Целую неделю Нину Федоровну Копчик, пятидесятилетнюю жительницу Ялты, мучила свирепая бессонница. Начиная с понедельника и до самой пятницы в общей сложности ей не удалось поспать и двадцати часов. Поначалу она пыталась применить хитроумную медитативную практику, о которой вычитала в местной газете. Суть снотворного упражнения состояла в «максимальной релаксации, достигаемой созданием в воображении приятной альтернативной реальности». Стиснув зубы и покрывшись испариной, Нина Федоровна изо-всех сил представляла, как ее тучное тело легко порхает среди мягких белоснежных облаков. Но в самый ответственный момент, когда обещанная релаксация, казалось, уже была очень близко, в голове вдруг начинал методично бубнить голос актера Леонова: «Я – тучка, тучка, тучка. Я вовсе не медведь…».

Основной причиной досадного расстройства Нина Федоровна считала полкилограмма отборного сала, привезенного ее сестрой из Винницы. Продукт отличался отменным качеством и обладал такой притягательностью, что исчез из холодильника так быстро, как капли слепого дождя высыхают на стальной крыше.

Тем не менее, сало было лишь ложкой меда в бочке дегтя, которую судьба преподнесла Нине Федоровне в ту злополучную неделю.

Все началось в понедельник, когда ранним утром позвонила подруга Люся:

– Хеллоу! – триумфально прогремел прокуренный голос на другом конце провода.

– Чего? – не поняла Нина.

– Хеллоу, говорю, ликбез!

– Что за буржуазные выходки, Люсинда?

– Ты сейчас сидишь, старая злюка? Если нет, то отыщи скорее табурет покрепче.

– Да что у тебя стряслось?

Люся выдержала коварную паузу.

– Помнишь, я говорила, что зарегистрировалась в одном брачном агентстве?

– Помню. Ты каждый день об этом говоришь, Люся.

– Так вот, вчера вечером они позвонили! Мною заинтересовался один почтенный англичанин. Зовут Джеймс. Бизнесмен, пятьдесят пять лет.

– А ты ему зачем? Для опытов?

– Очень смешно! В эту субботу он приедет со мной знакомиться. Ну, правда, не только со мной…, – Люся замешкалась, – но я не сомневаюсь, что он выберет именно меня.

– Да уж, какие тут сомнения?!

– Опять язвишь?

– Нисколько. Ты хоть и просроченная слегка, а еще ого-го. Волосы у тебя красивые, и глаза, и ноги, и жопа.

– И душа.

– И душа, – согласилась Нина.

Еще не меньше часа Люся рассказывала о замечательных перспективах, которые, увитые розовыми ленточками, ждали ее в лондонском аэропорту и ненавязчиво помахивали табличкой «Миссис Люси Джеймс». Сама Нина Федоровна ни разу не бывала дальше родины сала, которым объелась накануне, и потому потенциальная эмиграция близкой подруги задела ее до глубины души.

К утру вторника, когда она уже практически смирилась с тем, что кому-то везет, а кому-то – нет, по телевизору объявили прискорбнейшее известие: любимый актер Нины Федоровны, который еще недавно стремительно шел на поправку после болезни, скоропостижно скончался, до «поправки» так и не добравшись.

В среду после изнурительного рабочего дня в статуправлении Нина решила снять стресс обновкой. В одном из стоковых магазинов она приобрела черную кофточку с белыми стразами и знойным декольте. Обновка исключительно шла Нине, и уже дома, вертясь перед зеркалом в целях душевной терапии, она с ужасом обнаружила, что на груди не хватает доброй половины страз. Досадный брак создавал впечатление странной асимметрии: одна грудь казалась размера на два больше другой. Решив исправить положение, Нина Федоровна начала отковыривать остальные камешки и проделала сквозную дырку, в которую запросто пролазил указательный палец. Угрюмо глядя на смертельно раненый предмет гардероба, она думала о том, что эта кофточка – точно сама жизнь. Вначале она радует свежестью и новизной, а потом что-то (или кто-то) из нее исчезает. То, что осталось, больше не приносит удовольствия, но если отринуть и это последнее – вовсе останется дырка. Сиди, просовывай пальцы в отверстие и крути дули. Вот и все! В унисон со своими мыслями Нина Федоровна скрутила кукиш и показала собственному отражению в зеркале.

Утро четверга вновь принесло неприятные известия. Мелкие и крупные предприниматели страны без объявления войны одновременно подняли цены на гречку. Теперь один килограмм питательного продукта стоил столько, будто его производили вовсе не из гречихи, а из смуглых темноволосых греков, которых импортировали по чрезвычайно высокой цене.

Пятница стала апогеем бедоносной недели. Вечером Нина Федоровна принялась купать своего песика Крузика. Свое весьма нетрадиционное имя скотч-терьер полукровка получил вовсе не от персонажа незабвенного телесериала «Санта Барбара». Полное его имя звучало гордо – Крузенштерн. С самого младенчества он был бородат, а не совсем чистую породу компенсировал врожденной чистоплотностью и любовью к водным процедурам. После плавания в наполненной до краев ванной, коротколапый адмирал решил самостоятельно сойти на берег и со всего размаха пришвартовался на кафельном полу. Когда вызванный на дом ветеринар накладывал лангету, Круз тихонько попискивал, виновато глядя в глаза хозяйке. А впереди была еще одна бессонная ночь.

Лицо, глянувшее на Нину Федоровну из старенького трельяжа поздним субботним утром, могло бы иметь ошеломляющий успех в комнате страха какого-нибудь парка развлечений. В голове Нины Федоровны опять возник образ свинки, злополучным салом которой она объелась неделю назад. Должно быть, несчастный хряк, лежа на смертном одре, выглядел примерно так же, как она сейчас. Нина с раздражением потыкала указательным пальцем в отекшие скулы и произнесла вслух:

– Хрю. Хрю-хрю.

С трудом добравшись до кровати, где под одеялом отдыхал Крузик, она снова собралась лечь, как вдруг в прихожей раздался звонок. Бесхвостый адмирал ленно поднял голову и тявкнул что-то вроде: «Кого это принесло в такую рань?»

– И не говори! – согласилась Нина с многозначительным «тяв». – Не переживай, Крузенштерн. Это ненадолго. Сейчас открою, они испугаются и убегут.

У новоприбывшего, однако, оказались крепкие нервы. Он вовсе не бросился бежать, когда взлохмаченная голова хозяйки выглянула из-за двери. Напротив, мужчина приветливо улыбался, придерживая одной рукой громадный пакет, стоявший у его ног.

– Доброе утро! Прошу простить меня за вторжение. По-видимому, я разбудил спящую красавицу.

Нина Федоровна удивленно хмыкнула и полностью раскрыла дверь.

– Не разбудили. Красавица, – после этого слова Нина Федоровна сделала паузу и почесала затылок, изобразив на лице ироническую улыбку, – уже неделю почти не спит. Чем обязана?

– Вы, наверное, видели меня здесь. Я – Владимир, ваш новый сосед. Живу в двухкомнатной, через стенку от вас. Так вот, сегодня утром я уходил на рынок, захлопнул дверь и только потом обнаружил, что забыл ключи на столике в коридоре.

– Досадно. У меня квартира хоть однокомнатная, но на кухне есть удобная тахта. Холодильник купите отдельный, – пошутила Нина Федоровна.

– Действительно? Так это я очень удачно забыл ключи! – сосед тихо засмеялся, весело сверкая глазами и застенчиво прикрывая рот рукой.

«Интеллигент», – подумала Нина.

– Полагаю, вы хотите проявить акробатические способности и перелезть на свой балкон?

– Боюсь, другого выхода у меня нет.

– Ну что ж, пойдемте, подстрахую.

Владимир въехал в свою квартиру около месяца назад. Полковник в отставке, по всей видимости, жил один. Никому из местных кумушек не удалось разузнать, был он холост или вдов. Мужчина всегда любезно приветствовал все любопытное дворовое братство, иногда задерживался у подъезда и вел приятную беседу на отвлеченные темы, но никогда не делился подробностями своей биографии. За это местные сразу же присвоили ему кличку «мужичок в футляре». Следовало, однако, признать, что «футляр» был всегда подобран со вкусом и отличался исключительной опрятностью.

– Будьте осторожны! – подбодрила Нина соседа, который медленно перебирался на свой балкон, крепко вцепившись в перила. – Не оставьте мокрое красное пятно на репутации нашего дома высокой культуры быта.

Сосед задорно хихикнул.

«Теперь-то слабо рот ручонкой прикрыть?» – злорадно подумала Нина.

– Хорошо, что я еще не успел застеклить балкон, – сказал сосед, добравшись до места. – Вы себе не представляете, Ниночка, как я вам благодарен.

– Да не за что. У нас с вами очень неплохо получилось. Когда выйду на пенсию, давайте вместе домушничать, Владимир, чтобы не умереть с голода и застеклить не только ваш, но и мой балкон.

– Почему бы и нет. С такой женщиной не страшно и в разведку.

– Спасибо за комплимент! До свидания! – Нина слегка помахала рукой и повернулась, чтобы уйти.

– Нина Федоровна, постойте!

«И отчество знает? Наверное, был шпионом!» – заключила Нина про себя и снова вернулась к перилам.

– Вы, кажется, сказали, что плохо спите в последнее время?

– Есть такое.

– Если сегодня вечером вы свободны, приглашаю к себе на ужин.

– Вы думаете, я не сплю от недоедания? – Нина почувствовала себя неловко, решив, что полковник не понял шутку с пенсией.

– Да нет, конечно…– Владимир замялся. – Дело в том, что я могу поделиться с вами одним секретом. Если последуете моему совету, будете спать, как младенец.

– И в чем же секрет?

– Об этой методике нельзя рассказать в двух словах.

– Но как она называется?

Владимир многозначительно посмотрел на Нину Федоровну.

– Система естественной коррекции сна! – объявил он, наконец, важным тоном. – Так что, придете?

– Пожалуй, приду! Что я теряю?

– Совершенно ничего. Жду вас в семь, идет?

– Идет.

Владимир игриво подмигнул и скрылся за перегородкой.

В последний раз приглашение на ужин Нина Федоровна получала не менее десяти лет назад, когда ее муж Степан Копчик еще коптил грешную землю. Звучало оно примерно так:

– Ты мне дашь закусить, кобыла бенгальская, или нет?

– Облезешь, алкаш. Чтоб ты сдох! – неделикатно отклоняла Нина предложение супруга.

Не дожив пару месяцев до сорока пяти лет, Степан внял рекомендациям жены и, слегка опохмелившись по ошибке антифризом, скоропостижно усоп, освободив полезную площадь. С радостью и всеми необходимыми почестями предав тело Копчика земле, Нина, наконец, зажила спокойной жизнью, наполненной работой, долгими прогулками с Крузиком и общением с парой одиноких подруг.

Неожиданное утреннее вторжение соседа и предстоящий ужин не на шутку взволновали вдову. Может быть, никакого интимного подтекста в действительности не было, и сосед всего лишь собирался поделиться с ней какой-нибудь вычитанной в газете ерундой? Многие военные, которых отставка привела в мир насущных проблем, доверчивы, словно дети, и принимают за чистую монету все, что давно отринуто гражданскими. Или, чего доброго, окажется, что Владимир, сдав казенную портупею, для поддержки штанов подался в сетевой маркетинг и весь вечер будет рекламировать какой-нибудь вазелин, переименованный и упакованный в дорогие баночки. Перед глазами Нины Федоровны встал образ соседа, облаченного в приталенный бордовый костюм, в туфлях на шпильке и с фирменным золотым кулоном на шее. Кончиками указательных пальцев он наносит под глаза вазелин и говорит мерзким тоненьким голосом.

– Попробуйте и вы, милочка, это незабываемые ощущения! Вы прямо почувствуете, как морщинки разглаживаются, кожа свежеет и молодеет. Кроме того, у нас сегодня акция! Если вы приобретете две баночки нашего чудесного «Ультравазелина», то третью получите в подарок!

– Спасибо, дорогая, – слащавым голосом отвечает Нина Федоровна воображаемому консультанту-трансвеститу. – Третью я оставлю на работе. У нас как раз меняется начальство, так что мне понадобится.

Громко фыркнув, она отринула идиотские мысли. Как бы там ни было, а предложение уже принято и идти придётся.

Переворошив кладовку и все ящики со старым барахлом, Нина нашла черную шелковую ленту, которой повязывала голову на похоронах мужа. Ловко скрутив что-то наподобие цветка и вшив в середину крупную искусственную жемчужину от старых бус, она пришила ее на дырку, проделанную в новой кофточке. Атрибут нивелировал асимметрию и, казалось, был задуман самим производителем.

– Хоть какая-то от тебя польза, Степаш-алкаш, – произнесла вслух Нина, поглаживая гладкую поверхность самодельного украшения.

После маски из свежих огурцов и прохладного душа она перестала чувствовать себя жертвенным хряком.

Входная дверь полковника напоминала вход в хранилище национального банка: это было массивное металлическое укрепление с тремя замками. Нина не удивилась бы, если бы внутри оказался засов. Она нервно поправила аккуратно уложенные пахнущие парфюмом каштановые волосы, но звонить не стала. Вместо консультанта на шпильках в голове вдруг возник Ганнибал Лектер, сбежавший из американской тюрьмы строгого режима и поселившийся в живописной Ялте, которая каждое лето до отказа наполнялась добычей самых разных возрастов и национальностей. Ведь о том, что она отправилась к малознакомому соседу на ночь глядя, не знал никто, кроме Крузенштерна. Можно было вернуться и сказать соседке тете Майе. Но дело в том, что информация, полученная тетей Майей, в течение пятнадцати минут вещалась во все близлежащие районы города, а также в Хайфу, Тель-Авив и несколько регионов Российской Федерации. Звонить подруге Люсе представлялось и вовсе нецелесообразным. В тот день она должна была знакомиться с англичанином, и, скорее всего, даже не сняла бы трубку.

Так Нина Федоровна и стояла в раздумьях, а в богатом воображении сосед уже аккуратно срезал верхнюю часть ее черепной коробки. Причем делал он это почему-то маникюрными ножничками от производителя «Ультравазелина».

Внезапно фортификационное дверное укрепление издало надрывный скрип и отворилось. На пороге стоял Владимир, одетый в черный джемпер и темно-синие джинсы. Поверх был повязан темно-красный фартук.

«Это для того, чтобы не было видно следов крови», – пропульсировало в ее голове.

– Добрый вечер, Ниночка, вы как раз вовремя. Мясо «А-ля Чекушин» только что приготовилось.

– Чекушин, это, следует полагать, вы?

– Так точно! – сосед вытянулся по стойке смирно.

Осторожно ступая, Нина прошла в глубь коридора. Алкогольная фамилия соседа вновь напомнила о муже, от чего она невольно поморщилась.

– А давайте перед ужином по бокалу Массандры? Я кроме вина больше ничего не употребляю, – предложил сосед, будто прочитав ее мысли.

– А вы не забудете постулаты этой вашей системы коррекции после вина?

– Нисколько. Напротив, это даже поможет.

– В чем поможет? – не поняла Нина.

– Расслабиться, конечно.

Новое подозрение закралось в голову гостьи. Что, если полковник занимается тонкими практиками и предложит экстравагантные процедуры, подразумевающие раздевание? У Нины Федоровны было два бюстгальтера: один – новый, ажурный, с черной сеточкой, второй- такой же модели, но на три года старше. От долгой эксплуатации из него в разные стороны торчали черные нитки, как шерсть на морде Крузенштерна. Медленно пережевывая сочную свинину а ля Чекушин, Нина Федоровна изо-всех сил пыталась вспомнить, какой из предметов нижнего белья она надела перед выходом.

Время шло, сосед болтал без умолку, рассказывал о своей жизни, но о главной цели их вечернего свидания не упоминал.

Когда деревья за окном скрылись в толще ночной темноты, Нина Федоровна осмелилась спросить.

– Владимир Александрович, а как же обещанная система коррекции?

Сосед неожиданно смутился, встал и заходил по комнате, освещенной зеленым бра. Через минуту он снова сел за стол.

– Ниночка, вы…, – он отпил еще глоток вина. – Я живу здесь совсем недавно, но с самого начала обратил на вас внимание. Вы – просто очаровательная, умная, красивая женщина.

Он немного помолчал.

– Я должен признаться: утром я не терял ключей. Это был предлог, чтобы завязать знакомство.

Нина Федоровна, румяная от вина, еще больше раскраснелась. Ее глаза весело заблестели, и консультант с Ганнибалом окончательно улетучились.

– Это что же получается, раньше мужчины лазали к дамам в окна, а теперь – ИЗ окон?

– Получается. Более подходящего повода я не нашел.

– А как же эта система естественной коррекции сна?

Владимир наклонил голову и интригующе заулыбался.

– Здесь все дело в аббревиатуре, Ниночка.

Несколько секунд Нина Федоровна слагала вместе заглавные буквы, затем звонко рассмеялась. Сосед тоже смеялся, аккуратно взяв ее за руку.

Больше Нину Федоровну Копчик не мучила бессонница. Теперь она, действительно, спала, словно младенец. И кто бы мог подумать, что причина нарушения сна может заключаться вовсе не в переедании, не в душевных переживаниях, а в том, что вы ложитесь спать не в той квартире.

По дороге с облаками

Спросите нескольких человек о самом необыкновенном путешествии в их жизни. Наверное, все они станут вспоминать то время, когда довелось им отправиться за многие сотни километров от дома. Сибиряк с теплотой и нежностью вспомнит, как при свете песочной луны гулял по ялтинской набережной и вдыхал запах искрящегося ночного моря. Крымчанин расскажет о том, как поразили его величественные московские соборы и простор столичных площадей. Москвич же, не исключено, с удовольствием поведает о прогулке на таиландском слоне и будет вдохновенно описывать статую золотого Будды.

Самое необыкновенное путешествие в моей жизни заняло не более трех часов. А было все так.

Ранним утром меня разбудил телефонный звонок.

– Могу я услышать Алену Сергеевну Борисову?

Бодрый альт врезался в помятое подушкой ухо, будто зубочистка.

– Это я.

«Я» получилось хриплое, отвратительное. Такое «я» могла бы изрыгнуть разве что пропитая старушка, проснувшаяся внутри мусорного бака. Впрочем, после выпитой накануне вечером бутылки дешевого вина при полном отсутствии закуски и компании, было глупо и несправедливо ожидать от своих связок лирического сопрано Лары Фабиан.

– Вас беспокоит турагентство «Авигея». Если вакансия переводчика все еще вас интересует…

– Интересует! – прохрипела я, не позволив голосу окончить фразу.

Черт возьми, меня ничего не интересует так, как вакансия переводчика! После развода с мужем прошло уже три месяца, а я только и делаю, что хожу по собеседованиям и беспрестанно дергаю за хвост свою тоску, которая больно кусает меня в ответ. Укусы лечу спиртным, на которое вчера потратила последнюю сотню.

– Очень интересует, – повторила я спокойней, чтобы не спугнуть кадровика.

– В таком случае, ждем вас сегодня не позже двенадцати.

– Двенадцати?

Я глянула на старые часы, доживавшие пятый десяток в коридоре над трельяжем. Побледнев от испуга, они показывали восемь утра. Но гораздо страшнее было то, что смотрело на меня из зеркала: возьмите сильно переваренный яичный желток, проколите в нем две глубокие дырки в виде глаз, а на место рта прикрепите кусок репчатого лука. Это даст вам довольно реалистичное представление о том, как выглядела я тем утром. Рыхлая землистая кожа, ввалившиеся глаза, бледные сухие губы. Гарпии разлетелись бы в страхе. Только то обстоятельство, что владельцы бизнеса в наших краях, как правило, не платят работникам больничное пособие, позволяло надеяться на удачный исход предстоящей встречи.

– Какие документы понадобятся на собеседовании? – спросила я после опасно затянувшейся паузы.

– Есть один нюанс.

Голос звонящего вдруг стал мягким и угодливым:

– Это будет не собеседование.

Я снова глянула в зеркало. Дела обстояли хуже, чем можно было подозревать. На «несобеседование», что бы это ни было, я с трудом годилась и после недели, проведенной в стеклянной трезвости.

– В каком смысле?

– Дело в том, – стал объяснять кадровик, – что в нашем городе сейчас проходит международный музыкальный фестиваль. Ну, вы в курсе, да?

– Да, конечно же, – уверенно соврала я.

– Каждый день прибывают новые делегации, и переводчиков катастрофически не хватает. Сегодня нужно встретить китайскую группу в полвторого. Иногородним сотрудникам предоставляется гостиница. Так что, вы, можно сказать, попадаете с корабля на бал.

Да уж. Укачало меня вчера сильно, хоть корабль в мою бухту не заходил.

– Если достойно проявите себя в течение этой недели, – продолжал уговаривать кадровик, – мы гарантируем постоянное трудоустройство.

По тону его ощущалось, что необходимость найти переводчика была очень острой. Так случается, когда кто-то из нанятых людей отказывается от работы в самый последний момент.

– Так что, мы на вас рассчитываем?

– Конечно же! – согласилась я.

Тогда кадровик продиктовал адрес и быстро повесил трубку.

Итак, до назначенного времени оставалось около четырех часов. Дорога займет три часа, значит, для того, чтобы превратиться из тыквы в Золушку, у меня был всего час.

Минут на двадцать я погрузилась в до одури ароматизированную ванную. Если в вашем гардеробе есть поношенная кофточка, и одеть больше совершенно нечего (а именно так обстояло дело с моим телом), то ее следует хорошенько выстирать и ароматизировать. Благоухание непременно сгладит впечатление, которое о ней составят глаза окружающих.

После ванны я старательно загримировала переваренный желток и надела свой единственный приличный наряд – плиссированную синюю юбку до середины колена, белую блузку из трикотажа и лакированные туфли-лодочки. Волосы собрала на затылке в крепкий пучок.

С трудом найденный под кроватью кошелек был пуст, словно жилище монаха-отшельника. Суммы, собранной по карманам курток и брюк, хватало на автобусный билет в один конец. Если что-нибудь пойдет не так, возвращаться домой придется, разве что, пешком. И на обед не было ни гроша. Окажись делегаты жадные (а так бывает довольно часто), тогда мне придется не сладко. Вернее, не сытно.

Однако, выбирать не приходилось. Никто не собирался осыпать меня предложениями о работе, а друзья, даже самые близкие, уже не снимали трубку, опасаясь, что я снова попрошу денег в долг. Потому, бросив в сумку обнаруженные в глубине хлебницы суховатый кусок батона и карамельку, я перекрестилась перед зеркалом и отправилась на автобусную станцию…

***

Маленький пустошевский автовокзал задыхался от пыли и выхлопных газов. Счастливые энергичные новоприбывшие резво перетягивали разноцветные сумки. Их глаза горели в предвкушении отдыха. Те же, кто уже отдохнул, медленно и устало ползли к своим автобусам, дабы отправиться в родные города.

От касс, словно от сорнякового семени, тянулись длинные отростки очередей.

«Не успею!» – решила я и побежала к автобусу, чтобы искусить водителя взяткой и пристроиться хотя бы на ступеньках. Работа переводчика – билет в новую жизнь. Безбилетный проезд в автобусе по сравнению с этим – сущий пустяк.

Но водитель, толстый усатый дядька с орлиным носом и равнодушным взглядом, отрезал, не глядя в мою сторону:

– Я не обилечиваю. Идите в кассу.

– Но я не успею до отправления!

– Ничем не могу помочь. Контролер зайдет, я штраф из-за вас платить буду.

Злобно пнув подножку, я снова побежала в заросли сорняка, которые за минуту моего отсутствия дали новые бурные побеги. До отправления оставалось не больше четверти часа. Люди толкались, потели, злились, ругались, подгоняли друг друга, без нужды толкали вперед сумки, оцарапывая голые лодыжки окружающих, будто это могло ускорить продвижение очереди. Пару раз меня больно ткнули локтем под ребра и раз даже дернули за пучок на затылке.

«Через тернии к звездам», – думала я и терпела молча.

Когда огромная, словно борец сумо, кассирша уставилась на меня через залапанное стекло, до отправления оставалось три минуты.

– До Зеленоморска! – истерично крикнула я в арочное отверстие.

– Отправление через два часа, – равнодушно сообщила тетка и начала бить по клавишам.

– Нет! Мне на тот, что через три минуты!

– Вы не успеете.

– Успею.

Она пожала плечами и подобрала из металлической лунки все мои оставшиеся деньги.

Пробираясь через толпу, я отчаянно толкалась локтями, не без злорадного желания отомстить за последние пятнадцать минут страданий. Пучок на затылке ослаб и беспорядочно болтался, юбка подскочила под самую грудь, а лодочки надрывно скрипели, угрожая потерять стертые подошвы.

– Пустите! Опаздываю. Пус-ти-те! – требовала я, не переставая работать локтями.

Выбравшись из здания вокзала, я во весь опор пустилась к автобусу, который уже выехал со стоянки и медленно двигался прочь.

– Стойте! Стойте! – кричала я, размахивая сумкой, словно белым флагом. – Остановите его! Помашите ему!

Но люди, удобно сидящие за укреплениями из своих саквояжей, пакетов и котомок, лишь глядели на меня с интересом и иронией, и оставались неподвижными, как восковые фигуры.

– Чтоб вы все расплавились, – прохрипела я, когда автобус, вильнув толстым красным задом, исчез за поворотом.

Чувство досады и обиды на себя и весь мир истерично металось внутри моей грудной клетки, глухо и больно ударяясь о ребра широким лбом, пока я стояла посреди дороги с бессильно опущенными руками.

Поработала переводчиком. Перевела последние деньги и, не исключено, единственную возможность получить приличную работу. Мысль о накопившихся долгах давила, как воды океана на погрузившуюся субмарину. Но я была сделана не из стали или титана, и рисковала в скором времени быть раздавленной в лепешку.

По сути, в тот момент я имела гораздо больше моральных прав на самоубийство, чем Анна Каренина или Эмма Бовари. В отличие от меня, первая не наделала столько долгов, а рядом со второй был преданный любящий муж.

Но смерть под колесами автобуса оказалась бы гораздо менее живописной и значительной, чем гибель на рельсах, а в столовой автовокзала едва ли подавали мышьяк.

– Дочка!

Звучный приятный голос отвлек меня от тяжелых размышлений. Принадлежал он невысокому полному мужчине среднего возраста. Круглая лысая голова с черными вихрами волос над ушами, большие глубоко посаженные глаза и огромный живот делали его похожим на бамбукового медведя. На незнакомце была льняная серая рубашка и темные брюки, пузырящиеся на коленях.

– Тебе куда ехать? В Зеленоморск? – снова заговорил он. Тогда я отметила необычную черту: глаза незнакомца обрамляли длинные густые ресницы. Таким позавидовала бы любая модница, но на лице Бамбукового Медведя они смотрелись странно, придавая, однако, мягкость и доброту его взгляду.

– В Зеленоморск, – согласилась я.

– Я тебя довезу, – радостно сообщил дядька и кивнул в сторону стареньких «Жигулей» грязно-голубого цвета.

– Не довезете, – покачала головой я. – У меня нет денег. Ни копейки.

– Зато у меня есть «Копейка».

Он снова указал на железную клячу.

– Я все равно еду в Зеленоморск. Довезу бесплатно.

Предложение привело меня в замешательство. На наших вокзалах не часто встречаются люди, занимающиеся бесплатным извозом. Такого Бамбукового Медведя уж точно следует занести в Красную книгу.

А что, если он – извращенец? Сейчас усядусь в машину и все. Пропала Алена Сергеевна.

– Я в Зеленоморск к сыну еду. У него ребенок родился. Внучка моя, – пояснил мужчина, будто угадав мои опасения.

Все-таки, на извращенца он совсем не похож. Взгляд ясный, добрый. Тело громоздкое. Он, вероятно, совсем неуклюжий и медлительный. Сексуальный маньяк из такого – не ахти какой.

– Спасибо. Вы меня очень выручите, – согласилась я.

– Тогда, трогаем!

***

Несмотря на почтенный возраст, «Копейка» была чрезвычайно ухожена. В салоне замечательно пахло чем-то вроде чайной розы. Уже через двадцать минут, пробравшись через городские пробки, мы выехали на шоссе и покатили в сторону морского берега. Летний ветер забивался в приоткрытое окно теплыми шелковыми лоскутами и приятно щекотал щеки и лоб. Разноцветные пригородные домики радостно бежали навстречу. Поравнявшись с нами, они на короткое мгновение останавливались, приветливо сверкали окнами и тут же пускались дальше, чтобы встречать следующих проезжающих.

Так же внезапно, как лазурная волна уносит с ладони горстку гладких камешков, с души моей сошла тяжесть.

– Какой хороший сегодня день, правда? – воскликнула я громко, сама себе удивившись.

– Все дни хорошие, – ответил толстяк и улыбнулся мне в зеркало заднего вида.

– Нет. Не все.

– Все, – настойчиво повторил он. – Просто это не сразу понимаешь. Как, например, звезды. Все они яркие, но об этом узнаешь только, когда их свет доходит до тебя.

Я кивнула, не желая спорить, хоть и подумала, что последние дни моей собственной жизни отличались отнюдь не чистым мерцанием далеких гигантов, а гадким душком неприятностей, которые Судьба наложила под самый мой порог. Для такого несварения она, должно быть, долго питалась салатиками в отделе кулинарии одного из местных супермаркетов.

Тем не менее, тогда, удобно устроившись за спиной своего случайного знакомого, я вдруг почувствовала, что устала себя жалеть. Еще минувшим утром казалось, что на сердце у меня – глубокое озеро тоски. Она медленно испаряется в солнечные дни и скоро возвращается проливным дождем. Но стоило мне покинуть Пустошев, как оказалось, что этой самой тоски осталось не больше стограммового стаканчика, который я осушила, не закусывая. Как самый отпетый алкоголик – увидела дно стакана, с той лишь разницей, что от этого полностью протрезвела.

Одну за другой, я вынула из пучка шпильки, больно тянувшие виски и затылок, отпустила волосы, и шелковые лоскуты ветра тут же вплелись в них, заставив танцевать вместе с собою. Толстяк снова поглядел в зеркало:

– Голодная, небось?

– Да не то, чтобы…

– На сидении около тебя сверток с пирогом. Поешь.

Под самым моим боком, действительно, лежал рулет, аккуратно завернутый в белую бумагу. Удивительно, как я раньше его не заметила. Он издавал такой соблазнительный запах, будто его достали из печи секунду назад. Без лишнего стеснения я отломила огромный кусок и принялась есть.

– Ничего себе! Вот это вкуснотища! Последний раз я такой у бабушки ела лет тридцать назад.

Но толстяк не слушал меня. Его внимание привлекло что-то впереди по курсу.

– Смотри. Твой брат по несчастью.

Я проследила за коротким белым пальцем и увидела бича, уныло сидевшего на обочине. Брат? Неужели мой вид был настолько плох?!

– Он тоже опоздал на твой торопливый автобус.

– Откуда вы знаете?

– Мне так кажется.

С этими словами дядька нажал на тормоз, и «Жигуленок» причалил к высокому пыльному бордюру, протянув метров десять от того места, где сидел бомж.

– Эй, любезный? Можешь подойти? – зазвенел мой благодетель, высунув лысую голову в открытое окно.

Мужчина нехотя повел глазами, затем медленно встал и поплелся в нашу сторону, оставив на месте свои грязные пожитки.

– Чего вам?

– Тебе ехать надо?

Ну вот, все ясно! Медведь этот – никакой не вымирающий вид и не извращенец. Обычный умалишенный на почве альтруизма. Сейчас наберет полную машину криминального элемента и подведет под монастырь и себя, и Алену Сергеевну.