Недосказанное

Радостные сны

Уж близок день пасхальный, день весны?

Иль Рождества рассвет туманный?

Сегодня праздник: радостные сны

Обманут меня сказкою желанной!

Пусть я увижу стол с румяной уткой,

И дети за столом, здесь сын и дочь.

Так хочется развлечь нелепой шуткой

Гостей любимых, чтобы превозмочь

Гнёт трудных (так сложилось) отношений.

Не вышло? Нет. Я рада и тому,

Что Бог услышал давние моленья:

И дочь, и сын рядком в моем дому.

О, если бы еще приснилось

(Конца нет сладостным мечтам),

Что тяжкая обида позабылась,

Ошибки были тут и там.

Да, терять родных – терять себя,

Пустота растет на этом месте.

А оттает сердце, как земля,

Зазвенят в душе благие вести.

Я проснулась утром – сон пропал,

Дочка далеко, у самой Волги.

Дом мой бедный не слыхал

Ее походки долго, долго…

* * *

Жизнь в полвека все оценит, обнажит.

Давний гонор, как туман росой, осядет.

Человек совсем не прежним дорожит,

Не всегда с собой и миром ладит.

Он достоин пониманья и любви.

Я зову любовь, и ты ее зови!

Явление внучки

К старикам под вечерок

гостья молодая

заглянула на часок.

Радость-то какая!

Зол морозец в январе,

щеки разрумянил.

В лучшей девица поре.

Обнимают Таню.

– Вот ватрушки на столе,

пирожки с капустой.

Ты садись да чай налей,

и тепло, и вкусно!

Суетятся старики,

и откуда смелость?

– Пировать мне не с руки,

час назад наелась,–

отмахнулась внученька,

глазками играя.

Бабе с дедом скучно так

сделалось – до края!

– По дороге,– говорит,–

подарили диски.

Будем слушать новый хит,

первый в модном списке.

Час проходит. Не вздохнуть,

хоть и рвется слово.

Сердце, кажется, чуть-чуть

защемило снова.

Наконец умолкли песни.

Срочно внучкой выпит чай.

От ватрушек в сумке тесно.

– Старички мои, гуд бай!

Дверь захлопнулась. Похоже,

воцарилась тишина.

– Песни потерпеть мы сможем,

лишь бы здесь была она.

– Так, старушка?

– Так, дедок.

– Явится?

– Коль выйдет срок.

Чай душистый вновь готов.

Вздох, улыбка тает

на морщинках стариков,

где-то взгляд блуждает.

Вечерние печали

Вечереет. Задумчив и кроток

догорал над полями закат.

За день столько исхожено тропок –

вдаль поутру и снова назад.

Постою я в тиши у калитки,

отдохну от нехитрых забот.

Но раскрылись печальные свитки,

затянули в свой круговорот.

О себе горевать не пристало:

ноги носят и руки сильны.

Век мой клонится к ночи устало,

то – как должно, менять не вольны.

Все печали о родных кровинках,

что в начале, в средине пути.

Неразумные в жизни заминки,

нет, не видят. Господь их прости…

Нет, не видят, а думают – зрячи,

так уверены в правде своей.

Их решать мировые задачи

приучили. Свои бы – верней…

О другой защемило сердечко.

Скажет, скажет, себя же дразня:

«Жизнь неслась, как бурливая речка,

где-то там, без меня, без меня!»

Зорька тихая в небе погасла.

Потемнело. След к дому пропал.

Как лелеять дитя не напрасно,

чтобы к счастью свернула тропа?

Городской романс. Подражание

«В горнице моей светло» /Николай Рубцов/

Снова открываю я глаза,

вижу милый белый свет.

Голубей печальных голоса –

утра нового привет.

Комнатка уютна и тепла,

ждет моих шагов разбег.

Что там за окном? Шуршит метла,

ловок ранний человек.

Вот и рассиялся вешний день.

Гул от деловых авто.

Еле долетает птичек звень –

распахну окон стекло.

Мой приют как станция в пути.

Нынче прибегут, встречай:

внучка-непоседа, сын зайти

обещался невзначай.

То-то мне так весело с утра.

Мил и сладок белый свет.

Собирать себя в поход пора:

угощать – святой обет.

Вновь смежает очи будний день,

отшумел, отголосил.

Пусть недолгой будет ночи тень,

встретить утро хватит сил.

Так природа свои чудеса мне являла…

2016 год

Крымское утро

Дымка серебристая над прохладным морем.

Солнце успокоено сенью облаков.

Там, на горизонте, в сумрачном уборе

Замершие волны горных берегов.

Утро обещает радость обновленья.

Пляж горячей галькой наши пятки жжет.

Лишнее с себя я сброшу без стесненья.

Вон оно – смеется, вон оно – зовет.

Море обнимает шелковой водою

Зноем пропеченные красные тела.

Глянь: Венера вышла, удивив красою,

Следом та… которую природа подвела.

Никого, однако, вовсе не волнует,

Кто посмотрит косо на тебя.

Море приласкает, солнце расцелует:

Ты для них любимое дитя!

Разговор с морем

Здравствуй!

С каким настроеньем

Ты новое утро встречаешь?

Может, смиренье

После вчерашнего шторма являешь?

Вот сколько солнечных звезд

По всему окоему!

Знаю, ты, братец, не прост

И твой дух неуемный.

К самой воде я спущусь

И на камень присяду.

Чаек кой-чем угощу,

Посижу с тобой рядом.

Как завиваются волны –

Твой вздох и язык!

Он и живой, и вольный,

Вечно спорить привык

С неподвижной, немою землей.

Ты – боренье, она – покой.

Но сегодня здесь я, человек.

Ты начинаешь разбег,

Ластишься, пеной кипя, -

Ласковое дитя.

Загляделась я на облака,

А посланница моря близка,

Окатила соленой волной,

Как из лужи малыш озорной.

Твой характер ярится, кипит.

У волны угрожающий вид.

Вдруг взвилась, словно конь,

Когда шпоры в боках.

Мой восторг пред тобой и мой страх!

Ухожу, как от шумного, буйного друга.

Час блаженства – твоя заслуга.

Да и что-то в душе родилось:

Радость жить, непокорство, веселая злость.

Летние зарисовки

Дождь и солнце

Прокатился замедленно гром.

Расшумелись ожившие листья -

Дождь! Стучит, словно просится в дом,

Мажет стекла неистовой кистью.

Первый натиск прошел. Говорок

Затихает, но все еще длится.

Настежь дверь – выхожу за порог

Вместе с садом дождем насладиться.

А он с тучей уплыл. Тут как тут

Солнце. Глянуло оторопело:

Каждый лист будто вылез из пут,

Вверх топорщится ловко и смело.

Солнце тоже не промах. Нашло

Молодую всю в ягодах вишню.

Снизу капли свисали. Зажгло

Сотню люстр. Вот уж сказочно вышло!

Так природа свои чудеса

Мне являло в июньское лето.

Дух жасмина и птиц голоса…

Нет, о них еще песня не спета.

Июньский закат

Зной томительный долгого дня…

Тучка кинула несколько капель

Влаги и отлетела, дразня

Смутным рокотом, отблеском сабель.

Она вспомнилась перед зарей,

Тихой вечерней порою:

Жаркой радуги столб над землей

Вспыхнул, не изгибаясь дугою.

Начинал свои игры закат.

Рассиялся вверх, вширь до востока.

Свет пронзительный, словно набат

В душу лился тревожным потоком.

Заприметил березку, кусты,

Развернул их на огненном поле.

Радуг в небе не гасли цветы,

Разгорались в синем раздолье.

Рядом с радугой строй облаков,

Словно снег, пролетал в небесах.

Оглянулась – красных платков

Вьется дивная полоса.

Так держала под небом меня

Зорька поздняя летнего дня.

2017 год

Февральский денёк

Как февральские морозы и метели

Вдруг поникли, улеглись и присмирели.

Небо ввысь поднялось, засинело.

Солнце лучиком слепит то и дело.

Хоть зимы белизна,

Но пришла новизна:

Тут и там проталинки,

отсырели валенки.

День что праздник какой – веселит, бодрит.

У румяных прохожих задиристый вид.

Людям вторят голуби, синицы.

Глянь: из лужицы пьют, из криницы.

Будет завтра метель,

Послезавтра – капель.

А мороз и весной

подгоняет: не стой!

Все березки еще по колено в снегу.

Ветер сквозь пролетел, а они ни гу-гу.

Но от солнца сегодня запахла кора.

Просыпаться им скоро наступит пора.

Еще месяц зимы,

полшага до весны.

Нам она улыбнулась,

значит, где-то проснулась.

Мелодии весны

Конец апреля, первый день на даче.

Разор кругом, холодный неуют.

Нависло небо, хмурясь, чуть не плача.

Но, боже, чудо: скворушки поют!

На голой ветке, высоко заброшенной,

Трепещет крыльями от страсти молодой,

А в горлышке катаются горошины.

И звон такой, что шапку – в горсть, долой!

* * *

Кто ж они, первые,

что зацвели?

Примулы куст

отряхнул от земли

листья,

их веером разложил.

Вспыхнули глазки

из лопнувших жил.

* * *

Под сливой неодетой

Средь листьев черноты

Издалека заметны

Какие-то цветы.

Оранжевые шарики

Ревень нам подарил,

Он в кулачке-фонарике

Листок-младенца скрыл.

Искусно упакованный,

Весь сморщенный листок

Расправит ушко – новое! –

Уж на другой денек.

* * *

Береза в отдаленье высоко поднялась,

В воздушном океане раскинулася всласть.

Флажки весны развесила – листочки с ноготок.

Решил ею потешиться хозяин-ветерок.

Холодные, шальные те майские ветра.

Ствол белый раскачали – уж пощадить пора.

Но ветви колыхались так живо, зелено,

Вся крона волновалась, как шёлка полотно.

Да это танец плавный под музыку весны.

Береза – нет, невеста! – вступает в мои сны.

Внимаю всей душою бесшумный карнавал.

Миг, созданный тобою, весна, он не пропал!

Ну и лето!

Дни студеные с ветром неистовым,

злая морось с крупой ледяной.

Вслед – из черного облака выстрелом

белый снег замутил свет земной.

Нам такие подарки раздаривал

май шальной и июнь прихватил.

Что ж, грехи свои срочно замаливать?

Спорить с вздорной погодой нет сил!

А пока мы ворчали да кутались

в куртки зимние, травка росла.

Сроки цвет распускать, правда, спутались,

ждали летнего солнца, тепла.

Дождались, оглянулись – не верится:

одуванчиков жаркий поток

засиял. Так случается, девица

вдруг раскрылась, как маков цветок.

Пусть сегодня опять водопадами

дождь беснуется. С гуся вода!

И сирень, и калина парадами

развернулись. Цветут города!

* * *

Сирень дождем умыта,

пушиста и свежа.

Кистей тяжелых свита

колеблется, дрожа.

Обеими руками

ту роскошь обниму,

с закрытыми глазами

в сирени утону.

Вдохну невыразимый

словами аромат:

прохлада в нем предзимья

и душный летний сад.

Всем существом приемлю

блаженство бытия.

Июнь пришел на землю!

С ним за руку и я.

Липа цветет

Как глубокой осенью, не спешу проснуться:

небо в одеяле ватных облаков.

Сыростью холодной, может, хватит дуться,

а, июль-июлюшко? Ты ведь не таков!

Солнце поздно, за полдень, продирает око.

Сразу расшевелится в ком жива душа.

Комары и ласточки зазвенят высоко.

Глядь – веселья летнего нет уж ни гроша.

Но сегодня солнце с жаворонком встало,

целый день на вахте – ну и чудеса!

Бутоньерки белые для большого бала

липа поразвесила в зелень-волосах.

Аромат медовый удивит прохожего,

озираясь, ищет над собой каскад

золотистых звездочек – липовое крошево.

Запоздавшей новости он безмерно рад.

Рассиялись липы – рассиялось солнце.

Напоследок праздник вышел хоть куда!

Проглянуло лето в светлое оконце.

Огорчало что-то? Не лиха беда!

Чудо-фильм

Наш автобус дребезжа плетется

тихой подмосковной стороной.

Взгляду сонному вдруг удается

синий замок заприметить неземной.

Верхний край–каемка так слепила,

словно молнии залетной полоса.

Сноп лучей прикрытого светила

тот чертог воздушный расписал.

Они дымным веером лучились

из-за мрачной облачной стены.

Понизу окошечки открылись:

око солнца видеть все должны!

Засияло крупным бриллиантом,

превратилось в таборный костер.

Где там замок? Синие гиганты

полетели в северный простор.

Сколько ярой силы в том движенье,

сколько жара в огненной норе!

Тает, расплывается виденье.

Ближе – к утихающей поре.

Превратились темные драконы

в лоскуты, застывшие вразброс.

А костер? У тихого затона

для ухи рыбак дровец принес.

Подъезжаем. День за солнцем следом

уплывает. Светят фонари.

Чудо-фильм, сколь часто ты неведом

промелькнешь… до будущей зари.

Я помню эти дали…

Снежок засыпал улицу.

Он вновь растает, верно.

Пока под ним сутулятся

озябшие кусты.

Дорожку намечаю,

следы рисуя мерно.

Под бледными лучами

простой узор застыл.

Как будто в сновиденье,

я вижу пред собою

Юсупова именье,

парк, светлые леса.

Под зеленью деревьев

июньскою порою

синь-пламенем горели

лесных цветов глаза.

Кто столько их посеял –

гонцов немой печали?

Гляжу вокруг растерянно

от синей красоты.

Я помню эти дали,

куда мой взор причалил.

Укрой, снежок, о лете

без времени мечты…

2018 год

Два восхода солнца

Подмосковье

"В холодной яме января" /Пастернак/

Чуть брезжится. Просинец –

прозванье января.

Всего лишь на мизинец

день больше. И – заря!..

Но, Боже, что сегодня

сулят нам небеса?

Застыла я спросонья:

громада-полоса

свод тяжкий распорола

зловещею грядой.

На трауре проколы

зияют чередой,

льют свет кроваво-красный

и рядом золотой.

Тревогой не напрасной

звучат, еще мольбой.

По ним вуаль гуляет

из синей черноты,

то скроет, то являет

без радости цветы.

Ждала с тоской, с опаской:

рассеется ль мираж?

Его свел серой краской

рассвета карандаш.

Крым

Мы вышли рано, затемно.

Прохлада. Шелест моря.

Цепочкою старательно

шагаем по камням.

Здесь, на высоком месте,

с вожатыми не споря,

остановились тесно

в предчувствии огня.

Свершилось: солнца капелька

за дальнею скалою

чуть показалась. Мотыльком

блеснула, растеклась,

проникла в море сонное,

и светлой синевою

зажглись просторы водные,

в воздушные глядясь.

Вновь гимн в честь молодого дня

с рассветом прозвучал.

Сей миг волшебный для меня –

начало всех начал.

Снегопад

Вечер

Засыпает нас снегом

до краев, через край.

Снежных шорохов нега

разлилась – замирай!

В странном сумраке белом,

в шевелящейся тьме

мир, чужой без предела,

померещился мне.

Забелела одёжка

у спешащих людей.

Всё похоже немножко

на узор из теней.

Фонари потускнели

в снегопаде густом.

Где я? Двигаюсь еле

и найду ли свой дом…

Утро

Солнце красное сжато

нахлобучкою туч.

Выдираясь из ваты,

заблистал дерзкий луч.

Мир, увенчанный снегом,

опустился с небес

этой ночью. И следом

свет всей мощью воскрес.

Лето хвалим мы? Гляньте,

что умеет зима:

драгоценнейших мантий

завилась кутерьма,

дерева спеленала,

распушила кусты,

принагнув – и немало! –

веток в арки-мосты.

В этой сказке тишайшей

заблудись, в белом сне,

убегая все дальше

по знакомой лыжне.

В феврале

В феврале небеса синеоки,

искрометны потоки лучей.

В них купаются важно, как боги,

сосны с вольным размахом ветвей.

Снегопад им оставил в наследство

белых шапок нарядный убор.

Напросились вороны в соседство,

бороздят поднебесный простор.

Опустилась и ветку задела

птица черным крылом. В тот же миг

заструился с высот запредельных

снежной пыли сыпучий родник.

Кисеей развернулся тончайшей.

Вижу блесток неслышный полет.

Знаю, кто-то волшебную чашу

тишины мне к губам поднесет…

Май. Первые дни.

Каждый месяц шлет подарки –

знаем, помним, ждём.

Но до срока не накаркай:

был январь с дождем

и апрель с метельной пляской,

летом хлябь и стынь.

А сегодня май что сказка,

летняя теплынь.

Нам гостинцев он насыпал

прямо через край.

Лист-флажок из почек выпал

в самый Первомай.

Соловей запел на зорях,

растревожил слух.

Вечерами сладко-горек

тополиный дух.

В лес бежать уже охота,

нет ли где сморчков.

Не пустая то работа:

две горсти даров.

На чистейшей белой ножке

рыжий колпачок.

Мы пожарим их немножко.

Вкус! Грибам почет!

Там же ландыш вылезает –

шильца на виду.

То весна бежит босая,

тянет, землю отрясая,

к солнцу гриб, цветы и травы.

Сколько жизни, Боже правый,

в тьме и на свету!

Утренние вести

Сон тревожный уплыл от прохлады,

что струёй пролилась из окна.

Птичий голос чечётку заладил,

словно вести несет:

«Зелена́,

зелена́ моя тонкая ветка,

а еще зеленее трава.

Вон летит в зеленны́е просветы

солнца ярого шар-голова!»

Вести славные… Выбегу в утро,

может, кто-то еще голосит?

Толстый шмель, весь в ромашковой пудре,

о житье благодатном басит.

Ор сорочий! За ёлку слетела,

крутит издали ярким хвостом.

Протестует: в чужие пределы

я вступила. И вновь треск и гром!

Прилетел из далекого леса

скучный голос кукушки шальной.

– Что печалит, бездомный повеса?

Что попрятала в чаще лесной?

Так узнала я ранние вести

от строптивых крылатых коллег.

Это куры молчат на насесте –

мир свободный шумит весь свой век.

В цветочном царстве

Если есть клочок земли,

за который ты в ответе,

действуй, чтоб сиять могли

все цветы, что есть на свете.

Как задачка? Я своих

не смогу, не сосчитаю.

Ранний выскочил – притих,

хоровод закружит в мае.

А в июле золотом

под оркестр громов мятежных

движется вразброс, рядком

марш-парад красавиц нежных:

белых лилий, тёмных роз,

флоксов душные охапки.

Но, смотрю,их перерос

одуванчик длинный, шаткий,

стройный… очень (что за сорт?).

Заявляет: "Чем я хуже?"

Что ж, не выброшу за борт.

Все мы разные, а дружим.

Вот еще такой один

заявитель больно смелый –

выше пышных георгин

стебелек ромашки белой.

Сил немало приложил,

чтоб из тьмы достать до солнца,

выдохнуть из тонких жил