Познакомившись с этими тремя рассказами даже в нашем сухом и беглом изложении, читатель все-таки может быть заинтересуется: дескать, ну как же дальше жили дьячок с «ведьмой», пожаловался ли он на нее попу-духовнику, как угрожал, сбежала ли она от него, были ли еще встречи вроде как с почтальоном или так все и замерло в якобы семейной тиши и глади? Как «Верочка» после неудачного объяснения в любви коротала свой век? Как встретились Агафья Стрельчиха и ее муж? Убил он ее или прибил, выругал, простил? Какие она слова говорила?.. Никаких таких вполне естественных вопросов при чтении сборника г. Чехова не возникает, – и так хорошо…
Условно, однако, хорошо. По поводу первого сборника очерков г. Чехова («Пестрые рассказы») в «Северном Вестнике» было уже, упомянуто о том газетном много– и скорописании, которое не доведет талантливого автора до добра{2}. Мы, может быть, уже присутствуем при начале исполнения этого печального предсказания. Или, по крайней мере, новые его очерки и рассказы с еще большею настоятельностью наводят на мысль об чрезмерной торопливости. Взять хоть бы ту же «Ведьму». Полежи она лишнюю неделю в письменном столе у автора, дай он себе потом труд перечитать ее еще раз с карандашом в руках, – и, конечно, гневные речи дьячка не резали бы ухо своим спокойствием и вместе деланностью. Можно ли в самом деле допустить, чтобы дьячок, при вышеизложенных условиях, изливал свой гнев и предъявлял свое обвинение в таких, например, словах:
– Ведьма и есть ведьма! – продолжал Савелий глухим, плачущим голосом, торопливо сморкаясь в подол рубахи, – Хоть ты и жена мне, хоть я духовного звания, но я о тебе и на духу так скажу, как ты есть… Да как же? Заступи, господи, и помилуй! В прошлом годе под пророка Даниила и трех отроков была метель и – что же? – мастер греться заехал. Потом на Алексея божьего человека, реку взломало и урядника принесло… Всю ночь тут с тобою проклятый калякал, а как наутро вышел, да как взглянул я на него, так у него под глазами круги и все щеки втянуло! А? В Спасовку два раза гроза была и в оба раза охотник ночевать приходил. Я все видел, чтоб ему пропасть! Все! О, красней рака стала! Ага!