Любая современная церковь предлагает человеку не хлеб небесный, и даже не хлеб земной, но полусгнившие отруби для свиней. Клерикалы проповедуют молчаливое скотское подчинение, стояние в стойле, покорное мычание «мы всегда за». Выполнение нормы по сдаче молока и яиц и беспрекословное принятие на веру того, что левиафанцы, вершащие ныне чужие судьбы, имеют на это полное право, ибо «вся власть от Бога». Системе невыгодно позволять людям причаститься живого божественного Слова. Это нанесет непоправимый удар по ее существованию. Ведь стоит создать на земле общество богоподобных людей, как напрочь отпадет необходимость в Системе. Она станет бессмысленна и тотчас же сгинет, сгниет. Цепляясь за свое существование, Система кропотливо искореняет любую возможность для человека обрести подлинное религиозное знание, пробудиться для осознания факта Я ЕСТЬ.
Слепоглухонемые религиозные фанатики до хрипоты и зеленых соплей спорят веками друг с другом, чей слон больше похож на слона. Чьи боги краше, чьи пророки мудрее, чьи книги священнее. Они пытаются разглядеть истину в одном из выбранных направлений, всматриваются вверх, влево и вправо, оборачиваются назад, не желая и не умея осознать главного: истина внутри наших сердец. Миллион человек опишут истину миллионом различных слов. Проблема не в истине, а в ее описании и толковании. У истины нет и не может быть расцветки или принадлежности. Ее нельзя свести к набору догм на пали, арабском, иврите, санскрите или церковнославянском. Более того, истина не является даже «да» или «нет». Истина может быть истиной лишь покуда включает в себя все «да» и «нет», в том числе миллиарды относительных «не уверен».
Будда, Заратуштра, Христос, Магомет, все они открывали человечеству знание Божественной сопричастности, каждый в свое время и каждый своими словами. Но не истина различна, а различны системы представлений, символами которых герои Священной Истории, пробудившиеся для осознания Бытия, объясняли человеку его суть и смысл. Можно избрать себе любой путь религиозного роста, в зависимости от склонности и личного предпочтения. Важно лишь то, приведет ли он по назначению. Религиозные верования – карты, с помощью которых можно найти необходимую координату ПОРОГА. А истина всегда рядом: на расстоянии вытянутой руки, одного брошенного взгляда, целая Вечность в миге от ищущего. И любая религиозная доктрина, любой ворох вероучительной литературы, любое нагромождение церковных умопостроений уравниваются одним мощным универсальным знаменателем: Я ЕСТЬ.
***
Я ЕСТЬ САМОСУЩЕЕ БЫТИЕ И СОЗНАНИЕ. Я ПРОЯВИЛСЯ В СЕБЕ САМОМ, ОТРАЗИВ СЕБЯ В СОБСТВЕННОМ ОТРАЖЕНИИ. ПЕРВОЗЕРКАЛО, НА КОТОРОЕ ПРОЛИЛСЯ СВЕТ РАЗУМА, ВЫ НАЗЫВАЕТЕ ПРОТИВНИКОМ, САТАНОЙ.
БУДУЧИ МЛАД, ЧЕЛОВЕК БЫЛ ПОДОБЕН ЖИВОТНЫМ И ДВИЖИМ ИНСТИНКТАМИ. ОДНАКО Я НАДЕЛИЛ ЧЕЛОВЕКА РАЗУМОМ, ИБО НЕПОЛОН БЫЛ БЫ МОЙ ЗАМЫСЕЛ, НЕ НАДЕЛИ Я ЕГО СОЗНАНИЕМ И СПОСОБНОСТЬЮ К АБСТРАКЦИИ.
Я ЗАМЫСЛИЛ ЧЕЛОВЕКА ПОДОБНЫМ СЕБЕ САМОМУ, СПОСОБНЫМ АБСТРАГИРОВАТЬСЯ ОТ СОБСТВЕННОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ. ДАЛ ЧЕЛОВЕКУ РАСТЕНИЯ, ИЗМЕНЯЮЩИЕ СОСТОЯНИЕ СОЗНАНИЯ. И КАК ЧЕЛОВЕК БЫЛ СУЩЕСТВОМ, СПОСОБНЫМ К АБСТРАКЦИИ, ИЗМЕНЕННАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ПРИВЕЛА ЕГО К ОСОЗНАНИЮ СОБСТВЕННОГО Я КАК СУБЪЕКТА В МИРЕ ОБЪЕКТОВ. ПОЗНАНИЕ ОБЪЕКТИВНОЙ РЕАЛЬНОСТИ ЕСТЬ ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД, КОТОРЫЙ ЛИШИЛ ВАС ЯСНОГО ВИДЕНИЯ МОЕЙ СУЩНОСТИ, НО ЗАЛОЖИЛ В ВАС ВОЗМОЖНОСТЬ ВЕРНУТЬСЯ В БЕЗВРЕМЕННОЕ В ПОЛНОМ ОСОЗНАНИИ НАС САМИХ.
ТВОРЕНИЕ – ИЛЛЮЗИЯ НАШЕГО СОЗНАНИЯ. В ЭТОЙ ИЛЛЮЗИИ МЫ ПРЕБЫВАЕМ, ИБО ТОЛЬКО ИЛЛЮЗОРНО МОЖЕТ СУЩЕСТВОВАТЬ НЕЧТО ВРЕМЕННОЕ В БЕЗНАЧАЛЬНОМ И БЕСКОНЕЧНОМ. ВЫ БОИТЕСЬ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ВЕРЫ В РЕАЛЬНОСТЬ ИЛЛЮЗИИ, ДАБЫ СОХРАНИТЬ ДРУГУЮ ИЛЛЮЗИЮ – БЕЗОПАСНОСТИ. НО СТОИТ ВАМ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ИЛЛЮЗИИ ПРОЯВЛЕННОГО МИРА, КАК ВЫ УТРАТИТЕ ВСЕ ИЛЛЮЗИИ И ВОЗВРАТИТЕСЬ В ПОЛНОЕ ОСОЗНАНИЕ НАШЕГО СОВЕРШЕНСТВА.
МЫ РАЗДЕЛИМ НАШУ БЛАГОДАТЬ И БУДЕМ НАСЫЩАТЬСЯ СВЕТОМ, ИЗ ЛЮБВИ СОСТРАДАЯ ДРУГ ДРУГУ В БЕСКОНЕЧНОЙ ТЯГОТЕ БЫТЬ. В ЭТОМ СУТЬ МОЕГО СПАСЕНИЯ, КОТОРОЕ Я УГОТОВИЛ СЕБЕ И ТЕМ МОИМ ПРОЯВЛЕНИЯМ, КТО НЕ СТРАШИТСЯ ВСПОМНИТЬ, ЧТО ОНИ СУТЬ МЫ.
***
Пачкая ладони едким марганцем сока, я пригоршнями зачерпываю из деревянных ящиков черные ягоды и бросаю в давилку. Сооруженное из деревянных валиков с резиновыми обводами точило с чавкающим звуком выжимает из них душистую кровь. От запаха кружится голова и щекочет в ноздрях. Когда виноградный сок забродит, его перельют в бочку и оставят дображивать еще несколько месяцев.
– Дозвонился я до разведчика нашего! – бросает мне Турка Антиклар, выходя на террасу. – Неспокойно сейчас в Южном Приюте. Территория наша, но обстановка там сложная. К сванам если попадешь, будешь не книгу писать, а в сарае сидеть безвылазно и кукурузу тохать. Оставайся здесь, сколько тебе нужно, спокойно пиши. Никто тебе мешать тут не будет.
Предложение Антиклара заманчиво. Провести зиму в его родном селении, раскинувшемся подальше от трассы и городских центров, кажется неплохим вариантом. Но здесь я рано или поздно привлеку внимание словоохотливых односельчан Антиклара. Поразмыслив, я отказываюсь от приглашения и утверждаюсь в решении совершить неблизкий вояж в Команы, где на зиму впадает в спячку одна из религиозных жемчужин республики.
– Как хочешь, – миролюбиво соглашается Турка. – Мой руки, там стол накрыли.
За столом я вспоминаю вкус настоящего хлеба, грунтовых помидоров без удобрений и пестицидов, репчатого лука, фасоли, мяса и домашнего молодого вина сентябрьского брожения. Нехитро накрытый стол радует глаз, дразнит вкус, насыщает изголодавшееся по натуральным запахам обоняние. Это большое потрясение – вспоминать, каковы на вкус дары земли, если дать ей рожать, а не использовать ее в качестве инкубатора для производства товаров массового потребления. Рожают живое, производят бездушную мертвечину.
– Сюда это тоже приходит, – сетует Антиклар. – Сельским хозяйством мало кто уже занимается. Почти все продукты из-за границы привозят. Магазины товаром забиты, а деньги на отдыхающих легче заработать, чем с хозяйством копаться.
Хамская технология околпачивания людей Системой проста до безобразия. Дешевизна суррогатной, произведенной для масс-маркета пищи ставит натуральные продукты в условия неконкурентоспособности. Это вызывает стремительное исчезновение натуральных хозяйств, резкое сокращение количества и общее снижение качества продуктов естественного производства. То же касается и изготовления товаров массового потребления. В течение короткого периода времени достигается ситуация, при которой питаться натуральной пищей и пользоваться авторскими изделиями из натуральных материалов могут себе позволить только обеспеченные слои населения. Все же прочие обречены на поглощение комбикорма и ношение ширпотреба.
Отобедав, я выхожу на веранду, курю и внемлю своим ощущениям. Тишина, покой, благодать. Воздух вкусен и чист, а звуки безмятежны, естественны. Старые дома уютно прячутся друг от друга в глуби тенистых садов. Местами потрескавшиеся, но все еще крепкие, стены построек коренятся меж фруктовых деревьев. Огород внизу топчут две полусонные, проникшие сквозь незапертую калитку коровы. Блеют неподалеку соседские козы.
Каждая семья имеет всего понемногу, так тут повелось издревле. Немного винограда, немного кукурузы, немного фасоли, несколько грядок овощей, несколько голов скота, на семью этого более чем достаточно. При необходимой поддержке и соседской взаимопомощи никто не останется голодным. Вести натуральное хозяйство, жить в тесном взаимодействии с благодатной местной природой аборигены продолжают по инерции, заданной исстари. Гончарный круг продолжает вертеться, хоть Гончар давно отнял от него руки и прилег отдохнуть. Земля здесь такая, что в нее палку воткни, и она вырастет в дерево, так что останется лишь собрать урожай. Но плодовые рощи год за годом рубят под корень из-за экономии времени на лазанье по деревьям. Рыбу в водоемах глушат тротилом и динамитом, из-за чего пруды и озера стремительно заболачиваются. С появлением централизованных оптовых поставок продуктов из-за рубежа хиреют даже традиционные сельскохозяйственные культуры. В страну, богатую морем и плодовитой землей, завозятся крупы, рыба и овощи. Сами местные переходят с мамалыги на покупной хлеб, с натурального мяса на привозную тушенку, с фасоли и сациви на полуфабрикаты. Для полноты счастья осталось только начать продавать винное пойло в картонных пакетах.
Ветер перемен дует без устали. С оглядкой на московскую мерзость, правители соседних с Россией стран устанавливают вышки-ретрансляторы мрака на территории своих государств. Светочем тьмы, распространяющим черный свет Матрицы на все постсоветское пространство, многоглавый и златопузый град-Вавилон соблазняет соседей посулами дармовых денег. Но в обмен на счастье для избранных, население этих стран должно пожертвовать душами, оставив богоданную человеку свободу во имя рабского служения Золотому тельцу. Едва рушатся связи, создававшие этническую культуру, как начинает вырождаться и общество. Генетически модифицированные поп-культурой, масс-медиа и подарочным набором прав и обязанностей, люди неуклонно вырождаются Матрицей из богоподобных существ в бездушных големов, существующих ради подпитки ненасытного инфернального эго Левиафана. Постепенно народы с самобытной культурой деградируют и вымирают.
Система побеждает без боя, берет людей долгой осадой. Так, год за годом испаряется из местных хваленое абхазское гостеприимство, любовь к чистоте и плодородию родной земли, привычка к ведению собственного хозяйства. Как газовый фонарь, в котором к утру иссякает топливо, многовековой уклад жизни затухает и вырождается. Приносящий удовлетворение и продуктивные результаты неотчужденный труд сменяется бесконечной погоней за деревянным рублем. Гостеприимство к чужакам и родственное отношение к ближним оборачивается стремлением к быстрой наживе. Деньги вырастают стеной между людьми и природой, между людьми и вещами, между людьми и людьми.
Институт государства подменил собой общество, пожрал его опухолью, задушил. Не государство теперь служит обществу, но само общество и каждый из его членов стали топливом для автономного существования государства. Нарождающаяся глобальная Система общественного устройства стремится расфасовать человечество по сортам как сахар, крупу и картошку. Разделить на господ и рабов, производителей и потребителей, скотов и скотобойцев. Неотвратимо обгоняя средний уровень заработка постоянно растущими ценами на жилье, бытовые товары, продукты питания и энергоносители, Система постепенно втаптывает опасный для нее средний класс в болото малоимущих, с каждым годом увеличивая дистанцию между хозяевами жизни и их несчастными слугами. Самые активные, самые развитые, самые способные хоть что-нибудь сообща изменить, люди разобщаются, превращаясь во врагов каждому каждый.
Но любой, кто не хочет окончательно утратить росток вечной жизни, кто не желает тушить в себе язычок пламени Духа и жаждет раздуть из него огонь божественной бескорыстной Любви, может спастись от душевной погибели, просто покинув Систему. Объединившись в НАСТОЯЩЕЕ общество, воскресив в себе веру в Любовь, воспитав в себе человеческое братолюбие и восставив живую душу из пепла сожженных Левиафаном надежд, человек сумеет обрести себя для цветения Древа Жизни.
Из века в век люди неустанно создают более совершенные общественные Системы. Но все, кто пытался создать рай на земле, терпели неудачу. Новыми идеями они засеивали старую ниву, пытаясь вырастить поле новой социальной культуры на почве ветхих системных принципов: денег и власти. Но невозможно выращивать виноградную лозу так, как выращивают пшеницу. Для каждой культуры свой метод. И прежде чем вырастить новую культуру, необходимо кардинальным образом изменить условия ее выведения. Единственно возможным, действенным переходом от бесчеловечной Системы к человечному обществу явится отказ от порочного образа мышления, построенного на стремлении людей к иерархии господства и подчинения. Любая идея, призванная реализовать этот отказ, религиозна по своей сути и служит Небесному Замыслу.
Две тысячи лет назад на просторы Палестины вышел с проповедью Иисус-назарянин. Последователями он был назван помазанником Божиим, Мессией, Христом. В своем Учении он изложил принципы, следуя которым человек способен изменить себя, а следом обратить окружающих на путь Жизни. Согласно Учению Христа, мир подчиненный дьяволу однажды перестанет существовать, уступив место Царству Любви.
Христова проникновенная проповедь заразила сердца многочисленных последователей уверенностью в том, что Царство Божие вот-вот наступит, однако духовные принципы, лежащие в основе евангельского Учения, вступили в непримиримое противоречие с принципами Системы. В ходе этого конфликта Система одержала верх и полностью подчинила себе идею Нового Завета, перелицевав ее в стопку сухих догматов и приспособив под достижение собственных целей, весьма далеких от идеи Божьего Царства. Всего пара веков, и новообращенные принимали на веру уже не слова Спасителя о Царстве всеобщего братолюбия, но мертвое догматическое учение отцов церкви. Идолопоклонническая идеология новой религиозно-политической организации была призвана загнать массу обратно в подчинение господствующим классам. Жрецы нового культа стали обслуживать власть имущих с тем же фанатичным рвением, каковое демонстрировали на протяжении всех предыдущих и последующих веков. Вновь на долгие столетия вера в Бога подменилась идолопоклонничеством, а служение Ему – фарисейством. Надежда на установление Божьего Царства, промелькнувшая в жизни первых христианских общин, обернулась новыми бесконечными лишениями, подслащенными фарисейскими россказнями про воздаяние на Небесах для покорных.
Таким же образом любая научная или философская теория прошлого, призванная совершить радикальные сдвиги в общественной жизни, неизменно попадала на прокрустово ложе Системной практики. Идеология стала мавзолеем, в котором умерщвленные, задушенные, растоптанные, оплеванные и оболганные идеи продолжают сиять блеском теоретической чистоты, задрапированные со всех сторон саваном догматического учения. Как религиозные институты подменили собой церковь, так и губительные идеологии прикрываются светлыми идеями лишь для того, чтобы их вовремя задушить.
Провозглашенные социалистами идеи свободы, равенства, братства остались лишь на словах. А тоталитарные Системы прошлого столетия явили примеры того, как идея превращается в идеологию, вера в верование, свет во тьму. Они же послужили и провозвестником той реальности, что уготована Системой всему современному человечеству: глобального общества тотального контроля и всеобщего рабства. В нем формирующаяся правящая элита всецело подчинит аморфную, лишенную всяких различий мычащую толпу биологических роботов. Личность растворится в скотском бессознательном «мы», а общество станет воплощением отчужденного эгоистичного «Я».
Но люди не обязаны превращаться в животных! У каждого есть богоданная свобода сказать священное «нет» Левиафану и его приспешникам, и вспомнить себя человеком, сотворенным по образу и подобию Самого Творца. В распоряжении тех, кто ценит собственную свободу, не так много времени. Едва Левиафан сожмет в своих тисках-щупальцах всю планету, и у человечества не останется почти никаких шансов на возрождение. Свободное мышление – вот первый и главный враг инфернальной Системы. Лишь в нем, сопротивляющемся навязанным условностям, парящем над мирской суетой и болотом низменных потребностей, виднеется прообраз свободного, НАСТОЯЩЕГО человечества.
Свободное общество не может строиться на принципах господства и подчинения, ибо такая иерархическая Система всегда имеет в основе своей ложь и насилие. Единственно подходящим фундаментом для построения такого социума может являться иерархия братолюбия, при которой нет места отцам народов и лидерам наций, нет старших братьев и паршивых овец. А процессы управления и подчинения реализуются не иначе как на основе взаимной заботы и уважения, преданности и дружелюбия, поддержки и взаимосотрудничества, милосердия и любви. Не Церковь должна служить обществу посредством конфессий – мертвых финансово-политических институтов, но само общество должно соделаться Церковью. Новое общество должно стать братством людей, «поклоняющихся в духе и истине», а не по книгам и правилам. Одной дружной семьей, члены которой взращивают в себе лишь одну добродетель: ЛЮБОВЬ, отменяющую и ниспровергающую любое зло, питающую и освящающую любое благо.
«Но это неосуществимо!» – проскрежещет Система про идею создания общества Новой эры. И миллионы людей-автоматов послушно повторят механическим хором: это неосуществимо. Косный ум среднестатистического индивида до последнего будет цепляться за лживые ярлыки, фальшивые лозунги и мишурные ценности, навязываемые ему Системой. Одним словом «утопия» Система перечеркнет любые практические начинания в области общественного переустройства, высмеяв перед обывателем саму возможность больших перемен. Одним эпитетом «коммунизм» вызовет кислые мины на лицах людей, до сих пор твердо уверенных в том, что коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны.
Человечество с такой покорной радостью превратилось в стадо потребителей комбикорма и производителей шерсти, мяса и молока, – что этот манифест, увы, не рассчитан на широкую массу. Ушли в прошлое времена, когда десятки тысяч людей, не желающих растворять и разбалтывать свое яркое «я» в мычащем и блеющем «мы» присоединялись к движению хиппи, к битникам и другим нонконформистам, предлагавшим людям иной способ восприятия жизни. Система сделала все, чтобы обречь на провал зарождение новых социальных течений, противящихся ее непререкаемой власти. Сегодня она подавляет в зародыше любую попытку привнести в мир чуждую Левиафану идею.
Инакомыслящие подвергаются жестким, централизованным и управляемым нападкам бешеных псов: отупленных левиафанской пропагандой юных выродков из политизированных молодежных обществ «тявкающих вместе», «марширующих в ногу», «идущих в погибель», и прочих «нашистов». Опытные левиафанцы стоят в это время за кадром, натаскивают и дают команды одураченным и оболваненным юношам и девушкам, восхищенных стоянием в строю, отбивающих чеканный шаг на плацу Системы, салютующих и марширующих в ногу со звучным, звучащим ныне на всю планету ритмом – ПОСТУПЬЮ МЕРТВЫХ.
Но я отказываюсь внимать этой поступи! Отказываюсь ходить в ногу! Отказываюсь ставать в ряды! Отказываюсь строить Вавилонскую Башню! Я отказываюсь жить мертвым! Я за новое, НАСТОЯЩЕЕ человечество. То, что придет на смену изжившему себя виду духовно мертвых людей, и заявит свои права на планету.
***
Ультрамариновый предрассветный сумрак. Скомкались в пух черные перья ушедшей ночи, и голубые снежинки звезд тают на розовом языке восходящего солнца. Еще не успела заняться заря, как мы с друзьями пустились в дорогу. Трасса совершенно пуста. Лишь незадолго перед поворотом на грунтовку, ведущую в горы, нам попадаются первые встречные автомашины. Змеей обвившая косогоры, выстилается перед моим взором дорога в неизвестность, в новую неизведанность. Будущность зыбка и многообразна. Я наблюдаю ее как бы в обратной перспективе, вглядываясь в свое настоящее из отблеска себя «послезаврашнего». Я пытаюсь прозреть грядущее, но вижу лишь себя за написанием этой повести.
Дорога устало карабкается в гору. Под колесами старого армейского уазика сочно и хрустко бранятся камни и щебень. В открытые окна врывается душистая свежесть раннего утра. Километр за километром мы преодолеваем запущенную грунтовку, раскисшую от пролившихся на нее за последние дни и ночи дождей. Тропически изумрудный кустарник живым забором возвышается по обе стороны узкоколейки. Длинные колючие лианы заполонили пустоты меж рослых, замшелых стволов. Ветви их тянутся в окна, упорствуя отхлестать наши лица. Над зарослями, возвышаются покрытые ворсистой шубой утесы: позеленевшая бронза с отливами меди и чистого осеннего золота.
На склонах гор местами гнездятся одинокие домики. Как грибы, торчат из кипучей растительности оставленные кем-то когда-то жилища. Органично врастя в среду первобытной природы, они словно образовали грибницу: она некогда была живой, но теперь охладела, иссохла. Ждет, когда новые люди вдохнут в нее жизнь, принесут свет, тепло и уют, укрепят нити добрососедства и горстями разбросают по воздуху споры новой жизни. Люди – не насекомые, не муравьи и не пчелы. Люди – виноград, пшеница, грибы. Настоящая жизнь возможна лишь когда у человека есть не сота, а корень, когда нет нужды тесниться в переполненном улье, устраивая друг с другом грызню за кусок места под электрической лампочкой. Солнца хватит на всех. Виноград не воюет за солнечный свет, и грибы не пожирают друг друга в войне за ресурсы.
На коротко стриженном взгорке, который мы огибаем на одном из крутых поворотов, высится одинокое деревцо: налившаяся спелыми плодами дикушка-хурма. Давно сбросила листья все до единого, но исполнилась плодовой оранжевой тяжести. Мне чудится ДРЕВО. Оно выросло некогда из малого семени и налилось жизнью. Почки распустились в листья, благоухали цветы, крепилась плодовая завязь. Но пришла осень, а с ней холод и морось, и сброшены листья. Лепестки цветов давно облетели, увянув, зато налилось соком спелое диво и жаждет плюхнуться оземь, рассыпав в почву небытия зерна новых творений. Наступила зима, Древо Жизни высохло, голо, настает время падать плодам. Сгниет и истлеет их кожица, будет склевана птицами мякоть, но семена падут в почву, чтобы населить собой бесконечный лес мирозданий.
На полпути к месту нашего следования дорога превращается в вязкую маслянистую кашу. Уазик буксует, увязнув в грязи едва не по днище. Беспомощно и натужно прокручиваясь, колеса вклеиваются в самородную ловушку все сильнее и глубже. Оставив машину, мы разбредаемся кто куда на кратковременный отдых от тряски. Немного оторвавшись от спутников, я прохожу вперед по тропе и останавливаюсь над обрывом отвесной скалы, опоясанной тонким ремешком автодороги.
Надо мной нависает кобальтово-серый утес, затянутый мшистым ковром. Внизу мирно покоится зеленое море смешанных многолетних лесов. Далеко впереди открывается розоватая в лучах раннего утра гряда могучих горных хребтин. Их остекленные хрусталем верхушки окроплены золотой пудрой восходящего солнца, а подножья затянуты плотным и пестрым лесным одеялом. Воздух бел и прохладен, хрустально чист, как это бывает только в горах.
Присев на корточки у края тропы, я плыву на волнах тихого восхищения. Маятник качается в Светлое. Как морской вал, как лавина, как столп звездного пронзительного свечения накатывает на сердце неодолимая радость. Словно остудили перегревшийся двигатель, остывает утомленный недавней жутью и страстью мой разум, расслабляется измотанное напряжением тело. И вместе с ощущением мира в душе, в нее вселяется утраченное в далеком младенчестве счастье от осознания полноты собственного бытия: Я ЕСТЬ.
Счастье рядом. Только протяни руку, только дай волю сердцу, только выпусти из клетки томящийся под замком разум, и ты обретешь его в сознании Сущего. Нет нужды жить в несчастье и делать несчастными всех окружающих, жизнь можно выбрать. Эта священная и святая способность заложена в нас нашим общим глубинным Сознанием, нашим благодатным Творцом, любящим небесным Отцом. Мы можем выбирать то и это. Мы можем управлять своей жизнью во зло или направить во благо. Нет границ и ограничений кроме тех, что мы создаем себе сами. Наш мозг работает на какие-то сотые доли от своих потенциальных возможностей. Все способности творить, конструировать и реконструировать матрицу бытия заложены в нас.
Сотворение мира – это со-творение богов, единых в Едином и Единственном БОГЕ. Со-творчество – наша способность, наша задача и наше бесконечное счастье. Когда перестанем мы рушить, убивать и насиловать, когда прекратим создавать преисподнюю на земле, вырывая с корнями ростки всякой жизни, мы духовно преобразимся для Нового. Возродимся в качестве Настоящих Людей, оправдывающих богоданный образ свой и подобие. Такая качественная трансформация станет залогом обновления человеческого бытия. Духовное Преображение установит совершенное царство Нового богоподобного человечества, живущего в неразрывной связи с Творцом. Установит новый Золотой Век на Земле. И откроет источник Жизни, дающий людям бессмертие.
До меня доносится беззлобная ругань: Турки, совместно с нашим проводником и водителем, извлекают транспорт из западни. Я спешу к уазику на подмогу, и вскоре мы снова движемся в путь. Солнце рвется к зениту. Яростно пьет его жаркий огонь природная зелень, стремясь впитать его щедрый дар впрок перед наступающим сезоном дождей. Дорога одолевает сопку за сопкой, тянется вдоль прорезавших друг друга ущелий, пробивает леса, поляны и косогоры. Наконец она становится ниже и уже, почти уже невидна, и вдруг обрывается пустотой, под которой шумит, завывает река.
Дорогу размыло первыми предзимними ливнями. Дальше идем пешком, ступая на узенькую тропинку в ущелье. Под нами недовольно бурлит почти черная от селевых потоков Гума. На каменистых островках, выдающихся вверх из-под яростного течения, скрипят и болтаются набросанные потоком деревья. Пни-плавуны, толстые ветви, целиковые стволы узловатых самшитов и грациозных акаций вырваны с корнем. Наш проводник цокает языком: автомобильная дорога раньше вела вдоль берега прямо к мосту, но прошедшим на днях половодьем ее начисто смыло.
Растянувшись цепочкой, мы осторожно следуем по тропинке вдоль отвесного крутого обрыва, рискуя свалиться прямиком в бушующие потоки. Гигантской могучей трещиной перед нами растянулось ущелье. Высокие стены гор надежно прикрывают его от шумов, запахов и бесконечных информационных потоков беременной адом цивилизации. Звуки живой природы создают невесомую шелковую пелену, закутавшись в которую обливается слезами мой утомленный гулом Матрицы разум. Вдали виднеется старый, обветшавший от времени мост через реку: настил из плотно подогнанных бревен над основанием из дюжих бетонных быков.
Взгляд мой направлен на ту сторону речки. На невысокой сопке, в обрамлении старых деревьев и разрушенных недавней войной построек, съежилась под неутихающим горным ветром крошечная обитель. Невысокая кольцевая ограда из крупного речного камня, жилая и хозяйственная пристройка, серый каменный храм впивается в небо остроконечной башенкой со строгим серебристым крестом. Седой даже на вид, серьезный от осознания собственной древности и важных религиозных событий, происходивших здесь пятнадцать столетий назад, монастырь проникнут безмолвием. Миниатюрная крепость духа посреди ярой абхазской природы. Взгляд лобызается с ним, а сердце поет гимны радости: ЭТО ОН.
Я достиг своего пристанища. Впрочем, это не конец пути, а только его начало. Временная остановка перед тем, как я возьмусь растолкать всех, кто не хочет дожидаться, пока прозвенит всеобщий будильник. Ведь тогда не у кого будет спрашивать: который час. Настанет миг Суда над всякой разумной и дышащей плотью, и незыблемое стряхнет с Себя блики иллюзорного мира. Мироздание поднимется дыбом и вытряхнется как простыня на все стороны Бесконечности, и тогда…
…из недостижимой дали, из запредельного горизонта Вселенной доносится хоровой петушиный крик предрассветного часа. Одним рывком, как расправленное одеяло, разглаживаются морщи обветшалого мира. Под воздействием неотвратимого Скончания Времени, иллюзия пространства взметается в кладези породившего его Сознания и осыпается на выбеленную от всяческих представлений чистую доску. Материя уплощается в знаки и символы. Время заиндевает в безвременности. С быстротой грозовой молнии реальность комкается в своем ЕСТЕСТВЕ.
Иллюзорный мир гаснет, разбросав столпы искр, а люди-сполохи цепенеют в сознании Вечных Принципов. Бушует всюду пожар неугасимого Духа, испепеляющий все, что не имеет в себе Источника Жизни.
Вспомнили. Едва загремели слышимые всем и повсюду небесные трубы, как с резким и неожиданным для них самих «ВЯК!», кратким «ОЙ!» люди вспоминают Себя и понимают, что спали, и что настала пора пробудиться. Не люди уже – ИМЕНА. Символы, души Единого, сохранившие о себе Вечную Память.
Золотой жаркий Свет, всюду свет, объемлющий каждое имя. Неустанное вознесение в беспредельные небеса, Мир и Покой. Озаряемы Светом, согреваемы теплотой божественной негасимой лампады, сопричастные ей души питаются благодатью от Источника Жизни.
Я вижу толпы, сонмища людских имен, соединившихся в НЕДЕЛИМОМ. Словно смазанные раствором кирпичики, они стоят в струнку как единое целое. И они все теперь ОСОЗНАЛИ.
Я вижу прямо перед собой родных мне людей. Мы знаем друг о друге все – абсолютно. Что мы думали, чем мы жили, что мы чувствовали в земной жизни. Нет больше вопросов и незачем их задавать. Есть абсолютная ИСТИНА БЫТИЯ, и она наполняет сознание душ Сущего НЕВЫНОСИМЫМ блаженством.
Нечем слышать и говорить, но духовный слух внимает, а голос обращается в хоровое пение. И мне ведомо, что песнь эта будет НЕСКОНЧАЕМО долгой. Мы сами становимся гимном. Вечной осанной Творцу, совершенной мелодической гармонией Жизни. Она впитывает меня без остатка. Я воспаряю и сливаюсь с остальными просветленными душами. Мое «я» будет расплавлено в «МЫ», и как драгоценный металл, мы станем отныне единым слитком, монолитом, философским камнем божественного бессмертия.
Ноябрь 2006 – январь 2008