Гендальев

И он помогал ей деньгами. О, конечно, он помогал! По меньшей мере, половина его зарплаты уходила на эту периодическую «помощь».

Ладно, что уж теперь, думал Гендальев, это всего лишь деньги.

Как-то раз, он случайно узнал о стоимости услуг в салоне красоты, в который ходила Соня и ужаснулся. Цены были гораздо выше, чем он мог себе представить. Не нужно было быть математиком, чтобы понять: она, ну никак не могла себе этого позволить.

И когда он робко поднял этот вопрос, она ответила следующее:

– А что же ты думаешь? Я вся в кредитах! Или, по-твоему, я должна выглядеть как бабка, или лохудра? – Соня надула губки и рассержено продолжила. – Если тебя что-то не устраивает, Гендальев, я тебя вообще не держу! Таких как ты вон, полная улица.

– Что ты, что ты, солнышко! – испуганно лепетал он. – Да нет же, я… если тебе это не нравится, я обещаю больше не спрашивать! Обещаю!

– Ко мне завтра должна приехать мама, и если хочешь извиниться, можешь купить продуктов для нашего стола. Или лучше просто дать денег.

– О, конечно, Сонечка, конечно, – говорил он и давал деньги.

– И это всё? И что мне на это купить? Гречку с молоком? – недовольно ворчала Соня Щёчкина.

Если бы кто-то спросил тогда Виктора, что именно он ценит в Соне, он бы, скорее всего, затруднился ответить. Он сказал бы нечто вроде: я просто люблю её. Или что-нибудь ещё в том же духе. Но на самом деле любви там никакой не было, было лишь необузданное сексуальное влечение. А насколько сильно способен опуститься мужчина из-за своей неудовлетворённой животной потребности, известно одному богу. И, что тут скажешь, случай Гендальева был далеко не самым тяжким.

Он часто звонил ей по вечерам и слышал длинные гудки, а иногда и вовсе голос автоответчика. Что делала София Щёчкина в такие моменты, он не знал, но всегда отчаянно беспокоился и ревновал. Позже она перезванивала ему и начинала диалог с контратаки: мол, зачем он ей названивал, она же говорила ему, что поедет к маме/папе/бабушке. Что у неё дел по горло и что директор завалил её работой.

Заканчивался подобный разговор всегда одним и тем же: Гендальев извинялся за свою назойливость и оправдывался тем, что очень её любит.

Как то раз он задержался на работе по просьбе Миланы. Её нагрузил бумагами Полуоткатов, и ей требовалась помощь. Виктор никогда не отказывал своей старшей сотруднице, тем более близились его первые самостоятельные походы в суды, и он рассчитывал, что начнёт он их под надзором Миланы – уж очень ему представлялись страшными эти самые суды.

В тот день Милана дала ему документы и велела сходить подписать.

– Но директора ведь уже нет? – удивился Гендальев.

– Нет, он на месте, иди скорей.

Войдя в приёмную, Гендальев не увидел Сони и удивился ещё больше, ведь секретарь никогда не уходит раньше директора. Он робко постучал в дверь главного и услышал приглушённый и почему-то запыхавшийся голос Сергея Ивановича Сочного:

– Подождите!

Виктор послушно уселся на стул и стал ждать.

Через несколько минут дверь открылась, и из кабинета директора выскочила Соня. Причёска у неё была слегка растрёпана, две верхние пуговицы на блузке расстёгнуты. Раскрасневшаяся, она воскликнула:

– Ах, это ты!

Тело сковал лёд, он ощутил слабость в ногах и бессильную ярость.

– Ты что там делала, сука? – услышал он свой голос.

Но объяснение не состоялось.

Сочный позвал из кабинета:

– Проходите, кто стучал!

Молча войдя к боссу, Гендальев хмуро положил документы на стол. Тот подписал их, не читая, и отдал обратно, а когда Виктор вышел, Сони уже в приёмной не было.

В тот день он так и не смог до неё дозвониться. Набрав номер мобильного, по меньшей мере, раз тридцать, он написал кучу сообщений с обвинениями в измене, изобличением её лживой натуры и прочего. А потом горько плакал и отправлял новые смски с извинениями и просьбами поговорить. Но Соня молчала и ответила лишь на следующий день:

– Я не знаю, стоишь ли ты того, чтобы тебе вообще что-то объяснять! – сказала она. – Ты мне написал таких гадостей, что неплохо было бы тебя хорошенько вздуть за это! Будь уверен, у меня есть кому постоять за меня!

Он бормотал что-то вроде: она была у директора, и он подумал, что…

– Что? Что ты там подумал, идиотина? – саркастически вопрошала Соня. – Вообще-то я по профессии должна владеть навыками экстренной медицинской помощи. И в тот момент, когда ты припёрся, директору было плохо! Я вынуждена была прибегнуть к массажу сердца! Это когда кулаком по груди бьют, дебил! У Сергея Ивановича проблемы со здоровьем и я ему помогала! Да что с тобой, идиотом, разговаривать, когда ты сделал свои мерзкие выводы! Ты сам просто извращенец и меня ещё оскорбляешь!

Тут она всхлипнула, и Гендальев, упав перед ней на колени, принялся извиняться и целовать руки.

– Соня, прости меня, милая. Ты говорила, что хочешь новое платье! Можно я куплю его тебе в качестве извинений?

Платье оказалось ему не по карману и пришлось брать кредит в микрозайме, но разве всё это могло стоить любви такой женщины, как София Щёчкина?

В общем, любовное направление развивалось у Виктора в таком вот виде. Обожествление женской сексуальности, придание ценности тому, что вовсе ничего не стоит и, конечно же, страх одиночества – стандартный набор "тараканов" среднестатистического подкаблучника, выращенного в условиях домашнего матриархата. Его друг и наставник из армии, Муса Джалиев, к сожалению, восполнил далеко не все пробелы мужского воспитания.

Словом, первая корявая "любовь" Виктора Гендальева была такой, какой была. И ничего с этим не поделаешь, "сердцу ведь не прикажешь".

Не прикажешь и тестостерону.

***

Пока отношения с Соней Щёчкиной стремились к своему уродскому апогею, не стояло на месте и развитие Гендальева в профессиональной сфере. Освоив в совершенстве навыки «отнеси на подпись», «распечатай», «завари кофе», Виктор углубился в изучение юриспруденции дальше. Милана периодически брала его с собой на заседания в суды.

Перечень юридических дел «И рыба и мясо» в основном ограничивался взысканием задолженностей. Реже попадались иски от потребителей, но такие дела были здесь на особом контроле, и по ним всегда судился сам Полуоткатов.

Основной поток же, представляли стандартные формы исковых заявлений, в которых требовалось лишь менять данные. Так Гендальев познакомился со спецификой своей профессии.

Первое время он до дрожи в коленках боялся судей и судов. Гендальев полагал, что там всё всегда строго, официально и как показывают по телевизору. Что за столом обязательно сидит грозный дядя, или тётя в мантии и держит в руке деревянный молоток. Он думал, что войдя в эту святая святых правосудия, он будет вынужден держать высокую речь и, не приведи господь ему, в такой ситуации, ляпнуть что-то не то, запнуться, или каким-либо иным образом обосраться…

И каково же было его облегчение, когда он впервые очутился на суде в качестве стажёра Миланы!

Их встретила в коридоре полная женщина, которую отличали от сидящих на лавочках сплетниц лишь подчёркнуто культурная манера говорить и более ухоженный вид.

– А, Милана, здравствуйте, что у нас сегодня? ООО «Зашиваем»? Все документы в порядке? Хорошо, тогда оставляйте, когда будет готово решение, секретарь позвонит.

Они даже не зашли в зал судебных заседаний.

– И что, так всегда? – воскликнул Гендальев.

Милана усмехнулась и ответила:

– И не надейся, позже сам всё узнаешь. Но в любом случае, ничего подобного тому, что ты там себе навоображал, здесь нет.

Да, позже он сам всё узнал. Судьи были разными. Были разными и участники заседаний. Иногда в суде начинался настоящий базар и разговоры на повышенных тонах. Иногда судьи даже надевали мантии. Много всего он в последующие годы здесь насмотрелся. Здесь было почти всё.

Не было лишь деревянных молотков и честности.

***

Самостоятельная жизнь тоже внесла некоторые коррективы в существование Виктора. Теперь сестра ограничивала их общение тем, что раз в неделю звонила, а в гости они друг к другу почти что не ходили.

Из еды Виктор особо ничего не готовил. Обедать в будние дни он всегда ходил в столовую на работе, ну а дома чаще всего питался как попало. Магазинный людской корм, разогретый в микроволновке и простые блюда типа яичницы с колбасой – вот и всё его меню. Этого было достаточно молодому организму, не столкнувшемуся ещё с трудностями пищеварения.

Комната на десять квадратных метров всегда была завалена несвежей одеждой. По углам валялись носки, а напротив вечно разложенного дивана, почти круглосуточно мерцал экран монитора.

Даже когда он начал приводить сюда Соню, что бывало довольно редко, особых преобразований мимолётное присутствие женщины в квартире не создавало. Нет, он, конечно, делал периодическую уборку, особенно, когда приводил её, но поскольку Щёчкина связывать свою жизнь с этим неудачником явно не планировала, она, разумеется, даже не рассматривала перспективу наводить порядок в его убогой квартире. Впрочем, очень может быть, что там, где жила она сама, было немногим лучше.

Словом, жизненный путь Гендальева прокладывался вполне предсказуемо. Далее всё должно будет развиваться так же, как и у многих других нормальных людей. Рано или поздно появится семья и дети, убогий быт потихоньку разрастётся, и Виктор станет терпеливо дожидаться пенсии…

Хотя, кто его знает? Жизнь – сложная штука.

Никогда нельзя знать наверняка.

Глава вторая. Понедельник

Звон будильника вырвал его из объятий сна. Гендальев недовольно нажал пару кнопок и, отсрочив подъём на десять минут, снова забылся. Удивительно, но этот краткий промежуток времени дополнительного сна казался бесконечным. Однако после вторичного сигнала, подъём не сделался более лёгким, скорее наоборот. Он переставил будильник вновь.

С третьим звоном времени на то чтобы добраться до работы оставалось минимум, и больше откладывать было нельзя. Виктор тяжело поднялся с постели и надел очки. Накрыв кое-как своё ложе пледом, он потащился в маленькую кухню. Поставил чайник, сходил в туалет и как попало почистил зубы. Вода закипела. Он бросил в кружку две чайные ложки растворимого кофе, три ложки сахара и залил кипятком. Открыв старый, оставшийся от прежних хозяев, холодильник, он долго вглядывался в пустые полки, будто рассчитывая, что там появится что-то само. Наконец он вспомнил о половине плитки молочного шоколада, валявшейся среди грязной посуды на столе.

Без особого аппетита Гендальев съел шоколад и, прихлёбывая кофе, вернулся в комнату. Чтобы успеть на работу, или хотя бы не опоздать больше чем на четверть часа – ему необходимо было выйти из дома максимум через пять минут. Обжигая язык, он сделал большой глоток и поставил кружку на стол возле компьютера.

Его повседневная одежда многослойно висела на спинке стула. Виктор надел несвежую клетчатую рубашку, натянул вчерашние носки и мятые шерстяные брюки. Заканчивался октябрь, и на улице уже похолодало, чего не скажешь об офисе, где всегда была духота и жар как в парной.

Почти залпом допив горячий кофейный напиток, Гендальев вышел в прихожую. Кряхтя, он влез ногами в чёрные ботинки, натянул куртку с капюшоном и вышел из квартиры.

Жилище Виктора располагалось на втором этаже панельной пятиэтажки, а дом, в свою очередь, завершал, стоящую в ряд по улице, вереницу своих близнецов и практически упирался торцом в остановку троллейбуса.

Выйдя на улицу, Гендальев сразу увидел отъезжающий троллейбус с номером "6". Это был его маршрут, и если он сейчас успеет – значит, почти совсем не опоздает. Очертя голову, он ринулся на остановку, на ходу делая знаки руками. Водитель притормозил и открыл заднюю дверь, Виктор вскочил на подножку и крикнул «спасибо».

К нему тут же подошла толстая кондукторша.

– Проезд оплачиваем, – сказала она неприязненно.

– Да, да, сейчас.

Он достал из кармана проездной:

– Вот.

– А сразу сказать нельзя было?! – проворчала кондукторша.

Виктор не стал ей ничего отвечать и молча сел на двойное сиденье. Убедившись, что последнее слово осталось за ней, толстая кондукторша заковыляла к своему месту в середине салона.

Гендальев прислонился головой к окну и закрыл глаза. Впереди было восемь остановок и недурно было бы ещё немного поспать. Впрочем, постоянная тряска по раздолбанной дороге не предоставила ему такой возможности, он то и дело ударялся головой о стекло, от чего дополнительный сон превращался в настоящую пытку.

Виктор сел ровно, достал из кармана телефон и написал сообщение Соне: «доброе утро, солнышко». В последнее время она всё реже ему отвечала, и он особо уже не рассчитывал на ответ, написав ей, скорее по привычке, на всякий случай. Ведь стоило ей ответить хотя бы лаконичным «привет», как его сердце начинало биться чаще, а серое утро уже не казалось таким уныло-безысходным.

Но понедельники существовали не для радости, поэтому ответа не было.

Виктор вставил в уши наушники и поднял звук на максимум.

«…мальчик молодой, все хотят потанцевать с тобооой» – отхаркивало женским голосом радио.

Несколько раз переключив станции, он поймал гороскоп.

«Весы: сегодня вас ожидают интересные события, способные поднять ваше настроение»

Он хотел узнать, что скажут по гороскопу Соне, но оказалось, что овен был в начале и он его уже пропустил.

Чёрт, всё время путаю, подумал Виктор.

– СЛЕДУЮЩАЯ ОСТАНОВКА МЯСОКОМБИНАТ, – сообщил ленивый голос в динамиках.

Он встал и, держась за поручни, прошёл к выходу.

***

Милана всегда приходила на работу раньше и редко когда проявляла недовольство по поводу его небольших, но регулярных опозданий.

Офисы мясокомбината находились на внутренней, закрытой территории. Показав на проходной пропуск, он пересёк импровизированный садик, приблизился к старому трёхэтажному зданию и потянул на себя ручку железной двери. Кабинет юристов был на втором этаже. Быстро поднявшись по лестнице, Гендальев вошёл в знакомый офис.

– Доброе утро! – поприветствовал он Милану.

В кабинете они работали вдвоём, а для начальника предназначалось отдельное, следующее по коридору помещение.

Милана сегодня была не в духе:

– Время пять минут девятого, Витя, почему ты опаздываешь всегда?

– Я… извини!

– Да хватит извиняться, что толку?! Слушай, Виктор, пора приучаться к дисциплине, ты ведь уже больше года работаешь. Это не дело, понимаешь? Слух по отделам ходит, что скоро поставят электронную пропускную систему и станут фиксировать точное время прибытия и ухода с работы! Ты же знаешь, что опоздание это дисциплинарный проступок?

Виктор сделал виноватый вид и молча слушал. Что поделать, каждому хочется иногда побыть здесь хоть немного боссом.

– Ладно, дело твоё конечно, я не собираюсь на тебя жаловаться, или ещё что. Только ты пойми, эти, как тебе кажется, мизерные пять минут, это за десять опозданий уже пятьдесят!

– Я понял, Милана, – ответил он, сдерживая раздражение.

Гендальев снял куртку и повесил на спинку кресла. Усевшись за рабочий стол, он нажал кнопку включения компьютера и принялся сердито перебирать валявшиеся на столе бумаги.

– И наведи уже порядок на своём столе! – не унималась Милана.

Да пошла ты, рассеянно подумал Виктор.

Зазвонил телефон, Милана резко подняла трубку:

– Юротдел, слушаю.

В трубке что-то требовательно прошебуршали.

– Да, Семён Вадимович, конечно. Сейчас найдём, – она положила трубку.

– Шеф не в духе, – прокомментировала Милана телефонный разговор.

– Не он один, – буркнул Виктор.

– Так, ладно, ещё обид мне тут не хватало. Давай, помоги мне, надо дело Куропаткиных найти и отсканировать. Срочно!

Недавно на мясокомбинат подала в суд некая семья, отравившаяся, по их словам, некачественной колбасой. Руководство было встревожено и усердно прессировало начальника юротдела. Проигрыш в этом деле сулил крупные неприятности, поскольку прецедент подобного рода обязательно повлечёт за собой ещё кучу таких же исков.

В этой ситуации всё происходило по классической схеме: владельцы конторы требуют с директора – директор требует с начальника отдела – начальник отдела требует со своих подчинённых. Только вот, последствий отравления потребителей некачественной колбасой, эта нисходящая цепочка психического насилия "сильного" над "слабым", увы, не устраняла.

Старательно разворачивая каждую страницу сшитого дела в толстой папке, Гендальев прикладывал листы к стёклам сканера. Старое оборудование противно скрипело и потрескивало, Милана то и дело выкрикивала стимулирующие реплики:

– Ну что там, много ещё?

Наконец процесс был завершён, и первое крупное задание на сегодняшний день, оказалось выполненным.

Милана скинула сканфайлы на флешку и резво побежала к начальнику.

Через час традиционный понедельничный кипиш утихомирился и, удостоверившись, что старший юрист усердно думает над комбинацией карт в пасьянсе «косынка», Виктор достал из кармана телефон.

Соня не ответила, как он и предполагал. Он боролся с желанием позвонить и нервно убрал мобильник обратно в карман. Открыв в компьютере интернет, он принялся читать новости.

Главные заголовки дня гласили:

Ситуация вокруг нефтяного контракта Аргентина-Зимбабве обостряется;

В США психически ненормальный отец изнасиловал, убил и съел свою четырёхлетнюю дочь;

Лидер оппозиции Моисей Навральный заявил, что больше не употребляет кокаин;

Провинциальная учительница выгнала сына из дома за интерес к гомосексуализму;

В Индонезии обнаружено место массового уничтожения крокодилов.

Виктор апатично просматривал всё подряд, периодически поглядывая на часы в углу экрана. Так, незаметно пролетела половина рабочего дня, и наступило время обеда. Милана почти всегда обедала в офисе, но он предпочитал ходить в столовую.

Выйдя в коридор, он на миг остановился возле лестницы, раздумывая, не подняться ли на третий этаж в приёмную. Поразмыслив с минуту, он спустился вниз. Скорее всего, она встретит его недовольной гримасой и скажет, что ей сейчас некогда.

На улице он всё же не вытерпел и позвонил.

Она ответила через десять гудков:

– Я занята!

И повесила трубку.

«Ну, хотя бы всё в порядке, раз ответила» – с облегчением подумал Гендальев.

Столовая предприятия «И рыба и мясо» находилась на закрытой территории комбината. Здесь обедали только работники организации, поэтому цены были весьма скромными. Кроме того, была возможна ещё и некая "карточная система", по которой кушать можно было как бы авансом. Ты питаешься целый месяц, а траты на питание просто записываются в специальную карточку, а в конце месяца, когда начисляли зарплату, общую сумму, что ты проел, удерживала бухгалтерия.

В душном одноэтажном помещении пищеблока пахло пирожками и гороховым супом. Взяв из стопки пластмассовый поднос, Виктор встал в очередь. Почти никого из присутсвующих здесь людей, он не знал, потому что большинство из них трудились в цехах.

Двигаясь вдоль вереницы столового прилавка, он заказал салат из свежих овощей, "макароны по-флотски" и пирожок с картошкой. Супы Гендальев категорически не любил, они напоминали ему раннее детство и советские столовки, в которые водил его отец. Там всегда отвратительно пахло, а плавающий в тарелке варёный лук, вкупе с безапелляционной репликой матери «лук НАДО есть!», до сих пор вызывали у него позывы к рвоте.

Захватив напоследок стакан компота, он придвинул поднос к кассе.

Пожилая женщина с добрым лицом быстро отчеканила что-то на кассовом аппарате и выпалила:

– Сто двадцать четыре, тридцать! Фамилия?

– Гендальев, – ответил он.

Ловко перебрав стопку картонок, кассир нашла его карточку и аккуратным почерком внесла в пустую графу цифры.

– Приятного аппетита! – напутствовала она.

Виктор уселся за пустой стол и надкусил пирожок.

Наматывая на вилку макароны, он время от времени поглядывал по сторонам. За столами сидели мужчины и женщины, в грязной, запачканной кровью одежде. В помещении стояли звуки хлюпанья и чавканья.

Гендальев не любил долго здесь находиться, но готовили неплохо и главное дёшево. В течение пяти минут он расправился с обедом, отнёс поднос с грязной посудой в окно мойки и вышел из столовой.

Сегодня Милана порядком его разозлила и сидеть рядом с ней остаток обеда, наблюдая как она жрёт бутерброды, желания не было. Гендальев застегнул куртку под горло, натянул капюшон и направился к проходной.

Территория комбината была закрытой, но выходить во «внешний мир», работникам разрешалось. Впрочем, этой привилегией пользовались лишь офисные сотрудники, ибо рабочие, переодевшись утром в спецодежду, пребывали в ней же до самого конца трудового дня и потому выходить в таком виде «в свет» никто из них не хотел.

Покинув внутреннюю территорию, он очутился на пустынной местности. Проспект с остановкой транспорта находился в полукилометре от предприятия. Сам не зная зачем, он медленно зашагал в сторону проспекта. Он думал о Софии. Её отношение к нему в последнее время становилось всё более унизительным, и как бы ни уговаривал себя Виктор, а червячок сомнения уже начал копошиться среди жалких остатков его мужской гордости.

"Что же это такое? – думал он. – Постоянно она чем-то занята. Чем?"

Первое время они проводили вместе практически каждые выходные. Зачастую она даже оставалась у него ночевать, но у неё дома он никогда не был и даже толком не знал как и с кем она живёт. Постоянные задержки на работе и непонятная "помощь", которую Соня периодически оказывает директору. Как она сказала ему тогда… медицинскую?

«Ты же понимаешь, что это бред?» – настойчиво подавал свой голос разум. Но Гендальев всегда отключал эти мысли.

Я не хочу, не хочу ничего знать!

Зазвонил мобильник, он достал трубку из кармана и просиял, увидев на экране надпись «Сонечка». Все его мрачные мысли и сомнения моментально развеялись, словно запах пердежа на холодном ветру.

– Алло, – сказала она приветливо.

– Ну, наконец-то ты про меня вспомнила, – изобразил он ворчание.

– Ты меня не любишь! – заявила Соня, канючащим тоном.

Это была давно вошедшая в привычку игра по её правилам. Начинала она с этой бессмысленной претензии, затем Виктор битые полчаса оправдывался, а потом снова становился ручным. Она будто бы чувствовала те моменты, когда у него начинали возникать вопросы по поводу её надобности в его жизни, и тогда тут же, словно по волшебству, звонила и шла в атаку.

Превозмогая какой-то внутренний иррациональный страх, он возразил:

– Я звоню тебе – ты не отвечаешь. Пишу каждый день сообщения – ты реагируешь на одно из пяти. Бегаю за тобой, поднимаюсь в приёмную, а ты постоянно чем-то занята, тебе всё время не до меня. И это Я ТЕБЯ не люблю?

Он перевёл дыхание, стараясь унять предательскую дрожь в голосе.

– Вот об этом я и говорю, – недовольным тоном ответила Соня. – Ты всё время подозреваешь меня в чём-то, в каких-то грязных вещах! Не доверяешь мне! Пытаешься контролировать и названиваешь! Как будто бы я – твоя вещь!

Всякое кокетство исчезло без следа, она говорила теперь, как начальник разговаривает с подчинённым, как офицер с рядовым, как хозяин с рабом.

– В чём же здесь отсутствие любви? – спросил он мягко.

– «Отсутствие любви» – гадливо передразнила она. – Да будь ты уже мужиком! Лох!

Соня Щёчкина бросила трубку.

Такое он услышал от неё впервые. Это сильно ранило его и одновременно поразило. В глубине души голос рассудка уже давно приказывал Гендальеву прекратить это мерзкое безобразие и вычеркнуть её из своей жизни. Но то было лишь "в глубине". "На поверхности" же, по-прежнему продолжали верховодить гормоны и малодушный самообман.

На этот раз он не стал ей перезванивать. Сейчас всё оказалось слишком уж безобразно, и пока он не мог… ему нужно было время. Время, чтобы в очередной раз тщательно обмануть самого себя и заставить возобновить свои жалкие попытки создавать "любовь" там, где её создать невозможно.

Немного побродив по внешней территории, он вернулся в офис.

Милана с удивлением на него посмотрела:

– Что это с тобой, Витя? На тебе лица нет.

– Да нет, ничего, – выдавил он.

– Как же "ничего", у тебя глаза, как будто ты только что с похорон.

Лучше бы так оно и было, уныло подумал он, а вслух сказал:

– Да не, просто не выспался, наверное. Может давление упало, не знаю.

Она ещё раз с сомнением на него посмотрела, и, пожав плечами, сказала:

– Ну ладно, поставь тогда чайник, попьём кофе.

– А вот это хорошая идея! – с напускным воодушевлением воскликнул он.

***

Вторая половина дня прошла гораздо быстрее первой. По крайней мере, так всегда кажется в офисе. Особенно в понедельник.

Шеф больше не звонил и срочных заданий не давал. Дело Куропаткиных похоже было взято под контроль на самом высоком уровне, и теперь беспокоиться было не о чем. Впрочем, таким иерархически низким должностям как у Гендальева, беспокоиться было не о чем в принципе.

Он рассеяно крутил колёсико мышки, уставившись в страницу новостей. Он бы сейчас, конечно, лучше полистал свои соцсети, да только вот интернет в конторе был ограничен, и потому сайты с явной развлекательной спецификой здесь каким-то образом блокировались.

Циферблат в уголке экрана показывал 16:56. Четыре минуты до конца рабочего дня.

Милана что-то отчаянно печатала, что-то явно не имеющее отношения к основной работе.

16:57. Три минуты до конца.

У них тут была какая-то внутренняя сеть и у главного компьютерщика всегда можно было посмотреть: кто и во сколько включил и выключил свой компьютер. В связи с этим, выключаться раньше 17.00 было не принято.

16:59. Гендальев не отрываясь, пялился на циферблат.

17:00. Да!

Молниеносно закрыв все окна браузера, он нажал кнопку «завершение работы» и покосился на Милану.

– Ну… я пошёл? – на всякий случай спросил он.

– Да, давай до завтра, – ответила Милана. – Мне тут надо кое-что доделать.

– Понял, до завтра.

Он накинул куртку и вышел из кабинета.

Миновав проходную, Виктор быстро зашагал в сторону остановки. Здесь как всегда в конце рабочего дня, уже толпился народ. Благо не всем из них нужен был один маршрут.

Он ждал троллейбус и боролся с искушением достать телефон и позвонить Соне. Всё ведь будет как обычно, он знает, что она ещё на работе, знает потому, что она всегда говорит: «секретарь не имеет права покидать рабочее место, пока не ушёл директор».

А Сочный вроде как работает до восьми вечера.

– Сергей, сука, Иванович – пробормотал Витя, забираясь в троллейбус.

Впереди нервно обернулась тётка:

– Вы что-то сказали?

– А? Нет, простите, я случайно наверное вслух подумал.

Тётка закивала:

– Ох, как же я вас понимаю. Понедельник – день тяжёлый, – глубокомысленно резюмировала она и уселась на свободное место.

Гендальев юркнул в уголок между дверью и окном с видом на дорогу.

– Задняя площадка, что на проезд?! – с вызовом закричала кондуктор.

Он достал проездной и издали показал.

Кондуктор с презрением отвела взгляд.

Мысли Виктора были мрачными. Он угрюмо разглядывал грязное резиновое покрытие под ногами и меланхолично размышлял о бессмысленности своего существования, когда в кармане неожиданно зазвонил телефон. Его "меланхолия" мигом развеялась. Виктор с воодушевлением достал трубку, уверенный, что звонит Соня, но это была не она.

– Привет, Оксана, – разочарованно сказал он сестре.

– Что-то ты не очень рад меня слышать, Витя. У тебя что-то случилось?

Он не собирался обсуждать свою личную жизнь, поэтому соврал:

– Нет, всё нормально, просто устал.

– Ну-ну… – недоверчиво проговорила сестра. – Ладно, Гендальев, у меня важная информация.

Она всегда называла его по фамилии, когда собиралась сообщить что-то действительно важное, или же чтобы высказать какие-то существенные претензии. Он поневоле вспомнил то памятное утро после получения диплома.

– Ты знаешь, я тебе говорила, что встречаюсь с мужчиной. Майором полиции, – не то утвердительно, не то вопросительно сказала она.

– Ну, что-то помню, – ответил Виктор.

По крайней мере, на этот раз без претензий.

– В общем, мы скоро расписываемся, и я хочу вас познакомить.

– Отлично, Оксана, поздравляю!

Он постарался изобразить радость, но на самом деле ему было всё равно. В попытке скрыть своё равнодушие, Витя поспешил продолжить:

– Когда ты хочешь, Оксана? Приходите, когда удобно!

– Хорошо, – сказала она. – Думаю, завтра вечером.

– Отлично! Договорились!

Водитель провозгласил, что троллейбус прибыл на конечную остановку. Виктор спустился по ступенькам и направился в сторону дома. По пути он зашёл в магазин, купил мороженую пиццу и бутылку тархуна.

Войдя в квартиру, Гендальев разделся, поставил пиццу в микроволновку и включил компьютер.

Через полчаса он как зомби листал одну социальную сеть за другой. Запивая резиновую пиццу газировкой, Виктор уже раз в десятый просматривал страницу Сони Щёчкиной.

Вот она улыбается в коротком платье, нога закинута на ногу, полторы тысячи лайков и пятьдесят комментариев, преимущественно мужских. Один из комментариев неожиданно ввёл его в состояние транса.

«Вчера всё было прекрасно, детка, жду тебя снова» – Армен Закромян.

В груди образовался лёд, который медленно таял и растекался по телу парализующим холодом. Трясущимися руками он взял со стола телефон и нажал кнопку быстрого набора.

«Аппарат абонента выключен, или находится вне зоны действия сети».

По вечерам, звоня Соне, он постоянно слышал эту формулировку.

Но сегодня автоматические слова звучали особенно больно.