Величие и гибель аль-Андалус. Свободные рассуждения дилетанта, украшенные иллюстрациями, выполненными ИИ

11 Халиф, его столица и его ученые

Гаремы во все времена были местом самых невероятных интриг. Сколько убийств и других самых тяжелых преступлений было совершено здесь. Но, именно благодаря гаремной интриге человечество получило одного з наиболее просвещенных правителей всех времен и народов.

У Абд ар-Рахмана III была жена благородного происхождения —. Фатима аль-Курайшия, которая была дочерью брата его деда. Но, несмотря на свое благородное происхождение, сын Фатимы не унаследовала халифат, так как Фатима потеряла благосклонность Абд ар-Рахмана III из-за уловки, которую сыграла с ней другая его жена, Марджана. Эта женщина, рабыня-христианка, описывается, как красивая, утонченная, милая и очень умная. Однажды, когда эмир решил провести ночь с Фатимой, Марджана сказала Фатиме, что она хотела бы купить у нее эту ночь, и предложила большую сумму денег. Фатима согласилась и подписала документ о продаже. Абд ар-Рахман провел ночь с Марджаной, показавшей потом ему документ, подписанный Фатимой. Халиф был оскорблен, и после этого он отказался навещать ее, и, несмотря на все ее высокое происхождение, статус ее сильно понизился⁶⁷. Напротив, Марджана стала фавориткой эмира и матерью двух дочерей и трех сыновей. Одним из них был аль-Хакам II, унаследовавший халифат.

Всего у Абд ар-Рахмана III было восемнадцать или девятнадцать сыновей, из которых выжило только одиннадцать или двенадцать⁶⁸. Абд ар-Рахман III проводил с ними ту же политику, что и его прадед, эмир Мухаммад, а потом дед Абдаллах, которые не позволяли своим потомкам мужского пола жить во дворце с эмиром. Сыновьям давалось образование в соответствии со их природными способностями. Когда они становились взрослыми, их обеспечивали дворцом и землей, что вместе с ежемесячной суммой денег было достаточно для обеспечения им безбедного существования. Но все сыновья халифа жили самостоятельно, кроме аль-Хакама, наследника престола, жившего вместе с отцом и получившим самое старательное воспитание.

В 961 году, на смертном одре, Абд ар-Рахман III сделал своим преемником аль-Хакама II, второго и последнего халифа, имевшего реальную власть над аль-Андалус. Так как, рассказывая о его библиотеке, я уже коротко писал и о его правлении, то здесь я ограничусь лишь тем, чем он прославился как покровитель науки и культуры.

Во времена правления этих двух великих халифов Кордова, столица халифата, стала городом, настолько развитым как в социальном, так и в экономическом и научном отношении, что в то время лишь два города могли с ним сравниться. Это были Багдад и Константинополь.

Для арабских летописцев того времени Кордова была «невестой аль-Андалуса», а арабский географ XII века аль-Идриси называет Кордову, прежде чем мрачно отметить ее нынешнее катастрофическое падение, «самой красивой жемчужиной аль-Андалуса». Даже саксонская монахиня Хросвита Гандерсгеймская, первый европейский драматург со времён античности именует ее «украшением мира».

Не только собственные летописцы, но и почти все путешественники, побывавшие здесь, отмечают, что жители Кордовы были чуть ли не самыми чистыми людьми на земле в том, что касается их внешности, одежды, кроватей и внутреннего убранства их домов. Улицы были хорошо вымощены и освещены, фонари были прикреплены к наружным дверям и углам домов, крыши которых, были черепичными. Кордова была в изобилии снабжена проточной водой, для снабжения которой Абд ар-Рахман III построил акведук и специальные бассейны. По переписи, сделанной чуть позже, во времена аль-Мансура, в Кордове было 1600 мечетей; 900 общественных бань; 80 455 магазинов, 213 077 домов для простых людей; 60 300 особняков для знати. Самые роскошные особняки были построены вдоль дороги, ведущей к Мадинат аз-Захра. Причем в домах некоторых аристократов были бельведеры с тщательно рассчитанными панорамными видами на Кордову.

По, как всегда приблизительным оценкам, в Кордове проживало не менее 200–300 тысяч жителей⁶⁹. Для сравнения в Париже, бывшем в то время крупнейшим городом Западной Европы, насчитывалось 20–30 тысяч жителей. Именно столько осталось там после того как викинги сожгли на обеих берегах Сены остатки того, что осталось от римской Лютеции после нашествия варваров. О комфортности жизни жителей Парижа того времени лучше не рассказывать

Искусства и ремесла процветали. В городе было около 13 000 ткачей, а его шерстяные, шелковые и парчовые изделия были известны. Не буду перечислять те многочисленные виды изделий, которыми славились ремесленники Кордовы, но их мастерство в обработке кожи, увековечено в английских словах «Cordoban» (натуральная кожа лошади, выделанная особым способом) и «cordwainer» (кордвейнер – это сапожник, который делает новую обувь из новой кожи). И по сей день названия некоторых улиц Кордовы увековечивают память о ремеслах и ремеслах, существовавших там в мусульманские времена, – улицы, названные в честь книготорговцев, сапожников, ткачей и мясников. Христианское завоевание разрушило большинство этих отраслей.

Об этом периоде Кордовы несколько столетий спустя аль-Маккари написал: «…в четырех вещах Кордова превосходила столицы мира. Среди них мост через реку и мечеть. Это первые две; третья есть Мадина аз-Захра, но величайшее из всех вещей – это знание, и это четвертое». Что ж римский мост через Гвадалквивир по-прежнему украшает город, и, те из нас, кто не имел счастья видеть его, по крайней мере читали о встрече на нем Проспера Мериме и Кармен. Кордовская соборная мечеть или, как ее чаще зовут Мескита, тоже стоит на своем месте. Хотя, внутрь ее бесцеремонно встроен католический храм. Что ж, как и предсказал поэт: «из мечетей раздаются стоны каменных михрабов, не придется ли веками вам оплакивать арабов⁷⁰». Руины великолепной резиденции Мадина аз-Захра археологи медленно раскапывают и даже пробуют реставрировать. Поэтому поговорим о самом эфемерном – о знании.

В школе при мечети в пригороде Кордовы

Помимо множества библиотек, аль-Хакам II организовал двадцать семь бесплатных школ для бедных. Три находились по соседству с Мескитой, а двадцать четыре – в пригородах. Главной заботой этих учебных заведений, как и во всех мусульманских стран того времени было обучение учащихся чтению и письму, а также помощь в запоминании священного Корана. Что отличало образование аль-Андалус от остального мусульманского мира, так это включение в учебную программу других предметов, таких как поэзия и углубленное изучение самого арабского языка. Особое внимание уделялось совершенствованию почерка, ибо наличие не просто каллиграфического, а изысканного и элегантного почерка во много способствовало дальнейшей карьере⁷¹.

Хотя по-прежнему, как и его предшественники, аль-Хакам II приглашал лучших эрудитов из Багдада и Дамаска, однако к этому времени уровень ученых самой аль-Андалус не уступал уровню ученых мужей на Востоке, которые еще недавно с усмешкой относились к творениям своих коллег на Западе. Столетия спустя многие их комментарии к античным творениям и собственные работы, будут переведены на латынь и романский язык в Толедской школе переводов короля Альфонсо Х Мудрого, а оттуда они будут распространяться и цениться по всей Европе.

Халиф аль-Хакам II беседует с учёными, приглашёнными во дворец

Следует отметить, что и предыдущие эмиры аль-Андалус приглашали к себе в страну и покровительствовали не только богословам, поэтам и музыкантам, хотя именно о щедрости правителей, особенно к первой из этих трех профессий, больше всего пишут арабские хроникеры. Правда, Аббас ибн Фирнас, пользовавшийся покровительством эмиров Абд ар-Рахмана II и Мухаммада I был и придворным поэтом, что, конечно, помогало ему «выбивать» финансирование и на свои научные изыскания. Во всяком случае стихов его не сохранилось, зато имеются не слишком богатые сведения о его исследованиях у, как всегда незаменимого, аль-Маккари. Конечно, к подобным сведениям, переданным через несколько столетий, надо подходить с осторожностью, но все же не могу себе отказать в удовольствии и не перечислить все приписываемые ему изобретения. Наиболее важным была разработка им технологии изготовления бесцветного стекла из песка, державшаяся в то время мастерами других странах в строгом секрете. Им были созданы конструкции метронома, водяных часов и «читающие камни» – приблизительно полусферические линзы, которые можно поместить поверх текста, чтобы увеличить буквы, что позволяло людям с дефектами зрения легче их читать. Ибн Фирнас сделал также крылья из перьев и ткани, натянутой на деревянные распорки, и спрыгнул с этим аппаратом с минарета Великой мечети в Кордове, что позволяет считать это устройство первым известным в истории парашютом. Он приземлился, отделавшись лишь незначительными ушибами. Увы, следующий эксперимент был не столь безопасным. Теперь он прыгнул с небольшого холма на аппарате, представлявшем собой каркас с крыльями из шёлка. Потоки воздуха подхватили Ибн Фирнаса и понесли вперёд. Он продержался в воздухе довольно долго и набрал значительную высоту. При приземлении устройство вместе с ученым рухнуло вниз, и Ибн Фирнас получил серьёзные ранения. Позже Ибн Фирнас говорил, что приземление можно было улучшить, приделав к его летательному аппарату хвостовую часть. Хочется надеяться, что этот полет дельтаплана Ибн Фирнаса в 875 году является более реальным событием, чем полёт в 1731 году в Рязани воздушного шара подьячего Крякутного!

Все исследователи сходятся во мнении, что аль-Хакам сумел II собрать у себя выдающихся ученых во всех областях науки того времени. Назову лишь несколько звезд первой величины. Особое место среди них занимает Абу Аль-Касим аз-Захрави (известный в средневековой Европе как Абулкасис), придворный врач халифа, снискавший себе бессмертие монументальным трудом «Китаб аль-тасриф» – «Распределение медицинских знаний для того, кто не в состоянии сам составить книгу для себя», известным на английском языке как «Метод медицины». Эта тридцатитомная медицинская энциклопедия аль-Захрапи, завершенная им после 50 лет работы в 1000 году, охватывает широкий круг медицинских тем, от общих принципов медицины в первом томе до последнего и самого знаменитого тома «О хирургии и инструментах». Аз-Захрави пишет, что он решил обсудить хирургию в последнем томе, потому что хирургия – это высшая форма медицины, и ее нельзя практиковать, пока врач не ознакомится со всеми другими отраслями медицины. Без сомнения, это была его самая важная работа, которая на века вперед утвердила его авторитет в Европе. «О хирургии и инструментах» – это первое из когда-либо написанных иллюстрированных хирургических руководств. Его содержание и описания внесли свой вклад во многие технологические инновации в медицине, в частности, в том, какие инструменты использовать в конкретных операциях. В своей книге аль-Захрави рисует диаграммы каждого инструмента, используемого в различных процедурах, чтобы прояснить, как выполнять этапы каждого лечения. Хирурги продолжали полагаться на Китаб ат-Тасриф вплоть до 1700-х годов. Некоторые из хирургических процедур аль-Захрави все еще используются по сей день, а хирургическое лечение мигрени, недавно появившееся новое интересное направление современной медицины, устраняющее причину головной боли, было описано еще аз-Захрави. Его использование кетгута для внутренних швов до сих пор практикуется в современной хирургии. Этот материал, являющийся единственным природным веществом, способным растворяться и быть приемлемым для организма, аз-Захрави обнаружил после того, как его обезьяна съела струны его лютни.

Другим ярким примером был Маслама аль-Маджрити (умер 1007 г.), истинный энциклопедист, как и многие выдающиеся ученые того времени. Он был астрономом, алхимиком, математиком и даже экономистом, ибо его перу принадлежит книга о налогообложении и экономике аль-Андалуса. Как астроном он известен тем, что улучшил существовавшие ранее переводы «Альмагеста» Клавдия Птолемея, и, скорее всего, именно его переводом пользовался Герберт Орийякский ( 946–1003), ставший в конце жизни римским папой под именем Сильвестра II⁷². Также аль-Маджрити принял участие в переводе его другой книги «Планисферия», расширил и исправил астрономические таблицы аль-Хорезми, разработал таблицы для преобразования дат персидского календаря в исламский календарь (хиджру), что впервые позволило точно датировать события прошлого Персии. Может быть, именно ему принадлежала первая сохранившаяся датированная астролябия из исламского мира, сделанная в Кордове.

Не менее важной фигурой был Ахмад аль-Рази (888–955), написавший первую повествовательную историю аль-Андалус, т. е. он не просто изложил голые факты исламского правления на Иберийском полуострове. В детстве у него был тот же наставник, что и у будущего халифа Абд аль-Рахмана III , что обеспечило ему высокое положение при дворе, и он использовал свой доступ к официальным документам и архивам для составления своей хроники «Отчеты о королях аль-Андалуса». Увы, эта его хроника, как и другие его произведения, в том числе и наиболее интересное для нас описание Кордовы, написанное в подражание аналогичному путеводителю Багдада, сохранились лишь в отрывках.

Кордова теперь оспаривала с Багдадом и Каиром интеллектуальное лидерство в исламском мире. Учебное заведение при Меските не уступало ни по возрасту, ни по авторитету университету аль-Азхар в Каире и университету Низамия в Багдаде, основанным в 970 и 1065 годах соответственно, и было первым средневековым университетом в средневековой Европе.

Лекция в Меските

Аль-Хакам всячески финансово поддерживал университет Кордовы и назначил своего родного брата Мундира руководителем обучения. При нем университет процветал, привлекая студентов – христиан, иудеев и мусульман из христианских Королевств Испании, других частей Европы, Северной Африки и Азии⁷³.

К сожалению, как и в случае библиотеки аль-Хакама II сохранилось крайне мало конкретных сведений об университете. Увы, даже аль-Маккари, который в своем жизнеописании этого халифа в малейших деталях описывает визит короля Леона Ордоньо IV, почти ничего не говорит на эту тему. Даже о простейшем Куррикулум можно лишь только догадываться. Как показывает случайное упоминание в трактате Ибн Хазма, студентов обучали здесь не только ортодоксальным исламским наукам, но даже арабским пословицам и поэзии эпохи джахилийи, т. е. доисламских поэтов. К счастью, о чем-то можно судить по именам нескольких самых известных ученых, преподававших там.

В первую очередь это словесники. Ведь вера, воплощённая в Коране, была изречена Богом пророку на арабском языке, и предание приписывает инициативу создания грамматики арабского языка праведному халифу Али ибн Абу Талибу. Поэтому филология была одним из почётнейших занятий лучших учёных мусульманского мира. В Кордове самым знаменитым был Абу Бакр аз-Зубайди. Его комментарии к трактату VIII века «Китаб Сибавайхи», посвященному изложению теоретических основ грамматической науки и который называют «Кораном грамматики», стали настолько знаменитыми, что он был назначен наставником сына аль-Хакама II, наследного принца Хишама II. При поддержке халифа аз-Зубайди написал множество книг по филологии, а также биографии филологов и лексикографов. Ибн аль-Кутийя, историк, чьи сведения о завоевании аль-Андалус были приведены во второй главе, в свое время был наиболее известен как выдающийся специалист по грамматике. Его «Книга спряжения глаголов» – старейшая сохранившаяся рукопись арабского словаря.

Преподавали здесь и «приглашенные» профессора, такие как Абу Али аль-Багдади аль-Кали, которого Ибн Халдун считал одним из классиков адаба⁷⁴ наряду с Ибн Кутайбой и аль-Джахизом. Как утверждают его андалусские биографы, в Альмерии, куда он приплыл, аль-Кали был почетным гостем губернатора и верховного адмирала Ибн Румахиса, а в столицу его препроводил специально присланный чиновник. Абу Али аль-Кали навсегда остался в Кордове, обновив здесь преподавание арабской филологии, и оставив после себя знаменитую антологию поэзии «Китаб аль-Амали», посвященную своему царственному покровителю⁷⁵.

Большое внимание в университете уделялось преподаванию юридических наук, которые, правда в исламе, переплетались с богословием, которое, конечно, было основополагающим предметом⁷⁶ Но я воздержусь от перечисления самых выдающихся богословов и описания их заслуг. Можно лишь быть уверенными, что все это были специалисты самой высшей квалификации, безупречной репутации и крайне консервативных взглядов⁷⁷.

Такими ИИ представляет богословов Кордовы

И здесь самое время сказать о сравнительно высоком положении женщин в аль-Андалус в это время. Ибо среди них были не только переписчицы книг и поэтессы. Даже среди выдающихся юристов были женщины. Рассказывают про Фатиму бинт Йяхья аль-Маггхани, дочь известного юриста, что ее мужу очень повезло, так как он мог обращаться к своей жене для решения сложных юридических вопросов. Даже во время занятий со своими студентами, когда он запутывался в каком-либо сложном вопросе, он вставал и направлялся к занавеске, за которой сидела его жена. Когда он возвращался с ответом, его ученики насмешливо говорили: «Это не от тебя. Это из-за занавески»⁷⁸

К счастью, также сохранился один пример, свидетельствующий о высоком качестве преподавания тамошней профессурой.

Ибн аль-Каттани ал-Мадхиджи (951–1029), прозванный «аль-Мутатабиб» (врач), был не только был личным врачом правителя и автором трактата «Лечение опасных заболеваний, появляющихся поверхностно», но и многих других, от логики до метафор в андалузской поэзии. Кроме того, он еще и очень успешно «подрабатывал», продолжая традиции Зирьяба, руководя обучением талантливых невольниц, которых готовили стать музыкантами и поэтами. Так вот известный историк Ибн Бассам так описывает ученицу Ибн аль-Каттани: «Никто не видел в его время женщину с таким сладким голосом, которая могла бы так хорошо петь, превосходить всех в искусстве письма, в каллиграфии, иметь более утонченную культуру, совершенную дикцию, она отсеивала диалектные ошибки в том, что писала или пела, хорошо разбиралась в морфологии, лексикографии и стихосложении, имела также познания в медицине, естествознании и анатомии и других науках, так что не уступала в этом ученым того времени»

После этого, может быть, не покажутся таким уж преувеличением восторги пакистанского историка Имамуддина⁷⁹, о том, что Кордова была «для Европы тем же, чем голова для тела и то, что европейцы узнали, было в основном из Кордовы. Аль-Хакам поднял уровень цивилизации в Испании на такую высоту, что Кордова служила маяком во тьме, царившей тогда в Европе».

Увы, этот маяк горел недолго. Как писал столетием позже андалусский поэт Абу-ль-Бака ар-Рунди:

Все, что завершилось в мире, не минует разрушенья,

Пусть же нас не ослепляют счастья сладкие мгновенья!

Перевод Б. Шидфар

Everything declines after reaching perfection,

Therefore, let no man be beguiled by the sweetness of a pleasant life.

English translation by James T. Monroe

Accomplie, toute chose porte sa carence :

La douceur de vivre ne doit leurrer personne.

Traduit par Jalel El Gharbi

Я привожу этот отрывок еще и в переводе на английский и на французский, так как не зная арабского, не чувствую какой перевод лучше отражает мысль поэта

12 Хаджиб аль-Мансур – диктатор

Хаджиб аль-Мансур, наверное, единственный уроженец аль-Андалус, чьё имя хоть и в искаженной форме Альмансора надолго сохранилось в памяти европейцев. Ведь великие завоеватели и жестокие правители значительно популярнее, как у историков, так и у писателей в сравнении с мыслителями или поэтами.

Мухаммад ибн Абу Амир, в будущем более известный по своему почётному титулу аль-Мансур би Аллах, т. е. Победитель волей Аллаха, сокращаемому обычно до аль-Мансур (Победоносный) родился около 939 года в селении Тораш (вблизи Альхеси́раса), где его родители, владели небольшим поместьем. Его мать происходила из берберской семьи, но по отцу, согласно семейному преданию, он вел свой род от прибывшего из Йемена одного из соратников Тарика ибн Зияда. Он уехал в Кордову совсем молодым, чтобы обучаться в университете юриспруденции и богословию, что было традиционно для его семьи. Так, на пример, его дед по отцовской линии был кади Севильи. Прилежный и способный студент, он приобрел солидные юридические знания на уроках выдающихся преподавателей, некоторых из которых были приглашены самим халифом аль-Хакамом II из Багдада.

Те, кто знал ибн Абу Амира в это время, вспоминают его как крайне честолюбивого юношу, всегда считавшего себя предназначенным для великих дел. Вот, что написано в главе «О правлении аль-Мансура Мухаммада ибн Абу Амира» книги Ибн аль-Хатыба «Деяния великих мужей»⁸⁰, которую я еще неоднократно буду цитировать: «Ибн Абу-ль-Файяд рассказывает: «Мухаммад ибн Муса ибн Азрун передавал со слов своего отца: «Однажды мы собрались в одном из садов Кордовы, что находится близ кордовской нории, большого оросительного колеса. С нами был Мухаммад ибн Абу Амир, который был еще очень молод. Там был его двоюродный брат Омар ибн Аскаладжа, катиб Ибн аль-Маризи и некий человек, которого звали Ибн аль-Хасан, родом из Малаги. Перед нами стоял стол с разными блюдами, и тут Мухаммад ибн Абу Амир завел свои постоянные речи: «Я обязательно захвачу всю Андалусию, поведу войска, и моя воля будет для всех законом!» Он говорил это, а мы шутили и смеялись над ним. Потом он промолвил: «Пусть каждый из вас пожелает чего-нибудь, и я выполню его желание в свое время». Его двоюродный брат сказал: «Я хочу, чтобы ты назначил меня начальником стражи мадины Кордовы». Ибн аль-Маризи пожелал стать главным смотрителем кордовского рынка, а человек из Малаги промолвил: «Мне хотелось бы, чтобы ты назначил меня кади в моей стороне, потому что у нас лучший инжир в Андалусии, а я его так люблю, и мне всегда хочется поесть его досыта». Ну а я ответил Мухаммаду скверными и непристойными словами. Когда же власть перешла к аль-Мансуру, он назначил своего двоюродного брата начальником стражи кордовской Медины, Ибн аль-Маризи стал смотрителем кордовского рынка, а Ибн аль-Хасану он послал в Малагу грамоту о назначении его кади, прибавив: «Теперь, может быть, поешь инжира досыта». Что же касается меня, то он наложил на меня огромное взыскание, которое сделало меня бедняком, из-за тех скверных слов, которые услышал от меня в детстве...»⁸¹

Но посмотрим, как ибн Абу Амир реализовывал свои жизненные планы. После университета, который, по мнению некоторых авторов, он не закончил из-за отсутствия средств, ибн Абу Амир устроился простым писарем и, занимал эту должность до 967 года, когда он стал помощником клерка у главного кади столицы. Вскоре тот, восхищённый его деловыми качествами или же опасавшийся слишком бойкого молодого человека, рекомендовал его визирю Джафару аль-Мусхафи, уже в то время бывшего среди лиц, особо приближённых к халифу ал-Хакаму II. Ибн Абу Амир сумел быстро завоевать доверие визира и тот в свою очередь рекомендовал ибн Абу Амира на должность управляющего имуществом старшего сына и наследника халифа и его матери принцессы Субх. И эта должность знаменует начало политической карьеры ибн Абу Амира.

Хаджиб Мухаммад ибн Абу Амир, свирепый Альмансор начинал свою карьеру писцом на базаре

Стал ли он её любовником или, как герой сказки Тургенева нашёл сморщенное яблочко, благодаря которому его обладателя любят немолодые пожилые женщины, неизвестно, но то, что он приобрёл на неё огромное влияние, несомненно. Конечно, Субх была лишь чуть старше ибн Абу Амира, но она уже была матерью двух сыновей, и по понятиям того времени была уже немолодой женщиной. Их предполагаемые отношения были предметом сатир и клеветнических стихов, распевавшихся в Кордове и выполнявших в то время роль социальных сетей. Халиф не мог о них не знать, но, очевидно, он так и не увидел причин для каких-либо действий и продолжал доверять ибн Абу Амиру различные миссии.

Не буду перечислять все те должности, которые посыпались на него как из рога изобилия. Самое удивительное это то, что многие из них он занимал в одно и то же время. Сам взлёт карьеры ибн Абу Амира был стремительным: с момента его первого появления при дворе и назначением начальником монетного двора, т. е. на одну из важнейших должностей в государственной администрации Кордовского халифата, прошло всего 7 месяцев. Финансовыми возможностями, даваемыми этой должностью, он воспользовался в полной мере не только для себя, но и создавая себе репутацию щедрого друга и покровителя. Этим простым, но эффективным методом, он будет пользоваться всю оставшуюся жизнь. При этом он чуть не попался на растрате, но полезные связи, уже созданные за это время, помогли ему выкрутиться так, что в дополнение к своим прежним должностям, бойкий молодой человек получил пост сахиба аль шурта (начальника полиции Кордовы).

В это время его покровитель Джафар аль-Мусхафи получил должность хаджиба. Как уже упоминалось, в аль-Андалус хаджиб стал в халифате главой всего правительственного аппарата страны, имея в своём подчинении многочисленных чиновников (в том числе нескольких помощников, носивших титул визирь). Однако, в отличие от других стран, его должность не была связана с командованием войском. После того, как в ставшим хаджибом ибн Абу Амиру удалось отстранить от реальной власти халифа, в его руки перешла вся власть в стране, а также командование войсками халифата.

Важное значение для будущего ибн Абу Амира имела его поездка в 973 году во владения Омейядов в Северной Африке, где по поручению халифа он должен был навести порядок в продолжающейся уже долгое время войне с Идриссидами, новым противником Омейядов в этом районе, заменившими старого врага, Фатимидов, уже давно перебравшихся в Египет. Он показал себя здесь опытным администратором уже в большем масштабе, блестяще разрешив все политические, экономические и логистические проблемы, здесь же он сблизился со своим будущим тестем, Галибом ибн Абд аль-Рахманом, самым выдающимся полководцем Кордовского халифата, который руководил военными аспектами операции. К тому же, именно во время этой поездки ибн Абу Амиру удалось завязать тесные отношения со многими лидерами берберских племен, и он понял, что берберы могут представлять неиссякаемый воинский резерв для армии Кордовского халифата. По возвращении в Кордову Мухаммад стал в глазах халифа ещё более необходимым чиновником, что выразилось в новых назначениях, которые он получил. В том числе он был назначен командиром наёмников, составлявших гарнизон столицы.

Одним из самых ответственных моментов каждой монархии является период междуцарствия. Даже в русской империи, где император Павел 1 своим законом о престолонаследии предусмотрел, казалось бы, все неожиданности, и то произошел сбой в 1825 году. Тем более такие моменты происходили в мусульманских государствах, где проблемы с выбором нового халифа начались уже после смерти второго праведного халифа Умара ибн аль-Хаттаба. Естественно, что кордовский халифат тоже не мог избежать этой болезни, хотя один из самых достойных правителей Европы всех времен ал-Хакам II сделал многое, чтобы обеспечить после своей смерти мирный переход титула халифа к своему единственному сыну. Увы, то, что произошло, могло бы послужить эпизодом в сериале «Борьба Престолов».

Последние годы жизни халиф тяжело болел. Во время болезни халифа, страною фактически правил хаджиб, которым с 971 года был покровитель ибн Абу Амира Джафар аль-Мусхафи. Весной 975 года стареющий Аль-Хакам II покинул Мадину аз-Захру и вернулся во дворец в Кордове, чтобы сделать все возможное для своего сына. 5 февраля 976 года он пригласил знатных людей подписать акт, объявляющий Хишама своим наследником. Никто из них не посмел отказаться из уважения к авторитету халифа. Однако в действительности это решение поддерживала лишь так называемая «арабская партия», которую возглавляли сам хаджиб, естественно, мать Хишама Субх и ее фаворит ибн Абу Амир. Но другие планы были у «партии славян» (сакалиба), состоявшей из освобожденных европейских рабов, выполнявших, прежде всего роль дворцовой гвардии, но которые за несколько десятилетий захватили многие важные функции в администрации. Славяне, из которых только в самой Кордове насчитывалось около 15 000 человек, во главе с Фаиком аль-Низами, камергером, и Джаудхаром, главным сокольничим, желали посадить на трон брата аль-Хакама II, Аль-Мугиру. Этому самому младшему и любимому сына Абд ар-Рахмана III уже исполнилось 27 лет, тогда как Хишаму было на тот момент всего десять, а мусульманская традиция запрещала возведение на трон несовершеннолетних.

Халиф аль-Хакам II скончался 1 октября 976 года в своём дворце в Кордове на руках у Фаика и Джаудхара. Скрыв от всех известие о смерти халифа, сакалиба явились к хаджибу Джафару аль-Мусхафи и под угрозой смерти заставили его поклясться, что новым халифом станет их кандидат, аль-Мугира. Однако аль-Мусхафи собрал своих сторонников, и все пришли к согласию о том, что аль-Мугира должен быть ликвидирован. Однако никто из собравшихся, многие из которых были воинами, привыкшими к насилию и убийствам, не хотел брать на себя эту миссию. И тут неожиданно для всех сделать это вызвался ибн Абу Амир, наиболее заинтересованный, чтобы у власти оказались Субх и её сын, на которых он имел огромное влияние. Взяв отряд наёмников, командиром которых он был, ибн Абу Амир прибыл в дом аль-Мугиры, который всё ещё не знал о смерти ал-Хакама II. По прибытии во дворец Аль-Мугиры ибн Абу Амир расспрашивает его о его намерениях и стремлении к власти; Аль-Мугира, понимая цель визита, клянется в полном послушании будущему халифу Хишаму. Ибн Абу Амир, впервые оказавшийся непосредственно втянутым в «мокрое дело», не выдерживает и немедленно отправляет записку Аль-Мусхафи, уверяя его, что брат покойного халифа не представляет угрозы и что его устранение не является необходимым. Но аль-Мусхафи, который сам только что нарушил обещание данное сакалибам, категорически потребовал, чтобы аль-Мугира был убит. Тогда ибн Абу Амир отдал приказ своим воинам, и аль-Мугира был задушен в его собственных покоях и повешен на балке крыши, так словно он покончил жизнь самоубийством. Это и подтвердило расследование обстоятельств смерти аль-Мугиры, порученное потом самому ибн Абу Амиру. Когда лидеры «славянской партии» узнали о смерти своего претендента, они вынуждены были смириться с тем, что халифом станет Хишам II. Они лишь могли сожалеть о том, что у них не хватило духу сразу же убить Джафара аль-Мусхафи, как это предлагал один из них.