Миша и осень на ферме

Пока фермер говорил, мэр крутил в руках ручку. Он стукнул ею по столу, а потом, вздохнув, сказал:

– Возможно, вы правы. Ладно, Миша. Я приеду на встречу с Сережкой.

Малинин был доволен. Он ехал на велосипеде домой, размышляя, что полдела уже сделано: двое давно враждующих человека согласились поговорить друг с другом. Теперь Миша надеялся, что никто в итоге не отменит встречу. Сам фермер считал, что если кто-то важен, то свои дела можно и подвинуть. Правда, сам Малинин придерживался этого мнения не всегда в своей жизни, за что в последние годы он часто себя ругал.

Когда он выехал на сельскую дорогу у дома, то вдалеке никого не увидел. Это означало, что он сможет спокойно продолжить ремонт дома. Прежде чем приступить к работам на втором этаже, Миша, закутавшись в плед на диване, стал обедать, слушая местное радио. Диктор сообщал, что в округе включили отопление. Малинин поморщился, подумав о том, что неплохо бы и во второй плед закутаться.

Закончив трапезу, Миша, несмотря на желание остаться в тепле, положил плед на диван, пошел на кухню и бросил тарелки в мойку. Отложив мытье посуды на потом, Малинин собирался пойти на улицу, чтобы достать новых деревяшек для ремонта. Когда он открыл дверь, к крыльцу подходила Татьяна.

– Привет! – воскликнула она.

Малинин приветственно помахал ей рукой.

– Ну, как вы там с Ларисой Борисовной? – спросил он.

– Замечательно! – засияла Татьяна. – Мы с ней договорились, что мы с Сашей будем помогать ей на ферме. Она согласилась временно зарегистрировать нас у себя, чтобы Сашка мог в местную школу ходить.

Фермер развел руками:

– Замечательно же! – улыбнулся он. – Удачно как сложилось все!

– Я тоже так думаю, – сказала та. – Спасибо вам еще раз, Миш. Лариса Борисовна рассказала, что ей скучно одной было жить. Вы же нам троим помогли. Вы хороший человек.

Миша опустил взгляд.

– Думаете, можно быть одновременно хорошим человеком и эгоистом? – спросил он, закрыв дверь и усаживаясь на скамейку рядом с дверью.

– Наверное, нет, – задумчиво ответила та, поднимаясь на крыльцо. В последние годы Мише часто говорили, что он хороший человек, и это не совсем вязалось у него в голове с обвинениями в безответственности, легкомыслии и эгоизме, которых он наслушался за свою жизнь до этого. Садясь рядом с ним, Татьяна сказала:

– Самоотверженность и забота о других являются признаками хорошего человека, мне кажется. А они противоположны эгоизму.

– А обязательно ли родиться хорошим человеком, чтобы таким считаться? – спросил Миша. – Например, кто-то всю жизнь думал только о себе, а потом решил пытаться жить иначе: с вниманием относиться к чужим заботам, ставить чужие нужды выше своих. Он бы мог назваться хорошим человеком? – посмотрел на нее Малинин. – Или он лишь обманывает себя?

– Когда сын еще не родился, – начала та, – я тусовалась по клубам, не ночевала дома, ругалась с родными. А потом появился Саша. Для него мне захотелось быть лучше: и чтобы о нем заботиться, и чтобы подавать ему хороший пример. Ну, настолько хороший, насколько возможно, – с ноткой грусти в голосе улыбнулась она. – Я верю, что мы все рождаемся хорошими. А потом можем по каким-то причинам приобретать качества плохие, нам не свойственные. Мы словно свою чистую душу пачкаем. Когда я пытаюсь быть лучше для Саши, то мне кажется, что и душа чище становится. Возможно, я никогда не буду уверена, что она стала идеально чистой. Но я стараюсь держать ее в чистоте, иногда с трудом, потому что порой мне проще снова запачкать ее, чем трудиться. Однако если мне кто-нибудь скажет, что завтра конец света и спросит, считаю ли я себя хорошим человеком, то я скажу: «Я не знаю. Но в конце я старалась им быть».

Миша посчитал, что ему открылось удивительное понимание истины. Или хотя бы та правда, та версия истины, в которую он считал возможным поверить.

– Спасибо, Татьяна, – произнес он. – Кажется, это то, что мне нужно было услышать.

Они обнялись на прощание, и воодушевленный ее словами Малинин пошел во двор снимать брезент с деревяшек, потому что время шло, а ремонт нужно было продолжать.

Фермер занялся ремонтом на втором этаже. Сегодня он в первый раз за все время нахождения в доме открыл дверь в бывшую спальню Селяновых. В комнате было скромно: железный каркас кровати, матрац с которого Селяновы, видимо, забрали; светло-голубые выцветшие обои; темно-коричневый деревянный шкаф с открытыми дверцами, где висели две одинокие вешалки; давно не мытое окно – единственное в доме, которое Малинин еще не мыл, – несколько ввинченных в стены саморезов: каждый – на фоне более синих прямоугольных участков обоев. «Тут, наверное, картины или фотографии висели», – предположил Малинин.

Притащив инструменты, Миша вывернул из стен саморезы, а потом принялся разбирать железный каркас и шкаф. Помимо ремонта, он собирался обновить в доме мебель, и начать решил со второго этажа.

Вытащив старую мебель на улицу к уже не годным деревяшкам, фермер, как и в прошлый раз, стал накрывать все на кухне пленкой. Закрыв все там от пыли, Миша вернулся в спальню, открыл окно – и начал сдирать обои. Новые обои он еще не заказывал, но думал, что можно купить светло-коричневые. «А вообще, можно у Ларисы Борисовны спросить про обои, – думал Малинин. – У нее дома красиво».

Работал Миша быстро, держа в памяти то, что самоучитель рекомендовал готовить почву осенью, до зимы. Предстояли еще работы в коридоре на втором этаже, под потолком, а также в ванной. Потом надо было наводить красоту на внешней стороне дома, а уже после подходило время работы над сельскохозяйственными угодьями. Миша сомневался, успеет ли он сделать все до зимних морозов, хватит ему времени. Он считал, что было бы проблематично работать снаружи, когда все на ферме засыпано снегом: менять ограду, устанавливать освещение, строить новый амбар и прочее – и Мише, не успей он закончить все запланированные работы до зимы, пришлось бы провести время с декабря по февраль здесь в безделье и, скорее всего, без необходимых на ремонт денег, которые нужно было бы тратить на еду. Он был уверен, что если больше не будет ни на что отвлекаться, то сделает все за пару недель. Но также он знал, что текущие дела необходимо довести до конца и что он сразу бросит все работы, если должен будет вновь кому-то помочь.

Приближалась суббота. Развлечения как способ занять время Малинин давным-давно забросил. Пять лет назад он и не думал, что сможет изо дня в день работать и заниматься чем-то действительно полезным, делая перерыв только на еду и сон. Теперь, восстанавливая былую красоту фермы, Миша каждую минуту был занят. Вновь мысленно вернувшись в прошлое, он удивился тому, насколько пустым можно сделать свое время. Он размышлял над тем, сколько бы он успел сделать за свои тогда почти три десятка праздно проведенных лет. А сейчас он будто интенсивно наверстывал тот смысл, которым в прошлом не утруждался наполнять свое существование. «А каково это, интересно, – думал он, – обнаружить пустоту и бессмысленность своей жизни не к тридцати годам, а к пятидесяти? К семидесяти? Осознать, что ты столько всего мог сделать – и не сделал? И вдруг садишься на велосипед – и крутишь, крутишь педали, словно надеясь со спринтерской скоростью преодолеть марафонскую дистанцию; расстояние, по которому можно было комфортно ехать в течение всей жизни, стараешься преодолеть вот сейчас, к ближайшей весне. А можно ведь и вообще за всю жизнь этого не осознать. Эх, Лера… Без тебя я бы тоже ничего не понял». Он думал над тем, сделало ли его счастливым осознание тщетности прожитых лет, подарившее умение ценить наполненные пользой моменты. Проживи он всю жизнь без забот, был бы он счастливее, чем сейчас? Миша не знал. Малинин также не знал, обязан ли он вообще быть счастливым, достоин ли он счастья. Он думал о Лере и о том, что она – его счастье, которое он по глупости своей сам от себя прогнал, а теперь мечтал вернуть, на каждом шагу доказывая и себе, и всем вокруг, что он изменился. И ей доказывая, если она когда-нибудь узнает о его новой жизни. По мнению Миши, она – где бы она ни была – узнает, что он стал таким, каким она хотела его видеть: ей кто-то из знакомых расскажет, она в новостях увидит, в газете прочтет. А если никто не напишет об этом и не сообщит в разговоре, то она почувствует. Каким-то необъяснимым образом сердцем ощутит, что Миша теперь такой, каким всегда был по-настоящему; вот он, Миша, на другом краю планеты, любит ее и ждет. И она вернется. Или даст знать, где она. И в сообщении скажет, что тоже его любит и ждет. «Малинин, сосредоточься уже», – скомандовал себе Миша, фокусируясь на мыслях о том, куда он дел очередной выдернутый из половицы гвоздь.

Остаток недели до субботы Малинин старался не грустить и не витать в облаках. Помимо того, что он заказал большой набор посуды, Миша посвящал свое внимание ремонту дома. К вечеру пятницы Миша радостно осматривал результаты своей работы: вся деревянная часть внутри дома была заменена. И первый, и второй этаж, несмотря на отсутствие обоев, выглядели, по мнению Малинина, замечательно. Оставалось провести некоторые косметические работы: покрасить там, побелить здесь, пролакировать тут – и внутреннее убранство дома будет не стыдно показывать гостям. Ну, и обои поклеить надо, разумеется.

Пока Малинин любовался результатами своей работы, в дверь постучали. Открыв дверь, Миша обнаружил за ней улыбающегося Тимофея:

– Привет! – поздоровался он и протянул Малинину накладную. – Вам – доставка!

– Привет, Тимофей, – поздоровался Миша, забирая накладную. По ней он должен был получить тарелки, чашки, ложки, блюдца, миски и салатницы.

– Пойдемте! – позвал курьер за собой.

Закрыв за собой дверь, Миша пошел к фургону вслед за курьером. Он думал, надо ли спрашивать у Тимофея про дела в семье, но тот, стоило Мише спуститься по ступеням, сам заговорил об этом:

– Я не знаю, как вас благодарить, – улыбнулся курьер.

– За что? – загадочно прищурился Миша, подходя к фургону.

– Я сказал жене, что люблю ее – и поэтому завязываю с картами раз и навсегда, – пояснил тот. – Семья важнее. И она с детьми вернулась. Поверила в меня, – светился тот от счастья. – Вам если нужно что-то будет куда-то отвезти или привезти откуда-то, вы звоните. Хорошо?

Тимофей достал из кармана визитку – и протянул Малинину.

– Бесплатно все доставлю, – заверил тот.

– Спасибо, Тимофей, – сказал Миша, разглядывая визитную карточку с номером телефона и простой надписью: «Тимофей. Курьер».

Тимофей также помог Мише дотащить коробки с посудой, которых было несколько, ему на крыльцо. Когда все коробки были выгружены и оставалась последняя, Миша взял последнюю в одну руку, а другую руку протянул Тимофею:

– Спасибо, – сказал Миша.

– И вам, – весело засмеялся Тимофей.

Когда Миша подходил к крыльцу, Тимофей засигналил из своего фургона. Малинин обернулся – и увидел, как курьер машет ему рукой. Миша помахал в ответ, и затем курьер поехал обратно. Миша думал, что Тимофею вовсе не за что было его благодарить, ведь курьер свое счастье смог удержать сам – ему лишь было нужно немного уверенности в своих силах.

Наступила суббота. В шесть ноль ноль включилось радио. Малинин открыл глаза – и довольно потянулся. Пока Миша вливался в процесс бодрствования, диктор на радио сообщил, что сегодня – уже октябрь.

– Ого, – сказал Миша, выключая будильник. – И машина времени не нужна, чтобы быстро в будущем оказаться.

Подойдя к окну, он посмотрел на просторы фермы: несмотря на затянутое облаками небо, снаружи было сухо. Зелени на деревьях уже не было совсем – ее целиком заменила листва желтых, оранжевых и коричневых оттенков. В ближайшее время листва опадет – и наступит зима.

С утра Миша стал готовить еду из всего, что было на кухне. Планы у него были грандиозные: чтобы стол был уставлен яствами, как на Новый год. И пускай еда у Миши была простая, бабушка научила его украшать блюда так, чтобы они выглядели богато, а если не богато, то хотя бы зажиточно.

Жизнь на кухне кипела так же, как кастрюли на плите. В это же время во всю трудилась духовка, а также Миша, за соседним столом что-то смешивавший, шинковавший, измельчавший на терке, взбивавший, переключавшийся на духовку, помешивавший содержимое кастрюль, менявший их на сковородки на плите, выкладывавший из кастрюль еду в миски, смешивавший в одних и тех же мисках содержимое кастрюль и сковородок, что-то постоянно достававший из холодильников и совершавший множество других действий вместе с этим. Холодные блюда, горячие блюда, сладкое, соленое – все готовилось, казалось, одновременно. На одной из своих многочисленных работ, которыми Малинин занимался за последние годы, он был поваром в закусочной. Когда он сообщил хозяину заведения, что собирается уходить, тот не хотел его отпускать: предлагал зарплату в полтора раза больше, дополнительный отпуск, приходить на работу на десять минут позже и уходить на пять минут раньше, но Малинин был непреклонен. Миша знал, что если он когда-нибудь захочет остановиться, прекратить разъезжать по стране, найти обычную стабильную работу с девяти до шести, то он вполне может устроиться поваром. Конечно, его навыков не хватило бы, чтобы работать шеф-поваром в элитном ресторане, но наготовить чего-то съедобного и вкусного на большой банкет за короткое время ему было по силам.

К тринадцати сорока пяти утомленный Миша оглядел кухню: обеденный стол, кухонные столы и плита были заставлены мисками, салатницами, тарелками, сковородками и кастрюлями. Полки в холодильнике тоже были заняты свежеприготовленными блюдами. «Теперь им точно лучше приехать, – думал Малинин, смотря на часы. – Потому что я один все это точно не съем».

Тогда Миша, усевшись за стол, начал ждать. Он сидел посередине стола, в то время как два других стула по обе стороны от него были подготовлены для гостей. Посередине стояли основные блюда, а закуски – ближе к стульям гостей. Те, кто давно уже не общались с Мишей и при этом знали его аппетит, могли бы подумать, что основные блюда он таким образом оставил для себя, гостям оставив пожевать закуски.

Снова посмотрев на часы, он обнаружил, что время сильно не изменилось: тринадцать сорок семь. А кушанья вместе создавали манящую симфонию ароматов, пробуждавших аппетит. Приятный запах заставил заурчать в желудке.

– Это не для тебя, а для гостей, – сообщил Миша желудку в ответ на урчание. – Сколько там часы показывают? – увидев время, он вздохнул. Тринадцать сорок восемь. Фермер вышел из-за стола, взял из гостиной плед, укутался в него, а затем вышел на улицу, чтобы сесть на скамейку и наблюдать издалека, не едут ли гости. День сегодня был важный, потому что у Миши была возможность положительно повлиять на жизни не только двух людей, но сотен и даже, наверное, тысяч жителей соседних городов. Тут ему пришла мысль, что если все пойдет плохо – и гости не просто не помирятся, но обозлятся друг на друга сильнее прежнего, то вся его затея выйдет всем боком. Что тогда будет? Жители возведут стену между городами? Демонтируют дорогу, прямо идущую из одного населенного пункта в другой? Будут по ночам отправлять к соседям вооруженных баллончиками с краской хулиганов, которые будут писать «Западный – столица мира» на стенах домов Восточного и наоборот? Все же Малинин надеялся на удачный исход. А если не получится, то он рассчитывал хотя бы на приобретенную с возрастом адекватность своих гостей, которая, возможно, не даст отношениям между городами стать еще хуже.

– А вот и первый, – произнес Миша, увидав вдалеке иномарку, на которой к нему недавно приезжал Алексей Николаевич Черников, мэр Западного.

Когда автомобиль заехал во двор и остановился, Миша встал со скамейки и пошел встречать Черникова. Мэр в костюме с галстуком, словно пришедший на официальную встречу, вылез с заднего сиденья автомобиля. Он пошел навстречу Мише.

– Рад, что вы пришли, Алексей Николаич, – поздоровался Миша.

Тот кивнул, пожав руку хозяину дома.

– Сергей Павлович еще не приехал? – спросил тот настороженно.

– Пока нет, – ответил Малинин. – Вы сегодня первый. Пойдемте в дом.

Открывая дверь перед гостем, Миша сказал, оправдываясь:

– У меня тут ремонт идет. Пыль я прибрал, но тут пока еще не очень эстетично. Но зато на кухне, кажется, красиво, – хохотнул он.

– Как пахнет замечательно! – заметил Алексей Николаевич, закрывая за собой дверь.

– Мне думается, что на вкус тоже неплохо, – улыбнулся Малинин. – Проходите, – показал он ладонью на кухню, приглашая Черникова пройти. Тот критично осматривал незаконченную отделку дома вокруг себя, но взгляд его живо изменился, когда он увидел обилие блюд.

– Вы присаживайтесь слева или справа, – пригласил фермер. – И можете уже к закускам приступать, если есть хотите. А я пока еще снаружи посижу, подожду Сергея Палыча.

– Спасибо, Миша, – ответил тот, разглядывая яства, которыми была уставлена кухня.

Малинин посмотрел на время: тринадцать пятьдесят восемь. Учитывая Мишину собственную привычку опаздывать – хотя он с ней успешно боролся, – Малинин не переживал, что второй гость немного задержится. Выйдя на улицу, он вновь сел ждать на скамейку.

Через несколько минут ему стало зябко, даже несмотря на плед. На наручных часах было пять минут третьего, а автомобиля вдалеке все не было. Так как дома все же было теплее, Миша, начавший несколько волноваться о том, что гость может не приехать вообще, решил вернуться в дом.

Пройдя на кухню, он обнаружил с интересом жующего закуски Черникова, который словно пытался распробовать блюдо.

– Ну, и как вам? – поинтересовался Малинин. – Не пересолил?

Тот с набитым ртом помотал головой, а потом показал жест: большой палец вверх. Миша был рад, что еда удалась. Когда Черников дожевал еду, то спросил:

– Сереги не видно еще?

– Пока нет, – пожал плечами Миша. – Может, дела задержали.

Алексей Николаевич слегка приуныл:

– А если вообще не приедет? – спросил он у фермера, как будто тот знал ответ. – Проигнорировал меня просто. Знал ведь наверняка, что для меня важно с ним поговорить. Не посчитался с тем, каково будет мне – прямо как в тот раз, – ворчал он.

– Я так не думаю, – старался сгладить ситуацию Миша. – Может, машина сломалась, – развел он руками. – Приедет.

– А вы сейчас надеетесь, что он приедет, или верите в это? – с любопытством спросил Алексей Николаевич.

Прежде чем Миша ответил, с улицы послышался многократный гудок автомобиля.

– Иногда важно просто не отчаиваться, – сказал радостный Миша, покидая кухню. Следующие слова он уже прокричал из коридора. – А веришь ты в успех или надеешься – уже не важно.

Открыв дверь, он обнаружил спешно подъезжавший к его крыльцу автомобиль Павлова Сергея Павловича, и вышел его встречать.

Выйдя из машины, так же одетый в строгий костюм Павлов помахал подходившего к нему Малинину.

– Хорошо, что вы приехали, Сергей Палыч, – протянул руку Миша. – Мы вас ждали.

– Он уже здесь, значит? – негромко поинтересовался Павлов, поздоровавшись – и вдруг перевел взгляд в сторону двери дома. Малинин обернулся: на крыльце стоял хмурый Черников.

Молча, Сергей Павлович направился к крыльцу. Миша пошел сбоку и чуть позади.

– Все гости в сборе! – заявил улыбавшийся Миша, поглядывая то на одного, то на другого. – Можно начинать застолье!

Павлов остановился у ступенек крыльца, на котором стоял Черников.

– Ну, здравствуйте, – сухо произнес Черников, – Сергей Павлович.

– Привет, Алексей Николаевич, – ответил тот.

Они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Малинин, изначально будучи готовым к тому, что ему в этот день придется часто играть роль дипломата, решил вмешаться:

– Сергей Палыч, на кухне уже все готово. Алексей Николаич оценил еду – и ему понравилось. Я рассчитываю, что и вам моя кухня по вкусу придется.

– Давайте попробуем вашу еду, Миша, – кивнул Павлов.

Малинин зашагал по ступеням, а вслед за ним – Павлов. Черников отошел с их пути, но в дом не заходил. Первым дойдя до двери, Малинин наблюдал за ними: руки друг другу они не подали, когда мэр Восточного прошел мимо. Закусив губу, Миша обратился к Черникову:

– Алексей Николаич, и вы проходите, а то там еще десерт есть – и вдвоем мы с Сергеем Палычем его не осилим.

– Конечно, – кивнул мэр Западного.

Заходя в дом вслед за Павловым, Миша снова оправдывался:

– Сергей Палыч, не обращайте внимания не ремонт. Если бы я позвал вас всех сюда после его окончания, то встречу пришлось бы зимой проводить.

– А пахнет вкусно, кстати! – обратил внимание Павлов. Фермер решил, что это хороший знак.

– Располагайтесь слева за столом, пожалуйста, – попросил Миша. – Место справа занял Алексей Николаич.

– У вас бронируют места? – пробасил Павлов.

– Просто надо вовремя приезжать, – буркнул из-за их спин Черников.

Фермер поморщился. Решив, что нужно срочно вставить фразу, потому что Павлов наверняка собирался что-нибудь ответить – что-нибудь, по мнению фермера, не очень вежливое – Миша выдал:

– Меня, кстати, интересует: я же фермер теперь, но не знаю, чем тут заняться: сельским хозяйством или животноводством. Что вы оба посоветуете?

Ответить решил Павлов, присаживавшийся туда, куда его попросил сесть Малинин:

– Ваши предшественники, помнится, овощи и ягоды тут выращивали. У Селяновых всегда урожаи большие были до недавних лет, – он внимательнее осмотрел блюда на столах вокруг себя. – Тут так много всего.

Зайдя вслед за ними, Черников пошел занимать свое место.

– Да, – почесал затылок Миша. – Если я начинаю готовить, то мне сложно остановиться, – засмеялся он. – Наверное, отчасти поэтому владельцы забегаловок, где я работал, не хотели, чтобы я увольнялся.

Малинин сел посередине стола.

– Вы выбирайте, – произнес Малинин, – что будете: можете еще поесть закуски, или я могу их убрать – и приступим к главным блюдам.

– Я все-таки попробую все, – важно заявил Павлов. Пока он начинал пробовать еду, Малинин обратился к Черникову:

– Алексей Николаич, вам подать главные блюда?

– Пожалуй, – ответил он. Миша вышел из-за стола и взял миски с закусками со стороны Черникова. Оглядевшись, он не нашел, куда их поставить; поставив их обратно на стол, он взял из шкафа фольгу, завернул в нее миски – и начал расставлять на подоконнике.

– Интересный выбор, – оценил Черников, наблюдая, как Миша возится с едой. – Можно ведь в холодильник положить?

Малинин ухмыльнулся, расставляя перед Черниковым тарелки:

– Весь холодильник тоже блюдами забит.

Павлов, с аппетитом жуя, пробубнил сквозь смех:

– Одобряю, Миша!

По мнению Малинина, атмосфера потихоньку приобретала более положительный окрас. Бабуля в детстве говорила ему: «Если хочешь поднять кому-то настроение, накорми его». Фермер не переставал удивляться тому, насколько правдивыми все эти годы оказывались бабушкины мудрые советы.

Когда оба гостя приступили к основным блюдам, Миша, набравшись храбрости, начал тот разговор, ради которого он собрал глав города у себя дома.

– Алексей Николаич, Сергей Палыч, – произнес Малинин, обратившись сначала к одному, а потом – к другому, – я пригласил вас сегодня, чтобы пообщаться с вами и чтобы пообщались вы.

Мэры зажевали медленнее, недоверчиво посматривая друг на друга. А фермер продолжал:

– Мы все здесь знаем, что вы двое, мягко говоря, не ладите, – говорил он осторожно. – Мы знаем, почему. И мы знаем, что из этого вышло: жители двух соседних городов считают своих соседней… – он задумался, подбирая слова. – Считают их людьми, к которым лучше в гости не ездить. Я был в обоих городах – и много чего слышал и от тех, и от других.

Черников положил столовые приборы себе в тарелку. Павлов своей вилкой стал копаться в остатках еды на блюдце, следя за тем, что говорит фермер.

– Каждому из вас еще до этой встречи я сообщил, зачем я вас зову, – сказал Малинин. – И судя по тому, что каждый из вас сейчас тут, чему я очень рад, вы оба согласились со мной, что пора наладить отношения. Чтобы города прекратили друг с другом конфликтовать, должны сначала прекратить конфликтовать главы этих городов. То есть вы, – Миша развел руками, указав на мэров. – Сегодня на этой кухне мы с вами можем повлиять на жизни множества людей: и тех, кто живет в ваших городах сейчас, и тех, кто будет жить здесь потом. Мне рассказывали, как по-доброму жители Восточного и Западного относились друг к другу прежде. Предполагаю, что были отношения с соседом, от которого не ждешь плевка в спину, на которого можно положиться, которому можно довериться. Даже не с соседом, а может, даже с другом, – он притих на мгновение, рассматривая их реакцию. На их лицах читалось некое сожаление. Миша предполагал, что сожалели они не только об утраченных добрососедских отношениях между городами, но и о своей утерянной дружбе тоже. – И, – продолжил фермер, – чтобы эти отношения восстановить, я предлагаю вам поговорить. Высказать друг другу все, что вы хотели высказать, но не сказали раньше. Кто начнет?

Как и ожидал Малинин, оба молчали. Неловко переглядываясь между собой, смотря на еду, а иногда на Мишу.

– Ладно, – поставил Миша локти на стол. – Я начну. Знаете, что я думаю? Я вам завидую. Да, – сказал он, когда прочитал удивление на их лицах. – Завидую. Я бы хотел, чтобы вот так, как вы сейчас друг перед другом сидите, передо мной, с той стороны стола, тоже сидел близкий мне человек. Я упустил ее. А вернуть не могу. Она ушла, наверное, безвозвратно, – сказал Миша будто не только им, но и себе. – И даже пообщаться с ней не могу, потому что она оборвала все контакты, когда ушла. Телефон всегда выключен, учетные записи в соцсетях удалены, а у нее дома теперь живут другие люди. Как будто ее никогда и не было, – Миша закусил губу. Он не собирался обо всем этом сейчас говорить, но, кажется, ему тоже нужно было выговориться. Ком подступил к его горлу. – А вы двое вот, – улыбнулся он грустно, ощущая, как начинают слезиться глаза, – сидите прямо друг напротив друга и даже ничего сказать не хотите человеку, которого лучшим другом считали. Разве вы не понимаете как вам повезло?! Не осознаете, что у вас сейчас есть то, чего у меня нет?! – он слышал, как голос срывается. – Если бы я мог сказать ей то, что я чувствую, я бы часами говорил! Я бы не мог замолчать, рассказывая, как мне жаль! Как мне жаль, что я расстраивал ее своим поведением, и как я хочу, чтобы она вернулась! А теперь могу говорить с ней только во сне, где она просто зовет меня откуда-то, но не отвечает.

Миша смотрел то на одного, то на другого. Кажется, им было стыдно.

– Я выйду подышать, – сказал Миша. – Простите.

Он вышел из-за стола и спешно зашагал по коридору на улицу. Закрыв за собой дверь, Малинин глубоко задышал. По щекам покатились слезы. «И все-таки какой же ты эгоист, Малинин! – думал Миша. – Я должен был мирить двух людей, а не жаловаться им! Опять все о себе да о себе. Не зря Лера ушла!»

Он присел на скамейку и дышал, стараясь загнать чувства обратно.

Из автомобиля Черникова вышел охранник. Подойдя поближе, он спросил:

– У вас там все в порядке?

– Да, – кивнул Миша, вытирая щеки. – Я просто проветриться захотел.

Этого охраннику оказалось достаточно – и он пошел к себе в автомобиль. Спустя пару минут Миша собрался с духом, поднялся со скамейки, открыл дверь, перешагнул порог дома и уже собирался закрыть дверь, как услышал на кухне разговор. Мэры негромко, но все же общались. Он прислушался: они говорили о школе! Малинин знал, что подслушивать нехорошо, но он все же хотел удостовериться, что они взаправду мирно говорили. Показалось, что кто-то из двоих даже засмеялся. Миша округлил глаза от удивления. Он неспешно пошел на кухню, где эти двое – Павлов и Черников – обсуждали, как однажды их двоих в течение недели выгоняли с уроков литературы за чтение наизусть неприличных стихотворений, и смеялись над этим.

Фермер, стараясь скрыть удивление, зашел в помещение.

– Простите за сцену, – виновато произнес он, усаживаясь за стол, с удивлением посматривая на мэров.

– Миша! – сказал Павлов. – Главные блюда – просто объедение!

– Соглашусь с Сергеем Павловичем, – подтвердил Черников.

Павлов махнул рукой:

– Да ну тебя! – беззлобно бросил он. – Какой я тебе Сергей Павлович? Серега же!

– Как скажешь, – хохотнул он.

Малинин развел руками в недоумении, продолжавшемся с момента возвращения в дом:

– Так вы… Общаетесь?

– Общаемся, – пробасил Павлов. – Да? – спросил он у Черникова.

– Общаемся, – с улыбкой ответил Черников. – Никто не против, если я попрошу охранника съездить нам за горячительными напитками? – спросил он.

Павлов хлопнул в ладоши – и стал их потирать:

– Вот это дело! Я – за!

– Но вы ведь за рулем, Сергей Палыч, – засомневался Малинин.

– У меня же водитель есть, – пожал плечами Черников. – И Сережку домой подвезем.

Миша пожал плечами:

– Ну, тогда ладно.

Возвращаться к дурным привычкам Малинин не собирался, но и мешать настрою этих двоих не хотел. Пока они ели, Миша перестал ощущать напряжение между двумя старыми друзьями. И просто слушал, как они общаются, смотрел, как легко шутят и начинают смеяться. Нельзя открывать душу каждому – это все знают, но иногда людям нужна именно открытая душа; им нужна искренность; им нужно увидеть тебя настоящего, чтобы они могли открыться сами. И Миша был рад, что произнес то, что произнес, и что эти двое оказались теми, кому можно было открыться.

Вскоре охранник-водитель привез им бутылку водки. Принеся бутылку своим гостям, Малинин начал доставать десерты и убирать уже пустые миски и тарелки со стола. За общением гости уплетали и выпивали все быстро, и пока они веселились, Малинин занимался подачей новых угощений и мытьем посуды. Возможно, стоило присоединиться к веселью, но Миша считал, что в прежние годы он уже достаточно навеселился. Пока Миша занимался уборкой, он думал, а не спросить ли у них уже про то, как они собираются мирить города. Протирая кухонный стол, он оглянулся на них: а они уже сидели рядом, сдвинув стулья. То ли в выпивке было дело, то ли в старой дружбе, которая, казалось, началась вновь, но за то короткое время, что Малинин знал этих людей, он никогда не видел их такими счастливыми. «Потом спрошу», – решил фермер. Они и не заметили, как он, вновь накинув плед, вышел на улицу, откуда веселье на кухне слышалось даже сквозь стену и окна. И тут они запели. Хор голосов, поющих застольную песню, заставил охранника удивленно высунуть голову из окна автомобиля. А Миша засмеялся. Засмеялся то ли словам песни, то ли просто от радости.

Поздно вечером дверь дома фермера открылась, и оттуда в обнимку, слегка пошатываясь, вышли мэры. Павлов говорил что-то Черникову с важным видом, а тот кивал, соглашаясь. Вслед за ними шагал Малинин, уже решивший отложить вопросы о мире между Восточным и Западным на другой день, а навстречу им спешно вышел водитель.