выше меня на полголовы, да и пошире в плечах. Далеко не настолько, как Громмер, но всё же.

– Как я рад тебя видеть, сынок, – тепло улыбнулся отец и мы снова сели на диван. – Я горжусь тобой, Клод. Ты с честью исполняешь свой долг без пинка под зад от короля, а по собственной инициативе. Мне неприятно думать о том, что может произойти с тобой на фронте, но я знаю: что бы ни случилось, ты примешь свою судьбу с достоинством, и боги будут на твоей стороне.

– Я очень на это надеюсь, отец. Мне приятно, что ты так меня расхваливаешь, но ты также должен быть горд и за моего брата.

– За Громмера? – удивлённо изогнул бровь папа. – Почему я должен гордиться этим оборванцем?

– Я же рассказывал в своём письме. Мы встретились с Громом в призывном пункте и отправились записываться в армию вместе. И, в итоге, мы попали с ним в один отряд, так что сражаться будем против северян с ним плечом к плечу.

– Каком письме? – захлопала глазами мама.

– Которое я писал Лоре, – нахмурился я, уже сомневаясь, что весточка дошла до получателя. – Видимо, гонец не выполнил мою просьбу. В таком случае, я вам всё расскажу, как только подойдёт моя жена, чтобы не пересказывать всё повторно.

Мы услышали цоканье маленьких каблучков и повернулись на звук, но это оказалась не моя возлюбленная. Амелита шла к нам из кухни с подносом в руках, на котором возвышалась красивая зелёная бутылка с игристым вином, бокалы и тарелка с разными видами сыров. Поставив угощение на столик, она молча поклонилась и ушла прочь.

– Милая, погоди, – остановила её мать. – Ты позвала мою прелестную невестку?

– Да, конечно. Но госпожа Лора отказалась спускаться.

– Это ещё почему?

– Госпожа Лора не сообщила, просто сказала, что ей всё равно.

Дело принимает интересный оборот. Что такое произошло в этом доме за время моего отсутствия? Да, жена немного злилась, что я её покидаю, дабы отправиться на войну, но мне казалось, что это было чувством обиды, которое должно было вскоре пройти и смениться желанием вновь увидеться. Либо я ошибся в предположениях, либо здесь всё-таки что-то произошло.

– Позови её, пожалуйста, ещё раз, – настоял отец. – И скажи, что мы все вместе будем очень рады её увидеть в гостиной.