– Я же скоро приеду, я привезу тебе игрушек…
– Я не хочу игрушек.
Она овладела собой, и озабоченно, рассеянно вертела пуговицу его пиджака, как бы вспоминая, чего она хотела:
– Ты приезжай скорее.
Сказав, она облегчённо вздохнула: она нашла в своём маленьком сердце, чего хотела.
Получивши последнюю телеграмму, Иванов в тот же день выехал обратно. Выезжая, он увидел у ворот маленькую озабоченную сутуловатую девочку. Точно жизнь уже взвалила на её плечи своё тяжёлое бремя.
Озабоченные дети! Грустные дети! Легко самому бороться и нести свой крест, но видеть, как маленький ребёнок сгибается под ним… Ведь если и в пору детства нет счастья, – когда ж оно будет?
Дорогу, дорогу детскому счастью, широкую дорогу!..
IV
Адочка сама продиктовала телеграмму отцу и почти сейчас же после этого потеряла сознание.
Она говорила в бреду:
– Папа приехал. Он в спальне; Давайте мне скорее новенькое платье.
На девятый день утром приехал доктор, осмотрел, долго выслушивал ребёнка, впрыснул мускус… На этот раз она даже не вскрикнула. Сидя на кроватке больной, рядом с ней, доктор устало проговорил:
– Надежды нет.
С таким напряжением ожидаемый ответ, казалось, не произвёл уже никакого впечатления. Марья Павловна только поджала плотнее губы, и, казалось, что она думала в это время о своей какой-нибудь неудавшейся кофточке. Дядя Вава махнул рукой и проговорил:
– Зачем только эти дети на свет рождаются…
– Бесполезно мучить, – сказал доктор и снял с девочки все повязки, компрессы, одеяло.
Теперь была видна её худоба. На подушках лежало что-то тёмное, грязное, маленькое. Синие пятна, подтёки, распухшие, все в ранах, губки, чёрные круги закрытых глаз.