Ульш приготовился погрязнуть в мемуарах ностальгизирующего упыря, но Гуго вернулся к теме импровизированной лекции:
– Взамен одного султана образовалось трое неприметных воротил на вроде меня нынешнего. Как видишь, 'подполье' не иносказание, – оглядел потолок землянки хозяин. – Слухи ходят – есть еще на севере один, в диких краях, на тебя очень похож, вояка славный. И все.
Тоскливо сделалось от слов старшего Брата.
– Что загрустил? Пойдем на улицу, город покажу… – увидев едва ли не многовековый страх в расширившихся глазах Юлиуса, Гуго рассмеялся в полный голос. – Вот они, пережитки скудного образования! Вот они, плоды экспериментаторства на широкую ногу! Брось Шлем, я сказал! – накричал, как на щенка, тут же снова расплылся в улыбке: – Пойдем! Ждал тебя я сто лет и три года, чтобы наверстать упущенное при твоем принятии в Братство… Отдуваюсь за всех Ушедших! Кончилось твое затворничество, схимник! Забудь старые привычки! Пора показать солнцу лицо! Четыре горсти с верхом человеческой крови в сутки – и прости-прощай боязнь света! – поучал Гуго, выталкивая гостя под лучи сияющего, разгулявшегося дня.
– Давно я здесь, прилив костями чувствую, – прищурясь, Гуго посмотрел на море, поиграл плечами, мясистым загривком. 'А ведь силен', – с уважением подумал Ротмунд, – 'нет у него здесь соперников и быть не может. В прямом бою – точно'. – Да-да, пинта человеческой крови – и никаких проблем! А уж после моей… – голос Высокого Лорда завибрировал, – …грех жаловаться…
Ульш обеспокоено посмотрел по сторонам, в переулке – ни души. Солнце палит, от дюн несет гниющими водорослями. Чайки зависают, парят над водой, гомонят.
– Да не бойся, хорош! – видя неуверенность младшего Брата, Гуго подал отполированный до зеркального блеска иссера-черный круглый медальон. Не обошлось без издевательского комментария: – Только фасон наряда и прическу сменить – и хоть прям сейчас на бал к королю!
Почудилось, что выглядит даже моложе прежнего. Нет, морщины на лбу, вокруг глаз никуда не девались, все та же складка вокруг рта. А вот ссохшиеся, спавшиеся щеки, сдавленные Шлемом Вёлунга, покалеченные десны явно разгладились. За мертвеца, по крайней мере, Ротмунда теперь сложно было принять. Средний горожанин средних лет, немного старомодный, но успешный.
Перевернул медальон рельефной стороной к себе – по краю письмена, наверное, девиз, в центре – рука, несущая зажженный факел. Ничего не спросил, отдал хозяину.
– Это печать гильдии, – пояснил Гуго, убирая медальон.
– Гильдии фонарщиков? – хорошее настроение посетило Юлиуса. Он снял перчатки, плащ, расстегнул куртку и ворот рубашки. Кольчужно-пластинчатый доспех казался недоразумением.
– Торговцев! – раздраженно отрубил Гуго. Забавная закономерность – эти двое обменивались колкостями и веселились лишь над попавшим впросак собратом. – Торговцев Агобурга! Я управляю всеми этими рыбаками, я ссужаю им лодки, снасти, а потом принимаю улов, плачу за него, сортирую и мариную рыбу, перепродаю купцам…
– Ее ты в ящиках хранишь, в своем подземном доме?..
– Сыры! Там, в ящиках, сыры! А рыба – в бочках, она на складе. Да, торгую сырами и чищу селедку – что такого?
– Ты – главный торгаш города, и сам солишь рыбу?
– Бакалейщики – это уже другая гильдия; тканями, веревками заведует третья, потому я не 'главный торгаш'. Моя работа меня вполне устраивает. Мне больше ничего и не надо. Единственная слабость – ценю дорогую, качественную одежду. На нее все заработанное и трачу да на цирюльника, а что остается – беднякам раздаю, пусть потешаться. Все равно некоторым умирать вне очереди… – Гуго подмигнул и облизнулся. – Я ни в чем себе не отказываю! – пафосно, жестко прозвенели слова. Солнце под углом осветило серые до белизны глаза Лорда, и они неожиданно вспыхнули красным. Кусок мяса, напитанный кровью, – вот кто есть собеседник Юлиуса, лопающийся, расползающийся от излишеств. Жирная пиявка.
– Как я сейчас понимаю того, кто убивает Брата-предшественника… – сквозь зубы, негромко отчеканил Юлиус, ненавидяще глядя на Гуго.
– Га, чаще наблюдается обратный процесс! Вот вернешься из поездки (если, конечно, вернешься) – Богом клянусь – сам приду, чтоб тебе меня не искать! Умру по собственному желанию.
Резко поменял направление прогулки:
– Туда не пойдем, там центр, много народа, а мы с тобой, что ни говори, дивная парочка!.. Врать согражданам, что ко мне приехал брат родной, ничем на меня не похожий, кроме смущающей зевак смертельной бледности, как-то не охота.
– Да я… – начал Ротмунд, собираясь уйти.
– Нет-нет! Стоп! – дородный Лорд затопал ногами. – Я еще с твоим воспитанием не закончил, не смей даже думать до того об уходе! Я тебя ждал столько времени не для того, чтобы ты мне гордо спину показывал через минуту, как только освоился с непривычным положением вещей и позабыл благодарность!! – смех-смехом, а это уже было оскорбление. В пылу и гневе Лорд не особо грозно выглядел. Ульш положил ладонь на рукоять меча. Обозначение границ утихомирило Гуго. – Прости. Не вынуждай меня говорить так с тобой. Ты – умный парень, а ведешь себя… впрочем, и я несдержан… Тут за углом – запущенный сад, где кроме пьяного нищего мы никого не встретим. Доскажу все, что должен, – уходи, убегай, даже лучше, если я тебя больше никогда не увижу: ничего личного, ты – воин, знаешь, тяжело не напасть первым… Выждать – раскрыть тактику врага. Напасть – лишить его инициативы. Мне больше по нраву второе. Пока сидел ты в своем Ротебурге – мне и горя не было, хотя наперед знал, что встреча неизбежна… Сейчас – сил нет, напополам разорвись! – и придушить хочу, и возвеличить. Потому как мы – кровь одна, Брат мой.
В саду не было обещанного нищего, непроходимая зелень буйно цвела, поднимали к небу ветви кустарники, образовывая живую беседку.
– Сваливать все на время, эпоху – вредное оправдание. Тот год, восемьсот двадцать второй, не хуже был и не лучше всех прочих дат. Просто для тебя он – особый. Начало пути. По правилам, тогда же и надо было вбить тебе в голову то, что со скрежетом втискиваю я сейчас, разрушая и сдвигая с места, выворачивая с корнем то, что самосеем проросло в тебе. Часть ты узнал. Теперь – разговор пойдет про Эруду. Что кривишься? Они всегда с тобой, и не мне что-то новое добавлять? Ушедшие… Кто они, Дети Первородных?.. Твоя беда – не с теми связываешь судьбу и не так пользуешься Даром; Дар даром пропадает.
– Пинта – это много. Это смертельно много для одного человека.
– Бери от разных людей. Судьба, Бог – называй как хочешь, хочешь – считай, что во всем виноваты обратившие тебя, – тебе столько шансов давали постигнуть то, что элементарно, что я полдня, борясь с сопротивлением, вдалбливаю! Сотни и тысячи тысяч раз за сотни лет! Тебе намекают обстоятельства – ты ставишь блок, тебе объясняют доступно – парируешь! Четыреста лет – как в анабиозе! На грани, на полшага от небытия!
– Это бесполезно, – глухо признался рыцарь Ульш Ротмунд, – я до сих пор стою со щитом. Спасибо за урок, но теперь, зная точно, я все равно не пойду этим путем.
– А, да, мы и в самом деле разные, – агрессивно оскалился Лорд так, что на лбу вздулись синие жилы. На этот раз хватило осуждающего взгляда. Подобрал пухлые губы, светлые глаза стали свинцово-угрюмы. – Расписываюсь в бессилии: ты меня бесишь.
Помолчали. В ветвях прыгали маленькие птички, перепархивали с дерева на дерево.
– Когда, наконец, уедешь?..
– Не раньше, чем через неделю. 'Августа' – большой корабль, пока с хлопотами справятся… Одно не понятно мне – я с самого начала оказался связан с Инквизицией и Эруду, которые всеми правдами и неправдами обоюдно стараются сплавить меня за море. Почему?
Гуго долго не отвечал, пыхтел, глядя в землю, отчего выступал второй подбородок. Желание показать превосходство в итоге возобладало:
– Так ведь интересно же! Интересно узнать, что там, за морем-океаном!
– У Петера Стасоса, допустим, и у Панзара интерес экономический – выгода, прибыль. А вот Эруду? Кто мне мозг изъел, подгоняя к пропасти, отсекая на каждом распутье по одной дороге?
– Они со всеми так.
– И с тобой?
– И со мной.
Пауза. Роскошная бабочка, трепеща крыльями, уселась на соцветие прямо перед собеседниками. И безобразные вспышки гнева, и невыразимая тоска – улеглись, схороненные в бездонной тьме души Высокого Лорда. Лишь в отрешенной холодности он оставался достоин такого титула.
– Я слышал и от них, и от Первородного про Игру. Что это?
– Интересный вопрос. Хотел бы я знать на него ответ. Эти эруду такие затейники!
Бабочка улетела. Цветок покачивался еще некоторое время. Изнуряющая жара.
– Игра иллюзорна. Причудливая вязь из слов, образов, песен, событий, лиц, драм, судеб и жертв. Особенно хорошо ее можно почувствовать в лунном свете. Звучит, как бред. Но это – природа и призвание Ушедших. Кто ее постигнет – станет одним из них. Тебе до сих пор пророчат стать их Повелителем, Порченный.
– Будет гроза, – окинул взглядом небо Юлиус, втягивая носом воздух.
– Будет, в свое время, в свое, строго назначенное, время…
Разговор исчерпал себя.
***
Выписка из судового журнала:
'После стольких недель неуклонного движения на запад, мы, наконец, уверены в успехе нашего рискованного дерзания. Переплыть открытое море! Сегодня, в семь часов по полудни, мы увидели вдали вершины гор чужого мира. Это, безусловно, до сих пор неизвестные нам места: приборы показывают, что мы за пределами всех ведомых человечеству прибрежных вод. Измерили глубину под килем – она снижается. Завтра мы уже высадимся на материк'.
***
Орки всегда подозревали, что за морем есть другие земли…
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Эта повесть основана на впечатлениях, доставшихся моему бедному разуму от RPG:
'The Elder Scrolls 4: Oblivion' → позаимствованы одеяния некромантов, гербы замковой стражи, образ графа (внешность Януса Гассилдора)
'Мор. Утопия' → позаимствованы способ застройки Города, образы доктора (прототип – Даниил Даньковский) и гаруспика (прототип – Артемий Бурах)
2. Название Лот-Лореан сведущему уху напомнит Лот-Лориен Дж. Р. Р. Толкиена. Да, красиво. Никакого отношения к лесным эльфам этот топоним не имеет.
3. 'Корпусные монстры' появились благодаря 'КОРПРУСНЫМ монстрам' из 'The Elder Scrolls 3: Morrowind' и бюрократам, заседающим в различных КОРПУСАХ, + молитва CORPUS IGITUR AVE SATANI
4. Обитатели Запретного Леса созданы по образу и подобию Анны Варни из Sopor Aethernus
Эпилог
1314 год.
Строительство Собора было еще не закончено. Маркус, с седеющими и редеющими волосами, рыхлый и недовольный, пришел проверять, как движется работа каменщиков. Минуло без малого пятнадцать лет с того дня, когда Ульш Ротмунд покинул Город. Поначалу Маркус все же надеялся, что год-другой – и рыцарь вернется. Как-то Лазарь, заглянувший в Ротебург по делам, обмолвился, что граф выполняет поручение Великого Инквизитора за пределами государства. Маркус не очень поверил, он по-прежнему считал Лазаря не более чем соглядатаем и мелким доносчиком, лишенным остроты понимания идей, наполняющих мир. А Лазарь дорос от простого Посланника до Первого Советника, переехал в столицу, не раздобрел, нет, посуровел – достойная смена Зинавею и Стасосу. Кстати, оба еще живы, первый, как и мечтал, на пенсии в провинции, второй – все так же бодро прядет ткань теневой истории.
У Хехта, вот уже не за горами второй десяток лет как женатого (да-да, на вдовушке Мартине), старший сын – подмастерье плотника, младший – в приходской школе, средние по возрасту – целых три дочки. Жена погуливала, Тома это знал. Было время – ругались, выгонял из дому, потом махнул рукой.
Франс открыл собственную больницу с родильным отделением. Город рос, медленно выползая, выливаясь из старых стен. Дома вдоль главной улицы снесли, равно как и бараки за Базарной площадью. На их месте члены Городского Совета отстроили четырехэтажные каменные особняки. Мода на витражи и фонтаны сделала городские виды опрятно-праздными. Запрещено было возводить дома слишком близко подступающими друг к другу, в Гриве стало просторнее. Наконец, все дороги замостили.
Дважды менялись короли и династии, Город сильно выгорел в 1307-ом. Лука Гантварк был избран пожизненно губернатором Вольного Ротебурга. Осада Города королевскими войсками не удалась. Луку поддержал Берн с ватагой наемников – бывшей замковой стражей.
Об Иоакиме ничего не слышно. Куда метнулся – Бог его знает. Пропал. Может, где-то на юго-востоке, в странах Восхода?..
Много позже, когда эта эпоха забылась, пропахла камфарой и смолами, почернела страницей древней рукописи, была сложена легенда о Маркусе, основателе Ротебуржского Собора. Вот она: "…явился настоятелю Дух Нечистый и пообещал бессмертие и силу и власть и вечную молодость, но монах распознал Обманщика и прогнал его. На следующий день Обманщик пришел в человеческом обличье и повел другие речи, что не желает зла, хочет как лучше, потому что, в отличие от Маркуса, видит будущее и всю тщету человеческих стремлений. Пугал скорой смертью. Искушал возвращением красоты и здоровья. Говорил, что ничего не просит взамен. Маркус же сказал ему, что видит замысел Обманщика, который хочет смутить его, монаха, чтоб он, польстившись на греховное, бросил богоугодный план строительства храма. Тут Обманщик напрямую пригрозил, что достроить храм настоятелю все равно не судьба, и сгинул. И на завтра в Маркуса стрелял фанатик-сектант, он истек кровью и едва не умер. Врачи долго лечили его, но Маркус все равно не бросил затеи. Как только смог снова ходить, он отправился в строящийся Собор. Леса были плохи и рухнули, а из перекрытия сорвалась оставленная нерадивым мастером висеть на веревках, ничем не укрепленная, каменная балка. Настоятель испустил дух в святом неведении, что же такое с ним случилось. Поднять балку на место так и не удалось. Другой такой не было, потому кровлю делали по технологии, называемой теперь `ротебуржской'. А злополучная балка стала одной из колонн в первом нефе. Остальные скреплены из нескольких кусков камня цементным раствором и оштукатурены под монолит. Пойди, разбери – какая та самая…"
Сейчас Маркус, как обычно, зашел в обед поглядеть на сработанное за утро строителями. Ах, как много было еще дел! По привычке, перебирая четки и шепча молитвы, задумчиво прогулялся под сводами. Дай Бог закончить до зимы купол, а ведь еще роспись, витражи, скульптурное обрамление, алтарь, страшно подумать, сколько еще…
Когда он все это затевал, дело казалось легким и скорым. Почти год ушел на фундамент. Только разобрались – Приказом Губернатора потребовалось срочно изменить уже утвержденный план, приглашенный оберзейский архитектор вспылил и уехал прочь. Пока нового искали – обнаружились изъяны в фундаменте, просел грунт. В результате первоначальную ориентацию здания поменяли на противоположную: будущий собор стал восьмигранным, вытянутым с востока на запад, тогда как раньше, наоборот, он был шире с севера на юг. Фасады были скруглены, четыре главных – едва заметно выпуклы, четыре дополнительных – сильно вогнуты. И камень брался разный – белый, красный, темно-серый, полированный и матовый.
На стадии возведения главных врат и уровня двух ладоней от начала оконных проемов деньги кончились. Следующие за тем пять лет Маркус слал письма в Городской и Королевский Советы, ездил в Атру к Главе Церкви, окучивал аристократов, льстил крупным промышленникам, изворачивался, как мог. Достал денег – в стране бардак, погромы, раскол в правительстве, убийство наследника… Проект заморозили. Пришлось прождать еще два года впустую.
Последние шесть лет, вроде, стройка развивалась беспрепятственно. Стена за стеной тянулась ввысь, к небесам. Большинство принимавших участие в возведении здания рабочих были добровольцами, потому их количество и рвение к работе отличались нерегулярностью большей, нежели распределение осадков по сезонам. Лука, не лишенный тщеславия, распорядился отчислять на строительство Собора сверх обычной десятины еще одну десятую городских денег. Маркус обещал, что скульптурный портрет Губернатора в бронзе не преминет быть поставлен в створе Врат, дабы его, в образе Первого Проповедника, прихожане первым же и приветствовали поклоном.
Трудности начались снова на этапе сооружения кровли. Два раза, завершенная, она проваливалась. Инженерной смекалки зодчим не хватало. Привычные способы кладки не помогали. Вот и сейчас никто не давал гарантии, что новая попытка не закончится так же, как и предыдущие.
Маркус развернулся, чтобы уйти, но остановился: в пустом громадном помещении, по которому со свистом носился ветер, был кто-то еще. Священник внимательно осмотрел сумрачное пространство. "Показалось", – решил он. Только занес руку для религиозного троекратного знамения, как воздух за спиной чувствительно поплотнел.
– Брат Маркус?.. – позвал незнакомый голос.
– Я… – начал оборачиваться на звук монах, покачнулся: волшебные алые глаза сверкнули в полутьме Собора. Глубокие, чистые, полупрозрачные, с искрой на дне… Чужие. Быстро пробежался взглядом по лицу, рукам, обратно. Нет, совершенно чужие. Ошибки быть не может.
– Вы кто? – с вызовом, справившись с секундным нелепым волнением, поспешил узнать Маркус.
– Друг, – улыбнулся чужак. Влажно блестящие глаза его дрогнули, чуть сузились зрачки. Землистого цвета кожа, серая с желтизной, натянулась на скулах.
– Что вам надо? У меня мало времени.
– У вас его совсем нет, – удивительно не кстати согласился незнакомец, вселяя в настоятеля жуткое недовольство.
– Объяснитесь! – нетерпеливо и сухо откликнулся Маркус, продолжая задаваться множеством вопросов.
– Вы скоро умрете, – не то с печалью, не то с издевкой произнес чудной посетитель.
– Вы убьете меня? – все так же нетерпеливо постарался оборвать странный разговор Маркус.
– Что вы, нет, нет… – покачал большой головой чужак. – Я тут как раз наоборот… – и замолчал, испытующе сверля взглядом монаха. Тот молчал. – Спасти, отсрочить, изменить предначертанное…
– Что за чушь! Вы – с ума сошли! – незнакомец раздражал Маркуса все больше.
– О, вовсе нет! – горячо отрицал чужак. – Обещаю, вам будет интересно узнать…
Маркус напрягся, вглядываясь в неприятное лицо. Нет, никогда не видел.
– Не буду слушать, пока не расскажете, кто вы и откуда, – пригрозил Маркус, отодвигаясь к Вратам. Почему никто из строителей не возвращается на работу?..
– Гм. Это никак не относится к делу. На самом деле – ведь какая вам разница?..
Голос и взгляд. Маркус дрогнул. Смертельное оружие – голос и взгляд. Разят наповал.
– …так что вы хотите?.. – слабее и тише спросил Маркус.
– Предложить весьма выгодную сделку. Все довольны, все в выигрыше. Так как?..
Морозец по позвоночнику.
– Яснее можете сказать?
– Ба, брат Маркус, вы же меня прекрасно понимаете… к чему слова?.. игра закончится по-иному, чем прежде. Я согласен отдать себя, вы – подарить мне себя. Нет?… неужто нет?.. как же – мечта? недосягаемое, желанное?.. а?..
Маркус стал белее полуденного солнца, светящего сквозь оконные проемы в зал. Пыль нескончаемым медленным танцем кружилась в вышине, взлетала, парила, опадала.
– Вы не можете знать… это… нет, не можете! – он порывисто отпрянул назад. Единственное решение, укладывающееся в, нет, не рассудок, нет, догматы веры!! – Прочь из Храма. Имя тебе – Дух Нечестивый, Обманщик, Искуситель! Вон из Божьего Дома!!
Откуда и сталь в голосе появилась?..
Чужак зашипел, обратился в призрак и, как и положено Нечистому Духу, сгинул. Маркус поискал, куда бы сесть. Сел на груду досок. Отдышался. Закрыл глаза.
– Преподобный, вам плохо?..
Маркус через силу разлепил веки – его обступили обеспокоенные строители, добрые горожане…
– Да, что-то с сердцем, голова кружится… пойду, пожалуй, к Хехту.
Хехт был дома. Приветливо кивнул старому другу, зорко оглядел каждую деталь. Чинить сломанные игрушки – да, по его части.
– Что стряслось? Садись к столу, сейчас жена обед принесет. Отобедаешь с нами?..
– Да, благодарю.
Пока ели, он думал, как половчее рассказать о случившемся. Самая средняя дочь без конца ерзала и стучала ложкой по миске.
– Вот ведь егоза, – улыбнулся мягко Маркус, отвлекаясь от тягостных мыслей.
– Прекрати немедля, Катарина, как ты себя ведешь?! – развопилась Мартина, щипнув дочь за руку. Кроха надулась и до конца трапезы сохраняла неприступный замкнутый вид. Только допили молоко – сорвалась и убежала на улицу, где уже слышались веселые крики детей.
– Святой отец, ну, хоть вы ей скажите – растет такая своевольная, никакой управы! Делает, все что хочет, родителей не слушает! – начала жаловаться Мартина, наскоро убрав со стола, села напротив с просительным выражением, подперев пухлой рукой румяную щечку. Платок съехал до затылка, каштановые волосы волнистыми прядями выбились, мягко золотились на солнце. – Что ж дальше-то будет?..
– Вот еще, и не вздумай! – замахал руками ее муж. – Глупости! Пусть себе резвится, когда ж ей потом тешиться?.. Пойдем наверх, в смотровую.
Пружинисто встал, поцеловал жену в щечку. Получил полотенцем по спине, улыбнулся. Поднялись на второй этаж. Дом был все тот же, что и прежде. Залатанный там и сям, дряхлый. Хехт исполнил давнюю мечту – купил зеркальные лампы для операционной. Даже что-то важное написал, кажется, научную статью, ее даже печатали где-то в Агобурге, в "Вестнике Саппру", Маркус не помнил точно.
– Рассказывай, – Хехт стал серьезен и внимателен.
– Тома, даже не знаю… ты душевными болезнями занимаешься? Лечишь?..
Тома сощурился. Много-много морщинок собралось вокруг его серых бисерных глазок.
– Кхм. Не берусь лечить. Наблюдаю – да, но, не зная, как они возникают и что в организме ответственно за душевное расстройство – как, скажи, я могу лечить?.. Вот Клоден, ты знаешь, лечит. И, вообще… ты пришел потому, что… что? – Хехт не нашел слов и решил заранее не обозначать свою позицию.
– Что-то странное. Слыхал о таком, но… Мне было видение. Мне… явился… не иначе как злой дух, – твердо закончил Маркус признание.
– Это точно был… – Тома кашлянул.
– Да. Он был ненастоящий, если ты понимаешь. Это точно был не человек. Видение. Но он говорил со мной! Он знал такое, что никто не знает! только я…
Тома встал, походил по комнате, покивал.
– Понимаю. Да, похоже на… – Хехт поколебался, – это называется расщепление личности. Предполагаю, что это был ты сам. Ты говорил сам с собою.
– Это ужасно, – Маркуса перекосило от отвращения. – Значит, мне идти к экзорцисту?..
– Ну… – Хехт снова посмотрел на старого друга. – Я понимаю, в чем твоя неуверенность… ведь так?..
– Да, смешно, – Маркус выдавил жалкую улыбку, при этом потер ладонью взмокший лоб. – Представь, я, я – священник, и я увяз так!.. Ах, непростительно…
– С кем не бывает, – житейской философией попробовал успокоить его доктор Хехт.
– Да нет же – я, для которого исповедать – ничтожное дело, поставь между собой и исповедующимся занавес, кивай и подбадривай, они ведь говорят в пустоту!! Я, вот никому не признавался в этом, даже своему наставнику, Прогену, – Тома и Маркус по привычке осенили себя святыми знаками, аббат давно почил; Маркус сбивчиво продолжил: – и, вот, – оно нашло меня! Закопанное, не вскрытое, схороненное, – командует мною!!
– Но, послушай, Константин ведь тоже принял постриг аж еще когда его Патрульные поприжали, он ведь брат тебе, в некотором роде. Не думаю я, что будет он расковыривать и бередить заросшие раны, а?.. методы-то у вас, церковников, одни и те же… – настойчиво уговаривал Хехт, занимаясь пустым делом – переставляя бутыли с лекарствами в своем докторском саквояже.
– Нет, что ты мне скажешь?..
Хехт видел подобную реакцию у смертельно больных. Мысленно он уже поставил на приятеле печать – "не жилец". В чумные годы так смотрели и вопрошали: "доктор, а что вы-то скажете?.." те, кого не сегодня-завтра унесут хоронить. Молили и повторяли снова: "доктор, что же вы скажете?" – и он говорил, что "все нормально, все будет хорошо, вот приду завтра, посмотрю, должно стать лучше, легче…" и им становилось лучше и легче. Они думали – вот оно, выздоровление, обещанное доктором! – и умирали во сне. Конечно, все это иносказание, нет, Маркус вот так вот не умрет. Нет. Тома Хехт потряс головой. Речь шла о потере душевного благополучия. Не сегодня-завтра. Да.
– Одного случая мало. Надо подождать. Может, кровь в голову ударила, сердечко не новое, что ни говори. Ты же старший из нас. Тех, для кого…
Тома говорил уверенно, но замолчал – Маркус сидел, закрыв лицо руками и то ли рыдал без слез, то ли стонал, кусая ладони, затыкая себе рот.
– Эй-эй, ты чего?.. – Хехт не раз с Константином унимали бесноватых, поведение настоятеля ему совсем не понравилось. Он взял его за плечи. – Ну-ка, дыши! Раз – вдох, два – выдох!
– Это ужасно! – только и смог сказать врачу настоятель. Мука и страх отразились в его взгляде, но уста опечатаны запретом.
– Слушай, а в твоем роду болезные были?.. юродивые, кликуши?..
Маркус стремительно возвращался откуда-то из нездешних далей. Взгляд стал осмыслен и даже зол.
– Что за глупость! – буркнул святой отец. Нахмурился, встал: – Ты не врач, а знахарь, шарлатан! Я ждал помощи, а ты издеваешься над моим родом, семьей! Фу, как подло! Я тебе говорю – злой бес меня посетил, а ты!!
Больше ничего не сказал, вприпрыжку слетел вниз по лестнице, выбежал на улицу. Передохнул, огляделся. Принял степенный вид и медленно направился в старую часовню, по сию пору служащую ему жилищем.
Ночью не спал. Ждал возвращения страшного призрака. Ничего. До обеда провозился с повседневными делами, в обед снова отправился проверять стройку…
Рабочие пели северную балладу, весьма подходящую случаю – о строительстве дома.
Их хабе плене, гроссе плене,
Их бау дир айн Хаус,
Лидер штайн ист айне трене,
Унд ту цист ни видер аус.
Я, их бау айн хойс ин вир
Унд кайне фенст унд кайне тюр
Иннен вйорте стром кенн зайн
Френдюберт аут кайн лихт и найн
Я, их шаффе дир айн хайм
Унд ту сойц тайлес канцен цайн!
Штайн ум штайн,
Мау их дих хайм!
Штайн ум штайн -
Их велле эма майн дир зайн!
Унэ кляйдер. Унэ шу.
Зист ту мир байнэ арбайт цу
Миттен фюссен им цемент
Фершенерст ту дас фундамент
Тройссен верт айн гартен зайн,
Унд ниман херт дех шрайн!
Штайн ум штайн,
Мау их дих хайм!
Штайн ум штайн -
Их велле эма майн дир зайн.
Их велле эма майн дир зайн.
Велльхай клйопффен,
Велльхай хеммерн,
Траузерн фельтэ зайн цу деммерн
Алле негаль штиль ум штрамм
Дих ци иллер лайт вольфрам!
Штайн!
Рабочие допели и спустились, пошли по домам – обед, как-никак. Маркус заозирался – на "площадке" остался посторонний, невысокий мужчина в темно-коричневом камзоле. Он смотрел на игру света в пылевом столбе.
– Простите, вы что-то хотели узнать?.. – подошел сзади Маркус. Он изо всех сил пытался забыть вчерашнее.
Мужчина обернулся. Маркус похолодел. Это был Нечестивый Дух. На сей раз – во плоти. Глаза более не алые, нет, карие, теплые, маленькие человечьи глаза.
– Да, хотел. Вы вчера отказались меня выслушать. И напрасно. Я решил попробовать сызнова. На этот раз – предельно доступно, – незнакомец нехорошо усмехнулся. – Вы очень глупо поступаете, брат Маркус. Времени осталось – сутки. Завтра вы умрете. Это – никак не изменить.
– И – что? – сурово прервал его Маркус.
– Я вовсе не злой дух, надеюсь, вы сейчас в этом воочию убедились. Ведь да?.. Я не обещаю больше того, что в силах дать. Дать то, о чем вы себе и мечтать запретили!!!
Маркус отшатнулся.
– Нет, вы этого точно не можете. Нет, не можете. Не можете, я знаю точно.
– Могу, брат Маркус. И ты мне воистину станешь Братом, возлюбленным Братом моим, если обратишься, получишь Дар Крови. А?.. Ты ни в чем не будешь знать нужды, я подарю тебе все земные блаженства, всю силу и власть мира!! Да, так и будет!
Тут Маркуса словно разодрали напополам. Он оставался самим собой, прежним, и смотрел на себя со стороны, не на внешнее, не на тело, не на пространство "снаружи", на свою душу, на самого себя как он есть. И Враг, стоящий снаружи, пытался уговорить этого внутреннего Маркуса, и тот почти согласился, но другой Маркус, следящий за самим собой, не разрешал подчиниться. Нет.
– А зачем тебе это? – со стороны спросил Маркус. Нездешним голосом спросил. Враг растерялся!
– Мне?.. Мне… одиноко. Обещаю – никогда тебя не покину, нет, я не…
– Ты не посмеешь произнести это имя, твой гадкий язык не коснется его!
– Я ведь правду говорю. Пусть без имен – но он бросил тебя. И – он никогда не вернется. Более того, он умрет. Один. Далеко, задаром, ни за что. А я – здесь. И я позволю тебе взять все то, что ему было неприятно и не нужно. Наверстать упущенное? Разве не сладко?.. Я верну и молодость и красоту и силу, да, тебе больно видеть себя старым, я знаю. Ты возродишься. Ты будешь править миром. Все, все что хочешь!
Маркус думал. Он представлял такие податливо преподнесенные картины будущего. Нет, лишь сумасшедший поверит, что все это возможно взаправду!
– Нет. Ты – Обманщик. Человек ты или Искуситель, Длань Врага Господа, его язык и семя, я говорю тебе – нет. Ты мешаешь мне. Уходи. Моя задача – построить Собор, венчающий Славу Господа на земле! Ты – всего лишь приспешник Врага. Тебе не отвлечь меня от моей цели.
– Брат мой Маркус! Ай-яй-яй, ты умен, оратор и логик, ну, можно ли так закрывать глаза на факты? Не верю, чтобы ты по своей воле отказывался. Тебя кто-то обманывает. Да, наверняка! Но – не я, Брат, нет, не я. Не могу допустить и того, что ты обманываешь себя сам. Если тебе предложат два проекта этого самого собора: первый – маленький, простой и безумно дорогостоящий и второй – грандиозный, великолепный, и – даром, так неужто ты предпочтешь первый?? Да еще зная, что он и года не простоит после твоей смерти?
– Я буду знать, что делал его сам.
– А вот и ошибешься! – восторжествовал Враг. – Ты его не сделаешь! Так карты говорят, так небо говорит, так линии тела говорят читающему их – не бывать!! Ты умрешь много раньше завершения работ! И замыслы твои умрут с тобой, доделают этот долгострой бездарные люди, не понимающие твою идею, это будет лишь помпезная халтура! Души не будет в этом храме!! Да, ты умрешь завтра ровно в полдень!!!
– Ты говорил, что не можешь изменить предначертанное. Так как же ты хочешь сделать меня бессмертным, вновь молодым?..
– А, это – пустяк. Ты умрешь для всех них, ты станешь Историей, воспоминанием. Тебя даже действительно убьют и похоронят… Но ты вернешься в оговоренный час! И никто не узнает!!
На один миг сомневающийся в выборе Маркус поддался влекущей зазывной пестроте будущего. Он поверил. Да. Он почти согласился.
Второй Маркус, присматривающий за первым, светло улыбнулся. И, рассекая алыми, волшебными полупрозрачными звуками пространство храма, отказал: