Не за что! – буркнул я, потирая шею, собирая ее разбросанную одежду. – Одевайся, пора уходить! – я подал ей одежду, которую еще можно было одеть. Прижав ее к себе, как бы прикрываясь, она попросила меня отвернуться. – Да я и не смотрю! – хотя, если честно, смотрел краем глаза, а другим выискивал опасность.

Все, я готова!

Ну, тогда пошли!

Подождите минутку! – она подняла нож, который я выбил у душмана, и подошла к пленному, который уже очухался и смотрел на нас с ненавистью. – Это тебе за Галину! – и, зажмурившись, она полоснула его лезвием по горлу.

Кровь фонтаном брызнула ей на руки, и она, выронив нож, побежала к скале, где ее вырвало. В перерывах между спазмами, она, плача рассказывала о том, как она со старшей медсестрой пряталась во время боя за машинами в кювете. Как «духи», подкравшись сзади, захватили их. Во время борьбы с ними Галина застрелила одного душмана из своего пистолета, тогда этот полоснул ей по горлу ножом, потом, добив раненых, они притащили ее сюда.

Ладно, успокойся, пошли отсюда, а то меня ребята ждут! – и мы направились к месту, где ждали сержант и Тараторкин.

Вот это фокус! – причмокнул от удивления мой солдатик.

Отставить! У кого есть тельник? Девушке надо переодеться!

Сержант, сняв с себя тельняшку, подал ее медсестре.

Извини, сестренка, что есть! Дойдем до воды, могу сам постирать. Все чистое в машине осталось!

В тельнике сержанта она оказалась как в платье. Не оскудела земля русская на гренадеров. Вскоре мы отправились выше, удаляясь от дороги все дальше и дальше.

Товарищ лейтенант! А как же мы к своим выйдем? – поравнявшись со мной спросил Тараторкин, время от времени поправляя сползающий с плеч вещмешок.

Ты забыл, солдат, что дорога постоянно петляет, вот мы и напрямик выйдем к ней, а вот там – я показал ему на виднеющуюся в километрах пяти гору. – должен стоять, судя по карте, наш блокпост. А значит, там и рация, и питание, и наши! Да подтяни ты, мать твою…лямки, наконец! И идти надо след в след! – взорвался я, видя, как он вновь поправляет спадающую лямку.

Он испуганно глянул на меня, так как редко я кричал на солдат, и, отстав, пошел за сержантом с обиженным лицом, подгоняя лямки рюкзака. К вечеру в горах похолодало, и мы стали искать безопасное место для ночлега. Вскоре сержант разыскал небольшую пещерку, которая укрыла нас от посторонних глаз. Заготовив сушняка на всю ночь, мы заложили вход камнями и развели небольшой костер. Дыма было немного, и он почти весь уходил сквозь щели в камнях. От жара костра и усталости всех разморило, и вскоре мы уже спали. Под утро я проснулся от шума. Вскочив, увидел Тараторкина, который ладонью вытирал сочившуюся из носа кровь. Рядом с ним стоял сержант и замахивался своей «кувалдой» для нового удара. В углу сидела девушка и тихо плакала.

Отставить, сержант! Доложите, что случилось!

Да, вот эта сука, обидел сестренку! У, душман проклятый! – вновь замахнулся он на пакостника, когда тот попытался что-то промычать в оправдание. – Полез к ней ночью, ладно я проснулся! Ей, бедной, и так вчера досталось! А тут еще эта сволочь!

Видно было, что сержант кипит от ярости, и только мое присутствие сдерживает его от самосуда.

Тараторкин! Как ты мог?..

Ей богу, товарищ лейтенант, спросонья это я! Сон приснился, деревня моя… Не хотел я обижать сестренку!

Зато я тебя сейчас снова обижу! – вновь замахнулся сержант.

Отставить, я сказал! – прикрикнул я, заметив, что Тараторкин от ужаса весь сжался и прикрылся руками. – Пятнадцать суток ареста! Как придем в расположение части, сразу же на «Губу»! Повторите приказ, рядовой Тараторкин! – решив положить конец этому происшествию, я сразу же наказал, может быть и слишком, но зато остудит пыл у Дон Жуана.

Перекусив консервами, мы вышли еще до рассвета. Всю дорогу Тараторкин плелся сзади, изредка шмыгая распухшим носом. Сержант тоже был недоволен, так как считал, что я пожалел этого хлюпика. Ничего, он еще разберется с ним в части, когда тот выйдет с «губы». Уж он узнает, как лезти к девушке, когда она этого не хочет!

Только к вечеру мы добрались до блокпоста, дорога в горах всегда в десять раз длиннее. Кажется, вот она, гора, рядом, а идешь до нее чуть ли не весь день, обходя длинные расщелины, осыпи. Ищешь брод через бурные горные ручьи или проходы через густые заросли колючей ежевики.

Еще издали мы услышали, что возле блокпоста идет бой. Сухо трещали автоматы, гулко стучал крупнокалиберный пулемет, изредка раздавались взрывы гранат. Неужели мы опоздали, и душманы уничтожают нашу надежду выбраться отсюда живыми?!! Оставив девушку и Тараторкина в укрытии, мы с сержантом отправились в разведку. Вскоре заметили группу «духов», которые, рассредоточившись за валунами, обстреливали блокпост из автоматов и гранатометов. Я насчитал их не более десятка, которые беспокоили активным огнем, наверняка остальные подбираются с другой стороны. Видно и наш командир считал так же, и держал под наблюдением свой тыл, и как только другая, более многочисленная группа попыталась приблизиться сзади, шквальный огонь из нескольких пулеметов положил ее всю. Лишь часть успела укрыться среди камней, но и ей не удавалось поднять головы.

Увидев, что захватить блокпост не удалось, и почти весь отряд погиб, «духи», прикрывая огнем друг друга, стали отходить в нашу сторону. Четверо из нах направлялись как раз на нас с сержантом. Пройти они должны были между двух небольших скал, на которых мы, разделившись с сержантом, и притаились. Вскоре зашуршали камни, и показались трое душманов, запыленные, потные бородатые лица азиатов пылали мщением и злостью.

Ассалям айлекум! – поприветствовал я их, приподнявшись на колене.

И когда они недоуменно повернулись в мою сторону, мы с сержантом срезали их короткими очередями. Улыбающийся сержант стал спускаться со скалы, как вдруг за его спиной появился четвертый душман с автоматом наготове. Видно, он отстал, а услышав выстрелы, забрался на скалу с другой стороны.

Ложись, сержант! – заорал я, так как он закрывал наполовину «духа», и я не мог стрелять. Тот, не раздумывая, рухнул, и в ту же секунду две автоматные очереди рванули одновременно. Лишь моя нашла цель, душман, схватившись за грудь, скатился на сержанта.

Тьфу ты, черт! – выругался тот, стряхивая с себя тело убитого. – И откуда он выпал? – все еще не веря, что чудом остался жив, ворчал он. – Ну и настырные же они, как бараны тупые! – бурчал сержант, вытирая чалмой «духа» свою куртку, замаранную кровью убитого. – Если бы не Вы, кранты бы мне, а за мной долг не заржавеет, лейтенант! Только свистните, и я всегда приду на помощь!

Перевернув ногой убитого, он забрал у того неиспользованные магазины и две гранаты. Мне нравилась его хозяйственная жилка, все, что могло пригодиться, он без всяких комплексов забирал. Несколько раз его за это отправляли на «губу», но искоренить эту привычку было невозможно. «Так я ведь не для себя беру, а для ребят стараюсь!» – говорил он, когда его в очередной раз ловили на том, что он обманывал нерасторопного старшину, выцыганивая у него лишнее обмундирование или на что еще упадет его пронырливый глаз.

Забрав боеприпасы, мы вернулись за медсестрой и Тараторкиным. Сестренка сразу же кинулась к сержанту, увидев, что он весь в крови.

Да то не моя кровь, душмана! Вон, лейтенанту спасибо, спас меня от пули, подстрелил ворога!

Собрав свои скромные вещи, мы стали осторожно спускаться со склона к дороге, у которой притулился блокпост. Тататоркину я приказал на палке нести и размахивать белой тряпкой, которую мы оторвали от одежды убитого душмана, чтобы свои, разгоряченные боем, не подстрелили нас, как куропаток. Мы же с сержантом внимательно осматривали каждый камень или скалу, так как не было уверенности, что все «духи» ушли после неудавшегося нападения. Пот заливал глаза от нестерпимой жары, хотя солнце уже село, марево колыхалось над долиной у дороги. Тараторкин перепрыгивал с камня на камень как козел, и рюкзак в такт его прыжкам бил по его тощей спине, как вдруг взрыв подбросил его вверх, и он медленно-медленно, размахивая руками, стал падать вниз. Неожиданно мои колени стали подгибаться, страшная слабость охватила тело и последнее, что я увидел, это встревоженное лицо сержанта, который подхватил меня, и большие, полные слез, глаза медсестры.

Х Х Х

…Я пришел в себя уже в палате, весь утыканный, как еж, иголками с трубками. Рядом сидела знакомая медсестра и читала книгу. Я попробовал поднять затекшую руку, это, хоть и с трудом, но удалось, правда боль, появившаяся от этого в животе, заставила меня простонать. Сестра подняла глаза, и увидев, что я очнулся, вся просияла.

Ну слава Богу, а то мы уже думали, что Вы так и не придете в себя!

Что со мной…произошло? – в два приема спросил я.

Это мы когда подходили к нашим, то напоролись на минное поле. Солдатик тот сразу погиб, а Вас осколками ранило в живот и ногу. Сержант тащил Вас на себе до своих, и заставил вызывать срочно «вертушку» (вертолет – прим. автора), грозя, что если они не послушают, разнести здесь все и всех!

Я улыбнулся, представляя этого разгоряченного громилу под два метра ростом с кулаками-кувалдами. Не захочется, от такого вида, испытать на себе его гнев.

«Вертушка», – продолжила медсестра. – и так была уже вызвана, потому что надо было отправлять своих раненых, поэтому до разрушений блокпоста сержантом дело не дошло. Вас отправили в числе первых, так решил врач. Ранение было тяжелым, и Вы были без сознания. Второй рейс вертолет сделать не успел, душманы сбили «Стингером» (переносной ракетный комплекс, США – прим.автора). Видно Вам на роду написано долго жить!

Что за ранение…у меня?

Да ничего страшного, до свадьбы заживет!

Говори, я же врач, прошу тебя!

Хирург сказал, что осколок сильно попортил Вам внутри и часть кишок пришлось удалить, но главное, Вас спасли, и Вы будете жить! С армией, правда, придется расстаться, с такими ранениями комиссуют, но на гражданке всегда можно найти нетяжелую работу!

Спасибо! – я закрыл глаза, слабость еще не прошла. «Значит, Андрей свет Иванович, ты отвоевался! Сядешь на кашку да кисель, как язвенник-трезвенник».

Лейтенант, Вам плохо? – участливый голос медсестры вывел меня из самокопания.

Да нет, сестренка… все в порядке! Я, как врач, сам могу проконсультировать, что можно мне есть, а что нельзя. Вот только насчет работоспособности не мешало бы узнать.

Ну, насчет этого пока рано говорить. Месяца через полтора увидим, если не будет осложнений, поедете домой, к любимой девушке!

Нет у меня, сестренка, ни девушки, ни жены, ни родителей. Был дед, что меня воспитывал, да и тот перед армией помер, царство ему небесное! Замечательный был человек! Прости, голова что-то кружится!

Да это я дура! Вам же еще нельзя так много разговаривать! – засуетилась она, доставая шприц. – Сейчас поспите немного, и Вам будет легче! – втыкая иголку в нижнюю мягкую мышцу, ворковала она.

Вскоре туман окутал мою голову, и я погрузился в глубокий оздоравливающий сон. Однажды утром в палату ко мне зашел сержант в парадной форме десантника. Левый глаз у него закрывала повязка, но вид у него был жизнерадостный, веселый.

Здравствуйте, товарищ лейтенант!

Здравствуй, Омельченко! Ты куда это при параде? В отпуск что ли? А с глазом что? – забросал я его сходу вопросами, обрадовавшись этой встрече.

Да вот, когда Вас ранило, то и меня камешком зацепило, вначале глаз ничего, распух и слезился, открывать не мог, но хоть целый остался, а то ведь выбить могло. Правда, видеть им стал плохо, поэтому и комиссовали вчистую! А все равно полгода оставалось, так что не все так плохо!

Да ладно, ты не переживай! Главное, домой живой вернешься, героем! Откуда родом сам-то?

С Бердянска, что на Азове! Родители до сих пор там живут, а я перебрался в Сургут. Работал там до армии рулевым-мотористом на «толкаче» (РТ-655 – прим.автора), водили баржи по Оби. Оттуда и в армию забрали.

Земляк, значит! Я то родом с Урала, а до Афгана в Тюмени работал. Обратно куда собираешься, к родичам, или в Сибирь?

К родителям на месяц заскочу, отдохну, порыбачу на Азове, и к ребятам на судно. Я в военкомате просился в морфлот, все ж на судне работал, а оказался в десантуре. Вот такие пироги! Я ведь, Андрей Иванович, зашел еще вот зачем… – сержант смущенно теребил салфетку на тумбочке. – Вобщем, мы с Леной решили пожениться. Через три месяца у нее кончается контракт, и она приедет ко мне, там и свадьбу сыграем, а сейчас пока помолвку сделаем. Так вот, мы бы хотели, чтобы Вы были свидетелем у нас на свадьбе! Тем более, Лена сказала, что Вас по ранению комиссовали. Я тут адреса оставил, родичей и свой, если согласны, то приезжайте, мы с Леной будем очень ждать! И вообще, мы Ваши должники, если нужен буду, только позовите, все брошу и приеду! – закончил он и, вытащив из кармана небольшой кулек с гостинцами, положил туда листок с адресами.

Обязательно, Сережа, буду! Спасибо тебе и Лене! А то что вы мне должны, так ты это брось! Ты меня раненого вытащил, Лена ночи не спала возле меня, вытянула, можно сказать, с того света! Так это я вам должен своей жизнью, а не вы! Ну, а если вдруг понадобишься, то, Сережа, я тебя обязательно позову, так как на тебя можно положиться, как на себя! В этом нас проверил Афган!

Ну, я тогда пошел, а то Лена ругать будет! Она у меня строгая, сказала, чтобы я долго Вас не беспокоил!

Да ты и так меня не беспокоишь, я очень рад, что ты заглянул!

Да нет, я ей слово дал, извините, Андрей Иванович! – он осторожно пожал мне руку и бесшумно исчез за дверью.

Я откинулся на подушку. Хороший мужик, главное, надежный. Вот с таким бы и на Горбатую! Постой, а почему бы и нет? Он уже уезжает, скоро и меня отправят домой долечиваться. Найти еще одного надежного товарища, а троим уже и сам черт не страшен, не то что Шеф. Один сержант чего стоит! Я вытащил листок с адресами и, пробежав его несколько раз глазами, чтобы покрепче запомнить, положил в карман пижамы.

Х Х Х

Шеф не любил вспоминать экспедицию на Горбатую, хотя перед непогодой раненая нога об этом постоянно напоминала. Тогда он потерял весь цвет своей организации и чудом уцелел сам. Раненый, с трудом уйдя от милиции, он как-то смог добраться до Верхней Синячихи, где, убив владельца вишневой «шестерки», он на его машине добрался до Алапаевска. Тут уже он был в безопасности. Здесь у него был филиал, где его помощник, глава этого филиала, дал ему убежище, вызвал своего «прикормленного» врача, который вынул из ноги пулю и две недели ухаживал за ним. Здесь у него было все – и люди, и деньги. Заводов много, и все платят. Зализав раны, он стал интенсивно собирать все сведения об этом «Дубаре» (на «фене» – убитый, умерший – прим.автора), как он презрительно назвал этого «лоха», которого должен был уничтожить «Хмурый», но по каким-то причинам это ему не удалось. После чего он и его люди были уничтожены этим «фраером». Из-за «Хмурого» и он со своей группой попал в засаду. Дойдя до этого момента, он с силой сжал зубы. Как мальчишку обвел вокруг пальца! И кто? «Дубарь»! Вот почему он никому из братвы не рассказывал о том бое у горы Горбатой. Нечем было хвастать. Ведь вся воровская Сибирь и Урал будут хохотать над ним, над тем, кто до этого держал всех их в страхе. Теперь они, видно, почувствовали, что он ослаб, но ничего, есть еще порох в пороховнице. Он им всем еще покажет! Придет его время, а сейчас он собирает всю информацию о Федорове А.И.

Он много нового получил от «прикормленного» мента. Странно, что этому «Дубарю» как-то удалось отвертеться от тюрьмы, хотя, по словам легавого, ему светило три года. По-видимому, есть «лапа» и «лохматая» к тому же. Конечно, в тюрьме мне проще было бы его достать и вытрясти все сведения, а сейчас попробуй найди его в Афгане. Придется ждать и надеяться, что его там не шлепнут, хоть молись за него! При этой мысли он улыбнулся, придет же такое в голову! А пока мы его ждем, надо проследить за его дружком Володей, которого он приглашал в ту экспедицию на Горбатую. Телефона дома у него нет, значит, он ему напишет письмо или пошлет телеграмму, а мы эти сведения перехватим, не зря же мы платим тому легавому такие бабки! Пусть поработает! Как только появятся сведения о том, что он возвращается из Афгана, берем его друга в заложники, и он на блюдечке с голубой каемочкой приподнесет мне бункер в обмен на жизнь своего друга. Осечки тут не должно быть! Это мой последний шанс! А где-то в глубине души что-то ядовитое шептало: «Да плюнет он на этого друга, если там такие ценности и оружие! На хрен ему этот друг, чтобы делиться?». Только пытки, а лучше, «сыворотка правды», и он все расскажет!

Он налил в рюмку армянского коньяка и, смакуя, не спеша выпил. Настроение у него улучшилось, и он приступил к разборке почты за вчерашний день. Как будто почувствовав, что у него хорошее настроение, дверь в его кабинет приоткрылась, и в нее проскользнула хрупкая девушка кавказской внешности с длинными красивыми волосами и с подносом в руках.

Арсен Халилович! Ваш чай!

Спасибо, дорогая! – он ласково погладил ее по крутому заду.

К Вам представитель из Тюмени.

Подождет! Ты что такая сегодня грустная, моя милая?!

Вы все в работе и совсем перестали обращать внимание на свою птичку!

Ты права! Совсем закрутился! Но сегодня. даю тебе слово, весь вечер я твой!

Она чмокнула его в щеку, и вся засияла. Он усмехнулся, и про себя подумал, как мало надо человеку для счастья!

Пригласи, моя радость, человека из Тюмени! Сама же видишь, опять дела и дела!

Он достал из сейфа папку Тюменского филиала. Да, если бы эти документы попали в руки милиции, много бы людей село, а сколько бы слетело с теплых местечек! Поэтому он и работал спокойно, зная, что его предупредят или отведут удар, направленный на него, в другую сторону. Дверь открылась, и вошел его представитель. Поздоровавшись, он раскрыл дипломат и выложил пакет с деньгами на стол Шефа.

Они сказали, что больше давать не будут, так как у них свои трудности!

Что!!! – громко выдохнул Шеф. – Повтори, что ты сказал? – гонец в испуге попятился.

Я просто передал Вам их слова!

Ну, суки позорные, подавитесь вы моими деньгами! Свободен! Когда будешь нужен, позову. Сейчас пригласи ко мне Грача.

Минуты через три в его кабинет вошел его правая рука, его главный Чистильщик, занявший место Хмурого. Это был тридцатилетний мужчина с красиво развитой мускулатурой, по-видимому, бывший спортсмен. За его смуглый вид и немного горбатый кавказский нос он и получил кличку Грач. Поздоровавшись с хозяином, он с достоинством занял место в кресле возле стола начальника. В его взгляде сквозило уважение к Шефу, как к более сильному и могущественному, так как не было еще случая на его памяти, когда бы он не находил выход из сложившейся ситуации.

Работа тебе есть! – стараясь успокоиться и не показывать вида, что он расстроен, произнес Шеф, доставая из стола необходимую папку. – Возьми нужных ребят, и вот этих троих уберете! – он положил перед Грачом на стол фотографии приговоренных.

Выходит, тюменцы нас кинули, Шеф? – узнал он лидеров «Десятки» (ОПГ г.Тюмени, 1992-1996г г, в основном состояла из бывших спортсменов вокруг фотоателье № 10, отсюда и название «Десятка» – прим.автора).

Торопиться не надо! Уберите вначале «Мамонта», затем «Ляха», ну, а если не одумаются, и последнего. Главное, не наведите на след ментов! Ну, не мне тебя учить в этом деле! Ребят подбери толковых, так как убирать будешь не каких-то «шестерок», а авторитетов, которые без охраны не ездят.

Сам займусь! Эта работа по мне, главное – рисковое дело, а это я люблю, нервы себе пощекотать! Нужно три машины не засвеченные, кое-какие «ксивы» (документы – прим.автора), оружие, так как его придется бросать, чтобы сбить со следа, ну и так по мелочам. Людей я возьму своих, проверенных, а с оплатой, я думаю, мы решим с Вами опосля.

Ну, с богом! Бери все, что необходимо, про деньги не беспокойся, не обижу! Возьми эту папку, там адреса, знакомые, связи, увлечения и прочее этих говнюков. Как уберете первого, дай знать телеграммой, ну хотя бы: «Доехал нормально.»

Второго – «Вагон леса купил» – придумал тут же Грач.

Ну и отлично! Приступай, браток, проучи этих шакалов!

Из сообщений тюменских газет:

«Как сообщалось, 7 февраля в 19-30 у входа в ресторан «Заря», что на улице Володарского, убит 37-летний Александр Михайлов. Этой расправой продолжен кровавый перечень убийств лидеров неформальной корпорации, известной в Тюмени под названием «Десятка».

Коротко о погибшем. Он закончил Тюменскую высшую школу милиции. Служил в уголовном розыске и подавал большие надежды, но…был уволен за проступки, несовместимые с положением сотрудника МВД. Его хорошо знали в спортивном мире, как отличного спортсмена, и без средств к существованию не оставили. По совместным увлечениям и делам с ним поддерживали отношения расстрелянные в прошлом месяце Игорь Рура по кличке «Мамонт» и Алексей Ляхов по кличке «Лях». Вероятно, что Михайлову были известны некоторые детали преступления, так как одно время его держали под стражей в местном СИЗО. Возможно, это обстоятельство кого-то сильно напугало.

Расстрел Михайлова в центре Тюмени в урочное время свидетельствует, по мнению экспертов, об участии в преступлении заказного профессионального исполнителя, который знал образ жизни и режим жертвы.

Убийца дождался, когда Михайлов припарковал свою машину и подошел к дверям ресторана, в котором его ждали друзья, после чего в упор в спину выпустил очередь из автомата АКСУ-74, не вынимая его из спортивной сумки, после чего бросил оружие и скрылся. Михайлов скончался на месте, а его телохранитель с тяжелыми ранениями доставлен в реанимационное отделение 2-й городской больницы.

Михайлов похоронен, как и его друзья, по уже отработанному ритуалу: спортивный манеж, кавалькада черных «Волг», полированный гроб, аллея на Червишевском кладбище. Вопросов к следствию и розыску у газеты много, будут ли ответы?»

… «Вчера город шумел очередным кровавым убийством лидера преступной группировки. Но кто же убивает их? Может, как говорят в народе, за них взялась пресловутая группа «Альфа», или другой, созданный на базе правоохранительных органов «эскадрон смерти», которые всерьез взялись за очистку города от преступников. Мы связались с руководством МВД г.Тюмени: «Наши силы не задействованы в этих акциях. Просто идет дележ сфер влияния преступных группировок. Там, где крутятся большие деньки, там всегда кровь. А тут, возле нефти, идет грызня собак за лакомые косточки. Нами прорабатываются несколько вариантов. Уже имеются фотороботы подозреваемых, и дело поимки их – всего лишь несколько дней…».

Шеф откинул на стол газеты, которые только что пролистал.

Молодец, Грач! Шуму наделал много, но с задачей справился на отлично. Попрятались по норам, сраные авторитеты, дрожат, что и их приговорили. Как мы с тобой договорились, это тебе за работу, ну а со своими рассчитаешься сам! – подавая ему дипломат с деньгами. – Ну как, трудности были в Тюмени? – спросил Шеф своего Чистильщика.

Трудности были в том, что их убирать надо было по очереди, а не сразу всех, так как после первого отстрела они насторожились, а уж после второго Кудрявицкий вообще принял все меры безопасности.

Ну, от тебя еще никто не уходил! – похвалил его Шеф.

Настроение у него было отличное, что случалось не так уж и часто. Группировки в Тюмени перепуганы, как-никак убраны самые влиятельные лидеры. Уже было несколько звонков, просили приехать, поговорить. Тоже, нашли «шестерку»! Сейчас диктовать условия будет он! Только он будет делить пасхальный пирог! Отрыгнутся кровью им мои денежки, надолго запомнят, как его обманывать! Ну, а с гонцами надо, конечно, поговорить, чтобы знали, кто Хозяин! Эти мысли у него пролетели быстро, и ни Грач, да, пожалуй. И никто другой не заметили бы промелькнувшей на его лице мстительной улыбки. Ну, Грач вряд ли бы удивился, так как на его глазах многие одели по указанию Шефа «бетонные воротнички», то есть были замурованы в бочке с цементом и сброшены ночью в озеро Шарташ. Места там на дне для неугодных еще много, так что не стоило злить Хозяина. Именно поэтому городские цеховики, наученные горьким опытом, безропотно отстегивали ежемесячно свою дань, и никто из них даже не помышлял обмануть организацию, опутавшую паутиной Урал и Сибирь, так как все были наслышаны об участи предыдущих ловкачей.

Сейчас Шеф ждал гонцов из взбунтовавшейся Тюмени. Если они приедут и склонят голову, тогда он пожурит их и успокоится, восполнив, конечно, с излишком все свои потери и затраты на их усмирение. Но если они начнут здесь диктовать условия, то в Шарташе места на всех хватит, главное, сейчас он не должен идти ни на какие уступки. Если он не доведет дело до конца, то второй попытки ему сделать не дадут, «волчата» из Тюмени не дураки, поняли откуда ветер дует, и ослабь он на миг свою хватку, тут же вцепятся ему в глотку. Да и «Центровики» Вагина (одна из мощнейших ОПГ России начала 1990-х годов, контролировавшая центр Екатеринбурга, отсюда и название. Руководил боксер Олег Вагин. – прим.автора) ждут не дождутся, когда он где-нибудь споткнется, чтобы прибрать к себе подвластные ему территории. Сейчас, правда, у них зубы еще не выросли, но по-видимому, войны в дальнейшем с ними не миновать. Вот на примере Тюмени он им и покажет свои карательные действия. Пока они напуганы и растеряны, он приберет их к рукам и поставит во главе тюменской «Десятки» своего человека, который и будет управлять от его имени. Снова тогда возобновится пересохший ручеек денег из богатого нефтяного края. А вот их главу Кудрявицкого, что сейчас скрывается в Москве, надо убирать, чтобы не мешал, ну это уже мелочи. Займемся пока другими делами. Вот уже несколько дней ждет его решения гонец с Кавказа. Тамошние друзья готовы хоть сегодня скупить большую партию оружия. Расчет сразу валютой и наркотиками. Сейчас у них начинается небольшая военная заварушка, и оружие востребовано. Оружие?! Если бы все было так просто! Он нутром чуял, что в Горбатой его полно, но как его оттуда достать? Пробивать штольню, не зная куда? Но это просто бессмысленно! То же самое, что просто выкинуть уйму денег на ветер, или же подарить государству! Даже если бурить гору в надежде найти бункер, тоже уйдет не один месяц, а ведь потом надо будет делать проход. Нет, выход один – тянуть время переговоров, так как отказаться от таких предложений просто глупо, ну а там, возможно, появятся какие-либо сведения об этом «Дубаре» из Афгана.

Шеф еще не знал, что мое письмо уже написано и отправлено из госпиталя другу Володе, где я сообщаю о том, что скоро приезжаю в Свердловск и заеду к нему ненадолго. Через неделю копия письма, снятая капитаном милиции, будет лежать на столе у Шефа Уралмашевской группировки. Вновь завертелось колесо мафии, в котором я находился в самом центре. Первым делом, Шеф дал указания капитану любым способом достать хорошую фотографию «Дубаря». Тот достал ее из моего «дела», которую тут же размножили и вручили самым опытным и верным людям со словами: «Этот человек должен быть обнаружен и взят под наблюдение! Ни один волос не должен упасть с его головы. Просто наблюдать и сообщать, где он остановится, с кем встречается! Вобщем, все сведения о нем и его друзьях!». Сейчас Шеф не должен его упустить, так как это был его козырная карта, только «Дубарь» знал вход в бункер! Поэтому его люди встречали теперь каждый поезд и самолет из Ташкента. Шеф снял людей со всех малозначимых сейчас дел и бросил их на этот участок: «Найти, обнаружить по приезду любой ценой!».

Сотрудники уголовного розыска Свердловска были обеспокоены повышенной активностью Уралмашевской группировки на железнодорожном вокзале и в аэропорту Кольцово. Хотя те и не совершали никаких противоправных действий, но ежедневно здесь отирались, сменяя друг друга, до десятка членов преступной организации. Они встречали каждый поезд и самолет из Ташкента, то ли поджидая большую партию контрабандного товара, возможно, даже наркотиков или другого запрещенного товара. Но сразу же возникает вопрос, почему же они не знают точного времени и номера поезда или самолета? Может, тогда они хотят перехватить чужой груз или деньги, предназначенные для другой преступной группировки? Вопросы и еще раз вопросы! На это можно было ответить, только установив наблюдение за преступниками. На всякий случай задержали одного с целью проверки документов, но при нем не обнаружили ни оружия, ничего, что указывало бы, с какой они здесь целью. Извинившись, его отпустили, так как пока его задерживать было не за что, и он пользовался всеми правами гражданина своей страны, гарантированными Конституцией. Даже через своих осведомителей оперативники не смогли ничего узнать, так как на это дело Шеф поставил самых надежных и проверенных людей, которые умели держать язык за зубами.

Х Х Х

Я не ожидал, что меня кто-то будет встречать в Свердловске, так как не писал о своем времени приезда. Моему удивлению не было предела, когда на перроне увидел своего дядьку в генеральской форме и его жену Марию Николаевну, сохранившую былую красоту, с букетом ранних гладиолусов. Дядька, обняв и расцеловав меня по русскому обычаю, довольно посмеивался, глядя на мой растерянный вид:

Эх ты, заговорщик! Хотел сам неожиданно заявиться, а я взял, да и перехитрил тебя! Думал, я не знаю про твои подвиги, ранения? Да я постоянно следил, как там мой племянник воюет, как выздоравливает? Знаю, что тебя комиссовали по ранению, ну а уж про дату отъезда и номер поезда, это уже совсем пустяки! Ну, как у меня разведка поставлена? Жив еще, курилка? – засмеялся дядька.

Силен, ничего не скажешь! До сих пор в себя не могу прийти!

Да хватит тебе, Саша, человек устал с дороги, дома наговоритесь! – вмешалась Мария Николаевна. – Возьми-ка, милый, чемодан у лейтенанта! – обратилась она к стоящему рядом солдату, что был у генерала шофером. Тот с готовностью подхватил мой чемодан и понес его к черной «Волге», стоящей на привокзальной площади.

Сейчас завезу вас с Марией домой, а мне еще на работу надо, кое-какие дела закончить нужно, ну а после посидим, расскажешь о своих подвигах в Афганистане. – обернувшись ко мне с переднего сиденья проговорил дядька.

Да какие подвиги! – отмахнулся я. – Обыкновенная грязная война. Держим под контролем Кабул, да еще несколько районов, передвигаемся только колоннами под прикрытием танков и авиации. Подрываемся на минах, получаем пули в спину, нас открыто называют оккупантами, мы же стираем с лица земли целые кишлаки, если оттуда нас обстреляли, и это мы называем подвиги. Их-то можно понять, они воюют за свою страну, за свой уклад жизни, а мы за что?