Глава третья
Лето выдалось странным. Чувство собственного взросления накладывало определённые штампы поведения. Появилось ощущение присутствия внутреннего стержня; такой качественно новой субстанции, начавшей диктовать свои правила вопреки зажатому «я».
Я сам. Я знаю. Отвали. Не указывай мне. Я не ребёнок. Не учи меня жить. Я не агрессивный, просто ты достала. Вы издеваетесь? Бред! Бред! Бред! Меня зациклило на постоянном желании бунта.
Раздражало каждое слово. Принадлежность к семье перешла в статус условного проживания на одной территории. Любой незначительный совет со стороны матери или отца воспринимался резко, рождая волну свежих ссор.
Сейчас думается, только в собственной голове всё выглядело резко и трагично. Вспоминая сцены тех лет, закрадывается ощущение выдуманности. Можно считать успехом, если хотя бы половина из пережитого негатива имела место быть на самом деле. Постоянный репит проблем замылил действительность, но можно ли считать такие выдумки ложью, если я их равно пережил?
Подобный взятый курс поведения выявляет нехорошие черты не только из-за физических изменений в организме подростка. Он также является следствием ранее пережитых обид и комплексов.
Столько лет взращиваться в земле, играя роль домашнего цветка, а затем резко оголить корни, пустившись трусцой по обжигающему асфальту, где повторяющиеся прикосновения отзываются страданием. Каждый новый ожог – воспоминание стыда. И каждую секунду существования, настоящий «я» остаётся «я» из прошлого, который не хочет молчать. Он желает выговориться.
Посмотри на себя. Посмотри на сверстников и окружение. Забота и ласка так притягательны и прекрасны, вот только мир твой (уже в будущем) поёт совсем другие песни. Сколько ещё будет продолжаться забота и телячья нежность? Кто позаботится о тебе дальше? И если ты комнатное растение, то зачем приходится вылезать из горшка?
Мама всегда говорит об опасностях, а отец ей поддакивает.
За стенами дома нельзя расслабляться. Тебя ждёт много коварств. Тебя может сбить машина. Тебя могут похитить. Ты можешь поскользнуться и удариться. Ты можешь потеряться. У тебя неожиданно может пойти кровь из носа. Погода непредсказуема, за окном бывают ураганы. Сколько пьяных извергов повсюду?
Пространство напичкано снежными королевами, сиренами, морами, пиковыми дамами и чёрными людьми. Нужно быть настороже. Нужно держаться вместе. Нельзя идти одному, ведь тогда контроль предоставится в собственные руки.
«Ты слишком мал» – говорили они. Пока ты не можешь отвечать за свои поступки. Мамочка не переживёт, если с тобой что-то случится. Папочка будет плакать, если наследник его доброй фамилии потеряется в пустыне. Зачем геройствовать, если можно быть простым мальчиком. Не таким простым, как мальчишки, которые, словно беспризорники, лазают по мрачным заброшкам, познавая реальную жизнь. А быть простым мальчиком из родительских сказок, во всём слушающимся старших, держащимся за мамин подол, заправляющим старательно рубашку в шорты. Да, такого мальчугана обожают бабушки за нежную кудрявую шевелюру и покладистый характер.
Слова любящих узурпаторов воспринимаются резко. Именно. А чего было ожидать? Залюбленный ребёнок видит не только нежность, но и упущенные возможности. Сторонний наблюдатель, имеющий совсем иные черты личного взросления, скажет: «Так раз понял, то возьми и исправься». А я с горестной ухмылкой пошлю такого умника к чёрту! Нельзя просто взять и стать другим.
Как ошибочно весь этот добродушный и простой народец видит лёгкость в пути исправления. Чужие проблемы постоянно мерещатся мелочью. Даже вон поговорка есть: «Со стороны виднее». Придумана дураками для дураков. Разумеется, правда в том, что со стороны действительно виднее. Но видеть – не решать. А решать – это уже система упорядоченных поступков.
Личность человека комплексна, её невозможно отделить от самых, казалось бы, абсурдных вещей. Нужда в элементарных потребностях сформировала человека именно таким. Повинность разрушающего прогресса – это стремление к комфортной смерти. Искусство – это вечное оправдание лжи.
Если бы моё первое слово было не «дядя», а, скажем, «дислокация», то даже внешность моя и общие черты имели совсем иной контур. И когда мы говорим о том, что кому-то виднее и решение проблемы очевидно, то вспоминайте фактическую невозможность изменить деталь, ведь тогда декорации нужно будет полностью переделывать.
Истинная природа человеческого наследия – ошибки. Правда вот они являются элементарным ничем, окрашиваясь иллюзией сознания. Легче ли от этого знания? Нет. Можно ли это как-то исправить? Да, но тогда нужно стать не собой. Сколь много в таком действе смысла? Ровно столько, сколько надумала дурная голова.
Оттенки постоянных вопросов, обид и сожалений. Вот что такое человеческий путь. Я говорил и буду говорить: сознание – побочное умение, нарушившее саму суть природы.
В августе, ближе к школьным холодам, товарищ со двора по имени Б. позвал в свой подъезд. Прежде, чем кидать мяч, он хотел сделать одно важное дело. Не виделись мы весь июль, и предположить, какого рода могли быть так называемые «дела» у этого дальнозоркого парня в грязном подъезде, было сложно.
Лифт доставил меня на четвёртый этаж, где находилась квартира Б.. Сам он пока не показывался из входной двери. Чьи-то шаги эхом разнеслись на полтора этажа выше, намекая внимательности сложить два имеющихся факта.
Топот усиливался. Через несколько секунд показалось серьёзное лицо с толстыми стёклами, делающими глаза комично большими и несуразными. Б. молча кивнул мне, и мы зашагали к пролёту между шестым и пятым этажом.
Не теряя времени, «балу» зашел за цилиндрический фрагмент мусорной трубы, откуда достал пачку сигарет. Ловко выудив одну, Б. с превеликим наслаждением закурил, выпустив обильную струю дыма.
Моя трусливая натура вступила в законную силу. Сколько себя помню – мама скрупулёзно оберегала сыночка от дурных привычек.
«Курить – очень плохо. Понимаешь? Таким занимаются только взрослые, да и то не особо умные. Вот посмотри, я не курю, и твой отец не курит. Мы семья некурящих».
Разумеется, заранее было обговорено о серьёзных у меня проблемах в случае чего. Родители часто отдают предпочтение запугиванию, а не рациональному разговору по душам. И вот результат.
Ребёнок стоит с ребёнком постарше. В его голове гуляет страх самого действа (хотя, казалось бы, курят вообще абсолютно все и везде, но сейчас другое). Такая тесная дружба с человеком, совершающим, по сути, незаконный акт, чем-то сравнима с самим совершением. В голову лезут дополнительные ужасы по поводу возможного обнаружения.
Достаточно выйти одному соседу или соседке, и тогда скандала точно не избежать. Меня заставят связаться с мамой, где взрослый человек будет утверждать, что, мол, вот, ваш ребёнок стоял с другом и курил. Как же вы его так воспитывали? Что, в таком случае, будет стоить моё слово? Какова вероятность торжества правды? Да и есть ли какой-то в этом толк?
Люди склонны к упрощению информации. Даже больше: каждый человек пытается «сжать» сценарный круг до минимума, оставив в поле развернувшихся рассуждений только близкие ему истины.
Дело ведь не только в конкретно описанном случае, а вообще в целом. Проще говоря, эти маленькие, но всё же мирки, постоянно выстраивают коммуникативные стены, стараясь упорядочить окружение под свои возможности, но это только и значит, что правых и виноватых никогда не найти. Никто не хочет выдавать себя.
Пусть твои друзья, близкие люди или просто редкие знакомые говорят: «мы всё понимаем и верим тебе», а на деле создастся ещё большее заблуждение по отношению к собственной действительности. А даже если они действительно будут поддерживать ту иллюзорную правду, которой придерживаешься ты, – то она всё равно будет отличаться в своей репродуктивной электромассе в голове «читающих».
Никто не скажет: «Табачный дым очень вкусно пахнет». Жженые ветки в костре с примесью резины. Какая-то пленительная горечь. Ум обходит стороной мерзкие моменты, акцентируя внимание на плюсах, а именно: запретности такого удовольствия. Какие ассоциации вызывают сигареты?
Я взрослый. Я здорово смотрюсь с сигаретой в руках. Я харизматичный. Я имею право попробовать. Банальная «запретная конфета» работает на средний ум безотказно.
Несмотря на страх и, казалось бы, неприятный запах – очень хочется прикоснуться к новой тайне. Маленький я заворожено, с нескрываемым возбуждением смотрит на рот Б., пытаясь визуально интерпретировать действие на себя самого. Фантазия рисует собственный образ со стороны. Происходит своеобразное out-of-body experience.
Друг замечает моё неадекватное поведение. Он достаёт пачку сигарет из кармана, залихватски открывает её, предлагая и мне подымить.
Начинаю глупо улыбаться. Стоит ли желание описанных рисков? Ребёнок не знает, что родительское «я убью тебя» – не значит ровно ничего, только угрозу. Поэтому, когда я принимаю запретный плод, то автоматически подписываю договор об отказе от всех претензий, если меня действительно убьют.
Вот он. Ты хотел бунта? Не прошло и двух листов, как ты его получил. По меркам течения самой жизни и описанных событий, прошло чуть больше времени, но и оно не является чем-то блочным и точным. Мысль о бунте не имеет четких углов и форм, а тем более конкретного времени появления. Она тягучая и проявляется на манер плёночных снимков в красной комнате, когда проявитель просто существует вне контекста самого действия.
Неловко закуриваю, сразу же начиная давиться едким дымом. Б. говорит, чтобы я не так сильно затягивался. Нужно по чуть-чуть вдыхать дым в лёгкие, а самое главное – организму нужно время привыкнуть.
Что может быть глупее травли самого себя? Разве только самоограничения во всём всю жизнь непонятно ради чего. Первый опыт курения выдался крайне скверным. Во рту осталось неприятное послевкусие. Сил хватило на шесть затяжек, после чего горящий кончик потушился о стену.
Более опытный друг скомандовал сохранить остатки до следующего раза. Курить – удовольствие не из дешевых, а достать пачку будучи школяром – предприятие не из простых.
Из побочных эффектов появлялась несанкционированная эрекция, вогнавшая лицо в краску от стыда, но Б. сказал, что поначалу так и должно быть: «Нервная система не привыкла, для неё это большой стимулятор».
Когда сеанс травли был закончен, Б. спрятал пачку за тот же цилиндрический фрагмент мусорной шахты, объяснив это мерой предосторожности. Хранить пачку у себя дома – равняется огромному риску спалиться перед мамой. Мало ли что ей взбредёт поискать у тебя в кармане?
Изображаю перед другом «своего». Крутой парень в теме. А сам затем на последовавшей прогулке думаю о том, как меня будет убивать мама, когда учует зловонный запах. Хуже всего была не мысленная смерть за содеянное, а идея о том, что я могу разочаровать своих родных.
П.С.: в тот вечер никто ничего не почуял и я, в виду безнаказанности и потребности в продолжение бунта, так и решил, во что бы то ни стало пристраститься к дурной привычке, попавшись в нелепую ловушку стереотипов.
Идея вины перед родными – очень заразительна. Опыт, доступный для принятия, сильно ограничен. По данному вопросу над «новой ячейкой» работают бессознательно с полной оперативностью.
Как только ты начинаешь познавать коммуникативные навыки, со всех сторон начинают лить истины, бережно поливая зародыши твоих будущих комплексов.
Родители подарили тебе жизнь, цени её. Ты должен стараться, ведь мы столько сил и денег тратим на твоё воспитание. Не груби старшим, их нужно уважать. Береги себя, как зеница око. Теперь есть тот, кто подаст стакан воды в старости. Занимайся спортом: в здоровом теле здоровый и дух. Не кури. Не пей. Следи за здоровьем, чтобы как можно дольше пожить. Мы тебя так сильно любим, мама не переживёт, если с тобой что-то случится. И так далее.
Такое тягостное наслоение пугает. Оно образует ловушку для собственных желаний, формируя быт, в котором ты остаешься должником.
Я неоднократно говорил о невозможности ребёнку сформировать чувства в логические предложения, но как раз в нежном возрасте он особенно явно чувствует острые моменты. Чем старше он становится, тем больше теряет «нюх» на собственную действительность. Время стирает контур не только у воспоминаний, сами запахи утрируются в виду систематического своего присутствия.
Возможность жить как того желает ум – наивысшая радость, даже если желания эти зачастую низкие, разрушительные и трагичные в своей кульминации. Зато преисполненный свободой ум будет ликовать каждое мгновение, не обречённый на вечные внутренние монологи о том, как вся жизнь до черты «сейчас» была пустой тратой времени с необдуманными действиями.
Смотря на себя и других людей, могу с полной уверенностью сказать, что подавляющее большинство «нас» являются самыми настоящими мазохистами, в отличие от тех, кого принято порицать за более щадящий фетиш. Физическая боль намного безобиднее в отличие от паразита, засевшего в самом центре; можно сказать, в человеческом ядре, держащем не только собственную жизнь, но и занимающимся формированием видимого пространства.
Пусть в глазах редких людей я буду занудой. Для более узкой аудитории мои размышления могут и вовсе показаться несуразицей. Но играет ли это столь уж великое значение? Давайте не будем забывать, несмотря на собственную серьёзность, мы живём в мифе, где каждый имеет право вольного прочтения.
Говорить о кандалах и заключении – есть прогресс ума, который, правда, не отменяет невозможности освободиться.
Как по мне, истинная свобода человека как раз заключается в праве не быть или быть на собственных грошовых условиях. Судьба бездомного пьяницы может оказаться куда ценнее для воспевания человеческого духа, если такая судьба была принята осознанно, вопреки возможным «против».
Тяга к курению потихоньку набирала оборот. Тяжело сказать, была ли эта тяга именно привыкания, а не простого «сладкого запретного плода», с которым хотелось почаще соприкасаться. В любом случае, чуть ли не каждая прогулка заключалась в обязательном ритуале немного подымить.
Даже для Б. достать сигареты было крайне непросто. Несмотря на относительную взрослость, он оставался ребёнком, которому не дашь и шестнадцати.
Решение пришло достаточно быстро, причём сам бы я никогда не догадался. Мой дальнозоркий и немного косоглазый друг предложил искать чужие бычки, выкуренные не до конца.
Детская брезгливость в целом не особо развита, в отличие от желания получить нужное в ту же секунду. Немного посмеявшись над предложением, я присоединился к поиску и был таков.
Первым делом мы всегда осматривали подъезд Б.. У него было много курящих соседей, которые не особо придерживались этикета выкидывать за собой мусор в положенное на то место. Поэтому один-два бычка с четвертушкой почти всегда можно было найти.
Курить чужую сигарету неприятно в основном из-за застоявшегося запаха табака. Если новая при горении пахла едкостью, то чужая кислятина отдавала сыростью. Проблему гигиены Б. решал тоже вполне оригинально и просто. Перед тем как брать чужой бычок в рот, предварительно огнём опалялся фильтр, дезинфицируя продукт.
Публика в разных слоях противоречиво реагирует на одну и ту же информацию. Если курение было чем-то забавным и интересным в кругу уличных беспризорников, то в школе пропаганда среди сверстников была однозначно настроена негативно.
Помнится, главный двоечник из нашего класса обладал очень выразительными пухлыми губами. Как-то так получилось, что неприязнь со стороны учителя к «лодырю» переросла во всеобщий негатив и, в каком-то смысле, травлю.
При любом удобном случае подросшие одноклассники пытались оскорбить непоседливого мальчишку, который просто искал общения, и единственно возможным способом заслужить внимание со стороны считал вызов гнева отвратительным поведением. Кого-то напоминает, не правда ли?
Однажды его желание кидаться грязными снежками довело мальчика по имени В. (отличника и спортсмена) до бешенства, он начал покрывать Г. мерзкими словами. Одной из тем развернувшегося представления стала «отвисшая нижняя губа». В. утверждал, будто губы так отвисают у тех, кто курит и, что выглядит это отвратительно. Г. никак не пытался оправдываться, повторяя только «Ага, конечно б…»
Общий тон презрения к курящим немного смущал, поэтому в школе я не распространялся о своём новом увлечении, делая благостный вид разделения общей точки зрения.
Собственный пример в целом показал бесполезность и даже вред делиться с кем-то личной информацией. Будь то хобби, мнение о политике, секреты, грязные подробности или религия.
Любая информация становилась оружием в руках тех, кто мог взбунтоваться против личности. Я считаю большой своей ошибкой тот период жизни, когда делился с отдельными знакомыми вещами, которые по идеи они не должны были слышать. По итогу такая «утечка» очень часто выходила боком. И не всегда слитая информация может навредить «в лоб». Самые больные уколы – жалящие по самолюбию ненамеренно.
Помнишь, ты говорил, что пишешь? Как успехи? Ах, ты теперь работаешь на конвейере. Как поживает любовь всей твоей жизни, на которой ты хотел жениться? Да, она изменила тебе с лучшим другом, да и вообще не любовь это была, а так, социальная игра. Ты так был против алкоголя, а теперь стоишь у подъезда, шатаясь. Тебе почти тридцать лет, от тебя разит ужасным перегаром, и ты до сих пор живёшь с родителями. А помнишь, как мы вечером гуляли, клялись в вечной дружбе и считали, что реальность жизни нас не коснётся? Как мы считали себя богами; непробиваемыми титанами, которым и море по щиколотку? Молодость казалась вечной. Не лица, а одна сплошная удачная фотография. Никакой усталости и смерти.
Вот я в пятом классе. Такой же наивный дурак, только с тем отличием, где правда начинает потихоньку ходить рядом. А всё благодаря руке, которая напоминает собственную уязвимость. Маленький я хочет везде и всюду успеть. Нужно попробовать себя в разных ролях. Иначе, боже, как скучно смотреть театр с наличием других актёров. Подсознательная жадность, но не из-за явной потребности, а элементарной нищеты духа.
Хвалёный ребёнок ходит в школу днём, получает удовлетворительные оценки. Дома его видят за компьютерными играми, а на улице, под знаком тени, хороший ребёнок совершает сомнительные поступки, чтобы казаться плохим. Слиться с шакалами. Стать одним из них хотя бы на время, чтобы не было так обидно за себя.
Широта выбора и мнимая свобода духа. Именно. Попытка стать чуть взрослее для чего? В чём основная цель опережать события?
Неужели маленький человек думает, что возраст и рост позволят ему стать собой? Превратиться из гусеницы в прекрасную бабочку и тогда… тогда уже будет поздно рвать себе крылья. Хотел – получай. Теперь необходимо летать, а это очень энергозатратно. Да и вообще, знаешь ли ты, куда стоит держать курс?
Попытка ребёнка стать взрослым только и заключается в попытке освободиться от родительской тирании, но так ли она ужасна? Разумеется, это классическая ловушка многоуровневого опыта.
Сегодня тебе десять. Твоя драма заключается в неполученной игрушке, а завтра стукает сорок лет и слёзы польются над упущенными возможностями. В обоих случаях произойдёт подлинная драма.
Как и у многих, у меня не было конкретной цели, я просто старательно пытался почувствовать вкус взрослости. Есть в этой трагедии свой шарм, где социальные устоявшиеся традиции быта заведомо побеждают разум и уникальность, заставляя человека стать тем, кем ему суждено – винтиком системы. И «игра во взрослого» всего лишь естественная глупость на пути к неизбежному.
Незаметно наступившие школьные дни двинулись своим чередом. Появились новые лица учителей, отвечающие за разные дисциплины. Больше у нас не было класса, где можно было бы проводить свободное время. Коридорное кочевание, более резкие нравы, задранные головы вверх и тотальное неповиновение вскружили нам головы.
В конце ноября со мной произошел неприятный эпизод. Лихорадка. Боль со стороны печени, увеличенные лимфатические узлы. Плюс ко всему через неделю дёсна резко опухли, начав ужасно чесаться.
Поначалу маменька списывала моё общее состояние на обыкновенную простуду. Её ребёночек всегда был со слабым здоровьем. Каждый год одна и та же история. Чуть холодает, сразу лезут температурные недельные посиделки перед компьютером вместо школы. Только в этот раз у ребёнка не было сил на свои любимые стрелялки.
Единственное, на что оставались силы – раз в день принимать пищу и отвечать на вопросы кивками. Когда же опухли дёсна, стало понятно, дела обстоят куда серьёзнее.
На дом вызвали врача. По предварительному осмотру грузная женщина в белом халате поставила диагноз «инфекционный мононуклеоз». Заболевание требовало оперативного решения.
Скорая помощь в срочном порядке отвезла меня в лабораторию на сдачу крови. А пока готовились результаты, полумёртвого ребёнка отправили к серьёзному доктору.
Воспоминания об эпизоде остались достаточно скользкими. Меня периодически полностью отключало. Реальность и образы из снов начали сплетаться, не позволяя трезво оценивать ситуацию. Единственное овладевающее чувство: всепоглощающая усталость.
Не было ни голода, ни боли, ни осознания происходящего. Блаженство. Да. Неужели есть маленькая надежда, что именно это чувство овладевает бренным организмом в последние часы своего существования? Если да, то я постиг ещё одну тайну, которую живые люди не должны знать.
Периодически в хаотичные образы врывалось, искорёженное ужасом, лицо мамы, пытавшееся что-то мне донести. А я, не слыша и не понимая, только утвердительно кивал, желая, наконец, провалиться в сон, который унесёт меня далеко, туда, где я мог бы стать кем и чем угодно.
Инфекционный мононуклеоз подтвердился. Как потом рассказали врачи, мне очень повезло. Бронхи, сердце и другие важные органы остались нетронутыми. Слегка увеличенная печень – не приговор.
Из основных симптомов: плохая кровь, сильно сниженный иммунитет и возможность заражать окружающих. Целый месяц мне предстояло провести в инфекционном отделении одному, без возможности куда-либо выйти и с кем-либо пообщаться. Единственной связью с внешним миром стало маленькое окошко на сдвоенном тамбуре личного карцера.
Желание получить личное пространство и самостоятельность сбылось. Палата с шестью койками, ванной, туалетом, телевизором, холодильником и большими окнами на серый город.
Никакого родительского контроля. Никакой школы. Никаких обязанностей. Месяц ограниченной свободы – мечта любого интроверта, страдающего патологической социофобией.
К сожалению, несмотря на любовь к безделью и тяге к уединению, я не мог причислить себя к одичавшему племени героических одиночек. Да и если уж говорить совсем откровенно, доступные зачатки подросткового бунта очень быстро сходят на нет, как только юный ум сталкивается с жестокой реальностью, которая оказывается ему не впору.
Фантазия и действительность часто разнятся в своей механике, по крайней мере, в контексте неопытности конкретного лица.
Ты воротил нос от материнской ласки, но лишившись её, почувствовал потребность в утешении. Слышимые родительские разговоры ты считал надоедливым жужжанием, а теперь их так не хватает за обедом и ужином.
Уметь ценить сразу – великий дар, недоступный человеку. Есть, разумеется, те, кому под силу объять тайну, но сколько таких? И не считают ли таких умалишенными? У здорового общества, у того самого, да, которого принято считать здоровым, механизм благоговейного восторга происходит только в момент потери. Иначе можно ли почувствовать великую значимость вещей, когда они ещё являются частью повседневного быта?
Я слишком маленький. Для взрослых – очаровательное скромное дитя. Для одноклассников – нейтральная стена без выделяющихся примесей. Для себя – просто машина с набором рецепторов, способная получать наслаждение извне. Для своего скрытого «я» (которое невозможно разглядеть, только отдельные эпизодические моменты спустя кучу лет) – человек, боящийся жизни, желающий остановить время, когда все счастливы, молоды и живы.
Скрытый я хочет заполучить осязаемую фотографию, но невозможность таковой исключает и явную открытость потребности, оставляя привкус печали без поглощающего внимания. Всплывает ли она со временем? Разумеется, иначе человек не становился бы таким несчастным и потерянным.
В первые дни было слишком плохо, чтобы чем-то заниматься. Сквозь лихорадочные эпизоды помню фигуру в белом. Только она и приходила два раза в день, вкалывая мне болючую дрянь в ягодицы. Сил кричать не было. Из еды на тумбочке стояли перемолотые смеси с трубочкой, которые поглощались в редкие минуты просыпающегося голода.
Возможно, фигура в белом принуждала меня к действиям; принуждала питаться. Уже после, женщина-врач сообщила о моей четырёхдневной агонии. Ничего страшного, но дорогая матушка свалилась бы в обморок, увидев мою окостеневшую фигуру с натянутой бледной кожей. Собственное отражение в зеркале вызвало во мне приступы тошноты, но затем я разглядел красоту, присущую музейным полотнам.
В замызганном квадратном зеркале я увидел своё будущее. Разумеется, это немного громкие слова. Тогда я точно поймал себя на мысли, что собственное лицо приобрело иные черты. Словно каждое серьёзное заболевание сопровождается и новым этапом взросления. Бледность и худоба вдруг вскрыли отрезок физического перехода от ребёнка к молодому человеку.
Довольный собой и чуть окрепший, я взялся за исследование апартаментов. Вышеописанного в интерьер почти нечего добавить. Разве только комната личной гигиены представляла из себя довольно странный симбиоз.
За дверью ровно посредине располагалась внушительная чугунная ванная, чьё покрытие частично поглотилось коррозией. Металлический грязный столб с резиновым чёрным шнурком, а на нём восседающая лейка. Никаких штор не было. С левой же стороны расположились две туалетные кабинки.
Судя по количеству коек, здесь потенциально могло находиться одновременно шесть пациентов. А значит, проектировщики прошлых лет считали нормальным оставить на обозрение купающегося человека остальным, кого нужда могла прижать в любой момент. Тогда этот вопрос созрел в голове в более облегчённой интерпретации. Но наблюдая со стороны, куда интереснее попробовать воссоздать возможные причинно-следственные связи.
Одна из более логичных гипотез заключалась в мироощущении того поколения, которое я могу судить только по рассказам седых родителей и родителей их. Взгляд людей, которых воспитывали ячейками более строгого общества, огораживая от своеволия.
Плюсов, разумеется, много. Среди молодёжи и философов очень модно говорить о свободе выбора, возможности вставить личное мнение и делать всё, что вздумается. Такая неоспоримая «как бы истина», не нуждающаяся в софистическом антагонизме.
Но что дала эта идея о свободе? И что мы получили благодаря свободной информации? Взгляните на эту ванную без занавесок. Мог ли человек прошлого толка спокойно отнестись к обнаженному телу?
Я понимаю, подобная идея – чистой воды фарс. Но давайте доведём до абсолюта идею об обществе, отлаженном на манер часового механизма. Миллионы шестерёнок, знающие своё место, предназначение и границы функционирования.
Биологический механизм, не знающий о собственном предназначении, не видящий тонких связующих паутинок.
Мужчина видит обнажённое женское тело. У него нет сексуальных желаний, потому как мужчина знаком с семейным институтом не понаслышке. У него есть жена, дети и любимая работа. Эта особь никогда не видела эротических журналов. Единственная её сексуальная связь произошла в миссионерской позе для зачатия ребёнка, которого впоследствии назвали В., и теперь дитя воспитывают и любят ровно по уставу.
Такой мужчина не знает, что женщина может сделать очень приятно, взяв его естество в рот. У такого мужчины и в мыслях нет попробовать анальный секс. А ещё он не догадывается о возможности воздействовать на эрогенные зоны разными игрушками. Он не в курсе о сотне существующих поз, групповом сексе, изменах по взаимному согласию и так далее.
Не видавшая свободы ячейка общества, но свободная от «рекламных нужд», казалось бы, лишенная возможности сдвига, как раз имеет всеми искомую свободу. Ведь такой ячейке неведомы иные формы собственного поведения и самопонимания, как те, которые у него имеются. И разве плохо жить во лжи, если ложь эта формирует субъективную реальность?
Так уж выходит, что здоровое общество может существовать только в рамках выстроенной лжи, подчиняя собственную жизнь упрощённой формуле, а значит, становясь свободным обществом без выбора. Слово же «здоровое» появляется в тот момент, когда сформированные ячейки перестают конфликтовать в своих единичных значениях. Достаточно очевидная формула, правда, лишенная модного веяния противопоставления в угоду разыгравшемуся эго.
Только представьте, если бы люди получили желаемую свободу, имея тот набор опыта, который у них есть сейчас за плечами. Мгновенно вспыхнувшая агония, конфликты, каннибализм и тотальное самоуничтожение. Реклама и паразитическая лжеидея о собственной уникальности уничтожило бы весь строй, ведь за каждой маской полновесной свободы скрывается лицо, жаждущее получить власть.
Власть над деньгами. Власть над близкими. Власть над природой. Власть над собственным здоровьем. Власть над судьбой. Любая избранность рождает скрытую идею о чужом несовершенстве. Занавес.
Гормоны молодого человека диктуют свои правила.
Прошла неделя. Благодаря родителям из развлекательного реквизита я разжился журналами о компьютерных играх и книгами.
На койке разум предавался чтению, в туалет же брались журналы. Сколько симпатичных девичьих лиц смотрело на меня. Их продающие позы намекали (на деле же прямо кричали) на сексуальный подтекст, где обнаженность и сопутствующие скверные действия реализовывались фантазией. Унизительный и сладкий порок.
Мастурбация ещё приносила удовольствие, с каждым разом потихоньку превращаясь больше в механическое пристрастие. На очередном заходе, в самый пик оргазма, из меня вышла прозрачная субстанция, загваздав свежую страницу с непрочитанным текстом.
Первое семяизвержение порождает в уме страх за собственную жизнь, после же появляется ряд вопросов. Разумеется, я много раз слышал от пацанов со школы и со двора про физиологический порядок, только разговоры эти были юмористического и грязного свойства. Что я знаю?
Она белая. Благодаря ей появляются дети. Девушка старшего брата Х. глотает её, причём после следовала приписка, что такое поведение присуще только женскому полу лёгкого поведения. Любопытная нестыковка, к которой я ещё вернусь, если не забуду. А пока в кадре подросток, засевший в туалете инфекционной палаты с заляпанным журналом.