– Уф, и впрямь далековато, – проворчал незнакомец, снимая пальто в буро-коричневую елочку с цигейковым воротником. "Дедушка в таком чистил снег на даче", – подумала Алла. Однако без пальто гость выглядел моложе. Мужчина был лет сорока пяти, при этом вполне приятной наружности. Светлые волосы, нос трогательной картошкой, серые внимательные глаза под очками с толстыми стеклами…. Настройщик смущенно одернул бурый мохнатый свитер фасона "сурок-пенсионер" и, едва скользнув по хозяйке взглядом, нетерпеливо заглянул в комнату.
– Так и думал, – удовлетворенно пробормотал он, – и зачем вы, Алла, говорили, пианино старое? Зря я боялся, что рассыплется под руками. Старое, Аллочка, это венской школы, а ваш "Petrof" шестидесятых годов прошлого века, считайте, современный инструмент.
Настройщик аккуратно открыл крышку и осторожно нажал несколько клавиш. Пианино отозвалось на прикосновение с готовностью, как девушка на ласку любимого. Гость осмелел, взял пару-другую сильных аккордов и хмыкнул:
– Неплохо для начала… Все вы, на первый взгляд, такие…правильные. А заглянешь глубже – одна фальшь. Ну-ка, посмотрим, что у тебя внутри. Он вспомнил зеленоглазую и рыжую Веру Маркелову, вокалистку с их курса. Замирая, Валерий аккомпанировал ей в свободные часы, ловя в паузах сильное дыхание, помогая брать верхние ноты, переписывал от руки целые партии, ведь о ксерокопиях в те годы никто и слыхом не слыхивал. Верочка охотно принимала его ухаживания, с удовольствием появлялась с приятелем на студенческих вечеринках, целовалась с ним в институтских коридорах, однако при первой же возможности выскочила замуж за немолодого и обеспеченного господина в черном бархатном пиджаке, чем-то напоминавшего Крота из "Дюймовочки" Андерсена.
– Может, чаю? – предложила Алла из вежливости.
– Чаи потом, – отмахнулся мастер, даже не взглянув на маленький столик, изящно сервированный Аллой. Кряхтя и сопя, он снял переднюю панель. Струны и молоточки показались Алле беззащитно-обнаженными, давненько никто не разглядывал их столь бесцеремонно. В первые минуты свидания настройщик просто любовался ими, ласково проводил рукой по изящным линиям, не спеша приступать к более решительным действиям. Вскоре глаза его заблестели, и отступить, оставить эту красоту в покое он, наверное, уже не смог бы. Настройщик вспомнил, как на гастролях в южном городе их маленький молодежный оркестрик повезли отдохнуть к морю после концерта. Все было, как в романсах: и теплый вечер, и луна, и блеск воды, и роковая красавица – черноволосая, с бледным, словно мраморным лицом, скрипачка Зоя, с которой они неожиданно для себя вдруг отстали от бредущих по пляжу хмельных музыкантов. Он тогда долго любовался ее молочно-белым в лунном свете телом, все не решаясь дотронуться до него, боясь разрушить гармонию прекрасной минуты, страшась фальши больше терпко-сладкого привкуса греха.