Собрание сочинений. 5 том

Шеф улыбнулся:

– Я с тебя отчета не спрашиваю, а технику будем ждать всем селом.

Опять на селе был праздник. Невиданная техника вползала в деревню, осторожно переваливалась через канавы и вставала в ряд у мастерской. Инженер Кувыкин подошел и доложил, что вся техника доставлена в нормальном состоянии. Родион крепко его обнял.

«Да, ухожу от старых правил поведения. Это хорошо!» – подумал он.

Генеральный переложил все дела по городу на Макса Михайловича и вплотную занялся колхозом, как все дружно называли ЗАО «Труд». Ночевал у Семена, рано утром, уточнив планы с Горловым на день, уезжал в район. Омичи заканчивали монтаж фермы, а энергетики не давали документы на подключение, коммунальщики тянули с водопроводом. Родя в пятый раз зашел в «Знергосбыт», начальник, полный молодой человек, встретил недружелюбно:

– Стучаться надо, когда в чужой кабинет входите, – назидательно указал он гостю.

Бывалый прямо через стол поднял его из кресла за фалды пиджака:

– Если ты мне сегодня не выдашь бумаги, а я к тебе неделю подряд стучусь, клянусь мамой, а ты должен знать, что эта клятва в определенных местах считается последней, так вот, я тебя посажу в это кресло, только к нему будут подведены три фазы. Все! Ты меня услышал. Бумага должна быть в приемной к обеду, а то для начала я испорчу тебе аппетит.

Энергетик тяжело опустился в кресло:

– Я могу вызвать милицию… – промямлил он.

– Они помогут тебе оформить допуск? Не смеши, живи по-человечески, что же ты из людей жилы тянешь.

– Вы хулиган! – заорал начальник. Бывалый подыграл:

– Милый мой, я уголовник. В прошлом. Не напоминай мне об этом. До обеда!

Вышел, отряхнулся. «Да, кучеряво я с ним, но впредь пусть думает. Так, сейчас к дорожникам».

Дорожный мастер подал руку:

– Толян. Уже отправил автогрейдер, парень толковый, он вам дорогу выровняет. И площадку тоже.

– Толян, я его не отпущу, пока все не сделает. Мне надо и в деревне дороги подправить. Пусть поживет, – посвойски хлопнул парня по спине.

– Пускай, только солярка твоя и квартира…

– С молодой вдовой, – улыбнулся Родион.

– Нет, вдовы не надо, мужик серьезный, но питание организуй.

Коммунальщик встретил с грустью в голосе:

– Чем я тебе буду вести воду? Трубы нет, экскаватор еле дышит, да и дебита мало будет, если сотня коров пить начнет.

– Михайлыч, десять лет вся страна пьет, а дебит не кончается, – очнулся дремавший на диване мужичек.

– Выйди отсюда! Вас зовут…, да, Родион Петрович. В городе есть ребята с таким хитрым аппаратом, называется навигатор. Вгоняют трубу в землю и выводят, куда тебе надо, хоть в ферму, хоть в квартиру. Стоит, конечно, прилично, но аккуратно, и всего день работы.

– Координаты дашь? Добре. А как начальника зовут?

– Хозяин. Это частное дело. Василий, а отчество не помню, да он молодой, ваших лет.

Прямо из машины Родион набрал номер, ответившему мужчине кратко объяснил суть дела. Тот спросил:

– А к вам как обращаться?

– Родион Петрович.

– Понято. Родя, Бывалый, ты меня не узнал? Я Вася, мы у смотрящего знакомились, вспомни!

– Помню. Так ты ко мне приедешь? Вместе с техникой.

– Родя, только завтра к обеду. Расстояние большое?

– Ты о чем?

– О трубе. Расстояние от подключения до объекта.

– Не могу сказать. Приедешь, на месте разберемся.

Он уловил намек коммунальщика на возможные проблемы с водой, потому подумал о новой скважине. Нашел в записной книжке телефон коммунальщика, он должен знать, кто бурит скважины. Телефон не ответил. Пришлось ехать в администрацию.

– Илья Васильевич, извините, что беспокою вас по пустякам, но времени нет, а нужных людей не знаю. Срочно надо пробить скважину для фермы, коммунальщики пугают, что воды на всех может не хватить.

– Есть такое дело, уровень вод снижается, у нас проблемы. Найдем мы сейчас бурилку, вот только место кто будет выбирать? Бурить – много ума не надо, важно там, где вода есть, и вода пригодная, питьевая, – по-хозяйски назидательно напомнил Илья Васильевич.

– Я понял, – кивнул Бывакин. – Из приемной в колхоз позвоню.

Горлова попросил срочно привести к телефону старика Тихона, любого спроси, все знают, где он. Дед, видимо, отирался у конторы, Горлов передал ему трубку:

– Але! Струков Тихон Данилович на проводе.

– Дед Тихон, это Родион.

– Не знаю никакого Родиона. Один у нас есть, но он Родион Петрович, – деду явно нравился такой разговор.

– Дед Тихон, не дури, на тебя вся Европа смотрит. Можешь ты указать место недалеко от новой фермы, где бы ты стал копать колодец?

– Родя, а нахрена мне колодец, у меня крантик около дома? – искренне удивился дед.

– Дед Тихон, я тебя от колхоза отлучу, если будешь дурака валять. Я, между прочим, с тобой за деньги разговариваю. Есть такое место или нет, говори толком?

Дед помолчал, поосмыслил, потом покряхтел и крикнул:

– Але! Родион Петрович, вот если от фермы в сторону деревни, тут можно. Тут большой дом стоял классового врага кулака Трушникова, и был у него на дворе глубокий колодец. Помнится, в него девица Аникея ходила топиться, когда поп ее за блуд причастия лишил, но не стала, посля поясняла, что водица дюже холодная.

– Все, дед, будь около Горлова, чтобы тебя по всей деревне не искать, – предупредил он.

– Ложь и клевета! Мы с товарищем Горловым вместе встаем, зарядку делаем, потом завтрикаем, он кофей пьет, я чай на душице, он бреется, я бороду расчешу, и на работу. Я про жалованье пока молчу, временные организационные трудности, как говорит Владимир Гаврилович.

Родя отключил трубку. Вот балабол, на сцену его поставить – целый вечер будет говорить, и все складно, весело. Ладно, концерты потом будем смотреть.

Илья Васильевич подал ему бумажку с несколькими именами и телефонами.

– С первым я уже переговорил, он согласен хоть сегодня выехать. Родион Петрович, что у вас произошло с энергетиком?

– Уже стуканул? – удивился Бывакин.

– Да нет, другие источники. Говорят, сжечь грозился?

– Илья Васильевич, его сжигать – надо трансформатор дополнительный ставить. Я же толичко пообещал три фазы подключить, если бумаги не сделает, – объяснил Родион.

– Сделал? – поднял глаза начальник.

– Не знаю. Сейчас поеду.

– Родион Петрович, нам с вами эти базары ни к чему! – строго предупредил Илья Васильевич.

– Услышал, – кивнул Бывакин и удивился, как деликатно глава его на место поставил.

Родиону рассказывали, как встречал он губернатора в первый раз на своей земле уже в новой должности.

…Вертолет губернатора сел ровно в девять, он вышел в сопровождении трех человек, Илья Васильевич направился ему навстречу. Встреча первая после назначения, два дня специальная группа осматривала объекты, которые записаны для посещения губернатора, вчера руководитель протокольного отдела строго предупредила, чтобы никаких лишних вопросов и никаких отклонений от маршрута. Илья, вчерашний руководитель крупного сельхозкооператива, все это понимал, но увидев перечень «объектов для посещения», возмутился: что смотреть на молочном предприятии, если оно стабильно работает и руководитель не задает никаких вопросов, все решает сам. Или новый дом культуры, перед самым его назначение открыли, а уже плитка отвалилась и штукатурка осыпается. Решил: будь что будет, а я предложу губернатору посмотреть то, что требует его вмешательства в решение проблемы. Понимал, что шеф может и на хрен послать, и впечатление о себе можно на всю жизнь испортить, но от задуманного решил не отступать. Да и губернатор подыграл:

– Итак, хозяин, куда повезешь гостей?

– Маршрут, подготовленный вашей группой, хороший, он оставит приятное впечатление, но и проблемы наши оставит. Потому предлагаю побывать там, где у нас плохо, трудно, где нужна ваша помощь.

Губернатор улыбнулся, видимо, впервые с ним так ведут разговор.

– А что? Я не возражаю. Подсказывайте водителю, куда ехать.

Остановились около школы искусств. Илья вошел в роль, вел себя смело:

– Ни за что не догадаетесь, что это за объект, и он меньше всего и внешне, и внутренне, похож на школу искусств. Пойдемте.

В некоторых классах шли занятия, Илья Васильевич извинялся, губернатор кивал головой, так прошли оба этажа и остановились под дырявым навесом на крыльце.

– Думаю, тут надо только стены оставить, все остальное менять. Места хватает?

– Пристрой нужен.

– Пишите письмо, обоснуйте, рассмотрим. И надо подключить скульпторов, создать соответствующий внешний вид. Так. Что дальше?

Дальше была начальная школа, бывшая средняя. Прогнивший пол, облезлые стены, но больше всего губернатора поразил туалет: писсуары на уровне головы ребенка и унитазы, из которых, были случаи, детей вынимали общими усилиями. Остановились у моста через местную речку, в который весной провалился трактор, провал залатали, но движение транспорта по мосту запрещено. Это огромное неудобство для населения.

За поздним обедом губернатор тихонько сказал Илье Васильевичу:

– Я доволен поездкой. Все эти вопросы в рабочем порядке вам бы пришлось протаскивать года два. А сейчас покажите мне хорошую, работящую семью, живущую личным подворьем. Нам надо что-то делать с деревней, оставшейся без производства…

…Два дня и две ночи в деревне гудели тракторы и машины. Дед Тихон торжественно привел все начальство на пустырь, долго мелкими шашками бегал то в одну, то в другую сторону, чего-то прикидывал, потом топнул ногой:

– Вот тутака сверлите, и будет вода чистейшая, почти что святая, ее бы не коровушкам пить, а беременным женщинам, а так же которые кормящие.

Сема взял деда за рукав:

– А ну, кайся, козел блудливый, с чего это ты вдруг о беременных вспомнил? Нагрешил где-то, вот и шибануло в память! Дед Тихон, падай на колени и называй всех вдовушек, а может, и замужних каких!

– Семен, стыда у тебя нет! Я об потомстве забочусь, ты вот сколь ни поробишь, и на могилки, а кто дело продолжать будет? – запричитал старик.

Семен возмутился:

– Дед, ты почто меня хоронишь? Виденье было какое? Говори!

– Сема, да для примеру сказал, какое виденье, я уж и бабку-то только наощупь…

Пока хохотали, буровики свою технику наладили и к ночи фонтан ударил. Горлов успел ведерком зацепить из струи, по глотку сделали все и остались довольны.

– Шеф, трубу глушить? – спросил буровой мастер.

– Глуши. Завтра от нее навигатор заведет воду в ферму. Спасибо, ребята. Расчетом довольны? Это важно, потому что, возможно, не в последний раз.

Подошел машинист грейдера:

– Родион Петрович, от асфальта к ферме я дорогу поднял, но без вашего согласия сделал корыто. Не понятно? Под твердое покрытие. Советую договориться с начальником и прямо сейчас завезти с десяток камазов щебенки, я бы все разровнял, а весной положим асфальт.

Родион посмотрел на мужчину:

– Тебя обедом кормили?

– Нормально, шеф, щи и котлеты. Я еще на площадке у фермы покатаюсь. Шеф, великое дело вы задумали, это же какая радость для деревни. Я сегодня столько добрых слов про вас услышал, честное слово.

– Ну, спасибо, дорогой, поработай чуток и отдыхай, завтра дел много.

Вечером пришли кировцы с двойными прицепами, привезли сено и солому, в одной тележке закатанный в пленку сенаж от Багитжана. Тракторист нашел Родиона и сказал, что сенаж надо разгружать вручную и сразу на эстакаду. Он кивнул Горлову: «Организуй!».

Утром позвонил Исильбаев:

– Родион Петрович, если бы не верное слово друга, увез бы нетелей к себе. Какой прекрасный материал! Коровы будут замечательные! Так удачно все сошлось! Везем мы тебе сто одну голову, сто по договору, одну сверху, подарок от заведующего племенным стадом. Будем завтра утром. У тебя все готово?

Бывакина била мелкая дрожь, так всегда было, когда он сильно волновался:

– К утру все будет в порядке. Ждем.

– До встречи, дорогой.

Горлов занимался фермой, тут оказалось еще очень много мелких, но важных вопросов, а Родион поехал к пахарям. Посмотрел работу кировца, как легко он поднимал и измельчал слежавшуюся пашню. Трактористу показал большой палец и направился к комплексу. Сегодня пахал Сема, его он остановил. Семен спустился из кабины в синем комбинезоне, коротких хромовых сапогах, в берете. Не удержался, сгреб Родю в охапку:

– Родион Петрович, вот ущипни меня: неужели мы жить начинаем? Роблю и нарадоваться не могу, да еще машина такая, только шепни ей, что надо чуть правее, она правее, скажи, чтобы обороты добавила – загудит веселей. Эх, Родя, а мы на чем пахали? Тыды и растуды наше бывшее советское начальство: неужели не могли придумать такой трактор? Я же в дэтушке летом от жары сгорал, зимой к сидушке примерзал. На комбайне под зонтиком. Ветер в харю, а я …, прости Господи! Нет, умели наши люди все делать, какие космические корабли летали, какие красавицы у нас на вооружении стояли, Родя, я сам был на стрельбах. Гашетку нажали у Каспийского моря, а ракета попала в мишень корабля в Тихом океане. Это как? Плохо, скажи, плохо? А почему трактор не сделать, легковушку для мужика, стиралку для бабы, чтобы не в бане воду греть и не «Сема, я постиралась, воду вынеси!»?

– Тебя кто меняет? Сема, смотри, ты тут у меня самый ответственный. До зимы надо как можно больше вспахать.

– Сделаем, Родион Петрович, кировец ведь тоже хороший помощник, я на нем за осень по тыще гектаров пахал. Да…

С Федором Родя расстался давно, как только стали налаживаться дела и в городе чуть поутихло, когда Бывалый вернул с огромным трудом свои капиталы из-за рубежа. Федор тогда сослужил последнюю службу, главарь армянской группировки как-то прознал о запущенном механизме возврата валюты, вот тогда Федя убрал наглого армянина, который требовал долю, иначе грозился сдать братве. Бывалому совсем не улыбалась перспектива объясняться перед старшими об источниках появления столь больших и до сих пор скрываемых бабок. Тогда могли всплыть Доктор и Жмых, а если так – Роде со сходняка не уйти. Через своих людей он хотел частично купить армянина, но Федя вмешался:

– Бывалый, этот глистоватый кавказец не может быть порядочным, если он требует не свое, ты ничем от него не откупишься. Его надо убирать.

– Федя, честно говоря, я думал, что ты выбросил свою «катюшу». С кем будем обсуждать?

– Ни с кем. Не потому, что не верю ребятам, а так проще: чем меньше знают, тем спокойней и надежней, – рассудил он.

– В чем тебе надо помочь?

– Только не мешай. Я его в лицо знаю, и в такую фигуру трудно промазать. На всякий случай выеду в лесок, испорчу десяток патронов.

Никто после убийства не вышел на Бывалого, видимо, хитрый армянин ни с кем не делился планами «обуть» богатенького русского. Тогда и разошлись пути-дороги двух самых сильных и самых опасных людей города. Родя ушел в строительный бизнес, а Федор купил кондитерскую фабрику, взял кредиты, провел реконструкцию и через год завалил рынок конфетами, очень похожими по вкусу на конфеты советских времен. Товар уходил фурами, и уже через пару дней фуры снова становились под погрузку. Финансовая группа настояла на увеличении цены, поскольку есть спрос, Федор согласился, но поставил линию производства карамелек, известных как «Дунькина радость», и еще нескольких видов конфет в обертке с начинкой из отечественного варенья и желе. Магазины шаговой доступности брали их с удовольствием и продавали быстро, обеспечивая небольшую фабрику постоянными заказами.

Они изредка созванивались, потом надолго потерялись, когда Бывакин подался в деревню, наконец, Федор его перехватил:

– Ну, здравствуй, колхозник! Как у тебя дела? Ты когда будешь в городе?

Родион обрадовался:

– Федя, столько вопросов! Буду, видимо, в конце недели, хочу полежать в джакузи и отоспаться. Можешь приехать, но только в воскресенье.

– Я не один, брат. Хотел тебя познакомить. Она чудная девушка, надеюсь, ты мне будешь завидовать и тоже остановишься, наконец?

– Ладно, уговорил. В воскресенье в десять.

Приехал домой, вошел через гаражные двери, Варя в чистеньком домашнем халате встретила в вестибюле.

– Родион Петрович, почему не предупредили, что приедете?

– У тебя назначено свиданье, и я помешаю? – пошутил он.

– Ну, и шутки у вас! Как вы можете? А чем я вас кормить стану?

– Варя, со мной проблем нет, а вот в воскресенье у нас будут гости, мой друг Федор, ты его знаешь, и его невеста, ее не знаем ни ты, ни я. Так что блесни кулинарным мастерством! Я пошел мыться.

Он включил сауну, и отметил, что все вычищено и отбелено, несколько свежих халатов висят в шкафу, в баре закрытая бутылка любимого коньяка, несколько банок немецкого пива. После сауны целый час лежал хозяин в булькающей воде, открывая кран то с горячей, то с холодной водой. Когда он, наконец, вышел, ужин стоял на маленьком столике, тут же коньяк и холодная вода.

– Варя, садись со мной, я так соскучился по тебе, – попросил Родион.

– Я уже поужинала, – поскромничала Варя.

– Просто так посиди. Или ты не рада, что я приехал?

– Какие глупости, нечего слушать, – но подвинула стул, села.

– Дома все в порядке?

– Да, – уверенно ответила хозяйка, и Родя этому обрадовался.

– Чем ты занималась? – с интересом спросил он.

– В таком доме разве может не быть работы? Наверху в двух спальнях на моем веку еще никто не ночевал, а я регулярно меняю там белье, оно идет в стирку, теряет вид. Разрешите их не заправлять, а если вдруг случатся гости, это дело пяти минут, зато белье свежее, не лежавшее.

– Делай, как знаешь, – хозяин беззаботно махнул рукой.

– Еще рассказывать? В вашей спальне все сложила аккуратно, пропылесосила и протерла, то же и в кабинете. Не пугайтесь, все осталось на своих местах, я только подниму книжку, пыль протру и на место. Телевизор включала только в своей комнате. Телефон постоянно включен, я беру трубку, вдруг бандиты проверяют, дома ли хозяева. А если кому нужно, включаю диктофон, пусть говорят.

– Много таких было? – поинтересовался хозяин.

– Нет, звонка три.

– Мужчины? – уточнил он.

– И женщины тоже, – с нажимом ответила Варя.

– Включи, пожалуйста, телевизор, сейчас новости.

Вчера приехала бригада телевизионщиков, Бывакин хотел отправить их обратно, но режиссер сказал, что это личное указание губернатора. Родя отозвал его в сторонку и спросил:

– Куда ты будешь бежать, если я сейчас позвоню губернатору и спрошу, его ли это команда?

– Звоните, – смело согласился режиссер.

– Ладно, работайте, только, чур, без меня, это раз. И отснятый материал прокрутим в конторе – это два.

Все просмотрел – вполне прилично.

– Ребята, я не цензор, мне важно, чтобы акценты были верно расставлены, чтобы люди были в кадре, а не портрет президента. Я разберусь, кто его повесил на ферме, а вас прошу: уберите. Только еще на ферме его не хватало!

Репортаж прошел хорошо, но Варя осталась недовольна:

– А вас они почему не засняли? Это же несправедливо.

– Все правильно, Варя. Так надо. Варюша, ты за это время ни в кого не влюбилась?

– Родион Петрович, я всего трех мужчин и видела в эти дни: охрану нашу Ваню, Толю да Шуру. К Ване вы приспроситесь, ребята говорят, что он жениться собрался.

– Но это же хорошо: семья, жена, дети, – как-то неосторожно порассуждал Родион.

– Вот все понимаете, а сам холостяк. Уйдут годы, потом хватитесь: ни жены, ни детей.

Родион горько улыбнулся:

– Что-то похожее я уже слышал от пожилого умирающего человека. Варя, ты меня пугаешь своими разговорами про женитьбу. Или ты тоже замуж собралась?

– Эх, Родион Петрович, вам все хаханьки. Это все убирать можно?

– Да. Варя, ты придешь ко мне? – спросил между прочим.

Варвара встала и подняла голову:

– Я вот это и имела в виду. Я у вас как скорая помощь, как палочкавыручалочка, всегда при месте. Вы меня, конечно, после такой дерзости выгоните – туда мне и дорога. Могла бы промолчать, но сердце не позволяет. Предупреждала вас, что присохнуть могу, вот и…

Родиона испугала эта откровенность девушки, он попытался свернуть разговор, к которому не был готов.

– Варя, сядь со мной рядом. Да, я пользовался твоей добротой, и думаю, что это было приятно нам обоим. Прости, сегодня я не могу об этом говорить, это серьезный разговор, оставим его на утро.

Варя рухнула перед ним на колени и зарыдала:

– Родион Петрович, только не гоните меня, только не гоните. Я вас так полюбила, так полюбила. Не за богатство ваше, мне бы легче было, будь вы мне ровней, и жили бы на зарплату от получки до получки. Зато у нас такая была бы любовь, что ангелы спускались с небес и любовались. Вот как я вас вижу. Не гоните, буду около вас до тех пор, пока не женитесь, чтобы передать с рук на руки. Можно, я уйду?

Она встала и нетвердой походкой ушла в свою комнату.

Бывакин действительно сильно устал за эту крестьянскую неделю и не хотел сейчас говорить с Варей о столь серьезном, лучше завтра по утру. Выпил бокал коньяка и поднялся в свою спальню на втором этаже. Открыл шкаф, потрогал замаскированные дверцы сейфа, разделся и совершенно голым лег поверх пушистого одеяла.

Утром надел легкий светлый костюм и спустился вниз. Вари не было. Посмотрел на часы – десятый, могла в магазины пойти. Позвонил охране:

– Иван? Доброе утро. Варя в магазин ушла?

– Не видел, Родион Петрович, из дома вообще никто не выходил.

Родион вскочил и кинулся в комнату Вари. Она лежала в ночной рубашке, чуть прикрытая одеялом, и спала. Он присел на краешек кровати, тронул ее нежные волосы, щеку. Оцепенение сковало Родю. Щека была холодна. Он коснулся пальцем вены на шее и встал. Позвонил Ивану:

– Вызови милицию, Варя мертва.

– Как, Родион Петрович? Что случилось? Подойдите сюда, чтобы там не следить.

– Вчера мы с ней долго говорили, она призналась мне в любви, мы ведь с первого дня сошлись. А вчера она во мне все перевернула, призналась, что любит, просила не прогонять, сказала, что до моей женитьбы будет со мной, чтобы жене передать. Я вчера не мог с ней разговаривать, какой-то разбитый был, уставший. Попросил ее отложить разговор до утра. Сейчас хотел просить ее стать моей женой. И вот…

Иван быстро сориентировался:

– Родион Петрович, не мне вас учить, но вы сейчас в таком состоянии… Ментам ни слова за любовь, ни слова! Докопаются, припаяют доведение до самоубийства или того хуже, убийство начнут вязать. Простите, я для пользы дела: вчера вы с ней не спали?

– Нет.

Иван даже обрадовался:

– Это вас спасет. А про любовь ментам – это что оленям про танец маленьких лебедей. Легенда такая: увидел, пригласил, работала по дому, уходила на свидания, куда, с кем – не мое дело. Личных контактов никаких, оплата наличными. У нее есть деньги?

Родион пожал плечами:

– Не знаю. Должны быть. В шкафчике я всегда оставляю пачку.

– Я вызываю скорую и милицию. Обнаружил хозяин, когда спустился пить кофе. Так? Остальное – как договорились.

Скорая приехала вперед, две женщины попросили провести их в комнату. Родион открыл дверь. Варя лежала в том же положении. Следом приехала милицейская группа. Варю осмотрели, Родион вышел в вестибюль. Докторша спросила:

– В доме есть ядовитые или отравляющие вещества?

– Нет, – уверенно ответил хозяин.

– В ее тумбочке тоже ничего похожего не нашли.

Милиционер взял с туалетного столика пустую упаковку и подал доктору:

– Все ясно. Она приняла сильное снотворное. Все оставила на виду, чтобы никого не винили, и легла в постель.

Следователь спросил:

– Кто еще вчера был в доме?

– Охранник на проходной, в доме Варя и я, я приехал из деревни в восемь часов, Варя накормила меня ужином, рассказала, чем занималась в мое отсутствие. Мы расстались в одиннадцатом, она вперед закрыла свою дверь, потом я поднялся в свою спальню.

– Простите, у вас были только деловые отношения? Красивая женщина, вы холостой человек…

– И ничего более. Варя иногда уходила вечерами, я не запрещал, но все было в пределах приличий, она возвращалась довольно быстро, трезвая. К тому же она ежемесячно проходила медицинское обследование, я и был спокоен.

– Возможно, мы вас еще пригласим, – кивнул следователь.

– Вот моя карточка, звоните в любое время.

Тело Вари уложили в мешок и унесли. Стало пусто и страшно. Что он тут наплел? «Уходила, я разрешал». Я – разрешал, а не запрещал! «Трезвая!». Да она ни разу даже рюмки не выпила. «Медицинское обследование, и я совершенно спокоен!». В чем, идиот? Что она тебя ничем не заразит, эта блудница? Господи, Варя, прости меня! Я утром шел сделать тебе официальное предложение. Это было решено. Но ты не пережила собственного самоунижения. Варя-Варюша, милая девушка, вот еще одна жизнь на моем счету.

Он позвонил на пост. Опять ответил Иван.

– Ты почему не уехал отдыхать? Сдал смену? – спросил строго.

Иван стушевался:

– Родион Петрович, мы все трое здесь. Как мы можем вас оставить при таком горе? Приходите к нам, мы открыли тот коньяк, что вы нам подарили. Помянем Вареньку, чистую душу ее.

Он прошел в дежурку, все трое встали, пожали ему руку.

– Выпейте, Родион Петрович, легче станет. На вас лица нет.

Выпили молча.

– Ваня, возьми на себя все, узнай, когда можно забрать Варю, договорись с приличной погребальной кампанией, чтобы все было, как надо. Володя, поедешь в кафе, откуда я забрал Варю, узнай адрес родителей, свяжись с ними, если они скажут, что похоронить на родине – увезем и похороним.

В милиции Бывакин подписал протокол, в котором была изложена его версия. Ему показали медицинское заключение, и вот тут он почувствовал, что Варя своим вчерашним эмоциональным взрывом фактически спасла его от тюрьмы. Пройди все мирно, и вечером, как всегда, она поднялась к нему в спальню, – у следователей сегодня был бы большой праздник. Они еще помнили другого Бывакина, Бывалого – резкого, крутого, много раз битого и ломаного, но всегда выскальзывающего из наручников. А теперь он уважаемый человек, и есть тихая команда по пустякам его не трогать.

Родителям о смерти дочери сообщил следователь, он же сказал, что все заботы по организации похорон взяло на себя предприятие. Следом перезвонил Родя, выразил соболезнование и сказал, что отправлена бригада готовить могилу, гроб тоже отправлен, сам он приедет, как только заберет необходимые документы.

Подъехал к дому, отмеченному горем. По старому русскому обычаю «Пришла беда – открывай ворота!» – простенькие тесовые половинки были распахнуты. Во дворе и у дома много людей. Нехорошая тишина. Как сквозь строй, стегаемый взглядами, прошел Родион к дверям. На пороге встреч ему вышел согбенный старик, отец Вари. Глядя прямо в глаза, спросил, глотая рыдания:

– Может, ты скажешь, кто же довел нашу девочку, что она ядов напилась? Она у тебя работала, хвалилась, что хорошо устроилась, хозяин добрый и заботливый, денег нам слала даже лишку. Может, скажешь, за что ты ей приплачивал? Что молчишь?

Родион едва сдерживался от слез:

– Варя очень аккуратная девушка, она сделала мой дом, как картинку, и я платил хорошую зарплату. Видимо, она всю ее высылала вам, милиция нашла квитанции на переводы. Ей не нужны были деньги, она сама была хозяйкой, расходовала столько, сколько надо для порядка в доме.

Отец поднял руки к небу:

– Но что-то же должно было случиться? Почему она отравилась? Скажи, мил человек, может, ты стал гнать ее?

Родя стонал:

– Да нет же, нет, она была хорошей хозяйкой. Я не знаю, зачем она это сделала!

Подошел Володя:

– Шеф, народ собрался, сейчас будут выносить, вам бы не стоило светиться.

– Я хочу с ней проститься, – уперто сказал он.

– Это на кладбище.

Решил напомнить:

– Дай старикам денег.

– Предлагал – не берут, – ответил Володя.

– Гроб вынесут, зайди на кухню, положи в шкаф, потом найдут.

На кладбище Родион первым подошел ко гробу, мгновение смотрел на лицо Вари, встал на колени, наклонился и поцеловал в губы. Толпа ахнула. Родион быстро прошел к своей машине. Еще мгновение, и три джипа рванули с места, оставив Варю, кладбище и чем-то сильно взволнованный народ.

Генеральный каждый день по несколько раз звонил Горлову, потом уже сам сообразил, что не совсем это нормально. В очередном разговоре повинился:

– Владимир Гаврилович, давайте без обид, я ведь не даю никаких распоряжений, и звоню только потому, что беспокоюсь, как вы там? Я доходчиво объясняю?

Горлов ответил сразу:

– И не надо ничего объяснять, ваше беспокойство мне понятно. Но ведь это и вас дергает от основного производства. Давайте такой порядок заведем: я вам докладываю вечером и в обед, как исполняются наши договоренности.

Генеральный согласился и тут же спросил:

– Что с домами? Я думал, что пойдет быстрее.

Исполнительный чуть задержался с ответом, видимо, бумагу какую-то подписывал:

– Два успели сдать, отдали работникам.

Бывакин возмутился, была у них договоренность, что в первый же дом до лучших времен переезжает директор, или председатель, как его привычно звали в деревне:

– Владимир Гаврилович, а сами так и будете без семьи у деда Тихона на печи?

Горлов помолчал, слышно было, как он прикуривает:

– Тут такое дело, Родион Петрович: жена от переезда не в восторге. У нее приличная работа, дети в школе и все прочее. Такие дела, шеф.

Шеф ждал продолжения, но напрасно. Пришлось спрашивать:

– Получается, что я семью разрушаю. Вам на попятную идти вроде некрасиво, а выбора-то нет, Владимир Гаврилович!

– Выбор всегда есть, шеф. Я не хотел опережать события и посвящать вас во все детали. Ну, не от сладкой жизни я рванул в деревню, так скажем. Развода пока не прошу, нет необходимости. Думаю, вам этого достаточно.

Родион помолчал, Горлов тоже не нарушал тишину. Генеральный перевел разговор на другую тему:

– Я присмотрел здесь в домостроительном комбинате компактные домики панельной сборки, причем, полная комплектация, вплоть до водяного отопления. Может, возьмем несколько штук, новую улицу продолжим строить?

Исполнительный что-то прикинул и ответил:

– Покупать – ваша воля, а вот от создания новой улицы я бы отказался. Посмотрите, сколько провалов в селе, там избушку снесли, тут дом разобрали на дачи. Надо точечную застройку вести, начиная от центра.

– Согласен, – ответил шеф и отключил аппарат. Правильно мыслит человек, сразу видно: крестьянин. Хотя новая улица – это престижно.

Только сел в машину – новый звонок. Незнакомый голос без приветствия:

– Бывалый, ты от дел ушел, а дело-то осталось. Живешь кучеряво, прислугу держишь, а про общак забыл? Некрасиво. Стрелку тебе забиваю сегодня в пять у кирпичного завода. Ты должен быть один.

Во как! А ведь Бывалый только первые года два озирался, все ждал непрошенных гостей. И они, видно, ждали, а теперь окреп, можно и пощупать. Родион понимал, что друзей, хоть и бывших, надо поддерживать, но психология уже изменилась, он помогал больнице, детскому дому, всем, кто обращался даже через едва знакомых. А теперь вот деревня, деньги с колес уходят туда. Два раза выдали зарплату, понемногу, но и это подбодрило народ. И вдруг – общак. Родя ни рубля не давал священникам, хотя архиепископ обращался к нему с письмом. Считал, что лучше помочь конкретным людям, а церковь… Он не был верующим, но не это определяло его отношение, он видел, как живут священники на приходах в городе: машины, гостевые домики с девушками, паломничества на Мальдивы и Канары. Да, стрелка. Он уж и забыл, что есть такое: сошлись две стороны и утрясают вопросы. Раньше все заканчивалось стрельбой, теперь в городе уже года три не стреляют. Надо думать.