И тогда девчонки решили провести тщательную инвентаризацию ее вещей, надеясь, что там они найдут нечто, что поможет разгадать загадку. Конечно, это выглядело не совсем этично. Как никак вмешательство в чужую жизнь. Нечто вроде подглядывания в замочную скважину. Такой червячок сомнения шевелился в душе каждой. Но на что не пойдешь, чтобы найти ключик к заветной двери, за которой скрывается тайна.
Дважды на неделе Рита ходила в лингофонный кабинет совершенствовать свои навыки в языке Гёте и Шиллера. Кстати, она шпрехала лучше всех в группе благодаря своей памяти. Этим и решили воспользоваться ее подруги. Одна принялась перетряхивать постель на предмет фотографий или тайных записей, которые не должны были попасть в чужие руки, поскольку они очень интимные. Другая копалась в ее вещах в шкафу. А третья занялась местом за столом, которая занимала Рита и где лежали ее тетради и книги, учебники и художественная литература. Ни в постели, ни в шкафу ничего вызывающего подозрения найдено не было. Даже намека, даже ниточки, за которую можно было бы потянуть.
Гале, которая обследовала рабочий стол, повезло. И вскоре она закричала, потому что тихо говорить о своем открытии она не могла:
– Нашла! Вот!
В руках она держала книгу в зеленой обложке. Вера и Оля глядели на книгу. Ну, и что здесь такого?
– Причем тут книга?
– Как причем? Еще как причем! Вы посмотрите, что это за книга! Или разучились читать? Ботаника! Университетский курс. Зачем, спрашивается, филологу ботаника, которую она со школьных лет ненавидит?
– Обалдеть! Действительно, при чем тут ботаника?
– Да все же понятно. Наша Рита влюбилась. И влюбилась она в биолога. Нужно же ей поддерживать разговор.
– В биолога?
– Ну да! Он на биологическом факультете учится. А биофак на четвертом этаже занимается.
Тут подруги вспомнили, как они несколько раз видели, как Рита спускалась с верхнего этажа. Еще тогда подумали, что она там может делать. Но мало ли что! Может быть, есть какие-нибудь знакомые. Гуманитарии занимались на втором этаже, экономисты на третьем, а биологи на четвертом. Вот зачем Рита ходила наверх!
Рылись в записях. Хотя понимали, что это неприлично. Но на что не пойдешь, чтобы вывести подругу на чистую воду! Женское любопытство выше приличия. Увы! Здесь их ожидало разочарование. Никаких интимных записей, мужских имен и романтических рисунков. Даже просмотрели конспекты. Иногда студенты, заскучав на лекции, что-нибудь пишут или рисуют на полях.
Происходит это по Фрейду на уровне подсознания. То есть это самые сокровенные записи. И тут ничего подобного. Везде ровный округлый почерк отличницы. Единственная улика – учебник ботаники. Еще чего-нибудь для убедительности. Но на нет и суда нет. Тут же родился план действий по изобличению Риты. Следить за подругой незаметно, чтобы она ничего не заподозрила, ибо это могло бы вызвать гнев и вообще неадекватную реакцию. Кому же приятно, когда за ним следят?
На следующий день они взялись за осуществление своего плана. Теперь Рита была под их пристальным вниманием.
На лекциях она была серьезна. Не отвлекалась и не улыбалась на шутки. Такое впечатление, что кроме лекции ее ничего не интересует. Но подруги знали, что это не так. И поражались выдержки Риты, которая так умеет держать себя и скрывать свои чувства.
Перемена внутри пары небольшая. Разве что пройтись туда-сюда по коридору, размять ноги. Обычно даже преподаватель не покидал на этой короткой перемене аудиторию.
Рита не стала выходить из аудитории. Листала тетрадь и поглядывала в окно. Там открывался вид на сосновый лес с его узкими тропинками, через которые то в одном месте, то в другом переползали бугристые корни.
На большой перемене между парами нужно было перейти в другую аудиторию. Подруги не сводили с Риты глаз. Куда же она пойдет? Подождали, пока она вышла, и пошли следом. Она шла по коридору в нужном направлении. Сумочка на узком ремешке била ей по бедру. Остановилась, постояла некоторое время, как будто что-то вспоминая, и решительно двинулась вперед. Она не оглядывалась. И поэтому подруги, не скрываясь, следовали за ней. Миновала нужную аудиторию. Подруги переглянулись. Галя двинулась за ней. Вера и Оля зашли в аудиторию. Не за чем ходить за Ритой всем скопом. Оставалось только ждать результата. Галя вернулась за несколько минут до звонка. Три подруги собрались за задним столом. Рядом никого не было.
– Ну, в общем, девчонки, поднялась наша Рита на четвертый этаж, там, где биологи обитают. На лестничной площадке осмотрелась. Видно, его там не было. Стояли несколько парней и курили. Она в коридор. Я следом. За спинами хоронюсь, но из поля зрения не теряю. Рита так неторопливо по коридору чпок-чпок, вглядывается в проходящих. Прошлась по коридору. И здесь фиаско. Повернула назад. Ой! Думаю, сейчас меня увидит. Хорошо несколько ребят проходили. Спряталась за их спинами. Хотела уже бежать. Опоньки! Из аудитории выходит парнишка. Ну, такой среднего роста, плечистый, коренастый. Костюмчик на нем серенький. Ничего себе так! Хоть и не красавец. Но и не урод. Ну, нормальная внешность. Рита вся расплылась и к нему. Щечки у неё разалелись. Волнуется девушка.
– Еще бы!
– Челочка падает ему на глаза. Что-то говорит ему привычной своей скороговоркой. Он кивает. Да редко слово какое вставит. О чем они говорили, я не слышала. Ближе подойти боялась. Хоронилась за спинами и выглядывала так, чтобы она меня не заметила. Риту я такой не видела. Влюблена! Определенно влюблена!
– А он что? Он-то что* – волновались подруги. – Как он себя держит? Заметно что-нибудь?
– Он? Да он никак не реагирует. Вроде как муха жужжит над ухом, а отогнать лень. Слушает, кивает, что-нибудь буркнет. А лицо каменное, ни один мускул не дрогнет.
– Безответная любовь?
– Ну, я не знаю. Безответная или ответная. Но никаких объятий, поцелуйчиков, как положено влюбленным. На Ромео и Джульетту не похоже. Он уж точно на Ромео не тянет.
– Ритка! Вот уж о ком никогда такого не подумаешь!
– Ну, она тоже человек. И ничто человеческое ей не чуждо. Пришла пора, она влюбилась. Даже синие чулки иногда способны влюбиться и потерять голову. Таких примеров уйма.
Появилась Рита. Подруги сразу замолчали, испугавшись, что она может о чем-либо догадаться. Всё-таки они чувствовали свою вину перед ней: роются в ее вещах, шпионят. Рита никого не видела. Она опустилась на стол и уставилась в окно. Было видно, что она расстроена и ей нет никакого дела до остальных. Переживает девушка. Подруги это поняли.
И что? А ничего! Оставалось только гадать, что вызвало такое Ритино расстройство. Или Ритин Ромео – очень сдержанный юноша и никак не проявляет своих чувств. Есть такие особы, по которым никак не поймешь, что они чувствуют и переживают. Или Рита, которая запала на него, ему до фонаря. Или… или… Последующие дни ни насколько не приблизили их к разгадке. Всё шло по прежнему сценарию. Рита бегала на четвертый этаж, ловила своего суженного и что-то ему рассказывала. А он флегматично слушал, кивая головой и вставляя пару-тройку слов. Страсти, хотя бы какого-то теплого чувства заметно не было. Гале даже показалось, что он – вот имени его не знает – равнодушен к Рите и встречается с ней из-за деликатности. Через несколько дней слежки Галя заявила:
– Пойду-ка я на разведку боем!
– Это как? – спросили подруги. – Драться что ли с ним будешь? Так тогда надо втроем идти.
– Что это за фрукт? Надо же узнать!
Подруги Галину инициативу одобрили. Как это им раньше не приходило в головы? Ведь они совершенно ничего не знают о нем. И не догадались расспросить тех, кто его знает.
Утром Галя выследила возле гардероба девушку-биологичку и начала разговаривать ее. Та сначала косилась на нее с подозрением, пытаясь догадаться, чего же ей надо. Галя описала внешность Ритиного возлюбленного и его одежду – серый костюм. Девушка воскликнула:
– Так это же Сережка!
– И что собой этот Сережка представляет? Я имею в виду его внутренние качества.
– Особо-то ничего. Так! Середнячок! Поддать любит. Ни одну юбку не пропустит. Наши девушки его знают, поэтому им особо не интересуются. Поэтому он гуляет на стороне. Ты к чему это спрашиваешь подруга? Запала на него? Втюрилась? Не советую.
– Говоришь за каждой юбкой бегает? Выходит, что ходок, биолог Казанова, Ловелас Ловеласович?
– Да! У нас-то его знают, как облупленного. Мы с ним не связываемся. Зачем? Поваляться в постели? Поэтому дурочек он ищет на стороне. Даже зрелыми женщинами не брезгует.
– А мне он показался таким строгим, сдержанным.
– Это Серый-то сдержанный? Посмотрела бы ты на него на гулянке! Орет, пляшет. Если ты запала на него, откажись. Ничего толкового не получится. Есть такая порода мужиков.
– Не то, чтобы запала. А как-то так. Вроде бы симпатичный парень.
– Брось говорю! Зачем тебе лишняя головная боль? Поматросит и бросит. Он долго не задерживается.
– Спасибо!
– Будь здорова! Не кашляй!
Конечно, Галя слово в слово пересказала разговор Вере и Оле. Те ахали и возмущались.
– Надо рассказать Ритке всё как есть! А то залетит, дура! – воскликнула Вера. – Что вы молчите?
– Скажешь! – ухмыльнулась Оля. – Ты не знаешь, что когда человек влюблен, то любые уговоры на него действуют как обратный эффект. Это такое чувство, где нужно быть очень деликатным.
– Может, всё и обойдется, – сказала Галя. – Мне кажется, что он никакого интереса к Ритке не проявляет. То есть, как женщина, она его не интересует. Так что ей ничего не угрожает. И по правде, девчонки, согласитесь! Рита наша – не красавица. Очкарик. Востроносенькая, худая как палка. Здесь как у двенадцатилетней девчонки. Ловеласам подавай пышногрудых. Да чтобы курили и от выпивки не отказывались. Пьяную-то уломать легче. Поэтому они выбирают таких легкомысленных и бойких. Вы можете представить Ритку с сигаретой и рюмкой?
– Только в страшном сне. Да она крепче лимонада никогда ничего не пила. Нет! Это не про нее.
Надо поговорить с этим самым Сережей. Изучили расписание группы. После занятий он вышел на крыльцо, где стояли ребята из его группы, покурил вместе с ними. Они что-то обсуждали, смеялись. Может быть, рассказывали анекдоты или смешные истории. Три подруги наблюдали за ними изнутри из холла. Когда Сережа пошел, они вышли и двинулись за ним следом, выгадывая безлюдное место, где можно было бы поговорить с ним. Огляделись. Нет ли где поблизости Риты. Ускорили шаг.
– Сережа! – выкрикнула Галя, когда до него оставалась пара шагов.
Сережа остановился, повернулся к ним. У него был удивленный взгляд. Понять его было можно. Полноватое лицо, несколько обрюзгшее, как у сибарита, который привык ни в чем себе не отказывать. «Какая противная рожа!» – подумала Галя.
– Мы знакомы?
– Ну, лично мы заочно знакомы, – проговорила Галя, которой была отведена роль инициатора.
– Такое приятно слышать.
Он улыбнулся. Но это была улыбка насмешника. И она не понравилась подругам.
– Мы хотим поговорить с вами. Минут пять. Мы не хотим вас задерживать.
– Ну, когда с тобой хотят поговорить симпатичные девушки, разве можно им отказать. Я полностью в вашей власти. Можете располагать мной как угодно и сколько угодно.
– Вы знаете Риту?
– Ах, вон оно что! И что же вы хотите услышать? Я в полной растерянности. О чем будет наша беседа?
– Серьезные ли у вас отношения?
– Отношения? С чего вы взяли, что у нас с ней какие-то отношения? Никаких отношений нет.
– Она же встречается с тобой. Да и, как говорят деревенские бабушки, сохнет по тебе. Ну, в смысле влюбилась. И постоянно встречается с тобой. По крайней мере, в учебном корпусе.
– Я-то при чем? Да, подходит ко мне, начинает говорить.
– О чем она говорит? Извини, конечно, за бестактный вопрос. Но нам это важно знать.
– О разном. Расспрашивает там про цветочки, про собачек.
– И что она тебе совершенно безразлична? Ты же не отказываешь ей во встречах, разговариваешь с ней.
– Совершенно безразлична.
– А сказать ты ей об этом не можешь, прямо, по-мужски? Зачем девчонке давать беспочвенные надежды?
– Милые девушки, это же жестоко.
– А дурить ей голову не жестоко? Она ждет взаимности, ответных чувств, а ты вон как.
– Что вы хотите от меня? И какое вам вообще дело? Что вы лезете в мою личную жизнь? Вам никто не говорил о том, что это неприлично? Вас этому не учили в школе и дома?
– Так, Сергей!
Говорила всё время Галя. Вера и Оля лишь поддакивали ей и изображали свои чувства.
– Мы хотим, чтобы ты прямо открытым текстом сказал Рите о том, что ты совершенно к ней равнодушен и хочешь одного, чтобы она перестала ходить к тебя со своими беседами
– Ну, это уж слишком! Кто-то еще мне будет указывать, что и кому я должен говорить. Всё! До свидос!
Он резко повернулся и пошел своей одному ему ведомой дорогой.
– Сволочь какая! – прошипела вслед Галя.
– Еще какая сволочь! – согласились подруги.
– Ну, и что будем делать, девочки?
– Ну, что? Что? Поговорим с Ритой! Только ты, Галя, начни, а мы тебя поддержим.
– Ну, это само собой! А знаете, давайте сходим в магазин.
– В магазин? Зачем?
– Ну, возьмем бутылочку винца. Она, знаете, не только смелости придает, но и красноречие увеличивает.
– Гениально! – обрадовались Вера и Оля. – А Ритке купим лимонада и пирожное. Глядишь, она разомлеет, потеряет бдительность, тут мы ее и зажмем. В смысле морально.
Рита вернулась с занятий в лингафонном кабинете. Выглядела она устало. Но увидев стол с уже готовым угощением, оживилась.
– И по какому поводу праздник?
– А просто так! Хорошее настроение. Думаем, ты не будешь возражать, если мы немного пригубим. Кстати, можешь присоединиться.
Разлили вино. Рите лимонаду. Чокнулись.
– За нас, девочки! Красивых и умных! А тот, кто так не считает, то просто дурак. Чтобы нам во всем везло!
Тост, конечно, произнесла Галя.
Выпили.
– Сладенькое! – сказала Оле. – Вот водка горькая и противная. А вино хорошее, приятно пить.
– Даже зажгло! – призналась Вера.
– А все-таки, девочки, что за повод? – спросила Рита, потягивая лимонад и аккуратно откусывая пирожное.
Галя усмехнулась.
– Повод – это ты, дорогая наша Ритуля.
– Я? – Рита вытаращила глаза. даже через очки было заметно, как они у не округлились.
– Ты! Давай начистоту! Любовь – это, несомненно, прекрасное чувство. Мы обеими руками за любовь. Какая жизнь без нее? Так, жалкое прозябание. Выше и чудесней ничего не бывает. Но и в любви не надо терять головы. Думать, что за предмет твоей любви. Достоин ли он твоего искреннего чувства. Всё-таки мы мыслящие существа.
– Так вот вы, о чем!
– Да-да! А предмет твоей любви, пресловутый Сережа, во-первых, не испытывает к тебе никаких чувств, а, во-вторых, он пьяница и бабник. Поверь, это никакая не клевета. С девчонками из его группы переговори, они тебе раскроют его внутреннюю суть, если не хочешь нам верить. Так сказать, получишь сведения из первоисточника.
– Так, девочки! Подружки мои дорогие! – Рита отодвинула блюдце с недоеденным пирожным. Глаза ее гневно блеснули. – – Давайте договоримся раз и навсегда! Не надо лезть в личную жизнь друг к другу. Это вообще-то неприлично и отвратительно. И нечистоплотно.
– Рита! Ну пойми же ты! Мы ради твоего блага! – Галя молитвенно сложила руки на груди.
– Никакого «ради» мне не надо. Я не первоклассница, чтобы указывать мне, с кем играть, а с кем не играть, что вот это хороший мальчик, а это плохой. Не дружи с ним! За лимонад, за пирожное спасибо! Я пойду в библиотеку. Надо готовиться к семинару. Вам бы тоже посоветовала не затягивать застолье. Почитайте! Это еще никому не вредило. А в прочем! Пейте, расслабляйтесь, перемывайте мне косточки, своей непутевой подруге.
Всё это Рита проговорила обычной скороговоркой, но отчетливо. И в голосе ее звучал неведомый раньше металл.
Рита резко отодвинула стул, вскочила и, схватив тетрадь со стола, выскочила из комнаты.
– Вот и поговорили! – вздохнула Вера. – Вообще бешеная стала. Никогда такой не была.
Оля кивнула:
– Характерец!
– Ой! Не знаю даже, как быть, – проговорила Галя, подперев голову рукой. – Ну, что вот делать? Мы ей добра хотим. А девчонки – дуры. Сами знаете на что могут пойти из-за несчастной любви. Фу! Постучать надо по столу. Сейчас за ней глаз да глаз нужен.
Вера взяла бутылку.
– Давайте, девочки, за счастье! За настоящее женское счастье! Когда ты любишь и тебя любят.
Они были уверенны, что, если влюбятся, то только в достойного их человека.
– А знаете, девчонки, ведь Рита неглупая, – сказала Оля. – Она сама сумеет разобраться. Она ему совершенно не нужна. Когда-то она поймет это и остынет. А сейчас у нее романтический период.
Девчонки согласились. Время лечит, в том числе и любовную дурь. Но оказалось, что, если и лечит, то не всегда и не всех. У Риты как раз был этот клинический случай. Она не выздоровела. Не прошло и месяца, как словно обухом по голове. Шарахнут из-за угла, и всё! Отключаешься целиком и полностью. И не знаешь, за что тебе такое.
Рита подала заявление о переводе ее на биофак. Ну, это уж было совсем! Ни в какие рамки! Они втроем набросились на Риту, когда вечером все собрались в комнате.
– Что? Совсем что ли? Какой из тебя биолог? Ты прирожденный филолог. Будущее светило, гордость советской филологии. Да у тебя дар! Ты лучше всех в группе! Твоя курсовая о Блоке – это нечто. А летом бы поехала в Ленинград, поработала бы в архивах. Такой бы материал нарыла! Это будет бомба! Сенсация! Тебе сразу доктора наук нужно давать! «Стихи о Прекрасной Даме» ты хочешь променять на букашечек и козявок? У тебя с головой-то всё в порядке? Может тебе обследоваться надо?
Рита время от времени поднимала на них взгляд, как затравленный зверек. Будто хотела спросить: за что вы на меня напали.
– Допустим, ты сдашь эти дурацкие экзамены. Да и не допустим. Ты, конечно, сдашь. В этом и сомнения нет. И опять пойдешь на первый курс? А те два года, что ты проучилась, коту под хвост? Твой пресловутый Сережа закончит универ, а ты еще будешь учиться на третьем курсе. Его пошлют куда-нибудь по распределению. И а ля видерчи! И что? И что дальше? Ну, подумай ты своей умной головой, какую ты глупость собираешься сделать! Ты же ломаешь себе жизнь, карьеру. Всё прахом пускаешь! Бросить любимое дело! Ритка! Ну, не идотка ли ты?
– Девочки! Что вы меня учите как школьницу? Я уже взрослый челолвек и способна отвечать за свои поступки. Я знаю, что я делаю. Не надо мне читать нотаций!
– Как с тобой говорить? Что же ты такая упертая? Ты слушай доводы разума! Брось эту блажь!
– Уж такая я есть!
Конечно, в деканате, когда получили ее заявление, не просто удивились, но растерялись. Такого еще здесь не было. И ладно бы какой-нибудь середнячок. У тех бывают такие заскоки. Такие случаи были, когда студенты переходили с одного факультета на другой. С ними беседовали. Они обосновывали свое решение. Ошиблись первоначально, теперь вот хотят исправить ошибку.
Физики шли в математики и наоборот. Гуманитарии переводились на экономический факультет. Математики и физики порой уходили в геологи. Романтика! Чтобы гуманитарий пошел в биологи? Это уже явный перебор. Что общего? Хотя те и другие имеют дело с живой жизнью, но подход-то принципиально различный. Ритин научнй руководитель Нина Андреевна, у которой Рита писала курсовую, которая должна была перерасти в дипломную, а со временем в кандидатскую и т.д. схватилась за сердце и побледнела. Секретарша понднесла ей стакан воды.
Вид у Нины Андреевны был растерянный. Вся эта история никак не укладывалась в ее голове. Она была невысокой, темноволосой и довольно симпатичной женщиной, с безумной страстью влюленной в серебряный век. Она жила им. Она была уверена, что это самая лучшая эпоха в русской кульууре, ее невиданный взлет. Блока, Гумилева, Андрея Белого она любила до саомзабвения. И, кажестя знала про них всё. их стихи могла читать часами. И даже, ревновала их к женщинам, которые встречались на их пути. Все эти женщины были недостойны кумиров.
Узнав, что Рита собирается переводиться на биофак, Нина Андреевна впала в ступор. Это никак не укладывалась в ее голове. Это было пугающе невероятно. Какая-то фантасмогория! Первыми ее словами были:
– Это бред! Так не бывает!
Тогда ей протянули заявление. Оно дрожало в тонких пальцах Нины Андреевны. Прочитала несколько раз. Нина Андреевна тут же бросилась к своей любимой студентке. Но остановилась, вспомнив, что идет лекция и лучше подождать до перерыва. К тому же разговор не на пять минут. Она с трудом дождалась окончания лекции, нервно прогуливаясь по коридору и обдумывая, что она скажет Рите, какие убедительные слова.
С трудом дождалась окончания лекции. Последние пять минут стояла под дверями аудитории, где занималась группа филологов. Боялась отойти, чтобы не пропустить Риту. Вот вышла Рита. Еле сдерживая себя, Нина Андреевна проговорила, нервно перебирая темное платье на боку, как будто это хоть сколько-то могло ее успокоить:
– Нам надо бы переговорить, Маргарита!
Они перешли в небольшую аудиторию и сели за последний стол. Здесь было спокойно, никто не заглядывал.
– Ты это зачем сделала, Маргарита? – спросила Нина Андреевна.
Рита смотрела в окно. Она боялась перехвать взгляд совей наставницы, чувствовала себя предательницей.
– Нана Андреевна! Не обижайтесь на меня! Это обдуманное твердое решение. Поверьте! Мне оно далось очень нелегко. И во многом из-за привязанности к вам. Я к вам питаю глубочайшее уважение.
– И всё же, что же случилось, Маргарита?
– Нина Андреевна, бывают такие моменты, когда ясно понимаешь, что нужно изменить свою жизнь. То, что казалось раньше нормальным, предстает как ненормальное. Такой момент у мнея настал.
– Маргарита! Рита! Ничего, что я так тебя называю? Ты для меня стала, как дочь, почти родная. Не знаю, что это за обстоятельства. Не хочешь говорить, не надо. Но нужно всё взвесить тысячу раз. Я твердо уверена, что это неправильное решение. Ты поддалась какому-то эмоциональному порыву. Никакие доводы меня не переубедят. Ты природжденный филолог, исследователь, ты талантлива, ты очень тонко чувствуешь поэтическое слово. У тебя чутье, умение постигнуть и передать аромат эпохи. Ты буквально переселилась во времена Блока. И почувствоввала всё сердцем и сумела об этом рассказать.
Нина Андреевна постаралась перехватить взгляд Риты. Но ничего не получилось.
– А как же, Рита, Ленинград? Мы же договаривались, что этим летом ты поработаешь в архивах. Представляешь, пройти по тем местам, по которым ходил Блок? А какое это непередаваемое счастье прикоснуться к рукописям поэта! Это же не высказать словами! То, что ты собралась делать, это безумие. Я больше не знаю, каким это словом назвать. Одумайся! Что за блажь? Да так просто не может быть! Не может и всё!
– Простите меня! Не надо меня уговаривать, как малолетнюю девочку. Я понимаю, что доставила вам боль. Но я взрослая и могу, и имею право, и обязана принимать самостоятельные решения, как бы это не нравилось окружающим. Ээто моя жизнь!
Нина Андреевна промокнула глаза.
– Рита! Умоляю тебя! Для ученого даже не столько его книги дороги, как его ученики. Ты самая моя лучшая ученица. Поверь, я очень горжусь этим. Значит, то, что я делаю, не напрасно. Простите меня!
Рита поднялась и пошла к выходу, даже не оглянувшись.
Тем же вечером в общежитии тоже решали Ритину судьбу.
– Я знаю, что делать, – сказала Вера. – Надо написать письмо ее родителям.
– Как-то это не очень, – усомнилась Галя. – Получается, что мы кляузничаем на нее. Так дети поступают в младших классах. Не очень красиво выглядит. Да и Рита может сильно обидеться.
– Неэтично! – кивнула Оля.
– Девчонки! Вы что? Когда речь идет о спасении человека, все средства хороши. Может быть, мы поступим неэтично, если не сообщим родителям, какую глупость собирается сделать их дочь. Потом родители будут же нас винить. «Вы всё знали и видели. И не сообщили. Подруги еще называются! Что же вы ее не удержали у края пропасти?» Нет! Никаких колебаний не может быть! Хотя если у вас есть другие варианты… Ну, что вы замолчали? Предлагайте! Вот то-то же! Нечего вам больше предложить.
Вариантов не было. Сели писать письмо. Каждое предложение обсуждали, редактировали. Хотелось так, чтобы и удар был не слишком сильным и в то же время родители оценили всю опасность ситуации. Получилось две страницы убористого почерка. Перечитали. Заменили некоторые слова. Добавили наилучших пожеланий. Вера чуть-чуть подпустила слезу. Она представила, что она мама и вот получает такое письмо. Для родителей как никак это все-таки горе, если родное чадо сворачивает на кривую дорожку.
Рита из Кемеровской области. Это рядом почти за углом. Поэтому не прошло и недели, как дверь в их комнате без стука растворилась и на пороге предстали два незнакомых взрослых человека. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы не догадаться, кто это такие.
Мужчина огляделся. Комната ему понравилась. А что? На окнах шторочки, чисто, кровати аккуратно заправлены, табаком не пахнет и пустые бутылки по углам не стоят. Сразу видно, что живут не перекати-поле, а серьезные девушки, будущие ученые.
– Вон как живем! – подытожил он.
– А Риточка-то где? – спросила мама. – Вы вон все на месте. А она где гуляет? И время-то уже позднее. Чего же она так каждый вечер допоздна гуляет? Может, и вообще не приходит ночевать?
– Вы не беспокойтесь! У Риты сегодня лингафон.
– Кого? – возмутился отец. – Это еще кто-такой? Иностранец поди или чучмек какой-нибудь?
– Это кабинет, где совершенствуются в знании иностранного языка. Да что вы стоите? Проходите! Садитесь! Устали же с дороги! А Рита сейчас придет. Может быть, с минуты на минуту.
Родители стали устраиваться. Разделись, переобулись в домашние тапочки. Из объемной сумки стали доставать продукты: баночки с вареньем, соленьем, свертки с разной снедью. Занимаясь этим, расспрашивали про Риту: насколько это у нее серьезно или блажь, дурость какая, и что это за фрукт, из-за которого она такую глупость выказывает.
Девчонки вздыхали. Всё очень серьезно. Страшно становится за нее.
За разговорами и готовкой стола быстро пролетело время. За окном уже смеркалось. Вот вернулась Рита и застыла на пороге, как будто увидела не родителей, а доисторических ископаемых. Некоторое время она стояла, как бы не решаясь войти.
– Ма? Па?
Но мама уже обнимала дочь и мочила ее лицо и шею слезами. И при этом наглаживала ее по плечам и спине.
– Что без телеграммы? Как снег на голову!
– А ты, дочка, садись к столу! Попотчуйся нашим деревенским! Наверно, уже и вкус забыла.
Рита была скованной. Никак не могла разуметь, что же так неожиданно принесло маму и папу. Строила разные догадки: от просто захотелось до чего-то случилось экстраординарное. Вскоре всё раскрылось. Мама завыла и запричитала, как деревенская баба на похоронах:
– Что же ты, дочка, удумала? Да как тебе такое только могло в голову прийти? А о нас ты подумала? Да что же ты моей смерти прежде времени желаешь? Я уже третью ночь не сплю.
У Риты дрожали руки. Такой подавленной, растерянной подруги ее еще не видели.
– Я это… девчонки…
Поднялся отец.
– Где это… у вас тут покурить можно?
Девчонки разрешили покурить у открытой форточки. Не идти же ему в фойе, где обычно курят студенты? Докурив, он плюнул в ладошку и в слюне затушил бычок, который потом полетел в форточку. После этого, успокоенный, он вернулся к столу и грузно опустился на стул.
– Как же так, дочка, – проговорил он. – Мы же так тобой гордились. Ты школу закончила с золотой медалью. В деревне о тебе как говорят? И как же мы теперь будем смотреть людям в глаза? Решила и нас заодно опозорить? Нехорошо получается.
– Что я сделала такого?
– Что ты вытворяешь? Задумала переводиться. Два года отучилась почти и опять на первый курс. Из тебя такой же ботаник, как из меня балерина. Ты корову-то никогда в жизни не доила. А что твой суженный-ряженый? Что это за фрукт такой? Где ты его откопала? Ты бы послушала, что о нем говорят! Хорошо, что ты ему неинтересна. А то бы обрюхатил уже и все дела! Вот и вся твоя учеба на этом накрылась.
– Ты чего говоришь, отец?
– Прости, дочка! Я пожил и знаю все эти дела. Как говорится, дурное дело нехитрое.
– Вам, девочки, большое спасибо!
Рита поднялась и поклонилась.
– Удружили! Нечего сказать! Надо было еще в политбюро написать или в ООН! Не додумали?
– Ты на них не наезжай! – повысила голос мама. – Девчонки молодцы! Они за твою судьбу беспокоятся. Спасибо вам, девочки! Вот такими и должны быть настоящие подруги.
Подруги покачали головами.
– Значит так!
Папа положил кулаки на стол. Кулаки были внушительными. Не интеллигентскими.
– Вот тебе решение наше, доча! Или ты учишься, как положено, или собирай манатки и завтра едем в деревню. А дурью маяться нечего. Дураков и без нас хватает. Хоть пруд пруди! Там тебе найдется работа по специальности: дояркой или телятницей на ферму. И дипломов никаких не надо. Коровы их все равно не оценят. А у нас дефицит кадров. Если повезет, так техничкой в школу.
– Отец! Ты что? – возмутилась мать. – Какая с нее доярка? Ты посмотри на ее руки!
Она подняла на него испуганные глаза.
– А такая! Будет ходить в фуфайке, сапогах! И благоухать от нее будет кизяком и силосом. Пусть подергает коров за титьки по колено в навозе да фляги покидает на тракторную тележку. А каждая фляга по сорок килограмм. Мышцы будут как у тяжелоатлета. В дождь и в холод в кузове машины на дойку поездит, так дурь, как ветром, сдует. В деревне многие быстро умнеют. Там дураку трудно прожить. Лучший университет!
Стукнул кулаком. Зазвенели ложечки в стаканах.
– Я сказал, мое слово – олово. А чего тут рассусоливать да сюсюкать? Она вон как! Тебе, дочка, до утра время.
Рита, как ни силилась, заплакала. Отвернулась к окну, хлюпала носом и тихонько подвывала.
– Что же вы все на меня накинулись? Со всех сторон. Никто не хочет меня понять. Вроде я как младенец какой беспонятливый. Все меня учат, все за меня решают. Всем можно любить, а я не имею права. Я не человек что ли? Мне уже двадцать лет.
Мама и дочка обнялись. Теперь они плакали вдвоем. Папа хотел плюнуть под ноги, но вовремя удержался. Всё-таки не в свинарнике, а среди культурных людей. С университетским образованием!
–– Может, вам, девчонки, тоже завыть? И получится хор Пятницкого. А я на ложках буду стучать, – сказал он.
Девчонки винили себя в том, что произошло, а поэтому молчали, время от времени переглядываясь между собой.
– Стаканчик бы накатить!
– У нас нельзя, – сказала Галя. – У нас сухой закон. У нас с этим строго. Сразу попрут!
– Да! Конечно! Это я так, к слову. Мать! Хватит выть! Где ночевать-то будем? В гостинице? Так надо тогда выдвигаться, пока они не закрылись на ночь. Ну, чего ты молчишь?