Как боятся они этого вечного дня, вечной минуты, как им стыдно зависеть от микробов, от этих хрупких и жалких людей, которые всего лишь являются подобием… Ведь понимают всесильные, что являются частью искусства, частью вечной шутки подростка, который так ловко всех обманул. Но самый большой страх и опасения, что люди могут не умереть. Что человек сможет найти лазейку быть всегда, и тогда отпадёт надобность в искусстве, любви, сострадании и слезах. Станет человек истинным правителем. Откажется от искусства, забудет придуманные имена, и всё умрёт в нём, кроме плоти, мяса, а оно само по себе… без искусства, без любви и сострадания… чего стоит?
Он думает обо всём этом, склонив голову над телом мученицы. На лице появляется два ручья слёз из двух его понимающих глаз. Слышится «кап», а затем «кап-кап». Его слёзы сострадания попадают на тушку мяса. Эти капли впитываются, вбирая в себя остатки существа, а под жаром софитов и вовсе начинают шипеть, разрывать тело, превращая каждый маленький фрагмент в созвездие бабочек.
Мгновение.
Целый тайфун нежной красоты взмывает вверх, проламывая душную бетонную крепость, и с тихим наслаждением каждая бабочка улетает проживать свой единственный день. Она проживёт его без знаний, без осознания, без стыда и без страха. Каждая бабочка ни на секунду не задумывается о том, что кто-то живёт и два, и три дня, и сто лет. Каждая бабочка не будет считать минут и не будет ждать, когда малейшее обстоятельство убьёт её. Для каждой бабочки «сейчас» будет единственным ориентиром, в котором скрыта та самая вечность.
Духота начинает испаряться под натиском открывшегося неба. Дождь беспощадно заливается в образовавшуюся дыру. А капли его солоноватые, что и его слёзы, накопившие груз за годы молчания. Теперь же выходит грязь нетерпеливо, без стыда. Вода уже пояс. По грудь. Ноги отрываются от пола. Он уже на плаву. Всё ждёт, когда, как и бабочки, выпорхнет в щель к видимому небу на свободу, укутавшись в собственную прохладу и теплоту суждений. Раз, два, три. Толчок!
Тело его на крыше. Омытое, окрещённое по своим правилам, да благословлённое тем же непонятным языком. Он не знает, как теперь называть себя. Ни одно имя не подходит, поэтому он, со всей своей приобретённой скромностью, всем своим приобретённым даром, начинает именовать себя ЧЕЛОВЕКОМ. И пусть привычный свет его видит в противоречии. Пусть. Отражение. Отпечаток на рыхлой земле. Но и у тени есть свой характер, своё настроение и желания, когда она наедине с собой и в своих снах претерпевает (как и солнце) постоянные реакции распада, а затем – восстановления, не забывая при этом дарить всему живому лучи прошлого.
Вот он, Человек. Стоит на кирпичной горе, смотрит на панораму. Его глазам теперь открыта линейная стена всех четырёх направлений: высота, ширина, глубина и душа (так люди называют сложившееся культурное воспитание своего поведения в предполагаемых нормах).
Человек особенно обращает внимание на последнее направление. Он видит, душа начала гнить. Точнее, она изначально двигалась не в ту сторону, которая мерещится Человеку, с его олимпа перерождения. Теперь с каждым мгновением, с каждым словом, всё больше это движение уводит несчастных в неправильную сторону невежества, а оно, в свою очередь, начинает формировать невежество общественное.
Сначала Человек теряется, он чувствует смущение и панику. Затем он чувствует вскипающую злость. «Как здесь всё запущено!» – кричит он внутри себя. Но и злость быстро утихает.
Человек закрывает свои бездонные глаза, делая глубокий вдох. Он сосредоточен. Его нюх пытается уловить каждый неверный шаг, каждый ошибочный вдох отдельной единицы, но только чтобы нащупать проблему целостного, то есть, уклада. Так Человек наполняется знанием первородного греха. Того самого, что положил основу нарастания и образования грехов следующих. Этот главный грех – страх жить так, как хочется. Боязнь перед жизнью и её составляющими. Человек видит эту проблему. Он считает, что настало время решать её.
Он ещё раз пропускает через себя воздух, а затем, с присущей ему лёгкостью, делается той самой тенью, которая начинает проникать в каждую часть пространства, где нужно изменить алфавит восприятия; исправить сложившийся балаган подаренной волей.
5
Ночь. Бродяги шляются. Пресмыкаются по углам. Кто пьёт из медицинских колбочек, кто, кряхтя, жуёт гнилой хлеб с помойки. Толпы разбросанных и покалеченных недодуш. Но дело не в их безобразном виде и пребывании в… Вся проблема в тех, кто противопоставлен им, тараканам. Весь белый свет, все эти накрахмаленные лица в сшитой на заказ одежде и те, кто считается средним классом, и кто просто родился с пропиской. Все эти люди, которые привыкли к благам. Они пресытились стабильностью, уверенностью в завтрашнем дне. Именно из-за этой уверенности заведомо несчастные не живут сегодняшним, не ловят момент своего бытия. А виноват во всем прогресс – медицина. Как же так ужасно вышло, что знания и сила попали в естественную среду, отравив её излишней гуманностью, да состраданием? Больше нет отбора. Давно мертва эта (тонко продуманная) функция, которая была так важна в калейдоскопе случайных событий.
Человек видит эти лица. Бледные, худые, чахлые физиономии. Другие толстые, сальные, с отдышкой и испуганными глазками. Толпа эволюционирующих слабаков. Каждое поколение этих организмов, что выращены из лекарств и ими же вскормленные… Они дают поколение ещё слабее, ещё беспомощней себя. Дух здоров только тогда, когда здоровьем пышет тело. А тут – форменный бардак. Полное безобразие науки. Как же, всё-таки, свет ослепил смертных.
Человек смотрит на беспредел. Он грозно мотает головой. Это не дело. Так не должно больше продолжаться. Свет должен быть в той же равной степени, что и тьма, иначе глаза придут в негодность. Тогда уж точно понадобятся очки! Человек не хочет медлить. Он не может позволить себе такой роскоши. Его глаза снова закрываются. Он втягивает в лёгкие пространство. Мысли сосредоточены и направлены только на одно: исцеление.
Слабые должны покинуть борьбу, а сильные должны страдать и бороться. Сильное тело преодолеет эволюцию возврата, слабое же – освободит место новым сильным. Да будет так! Из каждой его поры начинает выходить свет и тьма. Противоположности начинают незаметно смешиваться с окружением. Облагораживать почву, усиливая мощь истинных жильцов планеты, микробов и вирусов. Теперь они начнут с тройной силой поедать хрупкие тела, раздавливать резкие умы, заламывать худые кости. Каждая слабая личность уйдёт в омут. Каждый переносчик знаний не успеет оставить опыт. Весь соблазн людского равнодушия поглотит собственный изм, не оставив ни клочка знаний, ни препаратов, ни путей к прежнему восстановлению. Медицина отправляется на склад своего несуществования, к своему прадеду. А новая медицина, как и новое искусство – станет декорацией, надеждой на откровение, но без конкретного толка. Как и задумано. Вот она, первая заповедь. Выживает сильнейший. Да будет так!
Нет аналогов для лечения. Время прокручивается, бежит неутомимо своим искусственным чередом. Люди в панике. Всё кричат, прячась по своим бетонным норкам. Новая лихорадка! Новая простуда! Эпидемия! Эпидемия! Бегите, глупцы. Спасайтесь. Ставьте свечки. Молитесь о спасении тому, кто хочет блага для таких вот вас. Вы же сами объединили себя, сделали себя ЛЮДЬМИ и отгородились от природы. Теперь природа отгораживается от вас своим широким объятием. Понимаете, о чем речь?
Раз вы неравны – тогда принимайте бой. Поймите, ведь нет Вас, как Ты. Есть только «Вы», как вид. Так будьте благородны, чисты и честны перед собой. Если нет в вас сил, нету стержня сражаться или хотя бы гордо уйти со сцены, то хотя бы стоните в последние свои минуты потише. Не стоит предаваться своему эгоизму. Напоминаю: вы сами назвали себя «людьми», так будьте же не собой, а ИМИ!
Вот они, свечи. Таят на глазах. Уходят слабые, хоть и красивые они были и умные самые, замечательные, но по своим физическим качествам, по своей внутренней механике – слабаками, которые должны уступить место сильным самцам и самкам, хоть и глупы те, ничего не понимают, и не стремятся ни к чему. Тараканы, халтурщики, наглецы и подлецы. Избранники природного порядка. С каждым днём их всё больше. Задумка пребывает в движении с поправкой, где никто больше не играет в бога, никто не пытается изменить судьбу индивида и он, весь из себя одинокий, несчастный, вынужден уйти в небытие своего отрицания, как сущности, признав в себе личность соринки.
6
Человек открывает глаза. Делает вдох. Да. Так гораздо лучше. По воздуху стало летать больше частиц адреналина, мужского феромона и женской цепкости. Ещё очень большая концентрация страха, но это естественная реакция на перемены. Новые порядки приживаются, затем становясь порядками старыми. Этого не избежать. Вся система ценностей, которой поклоняются ЭТИ… вся она была рождена в конфликте и мишуре противоречий. Почему бы несчастным не помочь чудом? Силой, в которую они так долго и настойчиво создавали своей фантазией, а теперь… теперь вот она, из плоти и крови, готовая показать своё лицо. Каждое людское желание должно исполниться. Все должны ощутить силу блага. Его силу. Того Человека, что снова делает глубокий вдох. И теперь, потеряв на долю секунды нить своих рассуждений, чувствует в воздухе едкий привкус яда.
Заводы, выхлопы машин, пластмассовые тарелки, бутылки, пакеты, нефть в океане, жвачка, дома, дороги, кирпичи, мотоциклы, моторы, сигаретный дым, выкинутая одежда, тысячи… миллиарды излишек, продажи, рынки, крупные торговые центры, списания из-за вышедшего срока годности, массовое забивание животных, тюрьмы, страдания, желание денег, уничтожение ради уюта, власть, лишка, потеря контроля, общий психоз, неон, испражнения в доме рыб, тухлятина, переедания, личный комфорт, после нас хоть потоп, зависть, глупость, иллюзии, бумаги, чернила, маски вместо лиц, искусственный свет, время… Чего хотят сильные? Теперь на телевидении говорят об экологии, используя огромное количество электричества на всё это благое вещание. Ну ничего. Человек знает, как исправить и это. Он концентрируется, собирает свои цветоэмоциональные неврозы. Он лишает свои идеи точного облика, лишает их слова, начиная говорить на общем языке.
Природа. Этот джентльмен. Эта леди, что терпела выходки людей, принимая их за временный каприз, начинает просыпаться. Человек объясняет ей суть. Он говорит, что всё это время её нагло обманывали. Заставили превратиться из уникальности в общедоступный объект унижения. Что один прыщ решил разнести свой гной по телу, не желая выдавливаться. А природа. Как же она была неправа! Она начинает злиться, начинает кричать внутри себя, извергая где-то лаву. Человек успокаивает её. Он говорит, что лицо её, её мёртвый облик, уже превратил в тысячу бабочек. А ещё, что нельзя слишком сильно злиться на детей. Что ребёнка нужно научить, нужно дать знание и понимание равновесия.
Сначала природа ничего не хочет слушать, но вот она успокаивается. Смотрит так вполоборота. А через несколько ярких осколков фраз уже соглашается с Человеком. Ей тоже становится жалко людей. Грусть одолевает природу от заблуждения несчастных. Она собирает всю свою любовь и сострадание. Берёт ветер, воду, грозы, микроорганизмы. Она берёт свои тектонические плиты и бросает всё это на людской род, как спасательный круг. Она обрушивает свою любовь, свою материнскую силу. Каким бы дитя не было гадким, а сердце матери простит всё, в том числе и попытку своего ребёнка убить родную кровь. Она обрушивает ураганы, устраивает потопы, глобальный холод. Её любовь сдувает дома, заводы, фермы, атомные станции, торговые центры, школы, кинотеатры, часы настенные и часы наручные. Её союзники лишают детей всего насиженного. Люди забыли радоваться тому, что имели, начав принимать каждое сотворённое чудо, как должное. Дети потеряли контроль и теперь, в своё наказание и опыт, у них отнимают самую ценную игрушку – культуру.
Вот они, все ЭТИ… – ученики, учителя, профессора, строители, прорабы, продавцы, интеллигенты, неучи, грабители, депутаты, порноактрисы, художники, директора, диктаторы, уставшие, веселые, трагичные, позитивные – все ЭТИ… все эти любители разных ролей вынужденно стали общей массой, где маски их смыло чередой катастроф. Теперь все они стали равными в своём видении бытия, а скоро и в сознании. Они стали одной большой семьёй, и теперь зовут они себя «выжившие». Такой семье просто необходимо сплочение. Заново нужно изучить ближнего, подставляя щёки под удары страсти. Нужно научиться получать удовольствие от этих ударов, иначе врознь все эти, некогда сильные индивидуумы, теперь, перед лицом нового откровения, снова станут слабыми и тогда уж точно сгинут.
Только сомкнув руки на чужих телах можно удержать равновесие, отстояв своё право на баланс. Только лишившись предрассудков и классовости, можно будет сделать это, то есть, вцепиться в чужое тело, почувствовав одновременно цепкие руки на собственном теле. Выстроиться в большую гусеницу-многоножку, грязный кабель, попытавшись заново открыть свет, завоевав доверие матери.
Человек в тени улыбается довольный собой. Его замысел приобретает черты первородного зарождения.
7
Пожары. Дожди. Ветер, что опрокидывает дома, невидящий преград в искаженном пространстве. Он освобождает место под свои поля, выстраивая прежний порядок дорог. Нет больше этой наивности. Одни объединились, чтобы спасти юный разум. А тела этого самого разума объединились, чтобы спасти себя. Одна цель, но такие разные методы. Разные точки опор, но верно одно: все в большом выигрыше.
Вот орда тел. Сколько их? С десяток миллионов точно есть. Никто не считал. Целые блоки мускусных механизмов скрещены в разных позах между собой, образуя целые плиты, такие гигантские небоскрёбы. Груда мясного бетона после катастрофы. Вот он, избранный народ, что через муки получает благословение, но что видит Человек? Почему брови его начинают хмуриться? Он закрывает глаза и видит, что тела эти не едины. И не верой, а физической дисгармонией. Проблема снова в банальном, ведь эти несчастные умудрились разделить общий пласт тела высшего (земли нашей) на отдельные фрагменты – территории. И каждый обособился от ближнего, став называться разными бредовыми названиями. Страны – звучит странно, как и города, и области. Но на каждой границе остались стоять несчастные, ибо приказ свыше не разрешил покинуть свои посты, запретило умирать простому служащему. Приказ – есть приказ.
Человек принимает этот недочёт на свой личный счёт. Он раздосадован. Забыть про такую мелочь… ай! Одним рывком человек смывает возведённые границы, всех этих стражей, вручая посмертные ордена цветов. А ветер, услышав вежливую просьбу, начинает сгонять телесные небоскрёбы, да так стремительно, что никто ничего и не успевает сообразить. Происходит столкновение, где нет уже названий. Это больше не зовётся территорией, квартирой или коттеджем друзей. Теперь каждый называет это просто домом. От столкновения тела посыпались. Каждый начал хвататься в полёте за первую руку, первую спину, шею, уши, которые попадались ему. Не стоит скрывать, не все выжили после поднявшейся волны, но удержались многие. Теперь цвета кожи смешались, представ одним большим и красивым телом. Бразильцы, немцы, нигерийцы, китайцы, японцы, индонезийцы, русские, корейцы, белорусы, нидерландцы – абсолютно все смешались между собой, потеряв уникальный облик, тем самым став чем-то большим.
Случилась небольшая неловкость, когда гам голосов смешался в общий и непонятный шум. Дисгармония появилась у дышащего организма. На этот раз Человек был готов. Он предвидел такой исход своих действий. Поэтому, своей волей он стирает в головах у детей слова и понятия, делая их чистыми, мычащими и прозрачными. Он даёт им возможность создать новый общий язык, познав счастье целостного, где каждый внесёт свою лепту. Но пока, в первое время, только глаза и абстрактные эмоции будут их языком до того самого момента, пока их общие усилия не создадут нечто универсальное.
Вот они, равноправные, голодные и голые, борются за себя, не обижая свой дом. Теперь они говорят с природой мычанием, гладя каждую травинку, нюхая каждый кустик. Группами они молятся, бубня в небо свою любовь. И так повторяется долго, систематично и во всю диафрагму. Люди познают общий быт, общий язык и общие сложности, становясь постепенно теми, кто может заслужить драгоценную секунду рая.
8
Человек стоит на горе. Его глаза так и не открывались. Десятилетие? Два? Три? Только уши и кожа чувствовали содеянное. Сотворённое. Перерождённое. Человек и не заметил сразу, что и он претерпел значительные изменения.
Здесь, на этой новой горе, на старой земле, под натиском собственных мыслей, он изменил и свою природу. Эволюционировал. Теперь рот его полностью стал немым, кожа покрылась чешуйчатой фактурой, а длинный раздвоенный язык сам по себе совершает незамысловатые поступательные движения, словно пробуя пространство на вкус. Словно внедряя маленькое жало. Человек больше не походит на своё имя, ведь и форма туловища сильно изменилась. И хоть кисти со ступнями остались вместе с коленями и ногтями, но позвоночник и таз деформировались. Теперь Человек больше походил на варана, но этот факт не особо его огорчал. Какой смысл расстраиваться, если тело его, Человека, вся его многообразность и сложность, не представляет ценности в плане мыслей свершения.
Человек решает сделать эгоистичный шаг. Он решает оставить себе это имя, хоть и не соответствует оно ему внешне, но Человеку хочется думать, что духовно он ещё тот, кем был не так-то и давно. Теперь-то он понимает, что стал частью собственного вымысла; частью того, что люди породили сами. Грехом, искуплением, агонией, надеждой, твёрдостью выбора, мучителем, но избавителем. Так Человек впервые чувствует забытый каркас в области своей груди, что может это и не металлические путы сжимают его сердце, а остатки человеческого пытаются достучаться до него, дав надежду на возврат к живым.
Человек отплёвывается насколько это позволяет ему змеиная голова. Осталось совсем немного до завершения его миссии. До свершения того рая, которого человек искренне жаждал, любуясь картинами художников. Да, теми самыми, за которые платили серебром и золотом. Где платили за святое, где создавали главного не себе, но им – массам, а по итогу сами попались в собственную ловушку, ибо страх заставит делать и не такое, а когда ещё и руки в чужой крови…
Человек снова собирает воедино свои мысли. Он пропускает через себя энергию несчастных. Ту энергию, которая стала новым фундаментом для общего блага, где Он взял и перевесил обои. Чужой пот хорошо разливает реки. И вот, Человек этот, со змеиной кожей, думает о том, что нужно было давно сделать. Главный закон людской природы идеалистического склада так и не был рождён, а именно: любовь. Да не та любовь, что делилась на маленькие эгоистичные сегменты, а самая настоящая, всеобъемлющая любовь каждого ко всем.
Такое зерно очень легко поместить в пустые и наивные головы. Ах, эти прекрасные испуганные младенцы! Зёрнышки бескорыстной любви помещаются одновременно каждому из живых двуногих. Всей этой массе ангелов, чей испуг сразу же сменяется интересом, а затем появляются улыбки, да искренняя похоть. Эти дети природы, жертвы сознания, вдруг чувствуют абсолютный прилив. Каждый хочет подарить её ближнему. Мгновение. Конструкция начинает менять форму.
Любовь начинает витать в воздухе. Никто не может её избежать. Пот обливает орнамент, а земля теперь, со всей своей свежей травой, становится духовным альковом.
9
Здесь… Впервые за долгие несчитанные промежутки, на этой горе… человек впервые услышал тишину, да так громко, что страх проник в его маленькие глазки. Чувство нового, даже для исполнителя сокровенного – открытие, как акт действительно свершившегося. Наверно, это и есть один из священных мостов, который объединяется пониманием иных форм, сотканных из хаоса.
Человек полностью претерпел метаморфоз. Он потерял свой мнимый облик, став змеей. Помощник он или искуситель? Чудотворец? Враг? Благо несёт или вырыгает свой эгоизм под эгидой выдуманной идеологии? Да если так задуматься, то какова его роль в целом?
Человек потерял нить, которая делала его тем, кем он и являлся. Единственная вещь, которая давала право называться кем-то. Теперь же, когда абсолютно все блага совершены, и отец всех начал походить на горделивого самородка с послушными детьми, то, что теперь?
Человек чувствует себя обманутым. Он перестал ощущать себя собой. Да и та радость, и сила от блага… что она для него теперь? Очередной эгоизм и проклятие. Да даже не так, скорее: очередное ничто.
Человек впервые задумался о фактической смерти, которая ему недоступна так, как этим счастливым «несчастным». Как устал он и как неинтересно ему. Человек чувствует свою утомительную незыблемость, своё бессмертие не как божественную хитрость, но как общий миф, заточённый в сложно сочинённом пространстве. Он чувствует свою причастность ко всем, не являясь при этом частью их хрупкого тела. То есть, получается, он в заложниках у свободы. И то тело, что он так возжелал, что стало бы миниатюрным вариантом личной вселенной (и которое у него когда-то было) – больше недоступно ему.
Он видит, что люди эти начинают осознавать своё истинное могущество, так как женщины их начинают рождать новые вселенные. То есть, человек, порождая материю, начал порождать не только себе подобного, но и новую мысль. А если это так, то можно её и не порождать. Вывод из этого складывается очевидным. Во-первых, люди понимают и принимают тот факт, что они и есть боги своей вселенной. Во-вторых, их сила также рождается (как и дети) из тех мыслей, что синхронно танцуют вальс во вселенной. И пока есть их простая мысль о боге – есть и они, часть их простого, и часть божественного. А вместе они образуют рациональную гармонию нового порядка.
10
Человек в корень узрел, что натворил. Благое, но почти непоправимое. Его змеиные глазки зажмурились, захотев вернуть всё вспять, но ничего не вышло. Ужас сковал его.
За ближайшими кустами послышался шорох. Человек нервно обернулся на звук, застыв с вывалившемся языком. Из кустов вышла та самая женщина, которую некогда Человек превратил в облако бабочек. А рядом с ней, по правую руку, вышел мужчина в белом одеянии. Очень знакомый, но Человек не смог его вспомнить.
Мужчина скромно держался на один шаг от женщины, смотря на её серьёзный профиль исподлобья, изредка кидая взгляд вниз на маленького некогда Человека. В мгновение контакта взгляд его становился суровым, приобретая схожесть со взглядом рассерженного преподавателя.
Некогда человек хотел было уползти. Ретироваться. Скрыться за ближайшим камнем. Заползти в щель тьмы и ждать неизвестно чего, но проворная рука женщины успела поймать его за непослушный хвост одной рукой, второй сжав ему пасть.
Женщина смотрит на змею без злобы с нисхождением и долей жалости. Она видит в отражении путь. Она помнит его благородный поступок в предыдущей метаморфозе, она также видит изначально благие намерения существа. Но также она видит и весь эгоизм и жестокость. Весь этот спектакль, где её распяли. Она видит, как Человек помыслил играть с тем, что должно идти своим чередом, хоть и неправильным. Путь людей хоть и вёл души в ад, но это был их путь, их право. Хуже только благо, возведенное искусственно и насильно.
Она пристально смотрит на мужчину в белом. Тот виновато опускает глаза зная, что он стал всему виною. Она молчит. Затем взгляд её снова возвращается к змее. Она видит исхудалый ремень, ещё раз убеждаясь в своей правоте. Её спокойные глаза видят во что превратился Человек, желая блага, а не естественного хода. Ей жалко этот миф, но просто так его отпустить нельзя. Она просто не может себе такого позволить.
Женщина в белом начинает говорить. Она говорит на забытом языке людей. На старой символике, но говорит по делу, без отступлений. Человек смотрит на её рот завороженно, понимая каждое слово. И рот этот говорит, что Человек поступил подло. Что нельзя вот так уничтожать многовековые труды муравьёв. Что только шкодные дети заливают водой норки, в единственном желании посмотреть на жителей снаружи, где их глазам удобнее всего. Ещё рот женщины говорит о том, что она постарается вернуть людям их право на выбор, и то священное действо, которое позволяет им собственными руками строить дорогу в преисподнюю. Ещё она говорит, что Человек получит искупление, получит свою истинную свободу, но ему придётся пройти путь, только не как свободный разум, а как разум всех людей в теле, что чувствуют весь спектр эмоций. И только после этого круга, когда образ змеи будет уничтожен собственными зубами собранных образов, только после этого Человек сможет стать частью желаемой вечности, где и разум его преисполнится в постоянно циркулирующей тишине.
Для начала она сотрёт Человеку его память. Змея видит только яркий свет. Слышит мгновение блаженной тишины, но не чувствует её. Щелчок и…
Волосатые руки сомнамбулы хватают за отросший загривок, выдирая локоны с кровью. В комнате всё перевёрнуто, разве что диван стоит на месте…