Океан и небо

И нет ничего. Лишь бы твой океан не погас.

И все убеждения – чушь, неразумная пыль;

Когда ощущение чувств до сожжения душ

И сухости вен. Заполняется дымом. Фитиль

Все тлеет. А я в самом центре дыма и стуж.

Уже не спасти. Не берись. Сутулится осень.

Ведь жизнь – мостовая; и кажется, надо бежать,

И, что нельзя оборачиваться. На восемь

Кого-то уже поставили опережать.

Это всё осень

Смотри! Это всё осень. Желтая и дрянная.

Её вой, как один нескончаемый, длинный день.

Сдирает с деревьев листы

и с меня листы, аж до ста. Но пока,

в каждом из них: «Кто ты? Кто ты? Где твои берега?»

Чёркаю. Чёрт, на «Люблю» ломается вся строка.

Это всё осень, якобы золотая.

Да, наблюдать забавно, когда твой кокон

прочен, и в нем ты бабочкой льёшь улыбки;

вечен. Ты ждешь таких же. Мои так зыбки.

И я скорее уже почернела, как лист,

от непогоды. Что ты… Это все осень. Осень, а не я.

Даже забавно мне наблюдать за ней,

как она разливается на «ха-ха».

Я каждый раз забываю перчатки и шарф.

Тянутся облака. Она

жёлтая и дрянная,

снова во мне разжигает свои паранойи;

это всё осень, якобы, золотая,

что я ощущаю присутствие

постоянно.

Строки осени

Сто строк

выплевывает мной проглоченный и всклоченный монолог,

прожеванный под сырость во мгле, не рушимой, в блиц

осени, тишиной, оставаясь во мне; не хватает лиц:

или сотен еще, или тысячи – ей не поправишь,

и под каждого не подстроишься из людей.

Это осень, еще одна осень, написанных глав, лишь

отличается тем, что я улыбаюсь

ей.

А, пускай, это будет не осень

А, пускай, это будет не осень, а новый взлет,

Новый занавес, рейс, да, попытка взобраться выше.

Это, вовсе, не боль, что мир рвет изнутри и скребёт,

Чтобы ты одичал и замерз на изломе крыши.

Это, вовсе, не так. Лишь простой объездной круиз,

Чуть туманнее берега, холоднее воды.

Не касание игл одиночества – это из-

Под лопаток виднеются крылья твоей свободы.

Они скоро совсем прорастут, расправляясь над

Тихим городом, что собирает воспоминания

В черновик, зарисовками улиц, почти без дат

На страницах, приобретая твои очертания.

Это, вовсе, не боль, что раскалывает и скребёт

Все основы и понимания, пеплом вышив.

Это точно уже не осень, а новый взлет,

Новый занавес, рейс, и попытка взобраться выше.

Высоковольтка

Оставьте меня, накрытую сентябрём,

Застывшую между абзацами – осень позволит.

Мне съёжиться бы биением под ребром,

Где-то под кожей, прокладывая пороли.

Под одеялами осени быть, и не сметь

Выглядывать. Они сами потом и схлынут.

Я – застекленная ртуть, безнадежная медь

Города рифм. В нем хребет безжалостно вынут.

Жадно пью кофе и скоро буду зависеть

От запаха зерен. В нем горечь – заряженный кольт,

Выстреливает: обгори, оботрись, порви сеть.

Губительная черта: осень – тысяча вольт.

Оставьте меня. Сентябрь – моя гряда.

Все давят дома и город осел в два тома.

Первые три разряда твои – ерунда,

Высоковольтки осени – точно кома.

Обрывая календари

Обрывая календари, будем падать вниз

Мы витринами. Сырость, погода… Уже пора?

И не масок уже, не прочерков. Вместо линз

Источаем моря и ежимся до утра.

Города зажимают тисками, немеют души,

Будто пулями пульс небосвода в сердца, не скрыть.

И по капле величие всё опадает в лужи.

Где летали , уже не летим, и не можем быть.

Но всё кажется это, что  холод, и боль, и вой,

Бесконечны, непобедимы и велики.

Но всё кажется это, что пеплом подошвы. Стой!

Мое солнце, свети! Мое солнце, еще свети!

Январь

Всё раскатистее над мостами. Как чистый мел,

Зарывается облаками седой январь.

Не прощается минус двадцать и грубость тел,

Лучше сразу по букве раздай меня и состарь.

Лучше сразу на дно зимовать и считать слои,

Леденеюще рыться, изнашивая плавник,

Обрастая трухой и тиной. Давай, лови

На крючок! Ведь вода всё равно не прощает крик.

Только небо и снег, что разменивают свой блеск.

Ничего, и они обесценятся, спрячут лоск.

Ничего, и они потеряют свой хруст и вес,

На зрачке помещая лишь пепел сгоревших проз.

К маю вывернем свои шляпы, тюки и клеть,

Осторожно звеня мизинцами, и на том

Мы простимся, простим и не будем слабеть и млеть

На дрейфующей льдине, которая держит дом.

Моим метелям

Декабрь. Пора.

Я буду гудеть, холодеть от несносного неба.

И может быть до заснеженного утра

я буду дышать у окна из стекла и снега,

я буду летать у окна из стекла и снега,

у твоего окна из стекла и снега,

и наметать, фонарями остывшими млея,

будто тебе я ветром и со двора

позавчера завьюжила, но не выжила.

Только мела и мела, ведь декабрь, пора.

Метелями за тебя простужена,

выжжена.

Снег

Стыло роняет небо меж окон, зим

Письма, с ладоней – белые мотыльки.

Ветер гудит. Они вальсом кружатся. Им

Только бы дотянуть до твоей руки.

Каждая тает, чуть кожа пропитана маем,

Всю тишину вбирая без слёз и слов,

Чтобы по лицам улиц босым трамваем

Тоска прокатила под музыку вечеров.

Небо роняет письма с ладони. Крышам

Холодно и одиноко. Моя душа

В небо бессмысленно тянется, выше. Мы слышим

Как зима опускается, не дыша.

Морщится простыня. Одеяло – путы.

Хочется только чаю, тепла и сна.

Снег же красив и волен всего минуты,

Пока на руке не останется тишина.

Февраль

Февраль охрип. Повсюду

Его печать. Скрип сосен

Тревожит сон и всю ту

Печаль срывает. Тьма.

Гони мою простуду,

Февраль! Ты груб, не сносен,

Как осень. Бей посуду! -

Меня не пей до дна.

28.02.2017

Апрель

Апрель, как и ныне, скуп на объятия, вроде

Босоногого ветра, поющего до утра.

По твоим рукавам, рубашкам и шее бродит

Он дождем, как осенняя выдержанность пера,

Под биение сердца. Только бы больше солнца..

Вырываясь по слогу, гнутся под тонной звезд

Откровения всех планет на иголке. С волн вся

Нежность окнам, по сути сущности наших гроз.

Что вернее бы нам, как вертится, только пусто

На ладони. Мы бурями возле домов влиты,

Просыпаемся, ждём. А облаком белым густо

Остаются апреля, стати зимы, следы.

По твоим рукавам, рубашкам и шее бродит

Всё апрель, как осенняя выдержанность пера;

На объятия скуп, дождями проводит, вроде

Босоногого ветра, поющего до утра.

Простуда или хандра

Простуда или хандра,

Или дикой весны недели

Меряют наши тела,

На сколько мы постарели.

Снимает с волос «Прощай!»

Апреля протяжный голос.

Не надо, не обещай.

Метели, в пустую соло.

До скорого. Вечен день.

Поломаны видимо спицы

В колесах времен. Мигрень,

Простуда, хандра, не спится.

03.04.14

Взмах крылом

Белый взмах крылом,

и под защитой я,

когда мила, добра,

заботлива, нежна,

как тишина спокойна.

Забыт и статус воина.

Что в снах витая белых,

причудливых и смелых

я под защитой. И

когда боюсь бежать,

идти боюсь и падать,

когда себе не рада,

а жизнь как пепел ада.

Цепляет каждый вдох,

с вен ненависти стоном,

в удушливых цепях

царапает без слов,

что бездна та бездонна,

безмерна и огромна, —

крылом укрыта чёрным

и тьме уже покорна.

В ней боль, как новый вдох,

а слезы как улыбка.

В душе немая скрипка

поет, что жизнь как нитка,

слаба…

2007

Крылья

Не дарите мне крылья

Этой жизни безногой,

Пусть осыпана пылью

И избита дорогой.

Я взлететь не пытаюсь

В голубые долины,

По частям рассыпаюсь

От дыханий глубиных

Не дарите мне крылья,

Я их трогать не смею,

На плечах не осилю,

Поломать и сумею.

Не хочу больно падать,

Если крылья растают,

Украдет моя радость

Ощущение рая.

Пусть усну от бессилья

В очередности строгой.

Не дарите мне крылья

Этой жизни безногой.

2008

До воскресенья

Ну, давай же до воскресенья,

а потом проведем пол-лета,

а потом проведем пол-жизни

вдохновенья, пол жизни красок,

или медленной вечности шелест

на ладонях капелькой сна,

на ладонях капелькой света

до рассвета каждого дня,

переборами сердца сонеты

до темна звеня, до темна,

забывая все имена.

Ну, давай же до воскресенья,

а потом проведем пол-лета ,

а потом проведем пол-жизни,

и еще хотя бы

полдня.

19.01.14

***

Улыбнуться. «Снег сегодня чудесен, смотри,

искрится и падает.

Радует? Как же иначе? – радует.»

И еще улыбнуться,

на три отвернуться,

зажмуриться и провалиться хотелось бы, но

осиновой тростью постукивает горчинка через окно.

Придется еще улыбнуться,

чтобы никто её

не заметил.

21.01.14

Два сердца

Два сердца – два пылающих костра,

Волшебной нитью связаны на веки.

Пока сдувают пыль с небес ветра,

Два сердца поворачивают реки.

Как тает миг в звучании секунд,

Проходят годы робкою метелью.

Два сердца вместе зачинают бунт,

И вместе наслаждаются капелью.

Из лунной пыли соткан вечерок,

И от того сверкает взгляд сильнее.

Два сердца и горящий костерок

И кажется, чем дальше – горячее.

2008

Мой друг

Мой нежный друг – ты сон мой, ты мой лучик.

И я твой взгляд, как бабочку ловлю.

Я в темноте найду волшебный ключик,

Тебе, мой друг, я вечность подарю.

Проходит день и ночь проходит скоро,

И ты, мой друг, вдруг что-то приуныл,

Тебя согрею, как звезда аврора,

Чтоб уголек твой в сердце не остыл.

Твои глаза как эхо ночи темной,

И это эхо слышу я всегда.

Я за тобой иду по жизни сонной,

Вновь растопив печали берега.

Мой нежный друг – ты сон мой, ты мой лучик,

И я твой взгляд как бабочку ловлю.

Я в темноте найду волшебный ключик,

Весь этот мир тебе я подарю.

2009

Следы

Вечерних прогулок следы,

Прилипшие лентой, у парка

Остались прохладой воды,

Меж зонтиков, брызгами. Марко.

Под цокающим каблуком

Помятой оберткой букета

Ветер шуршит, и в том

Отчетливей звуки привета.

На свет улыбнешься – сладко,

В вечерье темнеющих улиц,

Забавит в парке палатка

В мгновении радости двух лиц.

Плывет по вспененным лужам

Его озорная улыбка,

Он, кажется, в ней был простужен

В сценариях кроткой попытки.

Вечерних прогулок следы

Разносят свои ароматы,

Вдыхаешь горчинку мечты

С разгулом небесных раскатов,

И кажется всё плывет

Под звуки чужих оркестров,

Где в капле дождя – маэстро.

Ты чувствуешь кожей – он ждет.

28.04.2013

Берегу

Нам городами задыхаться, жечь минуты,

Не оставляя ни мгновенья после точек.

Зима изнашивает времени приюты,

Все больше, стрелками часов. Мир на бегу.

Я берегу остатки неба лунных лиц и

Их кораблей сиянье веет теплым ветром.

С них триолетами слетает вереница

Помятых звезд души, бескрылья сея мглу.

Аккорды вечности по венам пробегают.

Я берегу остатки неба, берегу.

2014

Я буду старой

Я буду старой, глухой, обрюзгшей,

Мне будет семьдесят или сто пять,

И в этой комнате, вам не скучной,

Мне будет скучно одной читать.

Под одеялом в носках и шали

Я буду греться одним тобой,

И вспоминать, как вдвоем мешали

Кому-то сверху, лежа спиной.

Я буду в кресле сидеть у печки

В неярком свете, подставив ноги,

Я позабуду от старости слоги,

Но нашу встречу запомню навечно.

Поставлю лампу, возьму перчатки,

Все распущу и начну вязать

Уже для внуков, глядя украдкой,

Или для правнуков. Как же знать…

В моих морщинах обвисшей кожи

Остатки прошлых останутся лет,

Да, и в твоих конечно же тоже

Года оставят свой мудрый след.

Я буду старой, глухой, обрюзгшей,

Мне будет семьдесят или сто пять,

И я усну, возможно, не нужной,

Но, что тебе нужной – буду знать.

29.03.2013

Подышу тобой

В минутах мерится пространств затихших грань.

Я подышу тобой немного. Вёсны в лужах

Пусть отражаются и тонут в них же. Стань

Совсем вне времени вселенских мер ненужных.

Я подышу тобой немного. Скоротечен,

Неуловим и растворим соленым морем

Период свежести, вдыхаем, так беспечен.

Перенасыщен остается. Так устроен.

Побудь вне времени, немым пространством возле,

Миры проходят мимо с капельку потока.

Весна останется, а может быть, и после…

Ну, а сейчас я подышу тобой немного.

14.04.14

Рисованные трамваи

Малиновым рассветом пахнет утро

из чашки с золотистыми краями.

Мы точно незаконченные сны

под очерками серых городов.

А сытые трамваи снова нами

заполненные стали до краев,

а старые трамваи снова встали

поломанными стрелками часов.

И за окном не более весомей

рисованные листья, в акварели,

на отраженном небе – на ладони,

сметённые крылами белых стай.

Не остаются более недели

свирели согревающие нас.

Трамваи оставляют нас на осень,

перелистав. А я схожу сейчас.

28.08.14

Осыпается лето

Отцветают закаты. Прости,

не могу их совсем удержать.

Осыпается лето, в горсти

я сжимаю крупицы.

Только запахи, как мотыльки

опаленные жаждут больше летать.

Смыты августом лепестки,

увядают на лицах.

Осыпается лето, в горсти,

осыпается. Я

сжимаю его крупицы.

28.08.14

Персональное счастье

Моё счастье подобно солнцу, даже прелюдно,

может взрываться из точки за долю секунды,

приобретая масштабы целой вселенной.

Будто порхание, в несколько жизней сгорание, а иногда,

всего-то в два взмаха ресниц.

Но моё счастье живет лишь в твоей улыбке.

И, знаешь, твоя улыбка – моё персональное счастье.

14.07.14

Ты можешь молчать

Ты можешь молчать, что ж…

Считая длину лет.

Как будто меня нет,

По силам тебе вид.

Ты можешь кричать: «Ложь!»

По новой у стоп дня,

Как будто уже я

Ненужный цепи винт.

С морей по глотку штиль,

Где небо и свет лун,

Где песни твоих струн,

Ты можешь любя жить.

А можешь планет пыль

Совсем без меня жечь,

Но в мире седых свеч,

Вдали, но ты должен быть.

12.02.14

Твой вирус

Твой вирус распространяется

быстрее тягучих туч над головами,

быстрее не высохших троп – они держат подошвы.

Овалами лиц заполняются все отражения,

до жжения однотипные. Будто годами

изнашиваются звериными клетками. И

их вирус твой совсем-совсем не берет.

Зато он ломает и дергает сильно мечтателей:

и, кажется, больше радуйся и живи.

А вшитые на скоро чипы возле запястий,

уже не мешают, как раньше, срывая размах,

не вызывают немыслимо острой боли

булавочными дорожками пульса в висках,

прокладывая электричеством под ребром

разряды.

Твой вирус определяется датчиками

объёмнее счастья, без счёта энергией солнца.

А волны его без проб, да, с ног, как цунами,

над домами, и окнами города томных иллюзий

перекрашивается ночь, среди серости пепла