Тёмные воды

Собравшись с мыслями, я поёжился и пошёл вслед за тётей к показавшейся из черноты громады лестничного массива.

Лестница – слишком большая, слишком громоздкая, чтобы умещаться в нашем ручном конусе света – казалась чересчур внушительной для окружающей обстановки и, наверное, какой-нибудь роскошной гостинице подошла бы куда вернее, нежели самому богатому из жилых домов. Ступени, теряющиеся во мраке, были широки даже для небольшой группки людей, вроде нашей, и вызывали неприятное ощущение агорафобии – боязни огромного открытого пространства, к которой ранее не могли подтолкнуть ни отрезанная от остального мира верхушка скалы с купальнями, ни даже открытый всем ветрам надземный переход.

Стараясь не смотреть по сторонам – только себе под ноги и изредка на перила – я поднимался всё выше и выше, полагая, что пролёт должен бы рано или поздно закончиться – но тот упрямо устремлялся вверх, игнорируя усталость и боль в моих ногах. И даже долгожданная широкая площадка появилась как будто бы внезапно – просто нога моя, в очередной раз занесённая для высокого шага, неуклюже обрушилась вниз, стукнувшись о гладкое дерево пола.

Могучая лестница поворачивала на этом участке и уходила выше в обратном направлении, давая понять, что перед взглядами нашими предстало не более чем зажатое меж этажами помещение – однако тётя Мэй не спешила поворачивать и продолжать путь наверх. Она как зачарованная покачивалась на одном месте, прильнув к перилам слева от себя, и медленно светила фонариком из стороны в сторону без конкретной цели и какого-либо смысла.

Не желая лишний раз тревожить женщину, я вышел немного вперёд и попробовал вглядеться в темноту напротив себя. Там, за пологом мрака, виднелось подобие невысокой арки, открывающей проход в соседние помещения – но я совершенно не мог взять в толк, что именно могло располагаться там, на этом уровне. Насколько я знал, подобная конструкция шла вразрез с архитектурными принципами прошлого и сама по себе выглядела довольно странно – ведь если соседняя пристройка находилась между уровнями основных этажей, то что же могло служить её основанием?.. После того, что мне уже привиделось в этом странном доме – я начал относиться с куда большим опасением к новоявленным открытиям.

Я отвернулся от манящей загадками темноты и снова обратил внимание на Мэй. Та, с трудом отходя от своего непонятного транса, начала медленно продвигаться дальше по лестничной площадке – хотя внимание её до сих пор было приковано к одному участку перил. Проникнувшись любопытством, я аккуратно подошёл ближе, но увидел там, на дорогом дереве, одну лишь серию бессвязных засечек… В них не было видно особого смысла и ритма – только хаотичный разброс. Однако на границе памяти моей при виде этих непонятных царапин как будто бы зазвенел маленький колокольчик узнавания…

Внезапно вернувшись к жизни, Ямато-старшая шумно втянула ртом воздух и, чуть не падая, качнулась в мою сторону. Оторвавшись от раздумий, я тут же двинулся навстречу женщине, чтобы подхватить её – но та мгновенно вернула себе контроль над ситуацией и чудом удержала равновесие.

Окинув тёмное помещение ошеломлённым взглядом, вдова прочистила горло кашлем так, словно не говорила уже целую вечность, и с выражением непонятной тревоги на лице промолвила:

– Плотина… – и тут же вступила в диалог с самой собой. – Какая плотина?.. При чём тут?.. Аки… Ами?.. Что это было? Юичи?..

«Аки» и «Ами»?.. Впервые я слышал, чтобы Ямато-старшая называла своих дочерей так… И это обращение ко мне… В нём было больше растерянности, чем раздражения или недовольства – впервые за время нашего знакомства.

Не дождавшись ответов – я даже не представлял, чем можно было отреагировать на слова женщины – Мэй просто с силой провела по лицу ладонью и, борясь с трясущимися коленями, двинулась ко второму пролёту исполинской лестницы.

Я поднимался за ней с тяжёлым сердцем – простое слово, произнесённое вдовой после пробуждения от транса, засело в моём сознании и не желало так просто покидать его. Вышагивая по крутым ступеням, я только и думал, что об упомянутой плотине – вспоминал мельком виденные карты местности, рассказы взрослых о бурной реке и опасных порогах… Перерыл все кладовые памяти – но так и не смог найти ни единой зацепки. Ничего, что намекало бы на существование какой-либо плотины на много километров окрест. Но… значило ли это, что галлюцинация Мэй – чем бы она ни была – не имела отношения к реальности?.. Признаться, мне очень хотелось в это верить – ведь с нас и так уже было достаточно догадок, и каждая новая как будто бы отдаляла меня от прежней, реальной и простой жизни. Казалось, ещё несколько часов этого кошмара – и я окончательно потеряю связь со своим прошлым. Со школой, с друзьями… с тем, во что можно было верить.

Мне было страшно. И становилось только страшнее с каждым новым шагом, с каждой ступенью устремляющейся в черноту лестницы.

Но, в отличие от срединной площадки, второй этаж возник именно тогда, когда его ждали больше всего… И в единый миг, просто переступив через последнюю ступень – мы вдруг оказались в совершенно ином месте и времени. Снаружи этого не было видно, но весь верхний блок особняка представлял собой старинный дом времён создания деревни – с чудом сохранившимися бумажными створами окон, с тончайшими скользящими перегородками-дверьми и пронзающим насквозь изыском древности.

Мы были заворожены. С первого же шага в небольшой зал, прилегающий к угловой секции коридора, я почувствовал себя путешественником во времени, забредшим в самый утончённый из периодов японской истории – и буквально влюбился в тот неброский колорит, коим дышало окружающее меня пространство. И если оставленный позади первый этаж напоминал классическое жильё начала восьмидесятых-девяностых годов, то этот уровень – против всякой логики – как будто бы существовал тут всегда…

Промедлив секунду-другую, Ямато-старшая принялась ходить из стороны в сторону, точно турист на музейной экспозиции: освещая обступающий нас мрак фонариком, она прошла вдоль стены по левую руку от себя, бережно коснулась выцветших узоров на бумаге, оплетающей бамбуковый каркас рамы; приникла к растрескавшейся вазе, некогда содержавшей небольшое ухоженное деревце; задержалась у выемки в стене, украшенной полотном неизвестного мастера – почти не истлевшим, в сравнении со всем убранством нижнего уровня.

– Почти как мы с вами сегодня, – негромко произнесла Мэй, указывая на картину, изображающую одинокого рыбака, стоящего по пояс в бурной воде. – Только он на такое решился сознательно…

– А почему он не ловит с берега?.. – поинтересовалась Акира, подходя ближе к картине. – Или с лодки?.. Так же очень холодно и трудно, наверное…

– Да уж, – Ямато-старшая кивнула. – Очень трудно… И, наверное, так у них тогда было принято… Это же рыбацкая деревня, и она тут была задолго до вашего рождения…

– И до рождения Юичи?

– Даже до моего, – вдова с тусклой улыбкой потрепала дочь по волосам.

Рыбацкая деревня, стоявшая на этих камнях долгое, долгое – не меньше сотни-другой лет – время. Место, отрезанное от остального мира. Самодостаточное, независимое, верное древним традициям… Что же могло здесь случиться? Что разом опустошило целое поселение, оставив лишь слабые следы человеческого присутствия?

– Странно, – хрипло произнесла Мэй, отшатываясь от стены.

С трудом сохраняя равновесие, она шагнула вбок и неуклюже осветила прилегающий к комнате коридор – тот выходил во внутренний двор, переходя в массивную полосу закрытого бамбуковыми створками балкона.

– Что странно?.. – тут же поинтересовалась Акира, бросая торопливые взгляды на изъеденные рваными пятнами бумажные квадраты, вздымающиеся от борта балкона до самого потолка.

– Нет, ничего. Показалось, – промолвила женщина, силясь сделать ещё один шаг, но ноги её дрожали всё сильнее, и близок был момент их полной капитуляции под весом пусть хрупкого, но отнюдь не пухового тела.

Не задумываясь о последствиях, я спокойным шагом приблизился к женщине и якобы невзначай – чтобы не беспокоить девочек – встал чуть впереди и слева от неё, подставляя плечо. Мэй, к моему огромному облегчению, отреагировала незамедлительно – осторожно ухватилась за мою руку чуть выше локтя, не желая демонстрировать полную меру своего бессилия, но и не отказываясь от помощи.

Такой странной процессией мы и двинулись дальше в поисках укрытия. По коридорам второго этажа свободно гулял ветер – незастеклённые окна и ставни оставляли ему знатный простор для манёвров – и в его навязчивом присутствии сам воздух начал казаться непривычно холодным и как будто бы даже живым.

Взяв на себя ведущую роль, я без тени сомнения свернул направо и повёл своих спутниц тем путём, что привёл нас к трапезному залу этажом ниже: расположение комнат в этом крыле было мне как минимум знакомо, и я представлял, чего следовало ожидать. Хотя бы приблизительно.

Луч тётиного фонаря гулял из стороны в сторону, заставляя меня переживать куда сильнее, чем в тесных клетушках первого этажа: то и дело выползающие из-за опор провалы балкона каждый раз пугали порывами ледяного ветра и неспокойным грохотом гуляющих ставен – тот доносился словно бы отовсюду разом и ниоткуда в частности – а ноющий скрип старинной конструкции заставлял вымерять шаги с ювелирной точностью. Казалось, стоило хотя бы на секунду отвлечься, ступить мимо верного участка – и весь массив этажа моментально рассыплется в пыль.

Я постарался не смотреть по сторонам и просто пошёл вперёд. Прямо по широкой деревянной ленте, отделяющей одну развилку от другой. Расстояние, время, усталость – я заставил себя забыть обо всём этом, надеясь, что решение всех проблем обнаружится само собой. И… Ответ на мои мольбы не заставил себя долго ждать.

Пройдя всю длину парковой зоны, мы, наконец, вышли к тёмному и пугающе простому перекрёстку. Тот был столь неказист и тёмен, что я уже готов был проклясть самого себя за выбор неверного маршрута, как вдруг почувствовал усиливающееся давление пальцев тёти Мэй.

– Я как будто бы узнаю это место, – с трудом произнесла женщина, противясь накатывающим вместе с головной болью воспоминаниям. – Как будто бы видела его… Там… На лестнице…

На лестнице?.. Или, может быть, с лестницы?.. Впрочем, смысла не имела ни одна из этих словестных конструкций!..

– Слева, – промолвила тётя без малейшей уверенности. – Они… пришли… слева?.. Те, кто попытался меня остановить… Меня?.. Или…

Вдова определённо бредила. И чем больше времени мы проводили вот так, на своих двоих – тем хуже становилось её состояние, тем быстрее уходили силы из миниатюрного тельца, и тем сложнее нам было сохранять иллюзию контроля над ситуацией. Нужно было действовать решительно – и я, восприняв растерянный тон Ямато-старшей за подсказку, решил последовать пути действующего лица галлюцинации: потянул Мэй за собой направо, в сторону от неведомых перехватчиков. К той самой зоне, где, уровнем ниже, должен был располагаться обеденный зал.

– Сюда… – тётя говорила уже полушёпотом, едва слышно. – Они не… Не решатся пойти следом… Не смогут… Им нельзя.

Я не успел даже сообразить, как и когда Акира оказалась рядом. Подхватив мать с противоположной стороны, поддержав её крохотным плечиком, девочка легко высвободила рукоять фонарика из обессилевших пальцев вдовы и бережно передала его мне.

Обмякая в наших с Акирой руках, Ямато Мэй успела просипеть лишь одно слово. То самое, что поставило меня в тупик несколько минут назад.

«Плотина!..»

Шумным комом из ног, голов и мелькающих ладоней мы преодолели последний отрезок пути и, почти случайно обнаружив полуприкрытый пластиной двери проём, ввалились в какое-то тесное, мрачное помещение без каких-либо украшений и видимых деталей. Единственным, что сразу бросилось в глаза, была истлевшая ширма с нечитаемым символом, превратившимся от старости в россыпь измазанных пятен. В иной раз я побрезговал бы даже подойти к этой распадающейся под собственным весом тряпке, но обстоятельства заставляли действовать решительно: чуть ослабив хватку на талии Мэй, я отступил вглубь комнаты и отодвинул кончиком фонаря полог ветхой ткани. И тут же обнаружил в каком-то метре за ним точно такую же преграду – чуть менее истрёпанную, но всё равно вызывающую лишь глубокую неприязнь. Картинка на этой – второй – ширме тоже казалась испорченной, но теперь на застывшем вне времени полотне можно было различить едва заметные следы человеческих трудов: герб Дома как будто бы измазали грязью, и кое-где он был затёрт до полной неузнаваемости.

Осторожно протащив тётю сквозь тяжёлые объятия старой ткани – отодвигать ширму я не решился, слишком велик был риск быть под ней погребённым – мы с Акирой без лишних слов прислонили вдову к стене и взяли минуту передышки.

Стараясь не отходить от семейства Ямато слишком далеко, я придвинулся ко второй занавеси и бережливо развёл её края в стороны. И… луч света, исходящий из моей ладони, упёрся в очередное препятствие из ткани. Третье по счёту и – по моим догадкам – едва ли последнее. Интересно, как далеко тянулась эта комната вдоль коридора, и для чего могла предназначаться?..

Я быстро вернулся к тёте Мэй и вновь взял её под руку. Акеми если и начала понимать, что мама её близка к обмороку – то не подавала вида, и мы с Акирой смогли продолжить путь без лишних проблем. Молча миновали вторую ширму. Третью. Подошли к четвёртой – самой целой из всех – и только тогда Ямато-старшая вновь принялась бормотать что-то в полубессознательном бреду.

– Всё будет хорошо, – зачем-то произнёс я, глядя в одну точку перед собой. – Мы в безопасности… Тут нас никто не найдёт. Мы просто дождёмся утра и…

– А что, н-нас к-кто-то может искать?! – Акеми подала голос впервые за последние часы, и я моментально почувствовал ту пропасть, что лежала меж нею и её сестрой. – Ю… Юичи… Это правда?..

– Он просто для примера сказал! – шикнула на близнеца Акира. – Но если будешь так каждой глупости бояться – то непременно кто-нибудь придёт и съест тебя! Так что будь уже взрослой, как мы с Юичи. Хорошо?..

Акеми не ответила. Я очень надеялся, что она просто кивнула сдавившей нас темноте, но вперёд двинулся с тяжёлым грузом на сердце. Последняя ширма… Её от предыдущей, казалось, разделяло несколько большее расстояние, и пол в этой части помещения казался каким-то другим, чуть более ухоженным что ли.

Не дав мне собраться с мыслями, Акира маленькой лисичкой юркнула вперёд и с силой оттолкнула свешенные с гардин тканевые крылья в стороны, открыв нашему взору то, что некогда являлось приёмными покоями главы этого Дома – невысокий постамент, спрятанный за тонкой бамбуковой занавеской и окружённый множеством круглобоких металлических ваз. Небольшое – как могло показаться сначала – пространство как будто бы расступалось перед этим величественным деревянным возвышением, и стены по сторонам от меня вдруг потеряли свою удушающую навязчивость.

Я не знал, каким целям служили эти палаты – принимал ли в них глава Дома нуждающихся, или же просто коротал вечера в тумане расслабляющих благовоний – но выглядели они достаточно неплохо. Для части дома, уже почти уступившего влиянию стихий и времени.

Наверное, здесь даже можно было остановиться для ночлега.

Акира, вновь продемонстрировав завидную находчивость, метнулась по направлению светового конуса и в мгновение ока осмотрела скрытый от взглядов закуток с постаментом. Силуэт девочки, мгновение назад дублирующийся страшной тенью на деревянном полотнище занавеси, неведомо как оказался по обратную сторону от последней и замелькал там, точно герой из детских мультфильмов.

Стараясь обеспечить находчивой спутнице наилучшее освещение, я обошёл святая святых особняка со стороны – но в этом как будто бы уже не было необходимости: выскользнув из-под бамбукового экрана, призванного скрывать лицо главы Дома от посторонних, Акира оказалась рядом со мной и матерью. Всем своим видом девочка давала понять, что лучшего места для привала нам не найти, однако слова прочно застряли в груди ребёнка, стиснутые страхом, и тут уж не мне было её судить.

Освещая дорогу, я попытался протолкнуть занавесь внутрь закрытых покоев – но моментально натолкнулся на преграду из двух деревянных колонн, возвышающихся по сторонам от постамента – и потому был вынужден оттянуть преграду на себя, чтобы открыть девочкам больше пространства для манёвров. Безмолвно скооперировавшись, те помогали Ямато-старшей взобраться на хозяйское возвышение – достаточно широкое, чтобы вместить всех нас – и всё, наверное, прошло бы очень легко быстро, не окажись Акеми самой собой. Совершая массу ненужных движений, постоянно оглядываясь по сторонам и бросая в мою сторону полные ужаса взгляда, она не только не помогала сестре, но порой даже мешала ей, оттягивая руку матери назад или теряя равновесие на ровном месте.

Моя рука уже начинала затекать, когда девочки всё-таки справились со своей задачей. Уложив Мэй по центру постамента, они уселись по обеим сторонам от неё и как по команде вцепились в рукава её куртки своими крохотными пальчиками.

Оставив свой неприятный пост, я последовал за близнецами. Занавесь, лишившись поддержки, негромко хлопнула по колоннам за моей спиной, и уже через миг после этого наш тёмный закуток погрузился в настоящую, неподдельную тишину. В ней можно было различить каждый тишайший вздох любой из сестёр, каждый скрип половицы под их коленями… На самом краю восприятия мне даже почудились частые удары сердца Ямато Мэй – но тут, наверное, надо мной просто издевалось воображение вкупе с обременяющим, проникшим в каждый сустав и каждую косточку страхом.

Стараясь совершать минимум движений – шорох рваной куртки казался неправдоподобно, неприятно громким – я поводил фонариком из стороны в сторону, но не нашёл ничего принципиально нового. Как и всё помещение до него, тупичок этот казался весьма простым и скромным. В нём не было следов того величественного наследия, что встретили мы, ступив с широкой лестницы, и даже курильницы для благовоний не казались такой уж старинной редкостью. От подушек, на которых некогда восседали главы Дома, не осталось даже намёка – постамент был гол и пуст – а многочисленные украшения из бумаги и ткани в большинстве своём покоились на полу, снедаемые беспощадным тленом.

– А мама… умрёт?.. – голосок Акеми, хрупкий, едва слышный, похожий на шелест осеннего ветерка заставил меня вздрогнуть от неожиданности. – То есть… мы все?..

– Да что ты несёшь! – пискнула Акира, борясь одновременно и с прежними страхами, и с тем новообретённым, созданным неуместными догадками сестрёнки-близнеца. – Не будет этого! Никто не умрёт!.. Ведь так, Юичи?..

– Тётя… Мэй просто устала, – подтвердил я, стараясь не смотреть в сторону девочек. – Она ведь машину вела… А потом столько сил потратила, чтобы нас всех провести по дому…

– Вот именно! – снова взяла инициативу на себя Акира. – Так что… просто доверься нам! Юичи защитит и её, и… и нас с тобой!

Я не смог сдержать нервного выдоха. Девочка сбросила всю ответственность на меня с такой уверенной лёгкостью, что сделалось просто не по себе. Она ведь почти не знала меня – то есть не в таких ситуациях, не при нынешних обстоятельствах – но всё равно готова была вверить мне – мне! – заботу об их общей безопасности?.. Притом, что я сам в себе не был уверен даже на десятую долю процента?..

Зачем Акеми вообще подала голос… Зачем покинула свой крохотный, безопасный мирок?!

Вознамерившись занять себя хотя бы действием, я поискал над собой подходящий уступ или поверхность, на которой можно было бы оставить фонарь, но окружающие нас колонны – четыре шеста из красного дерева, средней толщины – пусть и были плотно оплетены истрепавшимися нитями, но всё равно оставались слишком ровными для моих целей. Тогда я переключился на стены священных палат – с тем же результатом. Казалось, приёмная владыки Дома состояла из одних только прямых линий, без резких переходов… за исключением, может быть…

Подивившись собственной простоте – самое очевидное решение посетило меня напоследок, словно бы в насмешку за все предыдущие попытки – я подался в сторону, чуть шагнув с постамента, и придвинул ближе тяжёлую чашу-курильницу. Фонарь отлично лёг на край её поверхности, и убежище наше оказалось неплохо освещено – хотя могло показаться, что ложившиеся на противоположную стену тени давали куда больше злого мрака, чем успевал поглощать очистительный свет.

Оказалось, что руку мою уже сводило от напряжения. Стоило только избавиться от лёгкой, но ответственной ноши, как правое запястье моё свело судорогой, а у локтя образовался ноющий комок боли.

– Юичи, – Акира подсела ко мне ближе, бросая на сестру успокаивающие взгляды. – А сколько времени осталось до рассвета?..

– Не знаю, – отозвался я, машинально посмотрев на левую руку – туда, где обычно располагался циферблат подаренных папой часов. Теперь там была только бледная кожа с едва заметными кровавыми потёртостями. Когда и где мог лопнуть надёжный кожаный ремешок?.. Я даже не представлял. – Меня угораздило потерять и телефон, и наручные часы…

– Почти все вещи остались в машине, – понимающе поддержала девочка. – Наши мобильники тоже. И мамин, наверное… Я не знаю…

Я отрешённо откинулся назад, к одной и колонн. Привалился к ней затылком, чувствуя, как стучит в сосудах на висках кровь… и понял, что не могу выдавить из себя больше ни единой эмоции. Наверное, мне стоило бы расстроиться из-за потери памятного подарка, вспомнить о стоимости пусть не нового, но добротного мобильного телефона, однако… Мне было всё равно.

– В любом случае, – хрипло промолвил я, взглянув на собеседницу искоса. – Мы не сможем ускорить наступление рассвета… И не увидим его отсюда.

– Окон нет, – подсказала Акира, изо всех сил стараясь быть полезной.

– Да, – я кивнул. – Да, точно. Так что… Не знаю… Нам просто нужно продержаться несколько часов. И потом выйти наружу… кому-нибудь одному. Не обязательно всем сразу…

На этот раз моя маленькая спутница смолчала, хотя даже ей было ясно, что на разведку мог пойти только я.

– В общем… Просто побудем здесь немного. Вы… будьте рядом с тётей… С Ямато… Ну вы меня поняли – с Мэй…

– Да, – Акира неуверенно кивнула. – Да, так и сделаем…

Кивком я отправил девочку от себя – она определённо хотела обсудить что-то ещё, поговорить дольше, но я почувствовал себя неимоверно вымотанным и хотел просто посидеть в тишине и мнимом одиночестве.

Сколько ещё мог продержаться небольшой фонарик, работавший целые часы без перерыва?.. И как долго мы могли бы продержаться без его спасительного света? Я изо всех сил оберегал разум от этих мыслей, но они валили с назойливостью мушиного роя – и, подобно саранче, уничтожали поля любых других тем для размышления.

Мы ведь были обречены, да?.. Обречены с самого начала…

Отстранившись от колонны, я вновь обвёл взглядом наше тесное убежище. И вдруг обнаружил перед собой едва заметные детали, которых не замечал прежде: неглубокое рассечение на передней колонне слева – примерно на уровне моего плеча – и выщерблину в полу, словно бы оставленную лезвием недлинного клинка.

Чем это могло быть?.. И… что здесь вообще произошло?

Мысленно усадив себя на место владыки Дома, я прикинул, что нож должен был войти в постамент прямо передо мной, ближе расстояния вытянутой руки, и след, оставленный им на колонне, мог быть…

Голову мою пронзила нежданная боль. Её укол – холодный и злой, точно ледяная иззубренная игла – заставил меня согнуться, точно в припадке дурноты… И всего через мгновение голова моя зависла над пробитым в дереве постамента ровным отверстием…

Оно взирало на меня оком – одним из множества любопытных глаз старинного особняка, и, уподобившись увековеченной в словах философа тьме, как будто бы смотрело на меня тем любопытнее, чем дольше я сверлил его испуганным взглядом.

А потом цветной – пусть и состоящий из мрака и света – мир вокруг меня вдруг резко сошёлся в одной точке – и померк.

…Они презирали меня. Все они. Презирали и ненавидели. Бесполезные, бессмысленные глупцы, возомнившие себя хозяевами моего дома! Ничтожества! У них не было ничего! Ничего, кроме молодости и злобы! Гнусные черви, что называли себя моими детьми и внуками – они ползали вокруг, дожидаясь моей смерти, ползали и плели заговоры, надеясь, что старуха Нагато отправится на покой по первому же зову Смерти. Но нет… Нет! У меня ещё было достаточно сил. Достаточно времени, чтобы оборвать все их планы.

– Юкико, – негромко произнесла я, подзывая служанку. Та оказалась у разделяющей нас занавеси в мгновение ока, словно бы только и ждала звука моего голоса. Проклятая бесхребетная гусыня! – Никчёмный повеса, считающий себя моим сыном… Он уже вернулся?

– Нет, моя госпожа, – девушка виновато поклонилась, хотя в движениях её напряжения было больше, чем истинного почтения.

– Тогда пошли за ним кого-нибудь! Этих бесполезных братьев, Дзиро и… второго… Пусть идут! Немедленно!

Юкико поклонилась вновь, но, вопреки моим ожиданиям, не удалилась прочь – а просто уселась в дальнем от меня углу, у самой тканевой ширмы, с выражением усталого раздражения на лице. Даже эта безмозглая девчонка – пустое место, плевок на дороге! – смела игнорировать мои приказы и просто подпирала собой стену моей священной обители! Так, словно имела на то какое-то право! Проклятая простушка, низкорожденная дрянь!

Бурля от гнева, я потянулась к своей курительной трубке и с удивлением обнаружила в ней тлеющую порцию табака. Неужели кто-то из этих мерзких щенков посмел притронуться к ней?.. Или даже подсыпал мне яд?! От моих глупых, завистливых потомков можно было ожидать чего угодно… Я знала! Знала лучше, чем кто-либо ещё!

Стряхнув неизвестное содержимое трубки в курильницу и заново снарядив её – моим старым пальцам было всё труднее справляться даже с этими простыми командами – я с удовлетворением втянула горьковатый клуб плотного дыма.

– Юкико, – позвала я, надеясь, что служанка услышит сиплый звук моего голоса.

– Я здесь, моя госпожа, – та появилась внезапно. Так, словно сидела где-то неподалёку. Хитрая лисица, знала, чем доставить старухе радость.

– Скажи, милая, – при этом обращении Юкико странно вздрогнула. – Мой сын, старший сын – уже вернулся?..

– Нет, владычица. Ещё нет.

– Значит, пора бы отправить за ним кого-нибудь из… Пусть внуки сходят…

– Как пожелаете… госпожа…

С этими словами служанка просто отошла от бамбуковой шторы и присела у стены.

– А за сыном моим… Уже отправили?.. – не пришлось повысить голос, чтобы докричаться до самовлюблённой выскочки, попирающей полы моей обители. – Братьев!..

– Да, – отозвалась Юкико, даже не встав со своего места. – Уже давно… Моя госпожа…

– Как это так, – внутри меня заклокотало праведное возмущение. – Неужто ты просто пытаешься отмахнуться от меня, вшивая девчонка?.. Ты же с места не сдвинулась! Как ты вообще посмела?..

– Моя госпожа, – служанка коснулась лбом пола в глубоком поклоне. – Вы просто… забыли…

– Повтори, – будь в моих пальцах больше силы, я переломила бы мундштук трубки, точно соломинку. – Чтобы я поняла.

– Владычица, вы просите отправить внуков за господином Кайто уже в седьмой раз… И я…

– Вон! – я не находила себя от ярости. – Пошла вон, неблагодарная шваль! Чтобы ноги твоей не было в этом доме! Убирайся из моей деревни! Пошла прочь!

Эти дрянные людишки! Они плели против меня свои заговоры, выставляли сети… Раз за разом, день за днём – пытались упрекнуть меня в старческом слабоумии! У нас выходила изощрённая, злая игра – но и мне было, чем ответить! И когда-нибудь – рано или поздно – эта партия подойдёт к концу! И победителя определит не коварство, а опыт и мастерство. Качества, которые у меня-то давно уже присутствовали в достатке!

Гневно стряхнув табак в металлическую чашу, я потянулась за новой порцией – но обнаружила в кисете лишь жалкие остатки.

– Юкико! – я требовательно постучала ладонью по полу перед собой, призывая служанку – и та объявилась незамедлительно. – Принеси мне ещё табака! И скажи, чтобы никчёмного сына – когда он вернётся – отправили сразу ко мне. А ещё лучше… Пусть за ним сходит кто-нибудь.

Девушка с поклоном протянула руки, и я швырнула в подставленные ладони опустевший кисет.

– Только побыстрее! – я прикрикнула на служанку, подчёркивая наше очевидное неравенство, и уже готова была присовокупить к этому что-то ещё – что-то важное – как вдруг голос мой утонул в шуме, доносящемся снаружи и как будто бы только нарастающем.

Это был… грохот шагов, гомон голосов и что-то ещё… Как будто бы какое-то тело волочилось по полу.

Сухо пожевав губами, я воззрилась на Юкико, но та лишь растерянно пожала плечиками.

– Не знаю, кто посмел опорочить этим грохотом стены моего дома, – слова слетали с языка проще, чем когда-либо. – Но я приказываю вам найти этих гнусных нарушителей спокойствия и публично наказать их! Пусть не смеют в будущем даже смотреть!..

Речь моя оказалась прервана резким скрипом отодвигаемой двери. Грубо толкнув её в сторону до самого упора – и вызвав тем самым ударную волну из грохота и страшных вибраций – неведомый гость принялся вышагивать по моей обители с яростью и целенаправленным упорством настоящего быка. Он был в обуви – подошвы тяжёлых сапог гремели канонадой артиллерийских орудий – и, судя по всему, явился без приглашения. В обход охраны и целого полка служанок.

Да что… Он… О себе… Вообще… ВОЗОМНИЛ?!

Меня трясло. Трясло от бешенства и возмущения. Но переходить в наступление первым глава великого Дома не мог. Не имел права. Это было ниже достоинства моей благородной семьи. И потому, сжав кулаки на коленях, я просто ждала, когда же наглый посетитель осмелится предстать предо мной!

И он пришёл. Прорвался сквозь последнюю ширму, точно выбредший из леса голодный медведь – с той же неудержимостью и манящей, лишающей разума уверенностью.

Это был мужчина. Огромный, широкий в плечах и почти упирающийся макушкой в потолок, он казался каким-то сказочным гигантом, невесть как забредшим в реальный мир. В МОЙ мир. В ту его часть, что принадлежала мне целиком и полностью!

– Назовись! – прорычала я, позабыв о вежливости, но по-прежнему сохраняя достоинство главы Дома.

– Ёсикадзу Кагами, моя госпожа, – пророкотал вошедший низким, тяжёлым голосом, от которого по телу моему пробежала дрожь сиюминутного страха. И, хотя в тоне мужчины не было слышно особенной угрозы – воспринимать его спокойно у меня не получалось.

– И чего же ты хочешь… Ёсикадзу?.. – слова давались мне непросто – недавнее бешенство ослабло, уступив место тревоге.