Глава 4
Шубин с Осадчим сидели в гараже и вели разговоры на вольные темы – про то, как в одночасье раскулачили целую империю, про то, как хорошо жилось при царях, потом перешли на дела заводские, и Осадчий вдруг запел о своём, наболевшем.
– Они хотят документы. Но адрес пустой… Что это может быть?
– Замануха, – ответил Шубин.
– Подземные тоннели, агрегаты для откачки воды. Там же вода чрез плотину сочится. Достаточно их отключить – и поплыли. Как викинги на галерах…
– На ладьях, – поправил Шубин. – С носами загнутыми… Галеры – это из другой оперы.
Они сидели за столом, накрытом клеёнкой. У стены тикал будильник. На стене висел календарь. Под календарем исходила потом бутылка, вынутая из холодильника, – хозяин гаража расслаблялся, купив самогонку у Голубцова. Одна отрада у человека. И колея у него теперь тоже одна: работа – дача – гараж. И далее по кругу. Посредине бывает, правда, мероприятие, но редко – это когда возьмёт человек и расслабится.
– Он её, этот Саня, через активированный уголь пропускает, – рассказывал Шубин, словно Осадчий только что на свет родился. – Короче, тот же самый процесс очистки, который применяется на спиртзаводах. Только ещё лучше, потому что у них все фильтры забиты. Оттого у них водка говном отдаёт. Из чего её гонят там?
– Из нефти, – заявил Осадчий. – Помнишь органическую химию? Вот. Колбасу можно из нефти произвести – и никто не догадается…
Осадчий остановился, переводя дух. За вторую бутылку взялись. Не слишком ли быстро у них беседа пошла?
– Но я не об этом, – спохватился он. – Я же мыслями хотел поделиться.
– Я что-то не въеду. Давай по новой…
Повтор у Осадчего вновь получился пространный. Пришлось рассказать о своём заместителе Ахмерове. И лишь после этого о звонке мобильного телефона за дверью на шестнадцатом этаже. После этого всё становилось на свои места: за спиной у Осадцева плели непонятные сети.
– Может, Ахмеров нацелился занять мою должность? – предположил он. – Но кто он такой, этот Дмитрий Иванович. Он никогда не служил. Простой инженер-строитель. Работал себе на стройке – так нет, потянуло в охранники. Представляешь? Три месяца всего отработал – и полез в архив… Я ему не верю. Как можно работать с таким человеком?
Шубин вдруг вспомнил о своём и решил поделиться с неожиданным гостем.
– Не хотел я говорить, но придётся. Конечно, это нарушение, и я это понимаю, потому что не положено на работе рыбачить…
– Тебе можно, – прервал его Осадчий, блестя вставленным зубом из жёлтого металла.
– Представь. Стою я в воде, – хмурился Шубин, – а тут черти летят на катере. Вдоль берега… Короче, нахлебался водички, но выбрался. Докладывать, конечно, не стали. Сам виноват. А теперь, после твоих разговоров, вот я и думаю: какого им хрена там надо было? Тоже, может, экологи?
Шубин замолчал, блестя глазами. Поднял бутылку и наполнил рюмки.
– Короче говоря, – продолжил Осадчий, – назревает какой-то фурункул. Придётся опять к генеральному идти. Может, он в курсе.
Тимофеич поднял рюмку:
– Хочу выпить за пингвинов, чтобы им никогда не знать человеческих проблем. И ещё за Северный флот, на котором служил я срочную…
– Кем? – оживился Осадчий.
– Извини, я подписку давал, чтоб никому. Даже в бреду…
– Но теперь-то уж можно. Всё прошло, как с белых яблонь дым…
– Закусывай, Степаныч… Огурчики, помидоры, колбаска, рыбка… Я здесь заночую. Не пойду домой. Не хочу. Дома меня никто не ждет. Зять – стерва. Я, говорит, за своё здесь потею… А ты, говорит, кто такой?
– Серьёзно?
– Это он мне! Офицеру МВД!.. А ведь я хотел его на работу к себе пригласить – у нас же там место стрелка свободное. Но теперь – ни под каким соусом. Прошу тебя, не бери! Я тебя умоляю…
Осадчий слушал вполуха. Мало ли что происходит в жизни.
– Он у тебя откуда? – спросил он о зяте.
– А хрен его в душу знает… – ответил Тимофеич. – Нашла где-то, притащила в квартиру. Разве же нас теперь спрашивают!
– Это уж точно.
– Ни под каким предлогом. Не бери.
Осадчий вдруг завёл старую песню:
– Тимофеич, может, ты согласишься?
– Говорю ему, – продолжал Шубин, – пенис лосиный, говорю, пососи – от застоя всего организма…
– Соглашайся, Тимофеич…
– Извини, о чём это мы? Давай выпьем, а потом поговорим. Кем я у тебя буду? Инспектором? А зарплата? А время свободное, чтобы на дачу ездить?.. – Он хлопнул себя ладонью в лоб. – Совершенно из памяти вышибло, потому что с сегодняшнего дня я больше не дачник. Однозначно. Сам себе клятву давал и начисто всё позабыл. Когда выходить?
Он внимательно посмотрел в глаза Осадчему. Того даже заклинило от неожиданности. Месяц Шубин отказывался – и вдруг согласился.
– У нас зарплату должны прибавить, – обещал Степаныч. – Тысячи на две…
– Хрен с ней. Давай лучше выпьем. За морских львов. А потом за пингвинов… За правоведов я пить не желаю, хотя мог бы. Прикинь, по наклонной ползёт один – снизу вверх. И не думает, что соскользнёт.
– Кто таков?
– Юра Буханцев, адвокатишка сраный… Ему кажется, он теперь центр вселенной. Хотя, скорее всего, посадил его кто-то себе… По самые помидоры.
Глава 5
Губернатор области Порошин Леонид Ильич задержался у себя в кабинете больше обычного. Он не любил засиживаться допоздна, прекрасно понимая, что за работой с неизбежностью должен следовать полноценный отдых. Ему за полста. Воинское звание – генерал-лейтенант. Леонид Ильич числился за штатами министерства обороны – как лицо, назначенное на выборную должность. Он считал себя выдвиженцем столицы, потому что без помощи некоторых граждан, проживающих там, не удалось бы ему занять этот важный пост.
Леонид Ильич прекрасно понимал, что чужд местному населению. Сами посудите, что он здесь позабыл, если родился на Камчатке, служил по всей стране, в том числе на Кавказе, пока не приземлился на Средней Волге.
Порошин обернулся к окну: на площади стояла угольно-чёрная фигура вождя, протянувшего ладонь навстречу губернатору. Он словно целился в окна: «Смотрите, люди добрые, кого пригрели, кому гнездышко теплое предоставили у косогора!»
За спиной у вождя щетинились елки и липы, зиял обрыв, темнела внизу громадная масса воды, за которой виднелась дамба, старый патронный завод, жилые дома Нижней Часовни, Верхней Часовни, а также гигантская труба ТЭЦ-2. Там располагался громадный Заволжский район.
Леонид много чего обещал, когда шёл на выборы. Говорил, что зимой в домах будет тепло, а в летнее время, особенно в жару, не будут отключать горячую воды. Обещал изучить проблему Нижней Часовни – всю в комплексе, включая задачу с заводской котельной, а заодно обещал разобраться с инженерным сооружением – дамбой. Грозился даже пустить под корень всю местную мафию.
Он много чего обещал. Однако гражданская жизнь оказалась намного сложнее, чем он предполагал. Здесь не возьмешь под козырек и не прикажешь: «Крру-гом! Исполнять без промедления!» Оказывается, мозги требуются на каждом шагу. В армии намного проще – начиная от комплектования подразделений личным составом и кончая продовольственным обеспечением.
На гражданке всё оказалось напротив. Тут всяк норовит сложить фигу и сунуть под самый нос. В общем, совсем никакой субординации. Есть, правда, некоторые, которые беззастенчиво стелются под него – лишь бы Леониду Ильичу было мяконько. Генерал-губернатором в глаза кличут. Вроде как по ошибке или безграмотности. Порошин на подобное обращение молчит: генеральского звания его никто не лишал, хотя должности генерал-губернаторов существовали в далекой истории, причём где-то в далёкой Сибири и ещё, кажется, на Кавказе.
Звонок правительственной связи прозвучал так неожиданно, что губернатор вздрогнул.
– Порошин слушает…
Звонили из финансового министерства. И вновь напомнили о безусловном исполнении финансового поручения. Завели разговор о трансферте.
Губернатор отвечал. Было такое дело. Получали. И давно исполнили, направив на нужды области.
– Но он направлялся на дамбу и мост, Леонид Ильич! Это нарушение финансовой дисциплины!.. Буду вынужден доложить по вертикали! – проговорила Москва и отключились.
– Да хоть по горизонтали, – тявкнул в трубку губернатор.
Он даже фамилию клерка толком не помнил. Стояла дамба – и будет стоять. Что ей сделается, дуре бетонной! Новый мост тоже никуда не убежит, потому что по старому мосту ещё можно ездить. Перетопчутся как-нибудь. А там и выборы подоспеют. Ведь нет никакой гарантии, что снова изберут на должность.
Пискнул телефон внутренне связи. Секретарь доложила о звонке из Колпаковского района. Губернатор взял трубку.
– Порошин слушает!.. День открытых дверей? А по какому поводу?.. Сдача второй очереди коровника? Хорошо. Буду. Обязательно буду у вас. Ну, как же… Хорошо помним о вас. В обязательном порядке…
Не успел положить трубку, как запел сотовый телефон.
– Порошин слушает…
– Папа, к тебе не дозвонишься, как до этого… – гундела доченька.
– Что у тебя? Какие-то вопросы?
– Утром обещал и уже не помнит. В магазин ехать хотели…
– Ты не правильно меня поняла. С мамой отправляйтесь. Пожалуйста, к ней по этим вопросам. Да-да! Я позвоню, чтобы вас встретили и помогли там – выбрать, упаковать, доставить. Значит, ты считаешь, что именно такой надо? Размером со шкаф? Но он не уместится у нас в зале… Хорошо. До связи.
Он опустил трубку. Дочери понадобился настенный телевизор, самый большой. Пусть ставят, если хотят…
Порошин хотел встать из кресла, но тут вновь прозвенел телефон. Леонид Ильич, посмотрев на часы, поднял трубку.
– Здравия желаю, ваше вельможество! – прозвучало в трубке. – Как ваше драгоценное? Головка не болит после контузии…
– Да нет вроде.
– А нижняя? – издевался голос.
– Что вы себе позволяете? Кто вы такой?
– Забыл, Бегемот? Напряги башку: Кавказ, аэродром, раненые… И ты со своей квашней размалеванной. Раненых выкинул – шмотки свои загрузил.
Порошин молчал, разинув рот. Бросить бы трубку, но рука не слушалась. Даже в газетах писали про это перед самыми выборами. Копает кто-то! Даше кличку армейскую вспомнили…
– Что молчим? Скажи хотя бы слово.
– Кто ты?
– Я тот, кого ты выбросил из самолета. Я тот, вместо которого из Чечни улетели твои пожитки. Помнишь зеленые армейские ящики? Или память отшибло?
Голос обращался к нему на «ты» и, как видно, ни в грош не ставил прошлые заслуги.
– Я не выбрасывал, – произнёс губернатор.
– За тебя это сделали другие: ты всего лишь приказал. На моих глазах.
– И что?
– Они все погибли.
– Кто они? – перебил его генерал. – Как их фамилии?
– Так я тебе и сказал, Бегемотина. Если б ты был человек – другое дело.
Наступила пауза. Губернатор бегал глазами по кабинету и не находил слов. Послать бы на три буквы, так это, вроде бы, непрестижно для его уровня.
– Пока, Бегемот, – произнёс голос. – Но помни свой грех…
– Да пошёл ты! – выкрикнул губернатор. – Я тебя на кулак намотаю.
– Извини, на кулак сопли мотают. Ты ходи и поглядывай по верхам – вдруг сосулька на голову свалится. Или кирпич.
***
А назавтра губернатор уже был в одном из сельских районных центров, куда его пригласили на день открытых дверей. Леонида Ильича встретили хлебом и солью: поселку районного значения исполнилось ровно пятьдесят лет с момента образования как административного центра. В доме культуры собрался народ. Не каждый день в деревню губернаторы приезжают. Местное начальство довольно: «Смотри, народ, и трепещи: по телефонному звонку губернатора вызвали. Так что не надо ля-ля…»
За торжественной частью последовал коротенький концерт, после чего местный олигарх Илья в компании с главой районной администрации Кузьмичом и ещё тремя здоровенными мужиками, похожими на медведей, повезли губернатора на охоту. Илья перед этим ввел губернатора в курс дела: район лесистый, кругом дебри. Болота. Зайцы и лисы. Лось попадается.
Выехали на пяти машинах и через час оказались в самом центре заповедника.
«Остановись и подумай, куда ты приехал. Твой путь лежит в заповеднике», – значилось на жестяном транспаранте, густо усеянном отверстиями от пуль.
Губернатор показал на щит пальцем:
– Непорядок. Надо бы заменить…
– Будет исполнено, Леонид Ильич, – торопливо ответил глава администрации.
Внедорожники продолжили путь. Они колесили среди леса по бездорожью и под конец остановились на просторной поляне. Приземистая широкая изба. Тут же баня и огород. Навстречу вышел высокий мужик лет за тридцать, прогонистый, бородатый. Глаза у мужика, как у дикой рыси, смотрят куда-то всё по бокам. Выходит, что не выдерживает человек прямого взгляда или боится. А волосы отрастил, словно церковный батюшка, собрав резинкой на затылке.
Порошин вздрогнул, встретившись с ним взглядом, – случаются все-таки экземпляры, что оторопь берет.
Гости вошли в дом. По всему залу стоял длинный стол, покрытый светлой скатертью, а по скатерти – разнокалиберные бутылки, сверкающая хрустальная посуда, просторные тарелки с закусками, вилки, ножи и ложки.
– Что вы предпочитаете, Леонид Ильич? – спросил олигарх. А сам без зазрения совести изображает «козу» – большим пальцем и мизинцем. Весьма характерный жест, который не известен разве что на Марсе. Хитро придумали. Охота – это ещё когда будет, а коньяк – вот он стоит. Из холодильника только что вынули.
– У вас что, – оживился губернатор, – электричество есть в лесу? – и расплылся в широкой улыбке. Толстый нос покрылся испариной.
– Так точно! – ответил олигарх-скотовод. – Столбы слегка подправили. А в остальном всё от старого режима досталось. До нас ещё, при социализме, линию провели.
– Хорошо, – отметил Порошин. – Удобства многое значат. Когда я служил в Западной группе войск, приходилось бывать у друзей по блоку. Это надо видеть, я вам скажу… Сервис на самом высоком уровне. Они всегда так жили, не говоря о сегодняшнем дне.
Он замолчал, блуждая глазами по столу, потом продолжил:
– А с охотой я повременил бы. Что у вас водится – олень, кабан?
– Лось, – ответил олигарх.
– Лось? – удивился губернатор и сел во главе стола. – Это который с рогами? Или без рогов?
Плоская шутка вызвала безудержный смех. Всем известно: самец рогатый, а самка рогов не имеет. Оттого и смех. Ловко пошутил гость. Свой парень.
Глава района Сидоров мялся у двери.
– А ты что стоишь, Кузьмич? – позвал его олигарх. И стал шептать тому сквозь зубы, когда тот подошел:
– Тут все свои – хватит жаться.
– Ну…
– Вот твой стул. Садись рядом со мной и не жуй сопли.
Олигарх районного масштаба крепко держал в руках административные вожжи и, как видно, вовсю погонял кобылу исполнительной власти.
В рюмки разливал хозяин избы, мужик с глазами рыси. Наполнил рюмки и отошёл в сторону, словно застолье его не касалось. Его никто не остановил и не позвал к столу.
Губернатор поднял рюмку:
– За что пьём, друзья? За юбилей вашего района?
– За вас! – поднялся Илья. – Чтобы наша власть никогда не беднела на умы! Чтобы не скудела земля русская и давала урожай!
«Эк тебя хватило! – подумал Порошин. – Прямо понесло по губернии…»
– А я хотел бы за мужскую дружбу, – произнёс он. – Знаете, в чём разница между мужчинами и женщинами?
Сельские жители не знали. Они держались пальцами за ножки рюмок, натужно блестели глазами и ждали, когда гость разъяснит.
– Разница в том, что женщины почему-то болеют за мужчин. А мужчины тоже за мужчин. В этом наша принципиальная разница. Так выпьем же за дружбу между мужчинами. И за пятидесятилетие района, соответственно…
– За дружбу!
Хрустальное стекло звонко тенькнуло. Головы медленно опрокинулись к потолку.
– Слава тебе, господи…
– Даст бог, не последняя!
– Закусываем! Дружненько! – подгонял Илья. – А потом и на рыбалку. Или лучше на охоту?..
Кузьмич не ко времени вдруг вспомнил про «финансовые пирамиды». И понёс по этому поводу, торопливо закусывая. На него смотрели как на больного.
– Никак не пойму я, – продолжал Кузьмич. – Недавно услышал по телевизору: кудахчет, мол, для народа, а яйца несёт для себя… Это как понимать? Все-таки партийные деятели…
Губернатор покраснел – то ли от конька, то ли от слов Кузьмича. Каков сукин сын оказался. Даром что в безлюдье вырос, хотя должен бы понимать, прежде чем клювом щёлкать.
Илья изо всех сил давил ногой Кузьмичу в башмак и смотрел тому в глаза: «Заткнись, выдвиженец… Нашёл время для дискуссий!»
Губернатор взглянул на часы и сразу же оттопырил губы. Засиделся тут с вами, товарищи дорогие.
– А теперь охота! – обрадовался олигарх.
Мужики встали, потянулись к выходу. Расселись без лишних разговоров в машины и поехали следом за зеленым «уазиком». В нем сидел егерь с рысьими глазами.
На первой развилке «уазик» остановился.
– Кто будет здесь стоять? – спросил егерь. – Ты, Илья? Ну, хорошо. Будь осторожен. По кустам не стреляй.
Тронулись давно неезженым просёлком, прошли с километр и вновь остановились. На этом месте остался начальник УВД Мухлынин.
– Поезжай, – махнул тот рукой перед лицом у егеря, – нечего меня инструктировать… Я сам, если надо, проинструктирую…
Вскоре огромный участок леса оказался перекрытым. В нём образовалось кольцо. А чуть позже загремели, залаяли по-собачьи мужские голоса. Из поросшего ельником лога выскочили несколько лосей и метнулись прочь. Молодняк жался к материнским животам. Лось-самец задрал кверху рога и рысью пошёл сквозь заросли вглубь леса – подальше от стога сена. Стога были смётаны специально для лесных четвероногих на случай зимней бескормицы.
Стадо растаяло среди густых зарослей, словно его никогда не было. Только следы напоминают о них.
Егерь посмотрел в отпечаток копыта. В стаде остался единственный взрослый самец. Только бы не вышел на выстрел. Егерь знал всё стадо наперечёт.
Примерно на середине участка следы разошлись в разные стороны. Егерь двинулся по следу более крупного животного. Следы у того глубоко отпечатывались в сыром подлеске. Егерь даже успел позабыть, для чего бредёт среди леса, как раздалась автоматная очередь. Как раз в той стороне, куда тянулась цепочка следов.
Егерь плюнул с досады, ускорил шаг в сторону выстрелов и вскоре вышел на губернатора. Тот поставил ногу на труп лося и позировал, держа в руках охотничий карабин. Леонида Ильича фотографировали. Автомат, из которого губернатор перед этим стрелял, находился теперь в руках у начальника УВД.
«Быстренько они сошлись на дорожке…» – подумал егерь, обходя стороной и стараясь не попасть в объектив аппарата. И когда вновь посмотрел в сторону добычи, то заметил мощные ветвистые рога. Под выстрел попал хозяин стада.
– Давно я хотел иметь такую добычу, – радовался губернатор. – И фото такое хотелось иметь. Но больше всего – рога лосиные.
Порошин закончил позировать, вернул винтовку Мухлынину и продолжил, захлёбываясь:
– Выходит он на меня, вихляя, – всё, думаю. Промахнусь. Все-таки давно не держал в руках автомат.
– Да-а… – мычал в ответ начальник УВД.
– Но не всё пока что потеряно, – улыбался губернатор. – Руки помнят…
Он оглянулся в сторону егеря и приказал:
– Дай команду, охота закончена. Мы не серийные убийцы – мы государственные деятели, – и уставился на лосиные рога, неожиданно замолчав. Где-то он видел этого егеря – с такими же рысьими глазами. Но где?
Глава 6
– Тебе говорили, что ты хуже всех остальных? – наезжали на Тимофеича жена с дочерью.
– А он у вас пробовал толчёный пенис? – отвечал в том же духе Шубин. – Если нет, то пусть непременно попробует. Как рукой снимет…
Тимофеич сам себя не узнавал. Обычно спокойный, мужик превратился в настоящего вампира. Он словно бы только что открыл глаза на мир, удивился, и не хотел больше их закрывать.
Утро только что началось, а «разбор полётов» был уже в самом разгаре. Нет бы поехать троим на дачу да заняться землёй. Но нет. Воткнулись жалами в самое темечко и тянут оттуда кровь. Капля за каплей.
– Вы закончили? – спросил Тимофеич.
– Нет пока что, – за троих отвечала жена.
– Зато я закончил, – заявил Шубин. – Достали вы меня, можно сказать, до белой глины. Живите себе. Ведите хозяйство, а я на вас посмотрю. Со стороны…
– О чём это он? – удивилась дочь.
– Был рад с вами познакомиться. Пока, – закончил Тимофеич, вышел за порог и хлопнул дверью. Летом он в гараже не замерзнет, баня в районе работает, пищу приготовить тоже есть на чём. Отныне он никому не должен.
Николай Тимофеевич вышел из подъезда и направился в сторону остановки, всасывая воздух раздутыми в ругань ноздрями. Легко быть холостым человеком. Никто тебе в рот не заглядывает, никто тебя на сквернословие не провоцирует. Странно даже, почему он давно об этом не догадался. Бродил мыслями вокруг да около, а до глубины так и не доходил.
Будучи в расстроенных чувствах, Тимофеич решил ехать общественным транспортом. Войдя в троллейбус, он вдруг решил переключить сознание на другую тему, но затея оказалось безуспешной: в голове возникали всё те же лица – жена и дочь, дочь и зять. Либо все трое вместе.
Добравшись до места, он вышел из троллейбуса и пошёл в сторону завода, к административному корпусу. Начальник службы безопасности Осадчий оказался на месте. Он сидел себе за столом как огурец и поглядывал поверх очков. Они поздоровались, словно впервые друг друга видели. Это и понятно – в гараже мы все товарищи, а на работе – сослуживцы.
Осадчий выписал бумажку и отправил Тимофеича в отдел кадров. А уже к обеду Шубин оказался зачисленным в штат заводской службы безопасности. Оставалось лишь пройти собеседование с генеральным директором завода. Тот лично хотел видеть Тимофеича.
После обеда Шубин вместе с Осадчим направились в новый административный корпус. Генеральный директор сидел на месте. На беседу ушло минут пять – где служил, чем до этого занимался, как семья и как дети…
Тимофеич ни словом не обмолвился о том дыме, который в последнее время вился змеиным хвостом над его жилищем. Мало ли чего в жизни случается. Главное, что предлагаемая работа ему знакома. А что не поймёт, так начальство подскажет.
Генеральный поднялся из кресла и пожал Тимофеичу руку.
– Ваша кандидатура меня устраивает, – сказал он. – Идите, работайте…
Осадчий и Шубин вышли от директора и направились через дорогу в старую контору.
– Думаю, надо решить навсегда, – проговорил Осадчий. – Обращаемся друг к другу на «ты» безо всяких. Карьеру мы с тобой давно совершили, так что нечего нам выпендриваться… Можешь меня хоть Степанычем звать, хоть Мишей. Мне без разницы.
– Взаимно… – согласился Шубин.
– Теперь второе, – продолжил Осадчий. – Ахмеров не должен знать о наших отношениях. А мы о нём должны знать всё. Сейчас возьмём план подземных коммуникаций и пойдём на место. Мне самому интересно узнать, что там к чему.
Они вошли в контору, поднялись на второй этаж. Ахмеров торопился по коридору с бумагами под мышкой.
– Зайдите ко мне, Дмитрий Иванович, – произнес официальным голосом Осадчий. – Вопрос надо решить.
Втроём они вошли в кабинет и сели к столу.
– У нас с сегодняшнего дня новый сотрудник, – проговорил Осадчий и указал ладонью в сторону Шубина. – Николай Тимофеевич служил, как и многие из нас. Ты его знаешь по нашей дамбе. Образование у него юридическое. Будет помогать нам в оформлении материалов по кражам, поддерживать отношения с полицией, а также займётся дамбой. Далее, что касается переписки со сторонними организациями, – тоже он будет заниматься. Опыт у него в этой области большой…
Ахмеров тряс в ответ головой, отчётливо понимая, что его слегка отстраняют от дел. А ведь он изо всех сил старался. Каждую бумажку со всех сторон, можно сказать, обсасывал.
– Какие же тогда у меня будут обязанности? – не выдержал он.
– Мы поделим функции. Вы займетесь складами, а также испытательным полигоном. Там у них недостатков хватает. Спят напролёт ночами.
Ахмеров поджал губы. Какие могут быть вопросы, если начальство давно решило.
– Михаил Степанович, – дернулся он, словно только что вспомнил. – Совершенно забыл. Опять звонили из той организации – просили план.
– На кой он им сдался? – вскинул на него глаза Осадчий. – Не спросил?
– Нет…
– А надо бы! – Осадчий отвёл глаза. – Ты в следующий раз спрашивай.
– Хорошо…
– Нам самим не сразу их выдают, – ворчал Осадчий. – А тут подавай каким-то… Я тут заехал по пути, а их и в помине там нет.
– Нет, ну всё же, – Ахмеров повел плечами и вроде как лязгнул зубами. – Официальный запрос…
– Надо будет – новый запрос подготовят. А бумаги у меня в сейфе пусть пока лежат. Так?
– Так.
– Или, может, я не прав? Может, я в чем-то заблуждаюсь?
– Пусть лежат… – сказал треснувшим голосом Дмитрий Иванович.
– Тогда ты свободен, – проговорил с железом в голосе Осадчий. – А мы с Николаем Тимофеевичем пойдём на завод. Представлю его главному инженеру. Посмотрим объекты.
Ахмеров не стал дожидаться, когда ещё раз укажут на дверь. Встал, придвинул стул и вышел.
– Сдается мне, именно он говорил с тем субъектом по телефону, который за дверью торчал, – убавив голос, продолжил Осадчий. – Либо я чего-то не понимаю. Надо что-то придумать.
Он вынул бронзовую печать и приложил к сейфу. Слабая, конечно, защита, но будет хотя бы известно, открывали сейф в его отсутствие или нет.
Они вышли из кабинета и направились на территорию завода. Оказалось, главный инженер завода Меркурьев имел два кабинета – в конторе, возле завода, а также внутри. Вероятно, так ему было удобнее. Старый хрыч хотел находиться ближе к производству.
– Слушаю вас внимательно, – ухмылялся он, глядя серыми выцветшими глазами. И подал иссохшую ладонь. – Каким ветром?
– Дела, – ответил Осадчий.
– Прошу садиться, но помните: минута специалиста стоит намного выше, чем вы думаете, хе-хе. Между прочим…
– Мы по делу, – прервал его Осадчий и представил Шубина, назвав его полные данные.
– Из ваших тоже?
– Отчасти. У меня к вам вопрос, как к специалисту. Некая организация требует выдать ксерокопию плана дамбы. Что вы думаете по этому поводу. Для чего он может понадобиться?
Глаза у Меркурьева блеснули.
– Документ с грифом «секретно», – напомнил Осадчий.
– Честно говоря, я не сторонник разводить бодягу, но в данном случае я бы тоже задумался, как и вы.
– Дело в том, что этой организации нет по указанному адресу, – пояснил Осадчий.
– Тем более…
Меркурьев поднялся из-за стола и подошёл к окну. Вдали желтели широкие заводские ворота и двери проходных. Справа маячила серая вышка часового.
– Вопрос с дамбой скоро будет решён, – сказал он, не оглядываясь. – Мы не имеем к ней никакого отношения… Её отдадут городу
– Понятно, Владимир Николаевич, – произнёс Осадчий, вставая.
– Так что я не стал бы особо переживать, – дополнил главный инженер, улыбаясь и показывая жёлтые зубы. – Охрана тоже будет передана городу…
Оба посетителя вышли из кабинета, спустились вниз старинными чугунными ступенями и направились к проходным.
– Тот ещё тип, – усмехнулся Осадчий. – Ни одного директора, видать, пережил…
– Я что думаю, Степаныч, – оживился Шубин. – Если кому-то нужны эти документы, пусть они их сами возьмут. Зарядим сейф – и пусть наслаждается.
– Чем? – удивился Осадчий.
– Родамином. Берешь бумажонки, патрон специальный – и в сейф. Хлопок – и вся рожа красная. Чем больше трёшь, тем краснее. Либо можно поверху посыпать.
– Потом сам будешь, словно клоун, – усмехнулся Осадчий.
Тимофеич задумался: к дамбе настолько привыкли, что успели забыть – для чего она там построена.
– А если запрос – дело рук журналистов? – подал он идею. – Решили, может, раздуть кадило и теперь ищут, к чему прицепиться.
– Не спорю. И это может быть…
Они вышли через проходную, поднялись в кабинет к Осадчему, разложили бумаги на столе и принялись рассматривать план.
– Это что у нас? – спросил Шубин.
– Трубопровод узкого диаметра.
– Для чего?
– Мазут перекачивают…
Осадчий вынул из ящика линейку, измерил размер сечения и стал считать на бумажном листе.
– Всего сто миллиметров, так что проползти по нему на завод невозможно, – сделал он вывод, откладывая карандаш.
– А здесь что за выемка? – щурился Шубин.
Осадчий вновь ухватился за линейку. Размер – дело наживное. Знай, переводи сантиметры в метры или километры.
– Выемка, выемка… – бормотал Осадчий. – Толщина стен всего восемьдесят сантиметров, зато длина около двухсот метров. Но сверху её не видно, когда находишься на месте. Там же подушка песчаная, а сверху бетон.
– Выходит, намыли песок и на том успокоились. Такое ощущение, что хотели оставить карман… Надо бы сходить нам сюда. – Палец у Шубина упёрся в тоннель. – Насколько мне известно, здесь дежурит смена слесарей. Насосы. Электрические двигатели. Трубопроводы.
Осадчий свернул бумагу.
– Ну что ж… Настало время туда нам сходить… – И добавил горестно: – Словно на чужой территории живём в последнее время.
На машине Осадчева они прибыли на дамбу со стороны старого моста. Стрелок Недобайлов выглянул в окно, но выходить не торопился.
– Открывай, – махнул ему из машины Осадчий.
Однако тот не больно-то разбежался. Поправил на ремне карабин и отошёл от окна.
– Дитя природы… – продолжил Осадчий.
Стрелок вышел из будки и направился к приезжим. Миновал закрытый шлагбаум, приблизился к машине и остановился.
– Всё в порядке, товарищ полковник.
– Вот и замечательно. А теперь открой нам, Павел Михайлович. Ключ с тобой?
Ключа у Паши не оказалось. В самом деле, дитя: выходит, что дальше по воздуху должны лететь проверяющие.
– Отвори калитку!
Осадчий нервничал. Кадры подбирать – его прерогатива. Вот и набрал, получается.
Красно-белая труба между тем поднялась.
– Не говори никому, что мы едем, – велел начальник и включил передачу.
Паша кивнул в знак согласия, состроив на лице подобие улыбки. Машина обошла домик слева и двинулась к центральному посту. Обошла его и остановилась. В окнах было пусто.
– Куда его черти унесли?.. – Осадчий полез из машины.
Они подошли к двери, огляделись, затем поднялись на второй этаж. Набоков Андрюшенька, лежебока окаянный, дремал на стуле, вжавшись в угол.
Осадчий кашлянул – не испугать бы часового. Набоков инстинктивно дёрнулся, ловя спросонья кобуру револьвера.
– Извини, малость потревожили… – Осадчий улыбался. Радость-то какая. Часового на посту нашли – живого и невредимого. И оружие при нём. Висит себе в кобуре.
– Извините, товарищ полковник, больше не повторится, – лебезил Набоков.
– Хоть бы закрылся от греха…
– Вынужден сам на пост выйти, – оправдывался Набоков, глядя в сторону Шубина. – Человека забрали, а взамен никого не даёте. Может, найдёте кого?
– Потерпи, – сказал Осадчий, глядя мимо Набокова. – В конце недели должен выйти один.
– Значит, можно надеяться…
Осадчий посмотрел через окно вдоль берега и стал спускаться вниз. Набоков кинулся следом. И только после этого спустился Шубин.
– Поглядывайте тут… – проговорил Осадчий. – Никакого движения – ни вдоль, ни поперёк. Усвоили?..