Так потихоньку, осторожно, прикрываясь деревьями и тенью скал, я перебрался через перевал и стал спускаться в лощину, где находилась моя избушка. Вскоре наткнулся на бронежилет Монгола. «Наступила пора собирания.» – пробурчал я, надевая тяжелый 16-килограммовый жилет. За скалой внизу так и лежал убитый краснолицым боевик. Подобрав валяющийся возле него автомат с пустым магазином, я по едва заметным тропкам направился к сторожке. Вскоре я наткнулся на убитого мною Груздя. Трофеев не было, все боеприпасы я у него забрал раньше, а вот у другого… Морщась, я перевернул изрешеченного осколками Басмача, снял с него автомат, который тут же отбросил, вынув предварительно магазины, так как осколок повредил затвор. Были найдены у него две гранаты и три запасных магазина. Кинжал я не стал брать, есть свой и неплохой.
Ну, что же, теперь я снова вооружен и готов драться, чтобы защитить себя и свои сокровища. В ключе, возле избушки, я помыл руки после шмона убитого, хоть кровь и подсохла, но все ж замарался. Подойдя к избушке, осмотрелся, все, кажется, было так же. И вообще, как они ее обнаружили? По-видимому, наткнулись совершенно случайно. Все в избушке было разбросано, но карабин висел на месте, у двери. В нем я сильно нуждался, так как в этот раз не хотелось подпускать их близко к себе. В бункере брать снайперку не захотел, боялся, что будет мешать в тоннеле, а теперь я с карабином. Я вынул обойму, все пять патронов были на месте. Не густо! Остальные патроны остались в рюкзаке, а тот где-то под деревом. Ну да ладно, будем использовать карабин лишь в крайнем случае.
Я развел в печурке огонь из сухих сучьев, чтобы вскипятить чаю и разогреть банку тушенки, которую прихватил с собой. Сытно покушав, я стал обдумывать план своих дальнейших действий. Главное – установить их местоположение, а там уже буду действовать по обстоятельствам. Закинув карабин за спину, рассовав боеприпасы по карманам и взяв в руки автомат, я начал свою «лебединую песню», свою «последнюю охоту Акелло». Мне вновь было нужно высокое место, но тот горб, с которого я прыгал, отпадал сразу, так как я был уверен, что он в первую очередь под наблюдением. Значит, надо идти ко второму горбу, откуда за мной наблюдал Шеф. Возможно, они и сейчас там, что, конечно, облегчит мне задачу. Я шел по западному склону, стараясь все также не быть замеченным. Обойдя гору, на которой происходил бой, я направился по направлению к реке, обходя второй горб со стороны реки, так как учел, что все свое внимание они сосредоточили на горе, где потеряли меня, да и сороки кружили и стрекотали над ними. Вскоре я уже подымался по крутому склону, стараясь не шуметь и не греметь, правда, это мне удавалось с трудом, так как весь склон был усеян камнями. Малейшее неловкое движение, и все это загремит, ну и я следом. Но все ж, с трудом, я добрался до верхушки горба. Откуда-то отсюда за мной наблюдал Шеф, так что в любой момент я мог столкнуться с бандитами.
Перебегая от камня к камню, я приближался к обрыву, чтобы осмотреть долину. Кругом стояла тишина, и я расслабился, в чем и допустил ошибку. Сзади раздался шорох, я резко обернулся, но было уже поздно, на меня почти в упор смотрели три ствола автоматов. Бандиты сидели за скалой и, по-видимому, давно наблюдали за мной, поджидая, когда я попадусь в ловушку.
Длинный, возьми у него стволы, пацан устал их таскать! – злобно глядя на меня, проговорил Шеф.
Ко мне направился летчик с перебинтованной рукой, держа палец на спусковом крючке автомата, который висел у него на груди.
Мы, кажется, однажды встречались, мой «петушок»! – с издевкой проговорил Длинный.
Лучше было бы для тебя, если та встреча была бы последней. – и в тот момент, когда он подошел и стал снимать с меня автомат, убрав палец со спускового крючка, я от всей души ударил коленом его в пах.
Оттолкнув его, скрюченного от боли, на бандитов, я прыжком метнулся за камень, который выступал рядом со мной. В момент прыжка прогремела очередь, которая обожгла мне плечо, да так, что левая рука онемела, сделалась как-бы чужой. Выдернув пистолет из кобуры, я выглянул на миг и послал несколько пуль в стреляющих бандитов. Краснолицый метнулся за камни, а Шеф, схватившись за бок рукою, с перекосившимся от боли лицом, продолжал стрелять из автомата, пока не кончился магазин. Пересидев этот шквал огня, я выглянул и послал еще несколько пуль в главаря, который, матерясь, вставлял в автомат новый магазин. Одна из пуль угодила ему в ногу, и он, бросив незаряженный автомат, хромая, скрылся за камнем. В перестрелке я забыл про Длинного, который, скрючившись, лежал за камнем на моем автомате. Выглянув из-за скалы, я не увидел ни Длинного, ни своего автомата. «Вот, сука, пристрелю говнюка!». Стрельба затихала, не подгоняемые главарем бандиты не желали лезть под пули. Я дозарядил пистолет и, кое-как перетянув рану, чтоб не истечь кровью, стал спускаться с горы. В этот момент меня можно было легко подстрелить, но бандиты меня почему-то не преследовали. Не знаю, как я добрался до реки, сильно мучила жажда, рану жгло как будто раскаленной иглой, боль пульсировала туда-сюда. Напившись, я сделал хорошую тугую перевязку, осмотрев, как мог, рану. Кость не задета, края ровные, не рваные. Достал из заначки коньяку и, сделав несколько хороших глотков, я, прижав к раненому боку «подушку» из банта и ваты и привалившись спиной к дереву, задремал. Тут подействовали и потеря крови, и коньяк. Проснулся ночью от холода, весь в поту, значит начался жар. Снова выпил, как воду, несколько глотков коньяка и согрелся, правда, тело все горело. Да, начался жар, это уже плохо! Поднявшись и опираясь на карабин, я собрал, как мог, сухих сучьев и развел под скалой небольшой костер, где я провел в полудреме до обеда, держа «ТТ» в руке.
Утром над рекой стоял туман, когда я вновь спустился к воде и напился, после чего стал подниматься на гряду. Рана ныла, и почему-то от этого временами кружилась голова. Приходилось часто останавливаться и, привалившись к камням, отдыхать, правда боялся уснуть от усталости. Наконец поднялся на гряду, справа поднималась поросшая вековыми соснами гора, над которой утреннее солнце разогнало туман над рекой, вдоль которой я шел.
Пули вздыбили передо мной землю, защелкали по камням. Несмотря на рану, я резво метнулся за столетний кедр, в последний момент запнулся за камень и, перекурнувшись, упал на раненую руку. Стон поневоле вырвался у меня из груди, и на его звук снова залаял автомат, ссекая сучки и кору с деревьев. Откуда-то вновь появились силы, видно, сыграл организм и использовал последние свои резервы. Автомат не давал поднять головы и стрекотал, осыпая голову щепой деревьев. Под защитой ствола я стал отползать к берегу. Автоматчик продолжал поливать мое место, когда я обошел его точку берегом и, пристроившись за камнем, взял его на мушку карабина. Выстрел, и автомат замолк. Ба! Вот и второй, мой летчик-налетчик, который пытался обойти меня. Вот он метнул гранату, следом другую. Выстрел! И его тело подлетает под взрывом следующей гранаты. Где же Главарь? Я не хотел обнаружить себя, пока не увижу их всех, но ситуация изменилась…
Прямо перед нами из-за реки раздался усиленный мегафоном голос: «Внимание, на той стороне! Приказываем сложить оружие и выйти на берег с поднятыми руками! В случае неповиновения вынуждены будем применить оружие!».
Приглядевшись, я увидел несколько фигур милиционеров за рекой. Вот дураки, хоть бы не высовывались! Как бы подтверждая мои слова, оба бандита открыли по ним автоматный огонь, заставив ментов юркнуть за деревья и камни. Я взял на мушку карабина Длинного, который был подальше и мог быстро скрыться. Помня, что на них бронежилеты, я выстрелил в голову. Он дернулся и покатился по склону к реке. Второй обернулся на выстрел, и я узнал краснолицего. Не зная, откуда я выстрелил, он, отползая, стрелял во все стороны. Прицелившись, я выстрелил, голова у него поникла, и он умолк навсегда. Все, больше я не мог, положив горевшую от высокой температуры голову на мокрый от росы камень, я в первый раз забылся в лихорадочном сне, не зная, что «война» не окончена, что Шеф, увидев с горы милиционеров, поспешно отправился через перешеек, бросив своих боевиков. Раненый в ногу, он все же доберется до города, и я в его лице приобрету грозного врага, но об этом потом.
Рокот вертолета пробудил меня от лихорадочного сна. Нет, я больше не смогу, не может больше вынести все это нормальный человек! Я оперся о карабин и стал спускаться к погибшим бандитам, чтобы дать последний бой, мне нужно было оружие и патроны. Я понимал, что долго не продержусь, потому что ранен. и сил сражаться уже не было. Но продам свою жизнь я дорого! «Ты будешь жить, граф Монте-Кристо!» – шептал я, и слезы бежали по закопченным щекам.
Х Х Х
Рапорт
дежурного линейного ОВД от 10 мая 1979г
В 7.40 поступил сигнал от обходчиков с перегона ст.Мугай, что в полукилометре от железной дороги за р.Синячихой, у горы Горбатой. По их словам несколько дней там слышны были выстрелы и взрывы, видели они и кружащий над горой вертолет.
Запросив ближайшую воинскую часть, я узнал, что в данное время личный состав на месте и не проводит учения. Был срочно отправлен на мотодрезине наряд милиции из четырех человек, во главе с мл.лейтенантом Мокроусовым. Наряд прибыл на место в 8.50. За рекой шел бой, отчетливо слышны были автоматные очереди и взрывы гранат. На требование сложить оружие наряд был обстрелян неизвестными из автоматического оружия. Из подчиненных никто не пострадал. По рации была вызвана из Алапаевска группа захвата. Бой затих, когда после нескольких одиночных выстрелов стрельба из автоматов прекратилась. Через 40 минут прибыл вертолет с группой захвата. На месте происшествия в окрестности г.Горбатой были обнаружены 12 трупов неизвестных с различными ранениями, многие с оружием в руках. Был найден разбитый и сгоревший вертолет с закрашенным регистрационным номером и один раненый, вооруженный карабином калибра 7,62, который сдался без сопротивления и был отправлен в городскую больницу № 2 под охраной, предварительно указав на карте возможные места нахождения убитых. Обратным рейсом вертолет привез следственную группу. До ее приезда трупы, оружие и вещи оставлены под охраной.
Ст.лейтенант Адорин.
Протокол задержания
г.Алапаевск, 10 мая 1979г
14 час. 15 мин.
Я, дежурный городского отдела милиции Филипов, задержал по подозрению в совершении ряда убийств
Фамилия: Федоров
Имя: Андрей
Отчество: Иванович
Год и дата рождения: 9 апреля 1953г
Место рождения: г.Свердловск
Национальность: Русский
Судимость: не судим
Образование: высшее
Место работы: г.Тюмень, городская клиника № 2
Должность: интерн в хирургии
Место жительства: г.Тюмень, ул.Урайская, 36
Задержанный дактилоскопирован и находится под охраной в городской больнице №2.
Дежурный Алапаевского
Городского отдела милиции
Ст.лейтенант милиции Филипов
В Центральную оперативно-справочную картотеку Министерства Внутренних дел СССР
Направляем дактилоскопические карты на 13 подозреваемых, просим проверить наличие регистрации. В положительном случае сообщить демографические данные на каждую карту подозреваемого и наличие судимостей.
Ст.следователь: Чагин
Протокол допроса
Я, следователь Бутаков, 12 мая 1979г в 12.20 допросил Федорова А.И.
Вопрос: С какой целью Вы приехали сюда и когда?
Ответ: В начале апреля, на похороны дедушки.
Вопрос: Что Вы делали после похорон?
Ответ: Приводил в порядок вещи, часть раздал соседям, часть пришлось выбросить, часть оставил себе. Да и просто отдыхал, даже вот собрался на охоту сходить по старым дедовым местам, только вот напоролся на банду…
Вопрос: Почему Вы решили, что это банда?
Ответ: А что решать? Они сами меня в этом убедили (показал на рану). Вот Вы разве пойдете нападать толпой на одинокого охотника или прохожего?
Вопрос: Вы можете сказать, по какой причине они хотели убить Вас? Может, Вы знали кого-нибудь из них раньше или встречали до этого? (были показаны фотографии убитых)
Ответ: Нет, я их не знал и не видел раньше до этой встречи, и причину нападения на меня тоже не могу знать. Может, им нужна была моя двустволка и другие вещи, которые они забрали у меня? Хотя, пожалуй, у них оружие получше моего было! Нет, не знаю, чем я им помешал. Главное, товарищ…извините, гражданин следователь, я защищался, если бы я их не убил, то они меня бы точно убили.
Вопрос: Но ведь, когда Вы очнулись после нападения, Вы могли вернуться и заявить в милицию о нападении на Вас. Вы же предпочли самосуд.
Ответ: Вы правы! Но я боялся, что за это время они еще кого-нибудь убьют!
Вопрос: Хорошо! Вернемся к опознаваемым. Пока Вы жили в деревне, после похорон, за пять дней до нападения, у гр.Дружининой, что живет напротив Вас, остановились четверо погибших. По фотографиям и некоторым вещам она их опознала. Что Вы можете сказать на это?
Ответ: Что я могу сказать? Не видел я их, да и до них ли мне было? Неужели Вы не можете понять, что меня и арканом в тайгу не затащили бы, если б я знал, что меня там будут убивать?
Вопрос: Ответьте тогда, почему они за Вами следили сразу же после похорон? Может, Ваш дед скрывал какие-то ценности или важные сведения, а Вы знаете их?
Ответ: Гражданин следователь! Вы, наверное, не понимаете, что дед всю жизнь проработал в колхозе и кроме букета болезней ничего не заработал! На нем, да еще нескольких фронтовиках держался весь колхоз, а Вы… старика, и того готовы записать в подпольные миллионеры!
Больше я не буду отвечать на Ваши вопросы, все, что я знал – я сказал! Главное – я себя виноватым не считаю! Я защищался от бандитов!
Следователь: Подследственный в дальнейшем не отвечал на вопросы, отвернувшись на кровати лицом к стене.
Следователь: Бутаков
Свердловский областной суд приговорил Федорова А.И. за превышение необходимой обороны, повлекшей к смерти более двух лиц по ст.108 УК РСФСР с применением огнестрельного оружия, на которое он не имел разрешения, к 3 годам тюремного заключения. Засчитать время, проведенное в следственном изоляторе….
Х Х Х
Дверь камеры с лязгом захлопнулась за мной. Я вдыхал полной грудью свежий воздух, который после камерного казался сладким.
К стене! Руки за спину! – проревел «вертухай», защелкивая наручники на запястьях. Мимо провели группу заключенных. – Вперед, не оглядываемся, такую мать! – толчком дубинки послал меня вперед конвоир.
Злобы в голосе у него не было, да и можно понять, на всех эмоций не хватит. Мимо проплывали камеры, из-за которых доносились гам, крики, бормотания, одним словом, обычная тюремная жизнь.
К стене! Стоять! – щелкнул замок решетки, отделяющей наше крыло тюрьмы от другого. – По приказу подполковника Шубина заключенный Федоров сопровождается в приемную начальника тюрьмы! – откозырял мой конвоир охраннику у решетки.
Интересно, за что же мне такой почет? Аж к самому начальнику тюрьмы меня ведут, чем же я его заинтересовал? Толчок дубинки в спину дал понять, что ломать голову преждевременно, эту работу мне с удовольствием помогут сделать местные «костоправы». Прошли еще несколько этажей, решеток, и вот оказались в приемной. Двери у начальника тюрьмы сверкали лаком и резьбой, золотые буквы на дверях должны были придать весомость и страх, как у кабинета министра. Лейтенант внутренних войск, лощеный как на параде, провел нас и, оставив в приемной, проскользнул в кабинет доложить, что заключенный Федоров доставлен.
Введите!
Кабинет ярко освещался солнечными лучами, которые отражались в натертом паркете и лакированной мебели. Посреди комнаты стояли два больших стола буквой «Т», и во главе этой буквы, под портретом Ленина, стоял рядом со стулом седовласый подполковник. Перед ним, спиной ко мне, сидел еще один военный в генеральских погонах, мундир туго обтягивал его тренированную фигуру.
Ну вот, товарищ генерал-лейтенант, доставлен Ваш Федоров! Как видите, жив и здоров, ничего с ним у нас не случилось! – присаживаясь в кресло, проговорил начальник тюрьмы.
Спасибо, Владимир Григорьевич! Будь добр, оставь нас минут на двадцать, да прикажи, чтобы чаечку нам принесли, пока мы беседуем! – раздался до боли знакомый баритон.
Сейчас все подготовлю! – чуть ли не щелкнул каблуками подполковник. Конвоир, стоящий за мной и таращивший от удивления глаза, был вынесен в коридор усердствующим начальником тюрьмы, речь которого, перемежающаяся хорошим русским матом, далеко разносилась по гулким коридорам. – Тунеядцы! Разгильдяи! Погоны плечи давят? Строевую захотели? Чтобы все было вылизано как…! Лейтенант, мигом чай со всякими прибамбасами ко мне в кабинет, бе-г-о-м!!! Где замполит…? Сюда этого козла! Как начальство, так мне расхлебывать, а он, сволочь, отдыхает…!
Я внутренне хохотал, слыша смятение подполковника перед генералом УКГБ СССР по Свердловской области, перед моим родным дядькой. Хотя он и не баловал меня своим вниманием раньше, но после смерти его сестры, а моей матери, Галины Андреевны, он понял, что я его единственный наследник, так как Бог не дал ему своих детей, и он по-своему привязался ко мне. Изредка звонил, интересовался учебой, планами, и вот он здесь.
Ну привет, племянник! – он повернулся ко мне. – Узнал старика?
Здравствуйте, Александр Андреевич! – я был смущен и неловко чувствовал себя, закованный в наручники предусмотрительным конвоиром.
Здравствуй, здравствуй! Замямлил, видите ли, он! Как перещелкать двенадцать бандитов, как куропаток, так тут он храбрец, а сейчас мямлит! Ты хоть понимаешь, Рэмбо занюханный, что тебя могли запросто прихлопнуть, и только чудо тебя спасло?! Ведь большая часть из них числилась во всесоюзном розыске, как убийцы, насильники и грабители. Каждый был по локоть в крови! Не знаю, как ты и вывернулся-то, главное, живой!
Это точно, Александр Андреевич, пока живой!
Не понял, Андрюша?
Так ведь, Александр Андреевич, главарь ушел, не нашли его среди убитых, хоть я его и подстрелил! Живуч оказался, сволочь! А с другой стороны, даже лучше, все ж у нас с ним свои теперь счеты, сколько раз он меня пытался убить, теперь моя очередь возвращать долги!
Ты это брось, Андрей! Не за этим я пришел тебя вытаскивать отсюда! В общем, как мне посоветовали умные головы, можем тебя направить хирургом в одну горячую точку, в так называемый «ограниченный контингент советских войск» по освобождению дружеского народа Афганистана от душманов, за которыми стоят империалисты Америки и Англии.
Что я должен там делать?
То же, что ты делал в горах Урала! Лечить солдат и немного воевать, сынок! Но теперь все на законных основаниях, имея за спиной своих друзей и могучую Родину, которая тебя вырастила и защищает.
Мне стало немного грустно от патриотической патетики старика генерала, который до сих пор еще жил в призрачном мире социализма, да и наручники, что врезались в запястья, начали беспокоить.
Ты же лейтенант запаса, медик, наконец! Я с нужными людьми уже договорился, тебя берут в бригаду ВДВ…
Хорошо! Я согласен! – перебил я дядю. – Что мне надо сделать, дать клятву, или подписку?
Не обижай, Андрюша, дядю! Я этого не заслужил! Понимаю, что ты зол на весь мир, но пойми и меня, не мог я тебя вытащить до суда! Просто не мог! Все газеты только и смаковали новость о крупнейшей бандитской разборке в горах Урала, и начать защищать тебя, это было бы то же самое, что играть с голодным тигром в его клетке. Да и «сверху» пришло указание… Вот сейчас все поутихло, и я перед тобой, с реальным планом на успех. Так что пиши заявление Добровольца в Афган, и на свободу с чистой совестью. Отслужишь два года и снова мы свою фамилию будем гордо нести.
Старик еще долго бы философствовал, но тут в дверь постучали, и подполковник Шубин, извинившись, внес поднос с чаем, а за ним лейтенант вкатил тележку с прибамбасами, начиная от запотевшего графинчика с водкой, бутербродов с икрой, ветчиной и заканчивая ломтиками деликатесной рыбы. Думаю, не одну посылку разбомбили они, прежде чем сообразить такой стол.
Попросил, все ж, освободить мои руки, так как они уже затекли. Подполковник кивнул лейтенанту, и тот, сбегав в приемную, вернулся с ключом и освободил меня от наручников. Присев рядом с дядькой, я принялся за трапезу, давно есть хотел.
Х Х Х
Удар из гранатомета встряхнул боевую машину, оглушив нас. Хлынувшая из бака соляра вспыхнула, густо задымив. Пламя быстро распространялось, охватывая БМД (боевая машина десанта – прим.автора). Я не помню, как вылез из люка, сказывалась контузия от разрыва. Вокруг все горело и взрывалось. Ребята, прячась за броню чадящих дымом и огнем танков и бронетранспортеров, садили очередь за очередью в «зеленку» (лес на склонах – прим.автора), где прятались душманы, или, как мы их называли, «духи». Тяжелые бронежилеты и боезапас делали молодых ребят неуклюжими, и снайперы легко подстреливали их, когда они делали перебежки. Пули как бумагу пробивали каску, разве что мозги потом не нужно было собирать. Все вокруг было усеяно убитыми солдатиками, у которых это был первый и последний бой.
Ле-жа-ть! – кричал я, но грохот боя заглушал меня.
Подобрав автомат у убитого молодого солдатика, так как мне, как военврачу положен «Макаров», я подполз к гусенице танка и выглянул. Мелькая между деревьями и поливая нашу колонну густым автоматным и пулеметным огнем, «духи» перебежками подбирались для последнего броска.
Вскоре пойдут в ход гранаты, и нам хана, не продержимся, задавят! – дыхнул мне в ухо наш сержант.
Сколько у тебя людей осталось во взводе?
Если наберется треть, то хорошо!
Собирай всех, и займите круговую оборону, да не забудьте собрать оружие и боеприпасы у убитых и тяжелораненых, а я пока загляну в соседний танк, что-то он и не горит, и не стреляет!
Товарищ лейтенант, осторожнее, как бы не подстрелили!
Как там, сержант: «Ничто нас не может вышибить из седла…». Занимайся, чем тебе приказано, а то поздно будет!
Есть! – он бросился собирать солдат, а я метнулся к танку, который застыл посреди колонны с направленным в сторону «зеленки» орудийным стволом.
Очередь взметнула перед лицом крошки камня и пыли, но я уже нырнул под днище бронетранспортера. Пули сюда тоже залетали, но бояться нужно было рикошета, поэтому я не стал засиживаться и, «вылетев», если это можно сказать про ползущего изо всех сил под огнем десантника, сразу же запрыгнул в открытый танковый люк механика-водителя. Ноги наткнулись на тело убитого. Протиснувшись, я пробрался к орудию, пытаясь не задеть то, что осталось от экипажа, когда внутри машины разорвался кумулятивный снаряд. Чудом танк не взлетел на воздух, а вот экипажу не повезло. Снаряд уже в стволе был, и я стал через прицел выискивать цель. Вот из-за валуна вырываются злые язычки крупнокалиберного пулемета «духов». Выстрел! Вылетает гильза, а на месте пулемета…тишина. Ствол снова хищно выискивает новую цель. Башня медленно поворачивается, нащупывая огневые точки. Осколочно-фугасный снаряд загнан в ствол и ждет лишь приказа, чтобы поразить цель.
Удар снаружи из гранатомета потряс машину, запахло дымом, но я был жив и мог сражаться, а все остальное мелочи. «Ага, вот вы где!» – кучка душманов, приближенная оптикой, возится с безоткатным орудием, пытаясь перенацелить его на меня. Выстрел! Взрыв подкинул орудие вверх, разметав «духов». Теперь уж все душманы сосредоточили огонь на моем танке, который неожиданно ожил и путает им карты. Щелканье пуль от очередей меня не беспокоило так, как разрывы гранат из гранатометов. Пора и честь знать, пока меня не поджарили в этой консервной банке. Срезав из танкового пулемета группу из 3-5 душманов, которые, прикрываясь дымом от горевшей техники, пытались прорваться к колонне, я, выбрав момент, когда дым на миг заслонил меня от врагов, вылетел из люка и, перекатившись по дороге, оказался за подбитым бронетранспортером.
Слава Богу, живы, товарищ лейтенант! – подполз ко мне сержант, окидывая меня взглядом, не ранен ли командир. У него же правую сторону лица залила кровь
Ранен?
Да нет, кожу осколком содрало! Заживет, как на собаке! Сильно Вы их разозлили, вот они всю колонну и закидали гранатами, да минами. Ребят побили всех, и раненый, и годных еще к бою.
Как?
Да мина, когда они прятались за машинами, рядом рванула, ну, и всех наповал! – прижавшись спиной к машине, он перезаряжал автомат, глаза его горели лихорадочным огнем. – Убьют нас здесь всех, лейтенант, осталось нас всего ничего, многие раненые, даже стрелять не могут, да и находятся все впереди колонны! А здесь нас всего двое! – скрипнул он зубами от бессилия.
С конца колонны сквозь дым мелькнули фигуры, прячась за горевшие машины, они перебежками приближались к нам. Толкнув сержанта, который набивал магазины патронами, я показал на них:
Как думаешь, «духи» или наши?
Нет, живых наших там уже нет, я всех привел сюда!
Ну, значит нам пора встречать гостей, жаль только гранат маловато! – я подкинул оставшиеся две «феньки» (граната Ф-1 – прим.автора).
Да у меня четыре!
Отлично! Разогни усики и приготовься! По команде бросаем гранаты, а оставшихся добиваем из автоматов.
Душманы быстро приближались, когда до них осталось метров сорок, мы метнули одну за другой четыре гранаты, и тут же, после взрывов, открыли автоматный огонь. Огрызнувшись короткими очередями, оставшиеся в живых, прячась за машинами, исчезли в дыму, оставив убитых и раненых. Впереди колонны, где держали оборону оставшиеся солдаты тоже загрохотали разрывы гранат и автоматные очереди.
Перебираемся к ребятам! – приказал я сержанту.
Да с ними лейтенант Мокроусов из второго взвода, я же был там в начале боя.
Пошли, сержант! Вместе и воевать, и умирать веселее! – пошутил я, заметив, что тот заметно приуныл, но пытается держаться.
Неужели «вертушки» нас не поддержат? – он посмотрел на меня с надеждой, как будто от меня зависело, выручат или нет нас вертолеты.
Откуда мы могли знать, что первыми подорвали штабной автобус, где находилась рация, уничтожив командиров и связь, а уж затем прошлись по всей колонне. Да и сил у командования сейчас не было, все было брошено на Кандагар, а наша колонна, уже разгромленная и уничтоженная, не представляла ценности. Прикрывали и спасали живых, а тут жалкая кучка десантников…
Давай, сержант, собирать ребят! Будем прорываться, а то мы здесь, как прыщ на голой ж…, быстро перестреляют!
Мы перебежками приближались к голове колонны, где держали оборону оставшиеся солдаты.
Лейтенант! Товарищ лейтенант! – кто-то позвал меня из-под бронетранспортера.
Пригнувшись, я заглянул:
Тараторкин? – узнал я чумазого закопченного солдата.
Не ходите туда, товарищ лейтенант, там никого нет в живых, забросали гранатами, а раненых добили! Горло, как баранам, перерезали, гады!
Ты-то как уцелел?
А меня лейтенант Мокроусов послал за боеприпасами, так как я один остался не раненый… Вот так и остался живой!
А где оружие и боеприпасы, за которыми тебя посылали?
Да вот, в вещмешке! Гранат штук двадцать, да поди столько же магазинов. Патронов так насыпал из «ушка», чтобы донести можно было!
Сержант, возьмите часть гранат и магазинов к автомату!
Есть! – он быстро рассовал по карманам и в «разгрузку» гранаты и магазины. Перезарядил автомат.
Я тоже не отставал от него, зная, что от запасов боеприпасов зависит жизнь. Стрельба затихала. Скоро «духи» начнут шерстить колонну и нас неизбежно обнаружат. Пора уходить в горы. Поглядев по сторонам, мы скатились с дороги в кювет и, перейдя его, углубились в лес, так называемую «зеленку», который густо покрыл подножие гор. Мы поднимались молча, стараясь сберечь силы, ступая аккуратно, след в след. Это привычка десантников, действующих в боевой обстановке, так как если подорвется на мине, то один, да и по следу трудно определить один прошел человек, или взвод. Я шел впереди, с автоматом наизготовку, вглядываясь в чужой лес, прислушиваясь к звукам. Чувство опасности поднималось во мне, как в те дни на горе Горбатой. Но откуда она грозит? Стоп! Вот оно… След недавно прошедшего здесь человека! Бойцы его, конечно, не заметили бы. Хотя раздавленный на камне стебелек травы на ощупь был свежий, не подвядший. Вот чья-то нога содрала лишайник на камне, дальше сломанная ветка кустарника, слом был свежий, еще не подсох, да и листья только-только начали подвяливаться. Я знаком показал ребятам, чтобы они залегли за валуны, и, приготовив нож, кошачьим шагом стал обходить то место, куда вели следы. Вскоре из-за скалы стали слышны какие-то звуки, то ли плач, то ли причитанья, прерываемые гортанными голосами «духов». Убедившись, что меня никто не заметил, я осторожно выглянул – в двух метрах от меня стоит душман и с интересом смотрит, как двое его друзей насилуют нашу медсестру. Это ее плач я и услышал. Не выдержав, я одним прыжком подлетел к часовому и, зажав рот, вонзил ему под левую лопатку кинжал. Волосатый рот у него раскрылся в беззвучном крике, тело конвульсивно дернулось, и он, захрипев, обмяк. Выдернув из тела нож, я направился к «духам», которые наслаждались девушкой и ничего не замечали. Стрелять я в них не мог, так как мог попасть в медсестру, да и выстрелы привлекут внимание других душманов, что мне бы не хотелось. Ступая неслышно, я уже был в шагах пяти от них, когда один из них, что держал руки медсестры, увидел меня:
Шурави!!! – его руки метнулись к автомату, лежащему недалеко от него, но так и не дотянулись.
Кинжал, который я метнул, пронзил сердце насильника. Второй уже поднялся с девушки и, видя, что до автоматов ему не добраться, подтянув шаровары, вытащил из-за голенища обоюдоострый нож. С угрожающим видом он напрыгивал на меня, стараясь поразить лезвием. Он, по-видимому, догадался, почему я не стреляю, и поэтому действовал с присущей афганцам наглостью, порожденной фанатизмом. Ударом ноги я выбил у него нож, но и сам потерял равновесие на каменистой местности. Он прыгнул и схватил меня за горло, мужик оказался жилистым, и я сразу не смог его скинуть с себя. Ухватив его тоже за горло и чувствуя, что теряю сознание без доступа воздуха, я ударил его каблуками по почкам. Удар был силен, да еще сделанный от всей души, руки у него ослабли, и тут я его вырубил, ударив ладонями по ушам. Схватившись за свои уши, он скатился с меня. Сняв с убитого ремень, я туго связал стонущего «духа», потирая свою шею, уж крепко схватил меня за нее душман.
Девушка, стараясь прикрыться руками, стояла, прижавшись к скале. Кровь текла у нее из носа, под глазом наливалась гематома, синяки были и на теле, на пышной груди.