Хотите, соберите редакционное собрание, и на собрании все это скажу. Это говорил месяц тому назад Мягкову, писал в письме Вам, да забыл его в Самаре задолго до ответа по поводу драмы. При таких условиях нет больше веры у меня в журнал. Если ничего изменить нельзя – каждый останется при своем, – время покажет, кто здесь прав, – мы разойдемся, – я с полным уважением к людям, которые, по-моему, неумело повели дело и не хотели больше считаться с одним из равноправных членов редакционного комитета. При таких условиях нельзя оставаться в деле.
А что до драмы… Вы видите, ни одного слова нет о ней пока, а положение вещей выяснено. Вы пишете, драма слабая. Больше ста человек ее слушали, делали много замечаний, но прибавляли обязательно:
– Очень сильная[1].
Может быть Вы правы, может быть – нет. «Чайку» Чехова окончательно забраковали, но и после этого «Русская мысль» ее напечатала, и все в один голос твердили: «Слабо, слабо», но никто и не подумал упрекнуть «Русскую мысль», что она напечатала. Требовать выдержанных шедевров – это верный путь печатать только слабый шаблон.
Хороша драма – она и без «Рус‹ского› бог‹атства›» будет жить, плоха – не спасет ее и «Рус‹ское› бог‹атство›». Но, кончая письмо, должен еще раз сказать, что, конечно, горячиться не следует.
Мне кажется так, соберем заседание, поговорим и тогда, если ничего нет больше между нами, разойдемся на почве дела без обиды и гнева.
Я завтра буду в Петербурге и пробуду несколько дней. Если захотите устроить заседание, известите в Царское меня.
Искренне уважающий Вас и всей душой преданный Вам
Н. Мих‹айловский›.
P. S. Как ни странно, в таком письме я не могу не сказать, что лично Вас люблю от всей души и меньше всего хотел бы огорчить Вас.
27
Многоуважаемый Николай Константинович!
Говоря о «Рус‹ском› б‹огатстве›» как о своем гнезде, я понимал только орган, существование которого и его настоящая организация без меня вряд ли бы осуществилась. Имея возможность делать революции, я их делал не для своего «я». Вы, избранный мною руководить делом, своими последними письмами определенно даете понять, что я для дела «Р‹усского› б‹огатства›» никогда и не представлял никакого значения. Очень жалко в таком случае, что раньше не знал этого и смотрел на редакционный комитет (основанный в одну из революций, членом которого был и я) не так, как теперь он понимается Вами.
С этой точки зрения никаких «периодических попыток насилия» я себе не позволял, а высказывался на основании нашей конституции. Это – так, между прочим, чтобы не получить упрека в некорректности, а по существу вполне признаю Вашу теперешнюю постановку вопроса.
Чтоб не делать шума, поставим вопрос по Вашей редакции: «даст, так даст».
Что до жены, то она сама Вам напишет.
Я очень рад, что наши личные отношения сохраняются. От всей души желаю Вам всего лучшего.
Уважающий Вас, искренне и глубоко ценящий Ваше громадное дарование, Ваши заслуги – руководителя своего поколения, любящий Вас всей душой.
Н. Михайловский11 февраля 1897 г.
28
5 октября 1903 г.
Ялта
Садовая, дача Розанова
Дорогой Александр Иванович!
С начала постройки, а это, вероятно, будет с февраля или марта, Вашего сына с величайшим удовольствием возьму. Оклад не меньше 2400 р. О подробностях переговорим при свидании в ноябре в Петербурге.
Изыскания подходят к концу. Вполне удачно, работал много. Насчет литературы плохо: писать хочется, а времени нет. Сельское хозяйство возмутительно: опять неурожай. Бросаю. ‹…›
Ну, ничего. Жаль только времени. А все мечты о даче на Средиземном море и яхте «Русского богатства»! Хорошо все-таки осуществить их. Кто знает?
Погода у нас чудная. Какие бы ни были мрачные мысли – все исчезнут в этом небе, в этом солнце, в этом мире.
Познакомился и полюбил Чехова. Плох он. И догорает, как самый чудный день осени. Нежные, тонкие, едва уловимые тона. Прекрасный день, ласка, покой, и дремлет в нем море, горы, и вечным кажется это мгновение с его чудным узором дали. А завтра… Он знает свое завтра и рад и удовлетворен, что кончил свою драму «Сад вишневый».
Жена Горького здесь – очень хороший человек. Милые Елпатьевские. Хорошо здесь. Вечно мой самый сердечный привет всем.
Любящий Вас Ника.